У Минхо волосы обесцвеченные, цвета грязи после проливного дождя. Тусклые пряди свисают со лба, смутно напоминая солому. Раскаты грома больше не беспокоят его душу, теперь же, поселяясь в домике на берегу моря. В них – звенящая тишина в ушах, постепенно превращающаяся в главную подборку хитов его бытия.
Пыль лежит слоями на диване, кухонном гарнитуре, кровати и даже на самом Минхо. Призраки всё ещё витают здесь, шепча, укутывая, обнимая за талию. Свежий воздух, принесённый открытым окном, убивает их, душит, переламывает сладкие нотки оставшегося парфюма. И так хочется выбить эту дурь с башки. С вен, воздуха и всей самой жизни. Сердце бьется чаще, пульс растёт, вытатуированные инициалы дают о себе знать. Минхо читал на досуге, что теперь можно вывести эти ошибки прошлого. Что насчёт тех же каракуль, только выведенных на сердце?
Почки, легкие, печень и прочие внутренние органы кажутся совсем ненужными его владельцу. Сердце – хозяин его истерзанной души. Кому нужны органы, если единственное, чем ему остаётся дышать, так это пепел сожжённых чувств под кислотным дождём? В чём польза пищи при условии поедания самого себя глубокими раздумьями? Разве в том, чтобы по будням позволять себе выпить горячий шоколад, в котором воистину никогда и не было главного ингредиента, а в выходные – уксус, скрытый под этикеткой соджу?
Беспокоится не о чем, ведь это всё ничего значит, и легко восстанавливается. Достаточно лишь закрыть глаза и вспомнить ласковые прикосновения его рук. А сердце, оно ничем не дышит, ничего не пьет, не ест, не выветривается. Минхо изначально невзлюбил этот привередливый фиброзно-мышечный орган, но наивно доверил в чужие руки. В чьи-то мягкие ладони всучил своё доверчивое сердце, вырванное вместе с кровяными сосудами.
Поначалу огромная пропасть в груди только согревала, затем начала жечь. Эта пустота никуда не исчезала, разве что теперь совсем не ощущалась. От цветов когда-то растущих там, остались лишь шипы и корни. Но Минхо не устаёт их покупать, и забегает каждый раз как в первый. Тогда – влюблённый до беспамятства, сейчас – любящий до гроба. Невооруженным взглядом разницы и не заметишь, да и не надо ничего видеть. Минхо её чувствует, прожённой дыркой в груди, выплаканными слезами, печенью, почкой и легкими – своими внутренними органами души.
–Тебе так идут лепестки цветов, Хан-и.
Ли играет ещё несколько минут с грязью, мажет её щеки. Всего на минуту из-под закрытых век, мерещится знакомый силуэт. Он стоит рядом, дышит часто-часто, и кажется что вот дотронься Минхо до него чуть раньше, то смог бы почувствовать тепло разливающееся по кончикам пальцев. Джисон проводит рукой по волосам, одаривает пожалуй своей самой горькой улыбкой. Ли чувствует что-то щемящее в груди, надламывающиеся кусочки сердца щекочут изнутри. Он знает, что это их последняя встреча, читает, подтверждение в глазах напротив. Если бы Минхо мог, он бы лёг с ним прямо здесь и заснул бы вечным сном.
Прямо как в детской сказке.
–Нет, Хан-и. Я выкопал эту могилу для нас обоих.
Раньше Минхо боялся призраков до дрожи, сейчас же нуждается в одном из них как никогда. Джисон бы усмехнулся его трагедии, припомнив вечера при просмотре ужастиков. Правда в то время плечи Хана всегда находились в зоне досягаемости, укрывая как тогда казалось от всех бед.
Джисон любил играть в шахматы, Минхо – любил Джисона.
***
Ты, который раньше ярко улыбался, медленно умираешь.
В этом пустом пространстве, внутри которого никого нет,
Иногда по ночам слышны только твои долгие вздохи,
Как рыдает твое сердце, когда ты один,
На самом деле у тебя всегда были сухие глаза.
~"Silent Cry"
