Йо-хо, йо-хо, братцы, что за жизнь!
Мы чертовы слуги, мы топим суда.
Э-хэй, пираты, йо-хо.
Нам шпаги подруги, а ром нам вода,
Э-хэй, пираты йо-хо.
Йо-хо, йо-хо братцы, что за жизнь!
Мать обещает Генри, что его отец сойдет на берег в следующем году. На один-единственный день, чтобы потом снова вернуться на борт «Летучего Голландца» и бороздить те моря, куда простым смертным при жизни дорога заказана. Когда она начинает рассказывать ему об отце, что вот уже девять лет переплавляет души усопших на тот свет и обречен нести на себе бремя этого страшного проклятия еще долгие годы, мальчик с сомнением смотрит на нее и молчит. К выводу о том, что лучше помалкивать, он пришел сравнительно недавно. Говорят, что маленькие дети не помнят своего детства — первые воспоминания вытесняются куда более яркими последующими событиями жизни. Но в случае с Генри Тернером это почему-то работает несколько иначе. Мать утверждает, что он еще ни разу не видел своего отца, но мальчик помнит, как сильные мужские руки качали его, когда он болел или когда просыпался среди ночи одолеваемый какими-то непонятными ему до жути страшными снами. Он помнит, как просыпался в ночи в своей кроватке и начинал тихо плакать, не видя рядом матери; как кто-то приходил к нему, ласково гладил по спине, брал на руки и баюкал до тех пор, пока усталость не брала свое и малыш не засыпал крепким сном уже без сновидений. Он не помнит его лица. Теперь, когда ему исполнилось восемь и ночная тьма не страшит его так как прежде, он подолгу лежит в своей постели без сна, погасив свечу, и пытается, пытается вспомнить, как выглядит призрак из его детства. Но все напрасно: что-то постоянно ускользает от него и Генри остается ни с чем. Иногда он ловит на себе долгий, задумчивый взгляд матери и ему кажется, что в эти минуты она пребывает где-то далеко-далеко, там, куда никто кроме нее дороги не знает. Но вот, эти мгновения проходят, и она снова улыбается как прежде и ласково треплет его непослушные волосы. Мать говорит, что однажды проклятие обязательно будет разрушено, и его отец вернется к ним навсегда. Она с упоением рассказывает ему, как они будут жить тогда. Как Уильям научит сына рыбачить, чинить снасти, фехтовать, научит ориентироваться по компасу и читать карты, ставить паруса и идти попутным ветром. Генри хмурится, и воспоминания снова возвращаются. Он вспоминает небольшую лодку, на которой они выходили в море. Кажется, и мать была с ними в те дни, но этого он не помнит наверняка. Он как наяву видит больших серебристых рыб, которых они ловко цепляли на крючок, и помнит, как брезгливо морщился, когда ему давали потрогать еще живую трепыхавшуюся скользкую рыбину. Помнит он и сбитые в кровь колени, когда они сражались на деревянных мечах. То ли в шутку, то ли всерьез. Помнит тепло деревянной рукояти в своих ладонях и как темнело в глазах после пропущенных ударов. Как мать каждый раз охала и качала головой, ставя перепачканного с ног до головы мальчишку в большое корыто и поливая его остывшей водой, пытаясь хоть как-то оттереть черные от грязи руки и ноги. Он помнит, как этот мужчина, чье лицо по какой-то странной причине не осталось в его памяти, терпеливо учил его, еще совсем маленького мальчика, делать правильные выпады, вовремя уклоняться от удара противника и еще многим премудростям сражений, которые теперь Генри, к своему глубочайшему сожалению, позабыл. Мать волнуется все больше, по мере того как близится день его возвращения. Она становится суетливой, беспокойной, подолгу сидит у очага или стоит на заднем дворе их небольшого дома, с тревогой вглядываясь в линию горизонта. А Генри, оставаясь наедине с самим собой, закрывает глаза и видит картины, что рисует его неукротимое воображение: необитаемый скалистый архипелаг, полный глубоких бухт и тайных пещер, где хранятся древние клады и сокровища; далекий остров, наполовину состоящий из затонувших кораблей, что возвышаются словно башни, где собираются пираты всех морей; холодные негостеприимные воды залива, где обитают кровожадные жестокие русалки, манящие моряков своими сладкими голосами и обрекающие их на верную смерть; безжизненную белоснежную пустыню, где на многие мили вокруг нет ни единой души и огромный черный корабль, неведомым образом выброшенный на берег. Все это чудится ему, но мальчик уверен: он слышал эти истории когда-то. Ему их долгими вечерами рассказывал тихий чуть хриплый голос. А еще он пел ему песню. Генри силится, но не может вспомнить ни единого слова. Не раз в тавернах он прислушивался к морским балладам, которые то и дело заводили заезжие матросы, но не узнавал в их мелодиях той, что запомнилась ему неуловимым мотивом. Мать редко улыбается и еще реже смеется. Иногда она кажется ему чересчур строгой, требовательной суровой, но мальчик понимает, что она и сама не рада быть такой. Генри закрывает глаза и пытается вспомнить ее смех — добрый, звонкий, радостный. Он точно его слышал, ему это не приснилось. Так она смеялась когда-то давно, в другой жизни, когда она была счастлива. Рядом с ним. Мать дрожащими руками поправляет воротник его рубашки и треуголку на голове и пытается улыбнуться, чтобы приободрить и его, и себя, но выходит не очень. Она говорит, что отец вот-вот появится, нужно только дождаться зеленого луча. Она уверяет его, что тот будет очень рад наконец увидеть своего сына, которого он любит больше всего на свете. Когда Генри не выдерживает, тянет ее за рукав и говорит, что помнит своего отца, мать бледнеет, часто моргает и говорит, что этого не может быть. Конечно, они оба волнуются — столько лет ждали, неудивительно, что Генри с его-то буйной фантазией еще и не такое придумает. Мужчина, который покачивающейся походкой поднимается вверх по холму, выглядит несколько иначе, чем представлял себе мальчик. И все же он спешит навстречу этому человеку, стараясь свыкнуться с мыслью, что это и есть его отец. Генри редко видит слезы своей матери: если она и плачет, то старается делать это так, чтобы он не видел. По крайней мере, она думает, что он этого не видит. Но так горько она рыдала лишь дважды. Первый раз, когда уходил тот, кто остался жить лишь в воспоминаниях мальчика, а второй раз — теперь, когда уходит Уильям. Генри понимает, что им хочется побыть вдвоем последние минуты перед расставанием и медленно шагает впереди, не оглядываясь на идущих за ним родителей. Когда крепкая широкая ладонь ложится на его плечо, мальчик во все глаза смотрит на Уильяма, а потом, поддавшись внезапному порыву, прижимается к его груди, обнимая за шею и втягивая носом его запах, чтобы запомнить его навсегда. И со слезами на глазах понимает, что на память ему приходит совсем другой аромат. Он никогда не рассказывал матери, что в его воспоминаниях, которые она считает лишь игрой воображения, от мужчины пахло табаком, ромом и пряностями. Его отец пахнет морем, деревом и еще чем-то. Много позже Генри узнает, что это за запах. Так пахнет смерть. Мать упрямо твердит, что должен быть способ разрушить проклятие — не может же быть так, что они проведут всю жизнь порознь. Именно тогда десятилетний Генри понимает, что его детство закончилось. Он должен вернуть отца на берег. Чутье подсказывает мальчишке, что посвящать мать в свои планы не стоит. И уж тем более рассказывать ей, что он собирается искать трезубец Посейдона в компании Джека Воробья. Когда однажды он невзначай произносит его имя, женщина роняет из рук шитье, ее лицо покрывается красными пятнами от волнения и она вытягивает вперед дрожащую руку, давая понять, что ничего не хочет о нем слышать. А когда его отец заклинает его держаться как можно дальше от легендарного пиратского капитана, Генри понимает, что и с ним любые разговоры о Воробье — пустая трата времени. Он ищет его долгие годы и наконец находит. Капитан Джек Воробей производит поистине неизгладимое впечатление на юношу. Он никак не может взять в толк, как об этом висельнике, неудачнике и пьянице могут слагать легенды по обе стороны океана. Но все меняется, стоит Джеку оказаться у штурвала. Он словно преображается, и юный Тернер может лишь затаив дыхание наблюдать за ним. Впрочем, запала Джека хватает ненадолго, и он возвращается к своему любимому занятию — рому и похабным шуткам. Сердце Генри Тернера окончательно и безвозвратно теперь отдано Карине, и капитан не упускает ни единого повода язвительно пошутить над влюбленными. Генри учится не реагировать на эти колкости, полностью сосредоточившись на том, чтобы достать трезубец. Генри видит, как на него смотрит капитан «Черной Жемчужины» и готов руку отдать на отсечение, что видит то же, что и во взгляде своей матери в детстве: тоску, безысходность и какое-то невысказанное отчаяние. Иногда, когда Джек замечает, что Тернер наблюдает за ним, он отвечает ему на это какой-нибудь грубостью или пошлостью, но временами лишь молча уходит в свою каюту. И Генри остается только теряться в догадках, в чем причина таких перепадов настроения их капитана. Все испытания остаются позади, и юноша рвется домой, чтобы обнять отца, попросить прощения у матери за свое внезапное исчезновение и представить родителям свою невесту. Джек держит курс на знакомый остров, куда много лет назад сошла юная Элизабет Суонн, чтобы в последний раз повидать своего новоиспеченного мужа перед долгой разлукой. В последнюю ночь на «Черной Жемчужине» Генри не может заснуть от волнения. И когда он поднимается на палубу, то замирает на месте. Он слышит старый, с детства знакомый ему мотив и слова песни, которые теперь лихорадочно приходят ему на ум строчка за строчкой. Тот же тихий хриплый голос, что пел ему песню в детстве — Генри безошибочно его узнает и, казалось, навсегда утраченные воспоминания ярким калейдоскопом пробегают прямо перед его глазами — теперь звучит над палубой пиратского галеона. Генри оборачивается и видит у штурвала Джека, который пару часов назад заступил на ночную вахту. Внезапное озарение подобно удару молнии. Юноша судорожно хватается за планшир, не в силах стоять на ногах. Сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди. Он медленно поднимается на мостик, во все глаза глядя на высокого, некогда статного, а теперь изрядно потрепанного жизнью пирата. Тот замолкает и переводит взгляд на Генри. И по его глазам парнишка понимает, что ошибки быть не может. Не издавая ни звука, Тернер, который осознает, что на самом деле, он никакого отношения к этому имени не имеет, крепко обнимает капитана, не давая тому и слова сказать, и плачет. Ему не казалось, это не его воображение, он не сошел с ума. Воробей рассказывает ему правду и эти откровения тяжело даются гордому и своевольному юноше. Он и не предполагал, что его мать и Джек были любовниками, что она так и не решилась признаться своему законному супругу в этой связи и оставила его в неведении на долгие годы. Он не знал, что Джек не отступился от нее, когда узнал о ее положении, и был с ней в тот день, когда Генри родился на свет. Он был рядом, когда Генри учился ходить, учился держать ложку, складывать буквы в слова. Он спешил научить его всему, что умел сам, потому что знал, что однажды должен исчезнуть из его жизни. Они с его матерью приняли решение никогда не рассказывать ему всей правды и позволить ему расти на суше в полнейшем неведении и безопасности. Ни королева братства, ни барон Карибского моря, за головой которого охотились все солдаты короны, не желали единственному сыну пиратской доли. Закончив свою историю, Воробей берет с юноши слово, что тот никогда не расскажет об этом матери. Вытирая слезы, Генри послушно кивает. Он сходит на берег рука об руку со своей невестой, с нежностью целует растерянную плачущую мать, крепко обнимает вернувшегося Уильяма и понимает, что его сердце на самом деле рвется туда, на палубу быстроходного судна, у штурвала которого стоит его родной отец. Если пиратство у тебя в крови, с этим ничего нельзя поделать. Пылкая натура Генри заставляет его нарушить данное Джеку обещание и однажды, улучив подходящий момент, он рассказывает матери, что знает всю правду. Она лишь грустно улыбается и качает головой. Воробей был прав, говоря, что все тайное однажды обязательно становится явным. Она объясняет сыну, что все это — лишь ошибка молодости и не прошло ни дня, чтобы она об этом не пожалела. Юноша знает, что она лжет, но все же понимающе кивает и добавляет, что выходит, что и он сам — ошибка. Звонкая пощечина приводит его в чувство и убеждает в том, что пришло время покинуть родной дом. Проницательная не по годам Карина все понимает и отпускает его с легким сердцем. Генри дает ей клятву верности и обещает вернуться через год. Дочь Барбоссы улыбается и кивает: она будет ждать его столько, сколько будет нужно. Когда Генри уходит, обняв на прощанье невесту, мать и Уильяма, Элизабет с грустью смотрит на мужа и понимает, что больше не хочет обманывать ни его, ни себя. Генри находит Воробья на Тортуге. Джек долго смотрит на сына, разлука с которым далась ему нелегко и в прошлый, и в этот раз и не говорит ничего. В глубине души он прекрасно знал, что однажды он найдет его сам. Воробей молча допивает свой ром, а после говорит, что на «Черной Жемчужине» перед капитаном все равны, что в каждом их походе смерть идет за ними по пятам, что он, как и все остальные матросы будет получать свою долю, нести вахты и неукоснительно выполнять приказы, что любой бунт карается жестоко и беспощадно. И что если Генри согласен на такие условия, то он как капитан будет только рад видеть его в своей команде. Генри держит свое слово и через год «Жемчужина» бросает якорь в маленькой бухте его родного острова. Ему стоит немалых усилий уговорить Джека сойти на берег, чтобы встретиться с женщиной, которую он не видел вот уже больше пятнадцати лет. Воробей ругает его на чем свет стоит, грозится выгнать из команды и наслать на его голову все кары небесные. А молодой моряк смеется, потому что понимает, что за всеми этими угрозами и проклятиями кроется лишь страх. Когда Элизабет видит Джека на пороге своего дома, она падает на пол без чувств. Карина помогает своему жениху привести мать в сознание, после чего предусмотрительно взяв Генри за руку уводит его на улицу, оставляя Джека и Элизабет наедине. Генри предстоит привыкнуть к множеству новых для него вещей. К тому, что его младшая сестра всего на пару лет старше его собственной дочери. К тому, что его мать теперь куда чаще улыбается и смеется. К тому, что Карина временами ворчит, что не видит своего мужа месяцами, коротая дни в компании своей свекрови и двух маленьких девочек. К тому, что Джек все время называет его мать «цыпой», а она лишь закатывает глаза, обнимает его сзади и ласково перебирает бусины и монеты, вплетенные в его жесткие пряди. К тому, что он всегда будет чувствовать вину перед человеком, который искренне считал его своим сыном, а когда открылась правда, без единого упрека и резкого слова ушел из их жизни. К тому, что капитан «Черной Жемчужины» своему сыну на корабле спуску не дает, и Генри иногда думает, что на любом другом судне жизнь его была бы куда проще. К тому, что наконец, впервые за долгие годы он обрел настоящую семью.