Лишенные.

Её ничто не раздражало так сильно, как его бездействие. Его же, пугала её настойчивость. Он не знал, как с этим бороться, как переводить эти темы и больше всего: он боялся. Боялся что сорвётся. Впервые за очень долгий промежуток своей жизни, киллер в действительности ходил по лезвию ножа. Каждый его промах сейчас, каждый его неосторожный взгляд, каждое мимолётное касание — заставляло его выть потом. Тихо, прикусив внутреннюю сторону щёк и шумно дышать через нос, в тон льющейся из душа воды. Только бы она не слышала, только бы она не поняла. Выйдя из душа, мужчина замер в дверном проёме: она спала. Сладко шевеля губами, ни то говоря что-то, ни то целуя кого-то во сне. Кого-то. По сердцу коготками прошлась ревность. Леон нахмурился: ему всегда была чужда эта особенность. Он не такой, он… Стал таким? Она сделала его таким, она научила его чувствовать что-то помимо пищевого голода. Это было другое, странное чувство, это был абсолютно другой голод. Её ресницы затрепетали, Матильда просыпалась, а Леон же стал водить глазами по комнате — будто бы несколько минут подряд не окутывал ей взглядом. — Здравствуй, Леон. Прости, не слышала как ты вернулся. Иди ко мне. — Тоненькая ручка потянулась к мужчине и тот пошёл ей навстречу. На негнущихся ногах, он подошёл к кровати и медленно прилёг рядом, под мягким давлением её рук. — Вот так, видишь, это не так страшно как кажется на первый взгляд. Леон кивает. Молча, приоткрыв рот. Кончик языка бегло скользит по почему-то пересохшим, пухлым губам. Матильда улавливает это движение и повторяет его. Её губы заблестели, впрочем, как и глаза. Они были к друг другу так близко, что казалось, будто бы между ними начало появляться статическое электричество. Матильда подаётся вперёд и целует пухлые губы мужчины. Своего мужчины. Да, именно так она думает уже долгий промежуток времени. Именно так называет его про себя, именно так говорит мальчишкам на улице. Её мужчина. — Матильда, — мужчина отстраняется, лишь кратко ответив на её поцелуй. — Леон, прошу, хотя бы чуть-чуть. Прошу, пожалуйста. Хриплый голос берёт верх над и без того кончающимся самообладанием. На следующий её поцелуй — он отвечает. Отвечает так мягко, робко, будто бы каждое неверное движение может стать поводом для исчезновения его девочки. Он боится. Но она уже сидит на его ногах, своими же обвивая его талию. Он понимает что под её короткой юбкой нет белья, он, выйдя из душа, — был только в полотенце. Он тихо рычит. Идиот, сам себя подставил под это, сам закрутил всё, сам… Сам… Но ведь теперь, у него есть Матильда. Его Матильда и теперь он не один. Её тонкие пальцы развязывают узел его полотенца.