Когами маялся: осознание того, что Белый день вот уже завтра как-то внезапно упало на него, и теперь мешало.
Конечно, не было никакой нужды отмечать его. По традиции этот день всего лишь служил ответом на Валентинов день. И пусть Гино принес Когами шоколад из-за шутки Сасаямы, но все же — подарок был, и функцию свою он исполнил. Поэтому Когами хотел ответить Гино.
Но не дарить же всерьез белый шоколад? Сама по себе это шахматная символика была привлекательна, но ведь они с Гино зашли много дальше шоколада…
Когами повернул голову и посмотрел на Гино, спящего рядом. В голову немедленно полезли всевозможные пошлости о «взрослых» подарках. Гино, казалось, ничто не может смутить в постели, но Когами переживал о таких вещах достаточно. Не было проблемы подарить себя Гино, но обозначить это вслух… Казалось пошлым и неуместным.
Гино не совсем проснулся, но, не ощутив Когами под рукой, перевернулся, протягивая руку, чтобы обнять Ко и подтянуть себя к нему поближе. Именно так спалось слаще всего. Гино все больше нравилось чувствовать Ко в своих руках.
Но в этот раз он поймал пустоту и тут же распахнул глаза, глядя на окружающий мир букой. Но быстро выдохнул: Когами не успел уйти на кухню или в душ, он все еще был рядом и смотрел. Так задумчиво, словно мысленно разгадывал головоломку.
Гино коснулся его плеча, чуть приподнимаясь на локтях, встряхнул головой, смахивая челку с лица и спросил:
— Все в порядке?
И, почти не осознавая того, поднялся еще выше, приближаясь к Ко.
— Спи, — отозвался Когами, — еще совсем ночь.
Он повернулся к Гино, обнял его и потянул обратно на подушку, потом, чуть касаясь, поцеловал Гино в ключицу, рукой скользя по его бедру пока через одеяло.
— Все хорошо, — объяснил Когами, прижимая Гино к себе.
Желание разгорелось мгновенно, сметая все вопросы, тем паче, что никакой праздник не имел значения по сравнению с Гино. Когами разворошил одеяло, подбираясь к Гино, коснулся его живота, но пока скользнул рукой вверх, к соскам.
Гино был сонен и не сопротивлялся. Когами опрокинул его на спину и навис сверху. Склонил голову, поцеловал в шею и стал спускаться ниже. Гино что-то там протестующе выдохнул, но Когами безапелляционно накрыл рукой его член. Уже возбужденный.
— Нечестно, — почти простонал Гино, — я слишком… Сонный, — и охнул, ловя прикосновение.
Он снова податливо прикрыл глаза, тем более, что Ко оставался с ним и под закрытыми веками. Гино легко и не задумываясь отдавался рукам Когами, которые ласкали так жарко и так… Восхитительно. Когами словно угадывал все, чего Гино хотел, раньше чем тот и сам понимал.
И Гиноза одновременно тонул и пылал, словно постель была горячей лавой. Он так и не проснулся окончательно, и сознание уплывало необычайно легко. Зато душа и тело отзывались Когами полностью.
Гино знал, что Ко хочет его, он уже чувствовал член, который терся о его бедро. Воздуха стало мало, но после вдоха он разрывал легкие. Гино не мог ничего изменить или перехватить инициативу, лишь блуждал ладонью по спине Когами, лишь чуть повернулся к нему, раздвигая колени и второй рукой гладя Когами по кубикам пресса, желая опуститься ниже.
Ко ласкал одновременно сосок и член, и Гино обжигало каждым прикосновением, как ударом тока, он кусал губы. Лицо Ко оказалось так близко, он опалил дыханием и Гино приоткрыл рот, вдыхая, а потом подался вперед, захватывая губы Когами, врываясь в его рот жадно и страстно, едва шепча сквозь поцелуй: «Еще.»
Гино так и не добрался до члена Когами, но уже тянул Ко на себя за плечи.
Когами отозвался на поцелуй, настойчивый и жадный, но у Когами был свой план. Он отпустил губы Гино и повел языком от ключиц вниз. Окончательно выбросив одеяло, Когами замер на коленях между ног Гино, нетерпеливо, почти грубо, гладя его бедра, а потом опустил голову вниз.
Гино сжал его плечи и одновременно выгнулся навстречу. Это было самым невероятным в Гино: то, как он отдавался. Совершенно крышесносно — Когами в ответ распалялся мгновенно.
Он ласкал языком член Гино, а руками блуждал по его телу от бедер вверх к напряженным соскам. Гино стонал и изгибался, вцепляясь руками в простыню, сминая ее к чертям. Когами чувствовал его вкус, его гладкую кожу под пальцами, и собственный член напрягался все сильнее.
Когами опустил руку вниз, сжал задницу Гино в ладони и сместился внутрь.
Гино был напряжен, и войти было почти невозможно, но Когами не прекращал ласк, ожидая, когда Гино потеряется в своих ощущениях достаточно. Гино снова застонал, невольно приподнимая бедра.
Когами второй рукой обхватил член Гино, а языком сместился к головке. Гино теперь в самом полном смысле был в его руках, Когами держал его, подводя к оргазму, сам шалея не меньше.
Реакции Гино действительно сводили Когами с ума, он никогда не думал, что можно так возбуждаться, только от того, что ласкаешь другого. Но с Гино это было так.
Гино кончал ярко, не сдерживая крика, но Когами не спешил убирать руки.
— Ты… — прошептал Гино, срывающимся голосом, и Когами, взглянув на него исподлобья, облизнул губы, а потом снова чуть толкнул палец внутрь, заставляя Гино вскрикнуть.
Оргазм еще не закончился, он длился, растекался по телу, бурлил в крови, перетекая по венам. Гино понятия не имел на каком он свете, но Когами был рядом, и оттого Гино нравилось все. Настолько, что… Он не мог остановить Когами.
Он лишь охнул еще раз и двинул бедрами навстречу, член постепенно наливался снова, даже не успев опасть до конца.
Это было почти невероятно, но с Когами так получалось всегда, если Гино был внутри, или если было так, как сейчас. Ко владел им полностью, и никакой рассудок или понимание, что по правилам — это хотя бы по очереди, не имел значения. Гино был восхищен, безумен и подожжен как факел. И каждое прикосновение Ко обдавало волной, разжигающей пламя. В сексе с Ко не было правил, как не было их и в любви.
Гино глухо стонал сквозь зубы и лишь отвечал всем телом на ласку Когами, тот гладил внутри, и Гино распахивал глаза, чтобы снова закрыть их, и шептал:
— Ко…
Он снова отчаянно искал член Ко ладонями, потому что… Нужно было почувствовать его, потому что как бы хорошо ни было, но хотелось глубже и больше, хотелось, чтобы руки достались соскам, а внутри оказался Ко. Горячий и напряженный до одури, заполняющий собой все и внутри, и снаружи.
— Черт, — выдохнул Гино, сильнее приподнимая бедра и постоянно не добираясь до цели.
Когами мастерски отвлекал его, стоило Гино чуть продвинуться рукой в нужном направлении, как Ко то продвигался пальцем вперед, то делал им круговое движение, то прихватывал сосок губами и немного, вскользь зубами. И Гино чувствовал, как новый оргазм разгорается, теперь его сосредоточение было уже не совсем в члене, а гораздо-гораздо глубже, и все мышцы сводило от желания и напряжения, еще немного и задрожали бы колени.
Гино не простил бы себе такого ни с кем другим. Но он и не чувствовал так ни с кем другим, а отдаваться Ко и видеть, как его неимоверно будоражит именно это, как он заводится и дышит, как звучит его голос, бархатясь в темноте и словно тоже идя прикосновением по телу.
Гино застонал еще раз и снова выдохнул:
— Еще, — в этот раз не насаживаясь на палец, а делая рывок, чтобы это было движение наружу, — больше, гораздо больше — тебя, — слова прорывались сквозь стоны, прерывающиеся дыхание и дрожь, и оттого половина букв из них выпала, но Ко понял и без слов.
Он поднялся вверх, снова нависая над Гино, поцеловал его в висок, и спускаясь легкими невесомыми поцелуями к шее, заснул руку под подушки, находя там смазку и презерватив. Гино все эти предосторожности не особенно волновали: получив свободу, он завозился, пытаясь опрокинуть Когами на спину.
— Ужасно ты нетерпеливый, — сообщил Когами, — кто бы такое заподозрил.
Гино же добрался до желанной цели. Он лишь чуть погладил пальцами напряженный член Когами, но Ко выгнулся и застонал, сквозь сжатые зубы.
Гино слушал, как звучит стон Когами и хотел все сильнее. Эти полминуты без прикосновений Когами были мучительными и острыми, как пытка. Гино в общем-то знал, что ожидание лишь усиливает эффект, ему нравилось невзначай соблазнять Когами, медленно, незаметно подводить его к такой грани возбуждения, на которой Ко останется только прижать Гино к стене или к постели и уже не отпустить.
Однако на такой стадии возбуждения, как сейчас, сам Гино ждать уже не мог.
Он чуть сжал член Когами, провел вниз, открывая головку и вверх, и снова приподнял бедра, желая почувствовать, как Ко упрется в него.
В этом моменте можно было даже застыть, это всегда было так много и так захватывающе, что Гино обращался в струну, все мышцы застывали в восторженном предвкушении. И войти было не так просто, но Гино нравилось чувствовать как это — миллиметр за миллиметром. И ему плевать было на презервативы и даже на смазку.
Гино видел Когами над собой, чувствовал, как его член чуть дрожит в ладони от напряжения, и едва помнил, как дышать. Гино еще немного толкнулся бедрами навстречу, стремясь помешать всем предосторожностям Ко.
Сдерживаться становилось уже невозможно, и Когами выбрал только половину своих предосторожностей: выдавил смазку, и снова скользнул рукой вниз.
Когами вообще-то планировал довести Гино руками и добиться, чтобы разморенный, он быстро уснул, но Гино не терпел чужих планов. Он был восхитительным, узким и горячим, безмерно красивым, когда он раскидывался вот так на постели, приоткрывая губы в беззвучном стоне.
— И это мой всегда осторожный инспектор? — прошептал Ко Гино на ухо, лаская его на входе, а потом решительно отстранился, поймал Гино под спину и потянул на себя.
Когами вошел и замер на мгновение, накрыл член Гино ладонью, и только потом чуть качнулся вперед. Он очертил губы Гино пальцем, потом повел ладонью ниже к соску и чуть сжал его. Гино выгнулся навстречу и застонал уже в голос. Когами двигался очень медленно, теперь не столько из предосторожности, сколько просто продлевая свое и Гино удовольствие.
Ко снова делал все точно так, как можно было только мечтать, и Гино терялся и терял Когами в себе, словно стараясь втянуть его глубже. Он не мог притягивать его к себе ногами, потому что только ноги и давали опору. Позволяя выгибаться сильнее, так что постели касался лишь один затылок. А сосок твердел и набухал прямо под пальцами Ко. Ко божественно чуть вытягивал его, и Гино стремился за этим жестом.
Это было остро и совсем немного больно, так, как Гино нравилось. И вот теперь он ничего не ждал. Потому что сейчас было не хуже оргазма. Удовольствие полыхало внутри, опаляя Ко, соединяясь, и пульс у них бился в унисон, Гино чувствовал его и почти взлетал. Колени уже дрожали, по всему телу теперь катились волны дрожи.
Гино еще немного не дал себе обнимать Когами, позволяя тому продолжать терзать соски. А потом сам качнулся навстречу со всем напором, на какой был способен в этом положении и Ко оказался так глубоко, что Гино приоткрыл рот, и ему показалось, что перед глазами падают звезды и жарит солнце.
— Ко… — простонал Гино, и Когами чуть вышел, но только чтобы повторить движение вперед, такое же глубокое.
Для Гино действительно не было ничего недопустимого в постели: он горел, притягивал и все же управлял, потому что Когами никогда не мог противиться тому, чего Гино хочет. Гино был слишком желанен и восхитителен.
Напряжение внутри Когами достигло, кажется, пика, и он ускорился. Гино теперь обнимал его, отдаваясь так… полно и глубоко. Словно, наконец, перестал контролировать. Это было потрясающе с ним в постели: его Гино, такой строгий, вечно горящий в своей ответственности, вдруг становился таким свободным и порывистым.
Гино приоткрыл рот и почувствовал губы Когами своими. Но не мог даже отвечать, слишком много было ощущений. Только чувствовал, как Когами целует его. Поразительно нежно, создавая невероятный контраст со скорыми, вовсе уже не бережными движениями.
Гино почувствовал, как Когами в нем стал еще больше и запульсировал, и вскрикнул, кончая.
Он цеплялся за плечи Ко, не желая отпускать, и то ли падал, то ли летел, кончая внутри и снаружи.
Гино дышал, все еще обнимая Когами. И даже чуть позже, когда Ко вышел и чуть откатился, устроившись на боку рядом, они не разжали рук.
— Ты охренительный. Я до сих пор чувствую так, словно ты внутри, — прошептал Гино и потянулся за водой.
Пить хотелось адски, и Гино жадно заглатывал воду, но умудрился не пролить ни капли. Он передал бутылку Ко и, чуть отойдя, уставился на него.
— Ко… А что случилось? Неужели ты проснулся от мысли, что хочешь меня? — этот вопрос казался Гино безумно важным, а предполагаемый ответ — невыносимо привлекательным.
Когами улыбнулся, им уже вовсю завладела истома и захотелось спать, хотя раньше мысли ужасно мешали.
— Я всегда хочу тебя, — Когами устало склонил голову и поцеловал Гино в плечо. — Но не спал не из-за этого, а из-за Белого дня. Я же должен тебе ответный подарок, но белый шоколад — это как-то недостаточно. К тому же ты бы раскричался, что я опять ходил без тебя в запрещенный квартал.
Когами потерся носом о шею Гино и зевнул:
— Так что, похоже, я из тех парней, что вечно забывают про даты и подарки.
Гино оглядел Когами победно и даже немного самодовольно, чуть коснулся губами его носа, нежно, а потом усмехнулся:
— О, нет. Белый день ведь уже наступил, и я бы сказал, что ты выбрал самый лучший подарок. Ничто не смогло бы меня так порадовать, как эти вот полчаса. Ты — мой лучший подарок. Можешь даже повторяться, я буду счастлив снова и снова, — Гино потянулся и закинул на Когами руку. — Поверить не могу, что у нас впереди есть еще и пара часов сна. Сегодня поразительно счастливый день, — Гино улыбнулся и, пристроившись под боком у Когами, прикрыл глаза. Он стал поразительно беззаботен и счастлив.
Когами хмыкнул, но спорить не стал. Конечно, он все еще хотел устроить Гино какой-нибудь сюрприз, но об этом точно можно было подумать и позже. А пока было слишком сладко и тепло. Когами нашел одеяло на полу, укрыл им их обоих и прижал Гино к себе.
***
Гиноза с самого утра пребывал в настолько благодушном, не очень свойственном ему, расположении духа, что без проблем отпустил Сасаяму покурить уже два раза и словом не возразил, когда Ко вызвался осмотреть склады в запрещенном квартале и предложил именно Сасаяму взять с собой. Согласился так легко, словно это было что-то само собой разумеющееся.
Сасаяма немного прифигел и чуть не присвистнул от подобной щедрости. Не Когами, конечно, а Гинозы.
Для Сасаямы не было ничего прекраснее возможности выезжать на задержание, или хотя бы вот так вот — просто на осмотр. Именно в такие моменты он жил по-настоящему, и Когами все чаще потакал его предпочтениям и старался, чтобы Сасаяма не засиживался на месте. Это позволяло Сасаяме применять себя к делу, быть эффективным, а, главное, не звереть. Сасаяма знал себя прекрасно, меняться не собирался и не любил никому ничего объяснять, но Когами словно понимал его и без разъяснений. И Сасаяма платил ему не благодарностью, зато доверием. Именно с Ко самым первым обсуждая свои идеи и делясь планами.
Гиноза сердился на них. Не терпел, если Когами соглашался куда-то ехать, следуя за безумными, по мнению Гинозы, предложениями Сасаямы. И только взгляд Когами и его ладонь на плече Гино спасала их обоих. Сасаяма не смеялся. Признаться, проще было делать вид, что все они идиоты и не совсем улавливают очевидных на самом деле отношений, чем потом просиживать по велению Гинозы все штаны в отделе или, что хуже, в архиве.
Но сегодня Гиноза не злился. Совсем… Может, потому что задание придумал он сам, и в целом оно было совершенно безопасным, а Гинозе предстояло потратить как минимум пару часов на отчет для шефа Кассей.
Они с Когами закончили с осмотром быстро и уже подходили к машине, оставив дронов забрать необходимые пробы, когда Когами вдруг затормозил, Сасаяма чуть не врезался в него.
Сасаяма всегда был не прочь задержаться в запрещенном квартале. Обновить запасы, а лучше пропустить бокальчик-другой самого настоящего пива, в отличном баре, замаскированном под заброшенный подвал. Именно здесь пахло жизнью, и Сасаяма вдыхал ее полной грудью. Он не хотел бы тут жить, но его будоражило все то, что можно было найти только в запретном квартале. Настоящая еда, настоящие сигареты, настоящий алкоголь, настоящие драки и даже люди, настоящие — не скрытые голограммой их наканифоленных образов.
Но все же Сасаяма не был бы детективом, если бы не проследил за взглядом Когами.
Он удивленно моргнул, и усмехнувшись хлопнул Когами по плечу:
— Ко, уж не в сторону ли того вон цветочного ты уставился?
Ухмылка все сильнее расползалась по лицу Сасаямы, но она была не злой, а скорее озорной.
— Белый день, — осенило Сасаяму, и он прикрыл рот ладонью, чтобы Когами не обидеть. Все-таки их отношения крепли и уже чем-то напоминали дружбу.
— Что… Неужели он, — выделил Сасаяма, — наш великий и ужасный, строгий и серьезный до позеленения любит цветы? Черт! Туплю… Новый кактус! Я, что, все-таки убил старый?
Сасаяма заставил себя заткнуться, потому что иначе от Ко было не добиться ответа. Он не любил говорить, когда его не слушают.
Когами медленно повернулся, он смотрел на Сасаяму рассеянно.
— Кому в запрещенном квартале могут понадобиться цветы? — вырвалось у него.
Считалось, что живые цветы могут улучшать оттенок, но мало кого здесь могло волновать это, и цветочный — маленький стеклянный куб, светившийся на фоне всеобщего запустения, напоминал… Когами вспомнил картинку из старой хроники: цветы, пробивающие асфальт. Символ непоколебимости жизни. В груди что-то сжалось.
Когами как магнитом потянуло к этому магазину, и Сасаяма поспешил за ним.
— Ты же знаешь, тут полно стариков, которые просто не могут отказаться от привычных занятий. А здесь девушке не подаришь симпатичную голограмму или щеночка-дрона.
Что, мой маленький сноб, думаешь суровые парни, скрывающиеся вокруг, лишены сантиментов?
— Наоборот, — отозвался Когами, уже коснувшись двери в магазин. — Общеизвестно, что злые люди — сентиментальны. Поэтому я и уверен, что ты добрый малый.
Когами подмигнул Сасаяме, и они вошли внутрь.
В магазине даже пахло необыкновенно, воздух был чуть прохладным и влажным, а продавщица и в правду оказалась старушкой. Она вздрогнула, увидев их: костюмы и форменная куртка Когами были не лучшей рекомендацией здесь.
Сасаяма тут же оперся о прилавок и подмигнул женщине:
— Мой друг ищет подарок на Белый день, — быстро пояснил он, пока бедняжка не упала в обморок.
Когами же оглядывался вокруг с каким-то благоговением. Сасаяма знал, что на него иногда находило такое, когда они сталкивались с такими вот осколками «жизни до Сивиллы».
— На Белый день? — охнула старушка, глядя на Когами. — Он?
Сасаяма пожал плечами и постарался улыбнуться так, как это делал Когами: чтобы растопить любое сердце, но возможно у него получился привычный оскал. Но на его удачу, Когами, наконец повернулся и улыбнулся сам.
— Здравствуйте, — он поклонился старушке. — Ваши цветы очень красивые.
Сасаяма не выдержал и закатил глаза. Зато подозрительность из глаз старушки вмиг исчезла.
— Да, и живые, — она тоже улыбнулась, — вы так на них глядите, юноша, будто впервые видите. Какие нравятся ваше… — она замялась, — предмету ваших воздыханий? Если это юная девушка, — старушка мыслила привычными категориями, — то не выбирайте красные или бордовые, лучше нежные цвета. Если это опытная и страстная женщина, то наоборот, берите бордовые. Хотя что это я… Лучше присмотритесь, какие из них похожи на избранницу? Хотите покажу поближе?
Она говорила воодушевленно и уже вышла из-за прилавка, оставив все свои страхи.
Сасаяма не уставал поражаться, как быстро Ко внушает людям доверие. Вот и сейчас старуха словно забыла всякую осторожность и готова была стать Ко родной матерью.
— Это все, конечно, хорошо, но его… Избранница предпочитает, кактусы, — вставил Сасаяма, чтобы не дай бог не погрязнуть в этом мире добра и света.
— Ох, какая колючая! — Старушка всплеснула руками. — Зато добрая, раз любит не срезанные цветы, а те, что растут. Посмотрите-ка тогда вот сюда, — она показала на подоконник, заставленный горшками.
Сасаяма хмыкнул, старушка и Ко явно говорили на каком-то своем языке, и он решил не мешать, а выкроить себе перекур.
— Ко, ты выбирай, а я перекурю у порога. Но потом мы зайдем за сигаретами и за пивом, никогда не рано пополнить запас.
Сасаяма развернулся и вышел, не дожидаясь разрешения.
Когами не стал его останавливать — он доверял Сасаяме. Ко расспрашивал женщину о цветах, об уходе за ними и в итоге выбрал цветок, напомнивший ему белокрыльник. Продавщицу его выбор восхитил, она поведала Когами прекрасную легенду, которую, к сожалению, в полном виде передать Гинозе было бы невозможно. Но цветок подходил действительно идеально: из пышных, сильных листьев вверх, словно стрела, тянулся прекрасный белый цветок. Когами расплатился, отказавшись от сдачи, и вышел к Сасаяме.
— Ого! — Сасаяма какое-то время таращился на цветок. — Ну что сказать, видно, мы все чего-то очень важного не знаем о Гино. Чего и следовало ожидать. Но заметь, и сам цветок, и его листья — все тоже острое, тот же кактус, только слева, — продолжать шутку Сасаяма не стал, — красивый. Я бы с удовольствием посмотрел, как ты ему его вручаешь, но ты наверняка предпочтешь оставить это между вами? И раз так, то ты должен мне пиво. Здесь продают разливное, сами варят. И с собой возьмем, только вот не возражай! — Предупредил Сасаяма и воинственно прищурился. — Не так уж часто выпадает такая возможность, а твой подарок в горшке, значит время его не испортит, — Сасаяма подмигнул одновременно и Когами, и цветку, который касался острыми листьями запястий Когами.
Когами редко отказывал в таких просьбах, только если времени действительно не было, а сейчас, когда на него вдруг снизошло какое-то такое чувство… И правда сродни благословению богини из легенды продавщицы, точно не стал бы. Его даже нисколько не раззадорили шутки Сасаямы о Гинозе.
— Пиво, так пиво. Как считаешь, надо ли брать на Масаоку? Чтобы в Белый день я одарил всех сотрудников и наладил все связи?
Сасаяма засмеялся:
— От Папаши ты пивом не отделаешься, но я покажу тебе, где продают отличный бурбон!
***
Оставить цветок в машине Когами не рискнул. Идеально было бы заехать домой, но Гиноза успел два раза связаться с ним, недоумевая, где их черти носят? А не случилось ли чего? И сделался он до того недоверчив, что стоило вернуться к нему побыстрее.
И вот Когами с бутылкой бурбона в одной руке и цветком в другой ехал в лифте, а Сасаяма едва не подпрыгивал от желания все же увидеть, как цветок перейдет к Гино.
— Ты бы пиво лучше отнес, — посоветовал Когами, но Сасаяма нетактично заржал.
Гино встречал их на этаже: уже накаленный. Он окинул их обоих тяжелым взглядом, который точно подсчитал все бутылки Сасаямы, и даже будто засек ту, что Когами взял для себя, а, остановившись на бурбоне, стал откровенно злым, а потом Гино заметил цветок.
— Для кого это? — спросил он сурово.
Когами ответить не успел, Сасаяма решительно вышел вперед и заявил:
— Инспектор Гиноза, такой цветок может оценить только тот, кто действительно любит растения.
Гино вспыхнул, а Когами понял, что у него нет ни одной идеи, как выкрутиться сейчас. Он просто смотрел на Гино, и давешнее чувство растекалось внутри, не давая даже занервничать достаточно.
— Я купил его домой, — тихо сказал Когами.
Гино побелел, в тон прекрасным тянущимся к потолку белым цветам и постарался дышать. Его разрывало между тем, чтобы наорать на Сасаяму и поразительным смущением, окрашенным такой всепоглощающей недоверчивой нежностью, что в горле вставал ком и становилось трудно думать.
Гиноза решил, что все должно идти по плану. И раз Когами никогда ни в какие планы не вписывался, то хотя бы все остальное должно соответствовать, но кричать внезапно расхотелось:
— Сасаяма, иди. Покури. И убери с моих глаз это… Безобразие, — охарактеризовал Гино бутылки. И поживее, а то я отправлю тебя в архив, — Гиноза точно знал, как избавиться от Сасаямы.
— Понял, не надо в архив, — Сасаяма кивнул, — но это ты зря, я мог бы рассказать целую историю, о том, как Ко его выбирал! — Сасаяма осклабился.
— Прочь! — Гино все же повысил голос. И скрестил руки на груди, — И забудь все истории, считай, что ты… Посвящен в материалы особенно секретного дела. И если я хоть от кого услышу, то не пущу тебя на выезды ближайшие пару месяцев, — тон Гино не оставлял сомнений, он был серьезен.
Сасаяма, впрочем, не особенно горевал, он развернулся и ушел к себе позвякивая бутылками, беззвучно передразнивая Гино, мимика его при этом была достойна и малых, и даже больших театров.
«Ближайшие пару месяцев», — прошептал Сасаяма, угрозу он воспринял серьезно, но в то же время отлично знал, что если молчать — Гиноза легко отдаст ему все возможные выезды.
Когда Сасаяма скрылся за поворотом, Гино позволил себе отойти к стене и привалиться к ней боком. Он повернулся к Когами и к цветку. Такому живому и настоящему, такому неуместному здесь.
— Ты серьезно? — спросил Гино почти шепотом и моргнул, сняв очки.
Когами мгновенно расслабился и шагнул к Гино.
— На счет чего? Нет, поставить ты его можешь, где захочешь. Но вот он есть — мой подарок на Белый день. Он сам меня нашел.
Когами улыбнулся, ему очень хотелось коснуться Гино, но было не место, да и руки были заняты.
— Его надо часто поливать, — поведал Когами, не замечая, как все сокращает расстояние между собой и Гино. — Так, что Сасаяма его погубить не сможет. Зато я, наверное, смогу. Тебе нравится?
Голос у Когами куда-то исчез, но он не волновался и не смущался этого. Он смотрел на Гино, ставшего вмиг таким родным, юным. Когами любил его всегда и любым, но таким Гино бывал только с ним, и это было бесценно. И необходимо.
Ко теперь стоял так близко, что его слова колебанием воздуха касались щеки. Ко всегда был таким, даже в тот момент, когда они познакомились в школе. Сильным, смелым, настоящим и… Таким на самом деле глубоким, заглядывающим в самую душу.
— Я не хочу оставлять его здесь на ночь одного. Он же не кактус. Такой красивый, такой живой и… Он не мой, он же наш, — произнес Гино замирающим шепотом. — Я даже не думал, что можно подарить такое чудо. Мы… Должны забрать его домой, — Гино чуть улыбнулся и смахнул челку с лица.
Он бы хотел сделать это прямо сейчас, но не было ни одной причины закончить рабочий день или просто уехать с Ко, хотя так хотелось.
— Потом, после работы. Пусть мне все завидуют, — Гино вдруг поразительно перестало смущать, показывать эту красоту в отделе.
Коридор оставался тихим и пустым. И хотя Сасаяма мог вернуться в любой момент, Гино вдруг решил верить в то, что он задержится.
Гино качнулся вперед, накрывая своими ладонями руку Ко, которой тот прижимал горшок к себе, а потом поцеловал.
Первый раз Гино позволил себе, позабыв о приличиях поцеловать Когами в стенах Бюро по собственной инициативе, и это оказалось удивительно хорошо. Держать вместе этот восхитительный цветок и целовать Когами. Не коротко, не слегка, а по-настоящему, взахлеб, растягивая момент.
Когами прикрыл глаза, отвечая на поцелуй. Для Гино непросто было целоваться в Бюро, особенно так. Безумный язык Гино пройдясь по губам и нёбу, сплелся с языком Когами и все не останавливался. Когами хотелось так много сказать и еще больше сделать в ответ, но руки по-прежнему были заняты, и все что оставалось — это наслаждаться. Поцелуем и решимостью Гино, ну и Белым днем. Дурацким в общем-то поводом еще раз сказать, что для тебя значит человек. Если для этого вообще нужны поводы.
