***
И Пестель правда ушёл. Ушёл и они больше не виделись, разве что редко, на каких—то Рылеевских собраниях. Серёжа нашёл какую—то девушку, Аню Бельскую, которая позволяла себя целовать и обнимать, была мила, нежна и, пожалуй, чересчур ласкова. Впрочем, Муравьёв не жалел о прошлом и был вполне доволен своей жизнью сейчас и наплевать на то, что было ещё в 1814. Пожалуй, Пестель был прав, когда говорил о том, что надо было присмотреться к другим людям раньше. Очередное собрание у Рылеева, которое превратилось в очередную развлекаловку. — Оп, — Миша легко переворачивает бокал с шампанским дном вверх, перед этим накрыв его блюдцем. Накрывает и довольно смеётся. — И теперь, кто сможет, убрав одну руку за спину, выпить сей бокал? Бестужев опять пьян и опять дурачится, показывая фокусы и развлекая всех вокруг. Он чувствует себя счастливым и беззаботным. А ещё он чувствует, что его сейчас стошнит, но не отходит от стола, держась за край. — Я даже не буду пытаться, Михаил. — хмыкает Кондратий и смотрит на Мишу. Сергей же смотрит на это всё издалека, болтая с Трубецким. — Ну я и говорю, — тихо продолжает Трубецкой, когда Муравьёв—Апостол даже мысль потерял. — Я бы на твоём месте не стал заступаться за Шварца. — Шварц — скверный командир, но он человек. — отмахивается Сергей снова, проявляя пацифизм. — Если бы в полку нашем солдаты прибили бы командира, глядишь, государь бы и задумался. Но Сергей уже не слушает, лишь рассматривает Пестеля, который возится с перевёрнутым бокалом, сидя у стола на корточках. Столько времени прошло, уже четыре года. Кажется, и обиды можно простить. Серёжа, так—то простил, но почему—то не отрывает от него взгляда ни на мгновение. — Возможно, — слышится голос Пестеля, активно трогающего перевёрнутый бокал. — Следует перелить вино в блюдце… Хотя, нет, тут и треть… Хм, не поместится. — Холодно, господин Пестель, холодно. — пьяноватым голосом говорит Миша. Как он угадал, что Пестель всегда такой холод проявляет? Ну, в другом смысле, конечно… К чёрту рассуждения. Сейчас Серёжа и покажет всем мастер—класс по фокусам. Он направляется к столу, быстро упирается лбом в ножку бокала, одной рукой придерживая тарелку. Слышится негромкий смех Павла. — Да Вы волшебник. — смеётся Пестель. — Не говори под руки. — тихо бурчит Муравьёв. — Под руку. — поправляет его Миша, улыбаясь. — Одной рукой только можно фокус показывать. Глупо пошутив, он смеётся, а Павел даёт ему «пять» за удачную шутку. Муравьёв—Апостол выпрямляется с бокалом. — О—о, это. — Пауль засматривается на то, как Сергей элегантно проделывает данный фокус, а после принимает тарелку из рук Серёжи, чуть касаясь его пальцем, отчего тот чуть не потерял равновесие. — Ну, это красиво. — Мне бы такое раньше говорил. — усмехается Муравьёв—Апостол, не сразу поняв, что проговорил это вслух. Осознав это, Сергей чуть покраснел. — Хвалил Вас за фокусы? — Павел быстро осушил бокал шампанского и, с громким звоном отставив его на стол, снова глядя на Сергея с некоторым возмущением, но совершенно лёгким. Муравьёв глянул на Пестеля и резко поджал губы, держась от какого-то очередного замечания. Ну а что тут говорить? В конце-концов, вся эта ситуация произошла исключительно из-за Павла, пусть он и остается со своей совестью один на один, правильно? Где-то в глубине души Серёже снова стало обидно. — Да пусть бы и за фокусы, можно и за них похвалить, они весьма хорошо у меня выходят, — пробормотал Муравьёв и отвёл взгляд. Рылеев встал со своего места и дружелюбно приподнял со стола бутылку шампанского, говоря что-то наподобие тоста. — Не будем же мы грустить, когда можно выпить за нас всех. — Времени у нас много, выпить можно за каждого по отдельности! — Миша тоже вскакивает из-за стола и забирает бутылку из рук Кондратия. — У Вас с собой запасная печень? — явно неодобрительно хмыкнул Трубецкой, всё ещё попивая бокал так второй своего любимого красного вина. — Да, Сергей Петрович. Вам одолжить? — смеётся Миша и уже разливает всем по бокалам шампанское. — Выпьем за Муравьёва-Апостола? Муравьёв внимательно наблюдает за Пестелем, ожидая, что тот сейчас опустит бокал, но Павел поднял его повыше. — Да, выпьем за Муравьёва-Апостола, который ни капли не изменился за четыре года, — Пауль протягивает бокал, чтобы чокнуться с остальными. — Вы знакомы так давно? — поднимает брови Рылеев, на что Пестель лишь хмыкает. — Не особо близко, но да, — они вместе чокаются и Павел внимательно смотрит на Сергея. — Что-то мы на брудершафт не выпили. — Да, надо, надо… — пожимает плечами Муравьёв-Апостол. — Стоп, меня тогда тем же вечером пристрелят. — Я знаю. — Я догадывался, что Вы коварный, Павел Иванович, — легко улыбается Сергей и чувствует, как в душе снова что-то щемит. — Я знаю, — повторяет Павел и кидает Муравьёву виноградинку, случайно попав в бокал Рылеева. Кондратий смеряет Пестеля возмущённым взглядом, посмотрев на виноградинку, плавающую в шампанском. Миша выхватывает бокал из рук литератора. — Дайте сюда, — Бестужев залпом выпивает шампанское, закусывая виноградинкой на дне. И выпивка, и закуска. Трубецкой на это удивлённо вскинул брови. Он был, честно сказать, удивлён с того, с кем он сидит за одним столом. — На что ты рассчитывал? Что Сергей будет ловить виноград? — спросил Рылеев с мягкой улыбкой, наблюдая за всеми понемногу. — Он и будет, — Павел берёт ещё одну виноградину. — Рот открывайте, Сергей. — О, нет, в этих играх я не участвую… — бурчит Муравьёв и грустно смотрит на Пауля. Тот видит этот взгляд и закусывает нижнюю губу, заметно стушевавшись. — Я на террасу, можно ведь, господин литератор? Рылеев утвердительно кивает, и стоило Сергею только выйти из помещения, Павел стал вести себя как раньше — болтать, обсуждать какие—то планы на восстание, подшучивать над Трубецким. Впрочем, ничего не изменилось, правда, где—то в районе солнечного сплетения жутко жгло. Чувство вины почему—то не давало Пестелю нормально проводить время. В итоге Павел берёт со стола два бокала с шампанским и направляется на террасу. — Пришёл таки? — тихо спрашивает Сергей, стоящий тут, кажется, только ради этой фразы, так как после того, как он произнёс её, собрался уже возвращаться в зал, к остальным, но, глянув на бокалы в чужих руках, лишь выдыхает, словно обречён на что—то. Павел протягивает один бокал Сергею, а второй, слегка поморщившись, сам выпивает залпом. — Не найдётся табака? — коротко спросил Павел. Оперевшись о перила террасы, Пауль курит, а Муравьёв—Апостол осторожно попивает шампанское. Тишина, кажется, даже очень неприятная, но такая спокойная, что прерывать её не хочется. — Как тебе наш город? — спрашивает Серёжа, прервал давящую тишину. Пестель же не так давно приехал в Петербург… — Отвратительный, — говорит Пестель, — Не люблю Петербург. Все эти улицы, дома, люди. Они всё время что-то делают. А я — нет. Я ничего не делаю. Я только рассуждаю о восстании и строю планы. Всё время говорю, а сам ничего не делаю, это ужасно. — А что тебе нравится? — усмехается Муравьёв, отпивая ещё немножко шампанского. — Мне… Мне нравится, пожалуй, Москва. Я там родился, — хмыкает Павел. — И Нижний Новгород люблю. Там тоже есть что-то… Пестель запинается, не зная, как выразить, и в конце концов говорит: — Там есть природа. И там много лесов. Я люблю природу. Больше, чем людей, — он прикусывает щёку с внутренней стороны. — Мы познакомились в Нижнем Новгороде, — после минутного молчания прошептал Сергей. — Мы тогда оба были… одинокими. Очень. Как и сейчас. Помнишь? А потом мы вместе поехали в Москву. Я хочу в Москву, чтобы начать жизнь с чистого листа. Он замолчал, переглядываясь с Павлом, понимая, что всё изменилось. Они изменились. Как никак, прошло четыре года, они выросли, особенно — душой. Серёжа уже не восемнадцатилетний юноша, который будет злиться с характера Пестеля, а тот перестал действовать так радикально, как тогда, в 1814, который оба так хотели вычеркнуть из своей жизни. Муравьёв допивает всё шампанское до дна и ставит бокал подальше, на перила. — А ты помнишь что—нибудь с Новгорода? Какие—то может воспоминания яркие? — он поворачивает голову на Павла. — Кхм… Я помню, какие у тебя были волосы — всегда непослушные, а потому растрёпанные. Ветер всегда их забавно раздувал в разные стороны, — улыбается Пестель уголками губ. — Помню, как я их нежно поправлял кончиками пальцев, пока ты спал. Помню твою улыбку на мою нелепо сказанную фразу. Сергей смотрит на Павла, даже не понимая, какие чувства кипят у него в груди. Обида, грусть, злость, радость? — Не надо продолжать, — хрипло выдыхает он, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. — Я не хочу думать об этом. Глупо понимать, что ты потерял человека только потому, что не разобравшись в том, что человек к нему чувствует. Мало ли, что не показывает, главное, что чувствует. А дал бы он Павлу времени, может, они сейчас были бы счастливы. — Ладно, мне пора, пожалуй, — Павел сглатывает и направляется к дверям террасы, но Серёжа быстро хватает его за рукав, удерживая рядом с собой. — Я не позволю тебе снова уйти, Пауль. Пожалуйста, — Муравьёв—Апостол содрогается от рыданий, но слёзы ещё не начали скатываться по его щекам. — Не уходи хотя бы сейчас. Пестель поворачивается на Сергея и делает к нему один осторожный, небольшой шаг, положив руку ему на щёки, стерев слёзинку. Муравьёв и взгляд поднять боится, но Павел сам делает «первый шаг», приподняв его голову на себя. — Прости меня, — тихо шепчет Пестель и едва заметно улыбается. — Я не уйду… Сергей прижимается носом к щеке Павла и тихо всхлипывает: — Поехали в Нижний Новгород, — сквозь слёзы говорит Серёжа. — 3ачем? — удивлённо спрашивает Павел и прижимает Муравьёва к себе, боясь отпустить и на секунду. — Я наконец—то скажу, насколько я боюсь тебя потерять. Пестель чуть отстраняет Сергея от себя, а после соприкасается с ним носами, выдохнув почти в чужие губы. Муравьёв всхлипывает и боится пошевелиться. — Я люблю тебя, Серёжа. Прости, что я не сказал это тебе раньше, когда ты просил меня об этом. Я боялся. Боялся, что ты не поверишь. И… Я не хочу тебя терять. Никогда, слышишь? Я не хотел уходить, прости меня, прости. — Павел мягко прильнул к чужим губам, мягко и осторожно поцеловав, чувствуя, как Муравьёва это сильно успокоило.***
Пестель аккуратно гладил Сергея по спине, по его плечам, проводя пальцами по коже, вплетая свои пальцы в его волосы, нежно и ласково целуя в висок. Павлу было безумно приятно просто находиться рядом с Сергеем. Муравьёв—Апостол мягко прислоняется к сильному плечу полковника. Пестелю кажется, что сейчас перед ним не просто человек, которого он любит, а что-то большее. И это непередаваемое ощущение тепла внутри него, которое он испытывает рядом со своим любимым, заставляет невольно улыбаться. Сергей не сдерживает умиление, видя счастливую улыбку Пестеля. Он притягивает его к себе, обнимая крепче, переплетая их пальцы, и целует в губы. Павел прикрывает глаза, чувствуя, как по телу пробегают мурашки, когда он ощущает тепло губ Сергея. Теперь Павел точно будет рядом. А Муравьёв… Любит любить Пестеля.