Золотой яд

Улыбка Би Гака похожа на оскал. Острый, резкий. Страшный. Он сам весь такой, вся его сущность похожа на этот оскал. У него внутри щерится темная, похлеще теней Чау Юнга, тварь, взрыкивает, хохочет исступленно, и отголоски ее безумия бьются за золотой радужкой, брызжа во все стороны. Би Гак чувствует солнечные капли на своей коже, капли вьющегося вокруг сумасшествия. Он растирает их между пальцами, впитывая, хотя они и так уже переливаются через край, разбрызгиваясь по полу. Иногда Рю Гу Хеулу кажется, что он слышит глухой плеск надвигающегося потопа. Густые солнечно-желтые потеки появляются везде, куда бы ни пошел чачаонг, расползаются по стенам, остаются масляными каплями на окружающих. Енма знает, что увяз в этом золоте по самую макушку, что ему не выбраться, даже если попытаться. Но он и не пытается. Они были рождены вместе, вместе и будут. Все равно где, все равно как, в безумии и на вершине мира. Рю Гу Хеул знает Би Гака лучше самого себя. Он – самое большое хранилище компромата на главного врага Джека, какое только может существовать. Единственный, кому позволено видеть Би Гака любым. Память енмы хранит сотни моментов, сотни беззвучных вечеров и кровавых ночей, сотни невысказанных слов. Десятки пустых взглядов. Они хранятся глубоко, за тяжелыми коваными дверями, за массивными замками и большими засовами, обитыми раскаленным железом. За жидким золотом, клокочущим у порога. Это похоже на сокровищницу, к которой нет хода, и тварь внутри Би Гака утробно урчит при каждом прикосновении к енме, прикрывает глаза довольно. И рассыпает солнце вокруг себя еще сильнее, стая свои метки на том, кто целиком и полностью принадлежит ей. Когда рядом никого, она выходит наружу. Непонятно, то ли тьма берет власть над телом, то ли чачаонг сам отдает себя ей, но это не так важно. Рю Гу Хеул уже давно не разделяет этих двоих. Они сами себя уже давно не разделяют. А потому совершенно нет разницы в том, кто первым все начинает. Каменная спинка дивана неприятно царапает лопатки острыми углами, когда Би Гак запрокидывает голову, снизу вверх смотря на енму. Перевернутая картинка, как отражение в зеркале. Как искаженная, поставленная с ног на голову жизнь. С шорохом соскальзывают с плеч темные пряди с красными концами. У Рю Гу Хеула серебро распылено по светло-серой радужке, и это серебро – то единственное, чего не касаются янтарные волны. Это табу, маленькая слабость золотоглазой твари с острыми когтями. Ей нравятся глаза енмы. Ей нравится свое отражение в них, в котором нет кровавой дымки и капающего с когтей золота. Би Гак любит яркость, но монохром Рю Гу Хеула он бы не променял ни на что. Спокойствие на грани равнодушия, штиль в центре шторма. Чачаонг вглядывается в черные глаза, снизу вверх, читая на дне зрачков за серебряным напылением все, что так необходимо, и сам открывается через взгляд, не оставляя ни одной тайны. Тишина обволакивает. Им не нужно говорить, чтобы понимать друг друга. Они говорят дыханием, взглядами, прикосновениями; глазами и руками, губами. Тьма в Би Гаке тянется вперед, вверх, туда, где мерно бьется пульс знакомого до каждого оттенка монохрома, и поднимает руки, цепляя пальцами ворот чуть наклонившегося енмы. Перевернутое отражение. Перевернутые поцелуи. Медленно, лениво. Поцелуи с привкусом звездной пыли и золотого безумия. Они не торопятся. Они знают друг друга наперечет, знают, где нужно дотронуться, где сдаться, а где прикусить губу до крови, вырывая судорожный вздох. Рю Гу Хеул касается ладонью выгнутой шеи, ласкает кожу, чувствуя под пальцами дробь пульса, и упирается одной рукой в каменную спинку, потому что хозяин нетерпеливо дергает за ленты на волосах, притягивая ближе, заставляя нагнуться сильнее, и зарывается пальцами в белесые пряди, сгребая их в горсть. Целует глубже, жарче, перехватывая инициативу, а затем отступает, предоставляя свободу действий. Би Гак не может иначе, он весь сплошное противоречие. Хеул же научился подстраиваться и выбирать наслаждение из причиненной боли. Они слишком привыкли друг к другу, чтобы что-то менять. Золотоглазая тварь сворачивается клубком на дне души чачаонга, прикрывая довольные-довольные глаза, и ее глухое урчание дрожью разносится по телу Би Гака. У нее в лапах, в клетке длинных острых когтей, сочащихся янтарным ядом, мягко мерцают серо-стальные звезды. И она засыпает, прижимая чуткие уши к голове. До следующего раза.