…обещаю себе не сдаваться,
не верить, не просить, не бояться…
Серебряная свадьба
…глаза тоски светлы и смотрят вниз
Василий Бородин
Дай Ли, водворяя Зуко в камеру, швырнули его в стену с такой силой, что от удара он сразу потерял сознание. Очнулся он, лежа на холодном полу, во тьме. Руки, до сих пор в каменных оковах, затекли. Он их еле чувствовал. Камень на руках, камень вокруг… Он не знал, где находится, казалось, где-то глубоко под землей — толща камня словно давила на него всей тяжестью. Дышалось с трудом. Все тело болело после последней бесславной схватки, боль накатывала, как волна, и слегка отступала, чтобы в следующее мгновении нахлынуть снова. Но от боли он мог хотя бы немного отгородиться. Полезное умение, спасибо Хозяину огня. Справиться с гнетущими мыслями получалось хуже. Сколько часов уже прошло? Он не мог почувствовать солнце, поэтому потерял счет времени. Раньше он всегда, в каждую минуту, ощущал с течением времени связь, и сейчас эта утрата особенно пугала. В тесном каменном мешке с неровными влажными стенами было холодно. Или Зуко так казалось, потому что его внутренний огонь стал таким слабым. Напоминал еле тлеющие угли, а не пламя. Схватка забрала все силы, вычерпала огонь. Он не мог зажечь и крохотной искры, даже чтобы оглядеться. Всех покорителей огня в начале обучения предупреждали, что так может случиться. Не рассчитаешь — слишком быстро исчерпаешь силы, и тогда можно надолго ослабеть. А слабость опасна. Вспоминая рекомендации учителей покорения, он мог бы рассмеяться, если б хватило на это сил. При истощении внутреннего огня в первую очередь советовали находиться на солнце и уделять внимание еде, лучше всего приправленной самыми острыми специями. Здесь же — ни еды, ни света. Он обещал Катаре, что непременно выберется. Но, конечно, соврал — всерьез остаться в живых он не рассчитывал. Поэтому Зуко не ожидал, что придет в себя в темнице. Он был жив. Почему Азула не убила его? Для нее он предатель. Ей что-то нужно от него? Но что? Время застыло на месте, а он все так же лежал на полу, свернувшись в клубок, чтобы было хоть немного теплее. Постепенно он снова стал погружаться в забытье. Ему чудились шорохи и позвякивания. Или от слабости звенело в ушах? Последнее, о чем Зуко успел подумать, прежде чем его вновь накрыло темнотой, — дядя. Что с дядей? Где он?***
Катара и во сне не забывала того, что случилось. Хоть разбуди ее среди ночи, она могла бы дать полный отчет. Они на корабле военного флота страны Огня — отряд ее отца этот корабль захватил. Следуют из залива Хамелеона в открытое море. С ней отец, Сокка и Тоф. В Ба Синг Се они потерпели поражение. Аанг побывал на волосок от смерти. Она смогла вернуть его к жизни с помощью воды из Оазиса духов, но до полного исцеления было еще далеко. Они спаслись бегством после падения города. Зуко и дядя были захвачены в плен. Зуко пожертвовал собой, чтобы она и Аанг могли спастись. Она ни на секунду об этом не забывала. Но во сне она, по крайней мере, могла ни с кем не говорить, ничего не объяснять. Не ловить сочувствующие или недоуменные взгляды. Во сне было проще. Но жизнь всегда использует любую лазейку, чтобы продолжаться. Поэтому ей приходилось вставать по утрам и делать все, что делал бы на ее месте человек, у кого в душе не было такой огромной дыры. Катара старалась занять каждую минуту чем-то полезным. Дыра внутри болела по-прежнему, но дела немного отвлекали от боли. Стиснув зубы, она продолжала исцелять рану на спине Аанга. Рваные, багровые края ее постепенно затягивались новой розовой кожей, но так медленно. Аанг дышал редко и неглубоко. Катара старалась каждый день подольше посидеть у его постели. Если бы не дыра внутри, ее наверняка бы разрывали изнутри тревога, острая жалость к бедному Аангу, жгучая досада на себя (почему она такая неумеха и не может исцелить быстрее? почему она вообще это допустила?). Но дыра почти не давала ощутить что-то еще. Только порой, очень редко, Катаре хотелось заплакать. Но плакать она себе не разрешала. Хватит. От слез нет никакого толка. Ночью Катара подолгу не могла уснуть. Тогда она прокрадывалась на пустую палубу и начинала двигаться, как в танце. Она помнила только некоторые движения, но повторяла их снова и снова. Вокруг нее во все стороны простиралось море, а ночь освещалась светом лунного диска, лишь самую малость идущего на убыль. Все, что нужно для покорения воды. Но она тренировалась не в покорении. Закрыв глаза, она представляла в руке кинжал, и двигалась с ним, нападая и защищаясь. Она крепко сжимала воображаемую рукоять, помня о словах, выгравированных на ней. «Никогда не сдавайся».***
Азула медленно прошлась по роскошным покоям. Тронула драгоценное дерево полированной столешницы, в которую можно было при желании посмотреться, как в зеркало. Провела рукой по зеленому бархату ниспадающих занавесей. Убогий цвет. Надо приказать их заменить. Она подошла к окну. За ним простирался огромный, в один день покорившийся ей город. Ее подарок отцу. Движения точные и спокойные — как и всегда. Однако внутри закручивалась воронка беспокойства. Она сбила мальчишку молнией. Никто бы не смог после этого выжить. Он погиб, находясь в состоянии аватара. И это значит, что… Аватар больше никогда не возродится вновь. Она не упустила Аватара. Она убила его. Она нашла самое лучшее решение. Окончательное. У страны Огня не осталось больше сильных врагов. Отец будет доволен — его дочь показала себя как подлинная наследница престола, настоящий лидер. Все было бы отлично, если бы не тихий, но настойчивый голос сомнения. Он не давал насладиться победой — потому что в этой победе не было совершенства. Доказательства смерти Аватара нет. Проклятая простолюдинка сбежала вместе с его телом. Никто бы не выжил, напомнила себе Азула. Но… голос сомнения продолжал звучать. Победа не будет полной, пока она не получит доказательство. Постояв у балкона еще немного, она решила, что делать. Азула вызвала командира стражников тюрьмы. Тот доложил, что пленник, о котором она спрашивает, недавно пришел в себя. Спускаясь в темницу, она прикидывала на ходу. Времени прошло уже достаточно, чтобы Зузу впал в отчаяние. Без толстого нытика-дядюшки и этой противной девчонки, совсем один, в полной неизвестности… То, что нужно. Азула отпустила стражника и, скрестив руки на груди, прислонилась к стене тюремной камеры. Выжидая, помолчала, разглядывая брата. С покрытым синяками и ссадинами лицом, выглядел он плохо, но смотреть старался решительно. Даже с угрозой. Впрочем, как она и думала, долго он промолчать не смог. — Что тебе нужно? Она слегка улыбнулась, не отказав себе в удовольствии продлить паузу. — Рада тебя видеть в добром здравии. Зуко бросил в ответ злобный взгляд. — Что? — она изобразила удивление. — Я в самом деле рада, что ты пришел в себя. Не люблю мучить людей. Мне жаль, ты легко мог бы всего этого избежать… — Хватит врать, Азула! — огрызнулся он. — Что тебе от меня нужно? — Так, ничего… — она проверила маникюр. Острые ногти, покрытые слоем кроваво-красного лака, были безупречны. — Хотела узнать, что ты в порядке. Хоть кто-то из моих родственников… — Ты говоришь о дяде? — он резко прервал ее. — Что с ним? Отвечай! — Даже не знаю, как тебе и сказать, — Азула сделала неопределенный жест рукой. В ее словах была скрытая угроза, и Зуко это понял. — Говори! Или убирайся, если пришла только поиздеваться! — Необязательно так грубить! В конце концов, не я тут совершила предательство, — она взглянула, проверяя реакцию Зуко. Тот сжал зубы, но промолчал. Азула постаралась выразить голосом сочувствие: — Возможно, я могла бы рассказать тебе о дяде… Она глянула по сторонам. По тесной камере заметались тени, когда стражник внес туда зажженный факел. Она сразу заметила, как Зуко всем телом потянулся к источнику света и тепла, а потом постарался себя остановить. Слабак. — Ты скажешь? Или тебе что-то нужно от меня? — прервал Зуко ее размышления. Она чуть не поморщилась. Никакого уважения к красоте словесной игры. Слишком прямой, слишком правдивый. Изгнание ничему его не научило. — Ну, — она сделала вид, что обдумывает. — Пожалуй, ты можешь кое-что сделать, если хочешь узнать о своем ненаглядном дяде. Зуко поднял бровь. — Сделать что? Кажется, он воображал, будто у него есть какой-то выбор. Азула продолжила ровным голосом: — Когда мы прибудем в страну Огня, ты подтвердишь отцу, что Аватар мертв. — Ты предлагаешь мне врать? — Зуко отшатнулся и вытаращился на нее, словно она отрастила вторую голову или сделала что-то еще, настолько же непредставимое. — Что значит врать? Я убила его. Просто у меня нет тела. Твои слова будут доказательством. Он молчал, тяжело дыша. Пауза становилась длиннее, чем нужно. — Но он жив, — брякнул вдруг Зуко. — Что?! Азула собрала все свои силы, чтобы не схватить брата за плечи и не начать трясти, заставляя взять последние слова назад. — Ты слышала! Аватар жив. — Я. Убила. Его, — процедила Азула. Что за балаган! Он пожал плечами и отвернулся. — Ты мне врешь! — Как тебе угодно. Я сказал то, что знаю. Теперь твоя очередь. Говори, что с дядей. Каков наглец. Азула незаметно сделала длинный вдох, выдохнула. Затем широко улыбнулась. — Ты сказал чушь. Но так как я, знаешь ли, обладаю благородством, соответствующим моему статусу… Ее тупица брат пробормотал себе под нос что-то вроде «благородно выстрелить в спину», она предпочла это проигнорировать. — …Так уж и быть, я тебе отвечу. Лицо Зуко в тот же миг озарилось надеждой. Какой наивный, даже неловко. Но он сам напросился. — Наш предатель-дядя, — она продолжала улыбаться, — в тюрьме, под усиленной охраной. Далеко от тебя. Домой он будет перевезен отдельно. А потом? — она отметила растущую тревогу в лице брата. — Он будет гнить в заключении до конца своей жалкой, ничтожной жизни! Вот всё, что я могу тебе сказать, надеюсь, ты доволен, и… Зуко, не дожидаясь, пока она договорит, вскочил на ноги. От него полыхнуло волной жара. Каменные наручники разлетелись острыми обломками, и Зуко бросился на нее. Попытался. Разумеется, Азуле ничего не стоило отразить удар. Он и раньше не мог справиться с ней, а теперь и подавно. Когда она уходила, стражники сковали руки Зуко новыми наручниками. На сей раз металлическими. Она все равно добьется того, что ей нужно. А пока — пусть он посидит там еще, в неизвестности и одиночестве. И с чего он вообще стал таким строптивым? Мысль сверкнула резко, как молния. Азула застыла на месте, так, что тюремщику-сопровождающему пришлось ее окликнуть. Он сказал, что Аватар жив. Чушь. Глупость. Это просто невозможно. Но ведь Зузу не умеет врать?***
Сокка наблюдал за сестрой уже три дня, и то, что он видел, ему не нравилось. Нет, Катара не лежала в слезах, носом к стенке. Она вставала каждое утро. Лечила Аанга, отправляла Тоф чистить зубы и причесываться. Заботилась об Аппе, покорением доставала ему вкусные водоросли из океана, расчесывала шерсть. Всегда помогала с едой, посудой и стиркой. Вот только она ни разу не улыбнулась. Улыбка не коснулась даже края ее глаз. Она ни разу не встала — руки в бока — чтобы кого-нибудь отчитать. Дождавшись, когда все уснут, она ночью выскальзывала на палубу и занималась до изнеможения, словно сражалась с кем-то, преследовала кого-то… Наверно, сама она считала, что «хорошо справляется». Кто-то, кто совсем не знал Катару, мог и вправду решить, что это так. Но Сокка-то знал ее всю жизнь. Поэтому, выждав момент, он подкараулил сестру на палубе. Схватил за руку и, прижав палец к губам как знак молчать, впихнул в маленькую кладовку. — Сокка! — ахнула от неожиданности Катара. — Что ты задумал? — Ничего плохого, — ответил он честно, усаживаясь на перевернутое деревянное ведро. — Поговорим? — У меня нет времени! — она сердилась. — Мне пора лечить Аанга… — Успеешь. — Я обещала помочь на камбузе! — Чуть позже! Я присоединюсь, — пообещал он, внутренне содрогнувшись. На что он согласился! — Да что тебе от меня нужно? — закричала Катара, уперев в бока сжатые кулаки. Почти как раньше. Сокка мысленно записал себе пару очков. — Сядь, — он махнул рукой в сторону старого сундука, и Катара неохотно присела. — Я хочу поговорить… про Зуко. Лицо Катары так и вспыхнуло. — Вот уж не думала, что ты такой бессердечный! — она ткнула пальцем Сокку в грудь. — Наоборот! Тебе нужно… — Мне нужно, чтобы ты оставил меня в покое! — Чтобы ты опять ходила с застывшим лицом, стараясь не проронить ни слезинки? Чтобы ни с кем не говорила, кроме как по делу, а уж отца особенно избегала? Чтобы каждую ночь тайком тренировалась до одури, пытаясь понять, что тогда сделала не так? Когда он начал говорить, сестра раздраженно свела брови. Потом ее лицо исказилось, словно от боли, и она опустила голову в ладони. — Я ведь понимаю, — продолжил Сокка тише, борясь с желанием взлохматить сестре затылок. — Знаешь, сколько раз я сам прокручивал в голове, мог ли я что-то сделать иначе? Чтобы Юи осталась жива… Или чтобы мы не расстались с тобой… Катара отняла руки от лица и посмотрела на Сокку. Ее взгляд был все ещё сердитым, но в глубине глаз уже светилось сочувствие. Ну, как всегда — как бы ни было плохо ей самой, Катара должна помочь кому-то ещё. — Но я не об этом. Не только об этом. Помнишь, как у нас на Южном полюсе поступали, когда кто-то уходил охотиться далеко от дома? — Помню, — она опять нахмурилась. — Но при чем здесь?.. На Южном полюсе рассказывали истории. Полагалось сесть вместе со всеми в круг у очага, а дальше — рассказывать о том человеке, что был сейчас далеко, и слушать. Истории могли быть разные — трогательные и смешные, поучительные и глупые. Истории звучали и вызывали к жизни другие истории, они цеплялись друг за друга, сплетались в единое полотно. Зачем так делать, старшие объясняли по-разному. Кто-то говорил, что полотно историй сделает дорогу домой гладкой и ровной. Кто-то считал, что так духи услышат, как ушедшего любят и помнят дома, и помогут ему вернуться. Другие думали, что оставшиеся, вспоминая дорогого человека и разделяя это со всем племенем, претворяют свою тоску во что-то другое. В то, с чем легче будет жить и ждать. Тогда они не подцепят болезнь души, что ещё зовется отчаянием. — Как при чем? Тебе это нужно, Катара! Она смотрела в стену, сжав губы. Что за упрямица! — Ладно! Мне это тоже… вроде как нужно, — буркнул Сокка. Взгляд Катары стал подозрительным. — Не могу выносить, когда ты такая, — тихо признался Сокка. — И не могу тебя поддержать, потому что сам почти не знаю этого придурка… Катара стукнула его по руке. — Ну, не придурка, а… твоего возлюбленного, отраду твоих очей и радость сердца? — предложил Сокка, припомнив свое случайное посещение поэтических чтений в Ба Синг Се. — Рискуешь! — предупредила его сестра. — Тут рядом целый океан. В уголках ее глаз Сокка заметил смешинки. Совсем крохотные. Он затаил дыхание. — В общем, расскажи мне про него. Я тоже что-нибудь расскажу. А в следующий раз про господина Айро! — Твои истории представят Зуко в плохом свете! — запротестовала Катара. Но с самой-то идеей она уже не спорила! — Значит, тебе надо будет постараться это уравновесить. Только, чур, — добавил он торопливо, — без этих вот… без глупых подробностей! Я и так видел больше, чем мне хотелось! — Ты ничего не видел! — запротестовала Катара, свирепо краснея. Очень хорошо. Тот, кто так краснеет, вряд ли будет потом ходить с пустым лицом. — Ну, как бы то ни было, — Сокка хмыкнул и начал, стараясь, чтобы голос его звучал как у настоящего рассказчика: — Много уже минуло дней и ночей с тех пор, как мы впервые встретили Зуко. Когда мы увидели этого парня, сходящего с боевого корабля страны Огня, он показался нам форменным придурком! Он явился на нашу землю как захватчик и вел себя как грубиян. Схватил Пра-Пра за руку… — Он жалеет об этом! — вклинилась Катара. — Помолчи, я рассказываю! В тот же день состоялось событие века, — Сокка выдержал многозначительную паузу, — знакомство головы этого болвана с моим бумерангом… Катара хихикнула. Сокка, воодушевленный этим, продолжил. Затем и в самом деле настала ее очередь. А потом опять очередь Сокки. Слова приходили легко. — …И тогда я сказал себе — почему этот проклятый принц не ищет Аватара? И зачем, Кох побери, ему парные мечи? Катара смеялась — заливисто, звонко, как когда-то раньше… Легко приходили и слезы, когда она вспоминала разные мелочи, ставшие сейчас такими важными. Истории про заботу, про их шутки, про огорчения и радости. Сокка узнал, что бывший принц бывал и застенчив, и заносчив, а иногда и попросту несносен. Но кажется, он менялся, и был уже не тем отъявленным покорителем придурков, что когда-то. А уж от истории с его папочкой всё внутри просто леденело! Спустя некоторое время говорила уже больше Катара, а Сокка слушал. Зуко хотел вернуться домой — и отказался от этого. Он любил театр и старинные романы, хотя вряд ли бы в этом признался кому-то, кроме Катары (Сокка сделал себе пометку: при случае — ну, когда плен будет уже позади — подразнить его как следует). Он любил своего дядю. Сокка хмурился. Теперь он мог словно окинуть взглядом кусок жизни Катары, который они с сестрой провели порознь. Там было над чем посмеяться, было над чем погрустить. Но в планы Сокки не входило переживать очень уж сильно. Он хотел поддержать сестру, и всё! Но тут Катара произнесла одно имя, и Сокка отвлекся от раздумий. Не может быть, наверняка он ослышался! — Джет? — переспросил он. — Не может быть! Тот самый? Катара кивнула. — Вы полезли спасать его и его тупых друзей из подземной тюрьмы? И Зуко согласился тебе помогать? Хотя знал, что проклятый Джет затопил город людей Огня?! Она опять кивнула, уже смущенно. — Да этот Зуко — самый невезучий болван на всем белом свете! — сказал Сокка с облегчением. Тема Джета была отличным поводом вернуть привычный сарказм на место. — Угораздило же его влюбиться в тебя! Уверен, спасение Джета — это только начало глупостей, которые он совершит во имя великой любви! — он помахал рукой, пытаясь изобразить масштаб оных глупостей. — Вот дурак! — Катара сердито его отпихнула и, распахнув дверцу кладовки, выбралась на палубу. — В следующий раз натравлю на тебя Тоф! — крикнул Сокка ей вслед. Сестра уходила, высоко подняв голову и громко топая. Куда больше похожая на себя прежнюю. — Помни про океан, он всё ещё рядом! — бросила через плечо Катара. Тем вечером Сокка долго не спал, прислушиваясь к дыханию сестры. Она натянула одеяло на голову и свернулась в клубок. Ему показалось, что он слышит какие-то приглушенные звуки. Она плакала? Он решил ее не тревожить.***
Катара заметила, как Тоф скрючилась у борта корабля. Опять. Величайшая в мире покорительница земли страдала от морской болезни. Палуба судна не давала ей «видеть ногами». Может, от этого укачивание действовало на нее особенно плохо. Тоф отвергала всякую помощь, но Катара уже устала наблюдать, как девчонка то и дело перевешивается за борт, а затем сидит с позеленевшим лицом. Она подошла и села рядом, не обращая внимание на недовольный возглас. Вытащила пробку из меха с водой и призвала немного жидкости в ладони. Дала младшей девочке умыться и попить. — А теперь опусти голову ниже, — сказала Катара тоном, который Сокка называл командирским. — Закрой глаза и дыши. Вдох — считай до четырех, выдох — до восьми. — Чушь, — проворчала Тоф. — Ничего не чушь. Попробуй. Будет меньше тошнить. Похоже, Тоф было совсем неважно, потому что она смирилась и начала ритмично дышать, задерживая выдох. — Ладно, не чушь, — буркнула она спустя несколько минут. Ее лицо стало уже не таким зеленым. — Слегка помогает. Катара усмехнулась. — Это Зуко меня научил, — неожиданно вырвалось у нее. Несмотря на все усилия Сокки, ей все еще было непросто произнести это имя вслух и при этом не заплакать или не потеряться в грустных и тревожных мыслях. — А он соображает! — Тоф одобрительно хмыкнула. — Кстати, я придумала ему прозвище, — добавила она вдруг. — Только не это! — простонала Катара. — Это Сокка тебя подучил, да? — Вот еще! — Тоф явно полегчало. Она развернулась из своего клубка и вольготно разлеглась на палубе, задрав ноги и уперев ступни в борт. — Умник ничего не понимает в прозвищах. — Тогда скажи, что придумала, и отстань от меня. Тоф поухмылялась, таращась невидящими глазами в облака. Затем выдала: — Счастливчик! — Что? Серьезно? В жизни не слышала ничего глупее! Тоф не перестала самодовольно ухмыляться. — Я долго думала. Этот вариант самый лучший. Хотя другие, что скромничать, тоже были классные… Катару уже злили эти ухмылки. — Ну и в чем же ему так повезло? Они с дядей в плену, а я ничем не могу им помочь! — Злишься, — констатировала Тоф. — Понятное дело. — Я не злюсь! Я спокойна, просто ты говоришь ерунду! — Ты можешь злиться, — неожиданно мягко сказала Тоф. — Почему нет? То, что случилось, дерьмово. Я бы на твоем месте злилась. Катара вздохнула. Она не знала, злилась ли она. На Азулу — безусловно. Нет, принцессу Огня она просто ненавидела. Но это чувство было больше. Может, она злилась на жизнь. На всё. На всех. На себя. Впервые ей казалось, что, может, духам и вправду нет никакого дела до людских несчастий… — Счастливчик — потому что ему повезло, — сообщила Тоф, ковыряя пальцем в ухе. — Он встретил тебя, а у тебя есть мы. И ты не успокоишься, пока не вытащишь их со стариком, где бы они не оказались. А мы тебе в этом поможем. Катара, опустив голову, старательно разглаживала подол туники у себя на коленях. — А дяде ты тоже прозвище придумала? — Нет, — обрубила Тоф. — Он мой старик, и этого достаточно. Катара рассмеялась помимо воли. Все ее раздражение на Тоф как рукой сняло. Было приятно, что рядом есть человек, что по-своему тоже привязан к дяде. И похоже, что сильно. Тоф помолчала, мурлыкая какой-то невнятный мотив, затем снова повернула голову. — Ты не собираешься поговорить с отцом, Сахарная Королева? Кох побери! Точно, Сокка подослал к ней эту маленькую хитрюгу! С первого дня он неустанно третировал ее, прося рассказать отцу, что на самом деле случилось в Ба Синг Се. Катара не могла — не представляла, как она расскажет. Разумеется, отец их с Соккой любит больше жизни, но… как она сможет сказать отцу и вождю племени, что жизнь его дочери оказалась связана с двумя покорителями огня? Так что она малодушно избегала разговора. Сокка лишь сказал отцу, что в Ба Синг Се их друзей захватили в плен, поэтому Катара так расстроилась. Отец до сих пор не знал, что это были за друзья. Он вообще почти ничего не знал о ее жизни, с тех пор как три года назад уплыл со своим отрядом. — Я… не уверена, — призналась наконец Катара. — Мы так долго не виделись. Я боюсь, что он не воспримет всерьез. Не поймет. Мне кажется, он до сих считает меня маленькой девочкой. Называет меня тюлененком, можешь себе представить? Мне давно не десять лет! — Тюлененок! — Тоф хрюкнула от смеха. Катара была готова дать самой себе подзатыльник — понятно же, что Тоф теперь никогда этого не забудет. Но покорительница земли тут же посерьезнела, убрала ноги с борта и села рядом. — Я знаю, о чем ты говоришь. Тебе кажется, он ничего не поймет. И ты начинаешь скрывать и изворачиваться, чтобы в его глазах оставаться той девочкой, которую он знает и может любить. Ты скрываешь все больше и больше. А потом в один прекрасный день оказывается, что вы уже вообще ни о чем не можете поговорить. Все это вранье развело вас слишком далеко друг от друга. Тоф смотрела вниз. Ясно было, что она, говоря о Катаре, вместе с тем говорила и о себе. Сокка уже немного рассказывал сестре историю Тоф. Катара сочувственно вздохнула. — Но у тебя по-другому, — продолжила Тоф твердо. — Мне кажется, ваш отец… он не похож на моего. Думаю, ему не нужна дочь, которая у него была кучу лет назад, или которую он себе придумал. Ему нужна ты. Катара прикусила губу. — Может быть… Она заметила высокую фигуру отца на носу корабля и нерешительно встала. — Я боюсь. — Ты дралась с целой кучей Дай Ли! — воскликнула Тоф с негодованием. — Уж один разговор ты как-нибудь переживешь! Как легко люди раздают советы, которые не готовы приложить к своей жизни, просто поразительно. Тоф хорошо было говорить! Ей разговор со своим отцом не грозил прямо сейчас. Все же Катара нашла в себе достаточно храбрости, чтобы подойти. Стараясь держаться уверенно, тронула отца за рукав. — Пап? Он обернулся и просиял. Своей привычной улыбкой, широкой и доброй. Сердце у Катары сжалось. — Да? — Мне нужно с тобой поговорить. Сейчас или никогда. Нужно как можно быстрее решить, что делать. Отец полагал, что они останутся с ним до самого дня вторжения. Он так этому радовался! А Катара… будь ее воля, она бы уже сейчас взяла Аппу и отправилась к Ба Синг Се выручать пленников. Здесь в ней нуждался Аанг, но как только он придет в себя, она хотела немедленно двинуться дальше. Нечестно скрывать эти планы от отца. — Конечно, тюлененочек! — Папа! — она незаметно скривилась. — Не зови меня так, пожалуйста. Это слишком детское прозвище! — Хорошо, снежиночка моя. О чем ты хотела поговорить? Отец смотрел на нее открыто и выжидательно. Снежиночка… немногим лучше. — Папа, дело в том, что я… что мы… Она смешалась, не понимая, как продолжить. — Что случилось, Катара? — в его глазах появилось беспокойство. — Ты же знаешь, ты можешь рассказать мне все, что угодно! О, если бы! Она обхватила себя руками, словно замёрзла. — Я хотела сказать… — начала она снова. Лишь для того, чтобы ее прервал ликующий голос Сокки: — Эй! Идите все скорей сюда! Аанг очнулся!***
Зуко сидел, опершись спиной о каменную стену. Холодные выступы врезались ему в лопатки, но он даже не старался устроиться поудобнее. Потому что такой болван, как он, не заслуживал и малой толики удобств. Что с ним такое? Зачем он сказал Азуле, что Аватар жив? Надо было вести себя умнее! Он так разозлился на себя, что нарочно стукнулся затылком о камень. Он последний болван. Не придумал ничего лучше, чем выдать всё Азуле. А затем попытался напасть на нее, потому что его слишком легко разозлить. Теперь шансов на побег у него нет совсем, а на то, чтобы здесь уцелеть — крошечные. И на нем металлические наручники. С ними, в отличие от каменных, он поделать ничего не мог — металл был защищен от покорения. Если бы дядя был здесь, он бы наверняка придумал что-нибудь. Катара бы тоже что-то сообразила. Нет, разумеется, хорошо, что ее здесь не было. Зуко надеялся, что она сумела спастись. Если бы Азула захватила их с Аангом, то не пришла бы с таким вопросом. Так что Катара далеко. Он совершенно один. Сколько времени он уже провел тут? Еду и воду (в ничтожных количествах, словно Азула решила уморить его голодом) стражники, похоже, принесли, пока он был без сознания. Так что для отсчета это тоже не помогало. Сколько ему еще предстоит здесь пробыть? Что его ждет? Что же делать? Он закрыл глаза. Не слишком большая разница — факел Азулы, конечно, забрала с собой. Голову пронзало резкой болью. Попытка напасть на сестру стоила всех жалких остатков сил. Он едва мог шевелиться, но мысли его после визита сестры бежали как сумасшедшие, обгоняя одна другую. Зуко отказывался верить, что выхода нет, но не мог ничего придумать. Как глупо. Другой бы на этом месте наверняка нашел лазейку, способ, хоть что-нибудь!. Кто-то, кто не был таким бесполезным, не способным соврать даже ради спасения своей жизни. Зуко не рассчитывал на запасной план. Он не рассчитывал спастись сам — но Кох побери, как же он не подумал о дяде? Волной накатывали панические мысли — вдруг дядя опасно ранен, вдруг он при смерти? Ведь Азула намекала… Он тут же напоминал себе — Азула всегда врет. Скорее всего, дядя жив. Но Зуко не мог до конца в этом себя убедить. А потом лихорадочный внутренний бег закончился. Его клонило в сон, словно накрывало тяжелым и душным одеялом. Он попытался сопротивляться, но почти сразу сдался — слишком уж соблазнительно было соскользнуть в темноту. Темнота обещала спокойствие. Во сне тепло окружало его и справа, и слева. Дядина широкая теплая рука легла ему на плечо. Прохладные тонкие пальцы Катары скользнули по руке, переплелись с его пальцами. Во сне не было ни синей молнии, ни разлуки, ни плена… Вдруг сон начал ускользать от него, словно просачиваясь сквозь пальцы. Почему? Он вздрогнул, окончательно просыпаясь, и моргнул. Призрачное тепло из сна таяло. Только та же самая темнота вокруг, те же сырые неровные камни… Что его разбудило? Стражники? Нет, они наверняка были бы громче. Под землей царила тишина. Видно, это и разбудило его — когда тишина перестала быть такой абсолютной. — …Эй! — тихо, на грани слышимости, прошептал кто-то. — Есть здесь кто-нибудь? Зуко не поверил своим ушам. Голос доносился откуда-то снизу и при этом издалека. Зуко подполз к стене, наклонил голову к самому полу. Со скованными руками было ужасно неудобно. Чувствовал он себя глупо. Может, ему просто мерещится? Привиделась же ему незадолго до этого ладонь Катары в его руке. — Эй! — повторил голос чуть громче. Звук определенно шел снизу. Зуко не мог понять, чей это голос — довольно высокий, на женский он тоже не походил. Камера одиночная. Кроме него самого, в ней никого больше нет. На всякий случай Зуко внимательнее ощупал кусок пола и стены рядом. Вряд ли, конечно, в камере есть потайные двери, но… Он задел наручниками что-то металлическое. Оно звякнуло. Решетка. Невысоко от пола, небольшая, в ширину его ладони. Вентиляция? Возможно, иначе как заключенные не задыхались бы тут от недостатка воздуха. Он нерешительно стукнул по решетке запястьем в оковах. Металл о металл. Раз, другой… — Тут кто-то есть? — шепот раздался снова. — Я что-то слышу… Эй, скажи что-нибудь! Зуко застыл на месте, не зная, что делать. Истекло несколько долгих секунд, прежде чем он тихо отозвался: — Эй! Я здесь. Ты кто?