Стражник! Стражник...

Утро сержанта Колона началось с капитана Ваймса. И с похмелья, конечно же. Пить с капитаном Ваймсом вообще было делом пропащим. В смысле, вскорости ты пропадал, или же капитан пропадал, обычно уже до утра никто не находился — а уж где именно ты найдешься с утра было часто большим вопросом. У старины Камнелица, как тихонечко звал за глаза капитана Ночной капрал Шноббс, для запоев была система. Для начала, они происходили всегда по причине или по расписанию. Иногда совпадало, и тогда было хуже всего. *** Раньше, когда еще Ваймс был только сержантом, это реже случалось. Когда раскрыть дело так и не удавалось. Когда что-то мешало. Когда не хватало людей, не хватало улик, не хватало проклятого права пройти в городе там, где действительно нужно. Когда они отступали, потому что бежать за преступником было форменным самоубийством. Что ж, такое случалось все чаще — старый капитан Стражи советовал им быть поаккуратнее. «Это не наша война» — говорил им старик — и сержант Ваймс скрипел зубами. А потом пришел новый патриций, и старик капитан наконец-то ушел в отставку. Фред сказал тогда: «только не я». Сэм кивнул, закурил и весь день оголтело надраивал панцирь, шлем и кольчугу, так, чтоб доспехи сияли. Меч у Сэма всегда был в порядке, но во всем остальном он обычно был парнем неряшливым. — Да чего ты стараешься? — спрашивал Фред, в последний раз обращаясь к другу запросто. В будущем все очень сильно изменится, как он знал. Уже завтра Сэм будет для Фреда не «Сэм», а «сэр». Фред был вовсе не против. Это значит «субординация». Это значит, в Ночной Страже есть настоящий рост в карьере. Это значит, что кто-то другой все еще будет должен улаживать возню с вышестоящими или чертовыми бумажками. И за все отвечать. За два доллара сверху это точно не будет Фред. — Да чего ты стараешься? Тебя и так сделают капитаном. Конкурентов у Сэма, считай, что и не было. Старик Гаскин хотел только добраться до пенсии, а еще два других сержанта или просто боялись явиться к Патрицию — с ними, с патрициями дело иметь всегда было больно опасно — или не собирались держать под началом Сэма. Тот был парнем хорошим, но уж больно проблемным. Слишком умным для своего блага и слишком ретивым. В общем, путь ему был в капитаны. — Он совсем молодой, — сказал Ваймс, продолжая нервозно надраивать кое-как перелатанную кузнецом на лопатке спинную пластину. — Может быть, все изменится, Фред. Я хочу попросить людей. Может быть, общих рейдов с Дневными. Если новенькая метелка собирается чисто мести, нужно что-нибудь делать с Тенями. — Ты с ума сошел, Сэм? Тебя Гильдии свяжут собственными потрохами и повесят на солнышке, сам же знаешь. В особенности Убийцы. — Гильдии, — прохрипел, распаляясь, сержант Ваймс, — это сборище нарушителей. Ни Убийцы, ни Воры — это не настоящие гильдии. И давно пора с ними разделаться! — Даже Капканс не смог. — Капканс и не пытался. Все они только делали вид, Фред, ты же знаешь, как там все устроено. Фред не знал. И его очень сильно тревожило, что сержант Ваймс откуда-то знал. Сэму с улицы Заводильной знать такие вот вещи было, в общем-то не положено. Сержант Колон решил не усугублять. — Ну а как дочка Грыза, а, Сэм? Ваймс по-юношески покраснел — под тридцатник сержанту уже, а краснет по-прежнему. Он же все еще был романтиком. Когда оба они были еще совсем сопляками, еще до Революции — он показывал руку Фреду. Ваймс был своего рода счастливчиком — на руке у него была выведенная изящным тонким почерком фраза. Это значило, что его где-то там ожидала его половина, половина души и сердца. Никаких ему не понадобится танцев-шманцев и прочих ухищрений, как другим парням, чтобы найти себе девушку. Они попросту встретятся, это закон, вроде магии. И когда она обратится к нему фразой, записанной на его коже — он сразу ее узнает. И у этой девчонки тоже что-там, видимо, будет записано. Дело редкое — эти чернила на коже. И ладно. Фред подумал о Салли Меллон. У них складывалось безо всяких там надписей. У него вообще неплохо складывалось с женским полом, но на Салли-то он обязательно скоро женится. Как же она готовила! А вот Сэм вообще не умел обращаться с девчонками, потому и краснел. Но та девочка, дочка учителя Грыза, ему, вроде, очень понравилась. Сержант Ваймс только мрачно мотнул головой. А, понятно тогда, почему он смущается. Снова другая фраза. Вообще, Колон знал эту фразу. И в его голове вдруг тихонько зазвенел колокольчик тревоги: — Погоди-ка, так если тебя сегодня сделают капитаном, так ты значит, не встретишь ее? Ваймс угрюмо пожал плечами. А потом ухмыльнулся: — Да как пить дать, потом снова разжалуют. У него на руке красовалась фраза: «А, это вы, сержант». Кокетливая такая, в самый раз для учительской дочки. Этот разговор был у них утром — Фред как раз уходил домой. *** Капитан Ваймс вернулся в участок вечером. У него в кулаке был зажат комплект новых кольчужных накладок с капитанскими лычками и пергамент с патентом. В другой руке он сжимал мутного стекла бутыль с отбитым горлышком, из которого он и вылил в ближайшую кружку пойло Джимкина Пивомеса. Выражение на лице у него было странное. И плечо было перевязано. — Капитан? — уточнил удивленно Фред, собиравшийся поздравлять с назначением. У него даже был припасен комплект кружек Достабля в подарок. Собственно, из одной из них сейчас и вытекало с шипением пойло, растворившее тонкую жесть. — Ах… привет, Фред. — Э… я вижу, тебя назначили. — Точно! — Сэм… капитан усмехнулся. Он был как-то не очень радостен. — А… э… как там насчет людей? Ты хотел попросить людей, помнишь? Капитан сделал странный жест — вроде как не его, вроде как чересчур… манерный, изящный. Словно фокусник, извлекающий дурностая из шляпы со звездами — но еще тоньше. — Двое! Нам позволили взять еще двое парней! — Ну… немного… но, я думаю, что для начала неплохо, — успокаивающе пробормотал Колон. Сэм ему сейчас очень не нравился. Ваймс безумно расхохотался: — Слишком много, Фред, слишком. Зачем нам теперь будет столько… — он вдруг сгреб Фреда за воротник кольчуги, подтягивая того ближе к себе и отчанно прошипел, — потому что, Фред, знаешь, что? Гильдии - узаконят! — Гильдии, Сэ… э… сэр? — Да, гильдии, Фред. Воров, например. И Убийц тоже. И Белошвеек. Ну за девочек-то я рад, правда. — Как это? — Очень скоро узнаешь… О, и наше начальство действительно метет очень по-новому, сам убедишься. Боги!.. Фред Колон сел на стул, едва не промахнувшись. Не дай боги, услышит Гаскин, потерявший в погоне за парой гильдийных воров своего напарника. А когда капитан… бывший капитан… это узнает… хотя, он же, наверное, понял давно. Уходя, капитан все смотрел на них и говорил: «ребята, это больше не наша война, понимаете… Это больше не наш чертов город». — А что мы будет делать тогда? То есть… если они будут воры… в законе? Ловить-то их что, нельзя? — Я не знаю, сержант, — выдохнул Сэм протяжно и пьяно. — Но ты попытался что-нибудь объянить этому… как его… Ветеринари? Может, он просто не понимает? — Нет, Фред, он понимает. О, он понимает многое! Помолчали, с тоской глядя на оплавленные остатки кружек Без-Ножа-Режу и пустую бутылку без горлышка. — А с рукой-то у тебя что, капитан? Ваймс взлянул на затянутое рваной тканью плечо. — Порезался, — сказал он с непонятной ухмылкой. — Порезался. Он откинулся на стену вместе со спинкой стула, будто бы собираясь забыться во сне с перепою. — Ну… ясно. Колон думал об этом. Такой у них новый Патриций, значит. Такой вот. Еще хуже Капканса, что ли? — Он действительно молодой, сэр? — Что?! Кто? — спросил Сэм, нахмурившись, но глаз не открывая. — Ну этот Ветеринари. Этот новый Патриций. — Его зовут Ветинари. — Он и правда такой молодой, как мы, Сэм? Фред сорвался-таки на «Сэм». Впрочем, тот не заметил. — Молодой, — протянул он, — и впрямь, молодой… шикарный… Молодая шикарная сука! Капитан опять засмеялся, запрокинув от хохота голову — и смеялся он долго, так долго и так ужасно, что сержант отвернулся. Это то, что ты делаешь: ты отворачиваешься, когда твой товарищ по страже издает эти звуки, пряча в грязных ладонях лицо. И потом говоришь — он смеялся. Ты не скажешь, что стражник плакал. *** Первый год капитанства Ваймс пил еще редко. По крайней мере так страшно. Гильдии еще только начали привыкать к своему положению, и капитан пререкался с ними каждый раз, когда мог, и пытался ловить воров, проверяя лицензии — не у всех они были сначала. И пытался расследовать смерти. И его каждый раз вызывали потом на ковер — чаще все-таки не к Патрицию, а к его секретарю — и что-то ему внушали, и Фред все ждал разжалования в сержанты, чтоб у парня опять появился шанс встретить девчонку — ему это помогло бы, Фред был очень уверен. Но его никогда не разжаловали. А потом воровства стало меньше. Все платили гильдийные взносы, кроме тех, у кого и красть было-то нечего. Что до убийств, те стали показными и наглыми, и стражники из Ночной точно выучились определять правильные расписки, отличать от поддельных… Если были поддельные, они престо передавали дело в Гильдию. Если расписки не было — передавали тоже, потому что убийство уважаемых граждан было делом серьезным и не всем разрешенным, то есть, тоже немедленно становилось проблемой Воров и Убийц… Ну а граждан неуважаемых… это все были самоубийства. Потому что вот те два новеньких растворились в Тенях еще в первые месяцы первого года правления Ветинари. *** — Мы когда-то же сбросили уже тирана, а, Фред? — спросил капитан Ваймс как-то в мае. Он был бледный, как будто с похмелья, хотя накануне не пил. И глаза у него блестели как-то нехорошо. Мечтательно. Под повязку на правой руке он засунул в тот день сирень. Колон тоже носил одну гроздь, приспособив на шлем. Они все еще вспоминали. — Люди говорят, сэр, в городе сейчас стало спокойнее. И денег слегка прибавилось. Капитан усмехнулся. — Фред, а как же свобода? Ведь он же тиран. Свобода? И любовь… по доступным расценкам, ты помнишь? — он смотрел на сирень под повязкой с непонятной Колону нежностью. — Ну, любовь по расценкам мы, сэр, получили. А свобода… она, сэр, заканчивается в яме со скорпионами. Ваймс вздохнул: — Ах, ну да. Ямы со скорпионами. Они ведь вправду были — те ямы. Они, стражники, пару раз видели тех людей, для кого Ветинари пеньку посчитал слишком легкой, уютной смертью. — Но ведь стало спокойней? — неуверенно буркнул Фред. Капитан покачал головой. — А знаешь, он ведь хуже их всех, Фред. Хуже и Ветруна, и Капканса. Хуже, чем короли. Потому что они отбирали, отбирали свободу насильно. А ему мы все отдали сами. Фред помолчал. — Тяжело, если думать так много, сэр. Жалко, что ты не встретил свою… ну… девушку, понимаешь. Капитан посмотрел на него непонятно. В дверь участка на Паточной — одного из двоих оставшихся — постучали. А потом, не дождавшись, ответа — потому что Ваймс не отвечал, а Колон не осмелился — просто вломились. — Я ищу капитана Ваймса. У вас встреча с Патрицием через пятнадцать минут. Фред Колон всполошился: — Сэр, да вы не успеете, сэр! Капитан хохотнул. И пошел во Дворец. Пошел очень вальжно, вразвалочку. К вечеру снова был пьяным. *** Вскоре Ваймс начал пить не когда они упускали дело, а когда умудрялись раскрыть. Фред еще поначалу радовался, но дела эти были все время настолько мелкими, что по гордости капитана прокатывались, видимо, куда хуже отсутствия дел. А еще, никому это было не нужно. Их ни разу не награждали, и ни разу, конечно, не благодарили. Старик Гаскин тогда бывало, говорил им — мол, странно, что их просто не упразднят. Капитан усмехался жестко, прятал взгляд в свой стакан. Сержант все еще помнил картинку — капитана тогда сильно ранили, и он пил, может быть, чтобы заглушить боль, Фред не знал точно. У капитана всегда находилось много поводов выпить. Они, стражники, были тогда в Залатанном Барабане, днем — не слишком обычное время, посетителей мало — и поэтому отдыхали. Сэм смотрел в свой стакан. Из-под воротника кольчуги у него были тоже видны какие-то — темные, круглые — ссадины. Фред не думал, что это получено в драке. Кто-то должен же быть у мужчины — надпись там или нет. Только лучше вот Сэму не стало. Потому что тогда у него появилось загадочное расписание. Капитан Ваймс пил в нескольких случаях: — после отданных гильдиям дел; — после дел, отданных Дневной Страже; — после дел нераскрытых; — после самоубийств; — или после раскрытых дел; — иногда после встречи с Патрицием; А еще он пил по распорядку. Это было примерно раз в месяц — бывало, что реже, в два. Поначалу перед этими Случаями капитан Ваймс слегка охорашивался. Он трезвел, стирал вещи и весь словно немного звенел при движении. Уходил, как на бой, и опять возвращался. А потом напивался до смеха — теперь уже настоящего смеха безо всякого следа слез, хотя и без следа веселья. Напивался до смеха и до поэтичесих фраз и метафор, вроде тех, где он сравнивал город с бесчестной прекрасной женщиной, что манила тебя — а потом обирала, крепко двинув коленом в пах. Позже он начал пить еще загодя. Перед тем как под вечер исчезнуть — и наутро явиться на службу в тоской в потускневших глазах. *** В общем, утро тогда началось с капитана в похмелье. И сержанта в похмелье. И новенького констебля. Этот их доброволец, Моркоу — создавал им большие проблемы. Как для гнома — так очень большие. То есть, если, конечно, он гном. Из Дворца капитан возвратился весьма озадаченный — но хоть трезвый. Значит, видился с секретарем… иногда секретарь это лучше. После похорон Гаскина капитана ужасно корежило. Они со стариком хорошо понимали друг друга. Оба время от времени бегали быстро, когда нужно было помедленней, пока Ваймс не сказал: хватит, мол, если кто-то из стражников хочет дожить до пенсии, торопиться не стоит. Все они понимали, что Ночной отдел Стражи уже доживает свой век. Гаскин поторопился в итоге, но остались еще Фред Колон и капрал Шноббс — и, разумеется, капитан Ваймс. Но и все. Они все продолжали работать на улице Паточной Шахты — знаменитое отделение: когда Ваймсу пришлось сократиться до одного, он остался не в более благополучном районе в Сестрах Долли, а здесь. Это связано было с сиренью, Фред был совершенно уверен. Но уже скоро все наконец-то закончится. От них быстро уйдет Моркоу, а мадам Колон долго уже говорила о переезде в милый домик куда-нибудь в сельскую местность. Шнобби себе подберет что-нибудь где-нибудь — впрочем, он и сейчас это время от времени делает. А что будет тогда с капитаном… Фред не очень хотел долго думать, о том, что будет с его другом. Да уж, утро не задалось. Потом день миновал, и опять настал темный вечер. Они были в таверне… и они побеждали. Это было… приятно. Немного пугало с отвычки, но чувствовалось хорошо. Они выпили, да, в честь победы. Они провели Разговор. Разговор с нарушителями. Даже сделали Выговор! Они чувствовали себя стражниками! И… конечно, они напились. Потому что порядок такой, случай был подходящий — редкий, но подходящий, хотя бы для капитана Ваймса. А когда офицер напивается в зюзю — невежливо, просто невежливо оставаться… не в зюзе. Так что выпили все: и капрал, и сержант Колон. Даже дали Моркоу приложиться, но ему не особо понравилось. Впрочем, тот был и так хорош. Они шли через Тени… потому что они напились. Это было немного не то направление, куда Фред бы хотел следовать за старшим офицером, но кто первый свернул от Серебряной улицы влево, никто вспомнить уже и не мог. Они тихо смотрели на стену. Они долго смотрели на стену. Они все протрезвели. А потом капитан выдохнул, написал на коленке записочку и послал с ней капрала Шноббса — сообщить во дворец. И они подождали еще. Фред Колон видел раньше Патриция. На портретах, парадах. Однажды, когда у Сэма была лишняя и совсем нехорошая дырка в брюхе из-за стычки с ворами — они были еще так молоды — из Дворца почему-то позвали сержанта Колона. Он просил пойти Гаскина, но тот сплюнул и не пошел. Сержант видел Патриция. И тот не был шикарным, чтобы ни говорил капитан — только очень прямым и высоким, и слегка беспокойным. Сержант выпалил свой отчет, запинаясь и путаясь. Он-то думал — там будет Воунз, секретарь Ветинари, а… а это был вовсе не он. Ветинари смотрел на сержанта и, кажется, даже не слушал. Рукой он легко прикасался к своему животу, словно мучился от изжоги, и смотрел, кажется, не мигая, вовсе без выражения. С него, Фреда, сошло семь потов, пока встреча закончилась. Не по нём раздражать человека, у которого есть яма со скорпионами. Напоследок милорд Ветинари спросил у него о здоровье капитана, и хватит ли денег на лекаря. Фред не знал. Капитан был упрямым мужчиной и не очень любил докторов, так что может, он просто и не вызывал никого. Но с другой стороны… вдовам тех двух констеблей, им точно нужны были деньги, и Фред знал, что у Сэма поэтому их — денег — не достает порой. Это было единственной премией Стражи за годы и годы до этого и после этого. Лекарь — самый хороший, гильдийский, с лицензией — забрал все до последнего пенни, но, раз капитан Ваймс снова бегал и пил, пил и бегал — Фред решил, что наверное, лекарь тот все отработал. *** А теперь было утро. В переулке стояли: карета, запряженная свежими лошадьми и с сидевшим на козлах кучером, у которого, если судить по лицу, был запор; шестерка дворцовых стражников; весь состав Ночной Стражи, то есть три человека во главе с капитаном (плюс Шнобби); секретарь Ветинари, и — он, стало быть… Ветинари. Все уставились в стену, кроме кучера и лошадей. Потом Фред оглянулся, занервничав, и посмотрел на Патриция, чтобы проверить, насколько тот может быть зол из-за раннего вызова. То есть, хотел на Патриция, но не станешь же пялиться на правителя города, так что сержант посмотрел на начальство и, якобы, заодно — на попавшего в поле зрения лорда Ветинари. Молод тот уже не был, конечно, как и все они. Лет ему было сорок, плюс-минус. Он не выглядел хорошо — больше как кто-то, очень много работающий. Он не выглядел плохо — скорее как кто-то, кто мало спит, но спит крепко; ест умеренно, но способен опознать состав пищи в тарелке, не задумавшись, стоит ли с ней попрощаться; и, наверное, время от времени совершает по саду пользительный моцион. Капитан рядом с ним выглядел как картон для подметок рядом с дорогой писчей бумагой: отсыревший в рассветном тумане, усталый, злой и как будто немного пожеванный, даже рукава туники под кольчугой усели от сырости, открывая повязку на правой руке — потрепанную, потемневшую. Но в них было и что-то похожее. Глаза — думал сержант. Хотя у одного глаза светлые — вроде как голубые, — равнодушные, а у другого — коричневые и прищуренные. Все равно, это было у них, и оно было очень похоже. За обеими парами глаз очень быстро крутились колесики. И совсем ничего при том не было видно на лицах. Потому что лицо капитана застыло, как и всегда, в выражении гнева, ну а что до лица Патриция — оно даже застыть не могло, словно гладь небольшого пруда в абсолютно безветренный день — и без живности в нем. Вообще без какой-либо живости. И они не смотрели на стену уже, как все остальные. Зато они говорили. О, сержант, в общем, слышал слова: отчет Ваймса, вопросы Патриция… но они не о том говорили. Когда лорд Ветинари велел им убрать следы — Ваймс сощурил глаза посильней. А когда возразил ему — стразу же отшатнулся от ответного взгляда Патриция… на Моркоу. И Колона. И сник. И когда, собираясь уже уходить, Патриций снисходительно хлопнул того пару раз по плечу, говоря: «молодец» — капитана уже натурально трясло. Фред не смог бы сказать потом, почему вообще Моркоу влез. Странный парень был этот Моркоу — то ли он был настолько наивен, то ли наоборот. В любом случае, он отвлек его милость от Сэма. Вот только привлек к себе, а… а вот от капитана им толку пока что не было. Тот стоял, замерев, будто бы на плече у него до сих пор сидел скорпион. В общем, Фред тогда выпутался. Спас себя и Моркоу, а малец, вроде как, даже спас капитана. Патриций в итоге уехал. *** Сержант очень старался не думать о том, почему капитан не последовал приказанию его милости. Может быть, дело в том, что Патрицию стоило бы обойтись без хлопков по плечу. Чем сильнее давишь на Сэма, тем он злее — Колон помнил еще со времен, когда сам был констеблем. Сержант очень старался не думать, что такого в прикосновении его светлости, что Сэм так испугался — а потом взбеленился. Говорят, его милось учился в гильдии убийц. Мало ли, чего люди могли не заметить. Странно только, ведь их капитан… он не очень боялся смерти. Хотя и на рожон сам не лез… или лез не всегда. Но теперь… Теперь он расшибался в лепешку, чтобы найти дракона — и совсем, абсолютно, каменно игнорировал сообщения о заключенном под стражу Патриции. Фред Колон помнил день, когда Сэм говорил: «но ведь свергли же мы тирана». Его это слегка беспокоило, хотя прежде — после этого дня — Ваймс такого не повторял. Все равно, Фред отлично знал — Сэм отнюдь не любил Ветинари. До он, в общем, и не скрывал это. Капитан помешался на проклятом драконе, словно мог еще что-то исправить, если сможет поймать. Словно снова хотел, то есть — правда хотел снова жить. Он ведь даже не пил. И еще была леди Сибилла… Сержант едва узнавал его. ...Посмотрев вниз, Фред подумал, что, пожалуй, и себя едва узнает. На коленях его возлежала Стрела. Колон шумно вздохнул. Все неважно. Вот узнать бы «язвимыя органы.». Это да. *** Фред Колон вскоре встретил Патриция снова. Тогда он ужасно устал и совсем не хотел в скорпионию яму. А чего капитан хотел, понять было и вовсе сложно. Он орал на Патриция. Может быть, и не громко, но сержанту не больно казалось, что тут громкость имеет значение. Ваймс ткнул в нос Ветинари пальцем с обломанным ногтем и велел закрыть рот. Ветинари в ответ снисходительно повел бровью — но остался смотреть, словно бы капитан с мечом и Моркоу с его Книгой были чем-то серьезным и очень, очень захватывающим. Особенно капитан с мечом. А потом капитан отдал меч. Просто взял и отдал. Не то, чтобы это еще имело значение. Он, в конце концов, этим мечом только что защитил его милость от верного Смерти. А Фред помнил слова про тирана. И про старика Гаскина он тоже помнил. И вдов. Но капитан спас Патриция. И остался, когда Ветинари легко отмахнулся от них, но опять прикоснулся к плечу капитана — по-дружески, осторожно. Стражники уходили, оглядываясь. Никогда в этом городе точно не знаешь, увидишь ли завтра товарища, особенно после свидания с очередным тир… правителем. И сержант бы не смог сказать, будто бы капитан провожал их глазами — но все же он стоял, замерев, обращенный лицом в сторону уходящих. А что до его милости лорда Патриция, то он сам смотрел на капитана, фамильярно касаясь руки стражника поверх старой привычной повязки. *** Когда Ваймс возвратился назад в штаб-квартиру в Псевдополис-Ярде, все уже восхитились чайником и успели как следует испытать доску для дротиков. Жизнь казалась немного странной. К ним сегодня заглядывали, между прочим, за помощью. Девочка потеряла собачку, и считала, что ее украли. Капитан, выслушав чрезвычайно подробный рапорт младшего констебля Моркоу, только хмыкнул: — Вы нашли псину? — Да, сэр! — Ну ладно. Можно сказать — начало. Потом он сел за стол, отпустив парня полировать свой доспех, и Колон налил чай в обе кружки. — Ну, сэр? Что она сказала? Капитан улыбнулся. Невесело. — Что ей сложно одной жить в таком большом доме. — О! — О. Действительно, Фред. Леди Овнец было знатной дамой. Умной, стильной и в том самом зрелом возрасте, когда перестаешь ожидать незнакомца с подходящей по смыслу фразой. Капитан Ваймс смотрел в свою кружку. Он облизывался и похоже, хотел выпить что-нибудь другое, но пока что не пил. — Замечательный чайник, — заметил сержант Колон. Капитан усмехнулся. Сержант вспомнил, как тот хохотал во дворце всего несколько дней назад. Как Патриций терпел этот хохот. — Она очень красивая, знаешь, сержант? — Настоящая дама, — поддакнул Фред. Это было пугающе. Они все тогда очень боялись. Боялись, что их уничтожат. Наградят — и отправят на пенсию. Наконец. Может, даже прибавят по доллару. Но им дали их чайник. И их доску для дротиков — тоже. И когда Ветинари, наконец, отпустил их, покончив с речами, Ваймс размашисто отсалютовал ему: — Сир! И сержант Колон мог бы поклясться, что лорд Ветинари… вздрогнул? — Жаль, что не получилось, — посочувствал Сэму Фред. Не стремясь уточнить. Что-то точно же не получилось? — Да, Фред. Знаешь, после знакомства с ней думаю… а не слишком уж плохо жить, в общем, так и не встретив кого-то с соответствующими чернилами, — Сэм коснулся повязки. — Что ж, не всем так везет. — Вы еще пожалеете, сэр, — Фред угрюмо уставился в собственную чашку, старую, малость пожеваную дракончиком. Потому что, конечно же, он пожалеет. Что бы он ни решил. — Леди Овнец считает, это все романтично. И что кто-то другой должен тоже… жалеть. — Тебе легче от этого, Сэм? Сэм молчал, растирая годами не знавшую света кожу. Фред видал его как-то без этой повязки. Под ней были шрамы — скорее всего, от стекла. И чернила. Чернила не стерлись. А потом капитан усмехнулся ему и ответил: — Нет, что ты. Разумеется, нет. Но ведь это начало. Посмотрим, Фред. Дальше посмотрим.