***
Сун заметил их издалека — и мгновенное чувство облегчения, что после долгих поисков Чангэ наконец нашлась, тут же сменилось пронзающим тело холодом, едва мозг воспринял представившуюся глазам картину. — Ждите здесь! — натянув поводья и соскальзывая с коня, бросил он Му Цзиню и Су Ишэ, искавшим с ним вместе после того, как вороной принцессы прибежал в лагерь без нее. Наверняка они тоже их заметили, но он не хотел, чтобы друзья разглядели то, что он уже четко видел своим острым как у сокола зрением. Он даже не старался ступать бесшумно, не сводя взгляда с исступленно целующейся парочки. Они были слишком увлечены своим занятием, чтобы замечать что-то вокруг: полулежа возле поваленного дерева, закрыв глаза и обняв склонившегося к ней шада за шею, Чангэ отдавалась поцелую так же страстно, как делала это с Суном, а свободная рука Шээра уже скользила под складками наполовину распахнутого белого платья, которое принцесса обычно надевала для поездок верхом. В одно мгновение Сун обеими руками ухватил шада за кафтан, отшвырнул его от Чангэ и, выхватив из-за пояса охотничий нож, ударил, безжалостно целясь прямо в сердце. Немного оглушенный Шээр инстинктивно увернулся от первого удара, но, не успев вскочить, споткнулся о торчащий из земли корень, не успевая уйти от второго. Сквозь грохот боевых барабанов в ушах Сун расслышал отчаянный крик Чангэ: «Нет! Не убивай его! Сун!». Ее отчаяние пробилось к замутненному яростью сознанию, в последний момент позволяя увести смертельный удар в сторону, лишь слегка задев горло шада. Только теперь тегин заметил заткнутый за пояс кинжал, который Шээр даже не попытался вытащить, чтобы защититься от нападения, и обреченность загнанного зверя в его взгляде. Как он посмел выглядеть жертвой?! Со всей силы Сун грубо пнул Шээра ногой в живот и прошипел сквозь сжатые зубы: «Убирайся!». Его убийственный взгляд сулил немедленную смерть, стоит шаду сделать лишнее движение. Шээр с трудом поднялся, обернулся к Чангэ, но взгляд принцессы, потрясенный и растерянный, был прикован к Суну. Опустив голову, Шээр побрел к своей лошади, оседлал ее и, не оглядываясь, поскакал прочь. Лишь когда он скрылся из виду, Сун повернулся к все еще сидящей на земле Чангэ и протянул руку. Она отшатнулась, будто ожидала удара, и опустила глаза, не в силах выдержать его пристальный, ничего не выражающий взгляд. Он молча ждал, чтобы рывком помочь ей подняться, и когда принцесса скривилась от боли, ступив на подвернутую при падении ногу, все так же молча поднял ее на руки. Му Цзинь и Су Ишэ прятали взгляды и, не сговариваясь, поскакали вперед, как только Сун закинул Чангэ в седло и сел позади нее сам. В тягостном молчании они вернулись в лагерь, где Сун, не удостоив взглядом, снял принцессу с лошади и ушел в свой шатер. Некоторое время Чангэ потерянно стояла, кусая губы, там, где он ее оставил, потом заковыляла следом. В шатре Сун упал в кресло и, резко смахнув к краю стола разложенные на нем свитки, слепо уставился перед собой, опустив на стол сжатые в кулаки руки. Ярость и боль никуда не делись, лишь напряжением всех сил ему удавалось сохранять подобие невозмутимости. Он не двинулся с места, когда Чангэ опустилась перед ним на колено в воинском жесте признания вины, только на мгновение скривил губы в неприятной усмешке. Прошло много времени, прежде чем он без выражения произнес: — Зачем это? Ты не воин, чтобы преклонять колено. Встань, принцесса. — Тогда… что мне делать, Сун? — Ее голос дрожал, но не от страха. В глазах принцессы, когда он на мгновение обратил к ней взгляд, плескалось бесконечное чувство вины. — Иди в свой шатер. Я сейчас не могу тебя видеть.***
Закрыв лицо руками, Чангэ бесконечно долго сидела на краю кровати, снедаемая растерянностью, виной и отчаянием. У нее не было объяснения тому, что произошло, не было причины и уж конечно, не было оправдания. Уже почти три года она была женой тегина, любимой и любящей. Они с Суном были абсолютно счастливы друг с другом. Ни одного раза она не думала о Шээре иначе, как о брате мужа, ведущем себя немного враждебно с Суном, но в общем вовсе неплохом человеке. Неважно, почему он вдруг поцеловал ее, — это она не только позволила, но и ответила на его поцелуй. И Сун видел это своими глазами… Она привычно узнала Суна по его легким, почти неслышным шагам. Тегин постоял рядом, должно быть, глядя на нее, потом присел на стоящий напротив кровати сундук. — Посмотри на меня, Чангэ, — тихо сказал он спокойным тоном. Слишком спокойным, может быть, но по крайней мере, он больше не казался пустым и бездушным как… кто знает сколько времени назад, когда он прогнал ее из своего шатра. Чангэ подняла голову. Его взгляд был внимательным, но и только, она ничего не могла прочитать в его лице. Как в тот день, когда узнала, что он тегин Соколиного войска и приемный сын хана. С тех пор Сун больше ни разу не закрывался от нее. До сегодняшнего дня. — Расскажи, что произошло, — попросил он. — Какой в этом смысл? Ты сам все видел, — потерянно возразила она. — Я поверю всему, что ты скажешь. Ожидал он, что она сплетет ему сладкую ложь, придумает хоть какое-то оправдание, или хотел услышать горькую правду? Как бы то ни было, Чангэ не собиралась лгать. Не позволяя себе опускать взгляд, она начала рассказывать: — Вороной унесся прочь, сбросив меня. Какая-то птица напугала его, внезапно вспорхнув из-под копыт. Падая, я подвернула ногу и не смогла долго идти. Шээр появился незадолго до вас… Мы немного поговорили, потом он наклонился, чтобы помочь мне подняться… и поцеловал меня. Я… — она нервно сглотнула и заставила себя продолжить: — Я не оттолкнула его. Ответила на поцелуй… и не уверена, что бы ты увидел, если бы пришел позже… Нас с шадом ничего не связывает, у меня нет к нему чувств. Я… люблю тебя, Сун, только тебя. В тот момент… на меня словно нашло затмение. Но это ничего не оправдывает, ведь так? — Почему ты остановила меня? — не отвечая на ее вопрос, спросил Сун. — Хоть он был неправ, но если убивать за это, я заслуживаю смерти больше, чем шад. Сун надолго задумался. Чангэ смотрела на него с тяжелой мыслью, что, возможно, видит его в последний раз. Наконец Сун поднялся. — Не ищи с ним больше встреч, — все так же спокойно сказал он. — Если узнаю, что вы снова виделись за моей спиной, я убью его, какой бы безобидной ни была встреча. Он был уже у порога, когда Чангэ окликнула его: — Сун!.. А что со мной? — Я говорил тебе, — не оборачиваясь, ответил он, — не забывать, что ты моя жена, потому что это не изменится.***
— Тегин, — прервал их с Му Цзинем обсуждение стражник, — появился шад и требует пропустить его к вам. Му Цзинь бросил на Суна еще один из своих любопытствующих взглядов, которыми одаривал его все утро. Слава богам, друг знал, когда следует придержать язык, и не лез в личную жизнь тегина. Но любопытство его от этого не уменьшалось. — Он один? — равнодушно спросил Сун. — С ним только телохранитель. — Пропустите шада, Адун пусть ждет у ворот, — решил Сун и добавил для Му Цзиня, отпуская его: — Поговорим позже. Через несколько минут сопровождающий стражник пропустил шада внутрь и удалился, следуя знаку Суна. Шээр огляделся, убеждаясь, что кроме них двоих в шатре никого не было, глубоко вздохнул и, подойдя, опустился на колено почти на том же месте, где накануне стояла принцесса. — Если так жить надоело, мог еще вчера остаться, — хмыкнув, неприязненно заметил наблюдавший за ним Сун. — Нечего глаза мозолить. — Ну так убей меня! — огрызнулся было шад, но тут же сбавил тон. — Я признаю свою вину. Принцесса ни в чем не виновата. — Хм, странно, — бесстрастно произнес тегин. — Чангэ, напротив, сказала, что большая часть вины лежит на ней. — Это не так, — покачал головой шад. — Она просто растерялась. Я не должен был… Я ей даже не нравлюсь. — Знаю, — жестко произнес Сун. — И раз тебе это тоже известно, какие демоны попутали тебя целовать чужую жену, шад? В твоем шатре мало женщин? Или ты решил, невзирая на предупреждение, втянуть Чангэ в нашу вражду? — Нет! Она мне просто нравится! — непроизвольно вырвалось у шада. Шээр смотрел на тегина с похожим на вызов выражением, которое портили нервно облизываемые губы. Ответный взгляд тегина был нечитаем. — И что из этого? — спросил он в повисшей тишине. — Она тебе нравится, а все остальное неважно? Хочешь отобрать ее у меня? Потому что она ответила на твой поцелуй? Шээр отвел взгляд. — Я не знаю, почему она… это сделала, — глухо ответил он, — потому что кроме тебя ей никто не нужен. Я никогда больше не прикоснусь к твоей жене, Сун. Если не веришь, можешь убить меня прямо сейчас. Не вини принцессу. — Уходи, Шээр, — спокойно сказал Сун. — Со своей женщиной я разберусь без тебя. А тебе повторю то, что сказал Чангэ. Если узнаю, что вы видитесь за моей спиной, убью тебя. — Ты же не… — встревоженно начал шад. — Что? — перебил его Сун с ноткой горечи в голосе. — Не причиню вреда женщине, которую поклялся богом Сириуса любить и оберегать до конца жизни? Уходи. … Чангэ, которой Мими рассказала о приходе шада, из-за полога своего шатра с облегчением наблюдала, как Шээр вроде бы невредимым покинул шатер тегина, провожаемый крайне неприязненным взглядом ожидающего неподалеку Му Цзиня.***
Прошло восемь дней. С того дня Чангэ видела тегина лишь издалека, часами простаивая возле входного полога в ожидании. Мими приносила еду, но после принцесса отсылала ее прочь, а больше к ней в шатер никто не заходил, и сама она не решалась ступить наружу и шага. Несомненно, все в лагере знали, что произошло между ней и шадом, и осуждали неверную жену своего любимого тегина. Хуже всего было то, что Чангэ уже третий день тошнило по утрам, и она поняла причину. Долгожданное дитя, о котором они с Суном мечтали с самого первого дня, выбрало очень неудачное время, чтобы заявить о своем появлении. Будет ли Сун все еще рад этому ребенку, или откажется от него, как, по всей видимости, отказался от предавшей его женщины, «предоставив ей шатер и забыв о ее существовании», как он собирался когда-то поступить с навязанной ему танской принцессой? Или вообще станет сомневаться в том, что он отец? Тревожные мысли рождают тревожные сновидения. Ей снилось, что Сун привез ее глубокой ночью к тому самому месту и, грубо стащив с коня, повернулся, чтобы уехать прочь, оставив ее одну в беспросветном мраке. Чангэ схватилась за его рукав, стараясь удержать, и отчаянно умоляла: «Сун, прошу тебя… не оставляй меня… прошу тебя…». Она проснулась, бормоча сквозь слезы эти слова и судорожно вцепившись во что-то, оказавшееся нательной рубахой обнявшего ее тегина, в какой-то момент прилегшего рядом. Он печально смотрел на нее, успокаивающе похлопывая по спине. — Сун? — не доверяя своим глазам, прошептала Чангэ. Он подтверждающе угукнул, кончиками пальцев провел по ее щекам, стирая слезы. — Плохой сон? — спросил негромко. Она кивнула, разжала пальцы рук, державшие его рубаху, и не зная, что с ними делать, сплела их между собой. — Плохо сидеть все время в шатре, — заметил Сун. — Почему ты не выходишь на свежий воздух? Му Цзинь и Су Ишэ никому ничего не рассказывали, тебе нечего бояться. Он всегда все понимал про нее, ее муж. Глаза Чангэ вновь заблестели от слез, и она почти бессознательно выпалила то, что беспокоило ее в последние дни: — У нас будет ребенок. Рука тегина на ее спине чуть дрогнула. — Тебя это печалит? — ровно поинтересовался он, внимательно вглядываясь в ее глаза. — А ты, Сун?.. Что чувствуешь ты? — неуверенно спросила Чангэ, замирая в ожидании ответа. Сун о чем-то размышлял. Долго. Слишком долго для ее натянутых нервов. — Он твой, Сун, клянусь тебе, — умоляюще произнесла она. — Поверь мне. Тегин вздохнул, сел на кровати и притянул Чангэ в свои объятия. — Ты все еще недостаточно хорошо знаешь меня? Что ты себе надумала, принцесса? Конечно, это наш с тобой ребенок, я не сомневаюсь в этом. Даже если бы это было не так, — родителей не выбирают, и дети не виноваты в ошибках взрослых, — он был бы любим точно так же, как родной. — Сун… ты когда-нибудь простишь меня? — еле слышно решилась задать терзающий ее вопрос принцесса. — Ты слышала от меня хоть слово обвинения? Я люблю тебя, Чангэ. Просто… не умею забывать. То, что я видел и твои слова потом, — эта рана неожиданно оказалась очень болезненной. И я все еще учусь жить с этой болью. Бесстрастно произнесенные слова вонзились в сердце принцессы будто острый нож.