Один танец

Госсен сделал движение ногой вбок, выводя неверное па и тут же кидая взгляд через плечо на брата. Тот стоял около стены, скрестив на груди руки и облокотившись спиной о коллону зала, и внимательно наблюдал за каждым его шагом. На несколько секунд он поймал холодный взгляд Эймона, и тот наконец-то отлепился от стены, подходя поближе. Он наверняка сильно злился: хоть лицо у него оставалось все таким же бесстрастным и спокойным, Госсен чувствовал это даже издалека. Оно и понятно, за все несколько часов, что он с репетитором отрабатывал танец, он не сделал ни одного верного движения или хотя бы шага. Естественно, он не был настолько глуп или необучаем, чтобы не суметь запомнить эи чёртовы движения и повторить их. На самом деле, он кое-что помнил ещё до того, как его с раннего утра потащили в зал и заставили повторять глупые дергания под музыку, хоть и не танцевал уже очень давно. Таким образом он просто выражал свой протест: скоро должен был состояться бал, и по неведомой ему причине Эймон решил потащить его туда. Они оба знали прекрасно, насколько Госсен ненавидит все эти светские мероприятия и рауты, но в этот раз, похоже, ему было не отвертеться от посещения, и сколько бы он не пытался уговорить не пускать его, все было тщетно. Судя по всему, на этот раз придётся пойти туда, и поэтому жутко недовольный таким раскладом Пэксли старался насолить брату как можно больше, выражая этим свое недовольство. Он специально путался в широких занавесках, пару раз почти уронил дорогую вазу, якобы случайно задевая ее локтем и стоптал уже все ноги бедной девушке-репетитору, которая явно была этим фактом недовольна, но пока что стоически молчала. Госсен понимал, что брат не виноват и сам бы с удовольствием его оставил дома, но все равно злился на то, что ему придётся ехать. Недовольство требовало выхода и он решил, что раз уж придётся идти, то пусть все точно знают, что ему это мероприятие не по душе и танцевать со сборищем дам он не собирается. С куда большим удовольствием он бы провел время один, сидя в своей комнате или на худой конец пошёл бы тренироваться, тогда как все светские балы казались ещё с раннего детства Пэксли весьма странным времяпровождением. Какой смысл нудно торчать в большом душном зале часа четыре кряду, улыбаясь толпе незнакомых людей и поддерживая разговоры ни о чем? Когда-то давно Госсен высказал все, что думает об этом прямо на одном подобном мероприятии, чем поверг в шок не только старейшин, но и все остальное сборище. Поэтому к его счастью, на долгое время его оставили в покое, но сегодняшний бал был, похоже, исключением. Он слышал об этом краем уха: какой-то главный весенний праздник, на котором будут все важные светские особы из влиятельных магических семей. Должно быть, его поэтому и решили пропихнуть туда, чтобы дать обществу аристократов оценить его в полной мере. Наверняка старейшины надеются, что младший Пэксли заведёт там связи или – не дай бог — влюбится в какую-нибудь девушку, попросит её руки и наконец остепенится. Ага, как же, мечтайте... Госсен уже решил, что если ему не дадут незаметно ускользнуть из зала и уйти, то он устроит там такой кавардак, которого не видел весь дом Пэксли за последние десять лет. — Достаточно. Задумавшись, он не заметил, как Эймон подошёл совсем близко, и невольно вздрогнул от его голоса, тут же кидая на него несколько виноватый взгляд, как будто он мог прочесть его мысли о срыве бала. Впрочем, если бы и мог, то не одобрил бы уж точно, поэтому Госсен решил ничем не выдавать свой план и молча проследил за тем, как брат жестом отпускает репетитора, дожидаясь, пока за ней закроется дверь, и поворачивается к нему. На несколько секунд повисла тишина, а после старший склонил голову к плечу, едва слышно вздыхая. — Ты ужасно танцуешь. Ну разумеется, Эймон заметил, что он делает ошибки специально, это бы даже дурак понял, но даже пойманный на этом, признаваться младший совершенно не спешил. Вскинув подбородок, Госсен тут же недовольно проворчал, небрежно пожимая плечами: — И что с того? Мне не нравится подобное времяпровождение. И ты это прекрасно знаешь. Да и какой смысл мне учиться танцевать, если я все равно это делать не буду? Если и найдётся какая-нибудь безрассудная дама, которой вдруг приспичит меня пригласить, то я станцую так, чтобы меня уж точно никто не звал. Закатив глаза, он собирался уже было попрощаться с братом и пойти наконец в свою комнату, как вдруг тот шагнул вплотную к нему, кладя руку ему на плечо. Не успел Госсен опомниться, как его закружили в танце, заставляя выводить несложные па. Свободная ладонь Эймона легла на его талию, цепко держа и направляя его за каждым своим шагом, не давая ни малейшего шанса вырваться. Вынужденный следовать за каждым шагом брата и глубоко возмущенный этим фактом, Госсен попытался было отдавить старшему ноги, наступая не в такт и стремясь придавить ему пальцы каблуком сапог. К превеликому сожалению, сделать ему это не удалось: Эймон мастерски вёл его за собой, отставляя ногу ровно в тот момент, когда ботинок брата метил ему в носок, и заставлял его менять траекторию движения. Очень скоро Госсен понял, что совершенно выдохся от таких быстрых телодвижений, и обиженно поджал губы, метая на старшего недовольный взгляд из-под чёлки. — Да ну тебя. — Уже устал? В глубине глаз Эймона плескались весёлые огоньки, и Госсен фыркнул, чувствуя, как плохое настроение потихоньку уходит. Пусть ему и пришлось потратить целое утро на то, чтобы проторчать в большом зале, но зато все это время он провел с братом, и тот не злился на него за явный саботаж репетиции. Время главы семьи Пэксли дорого стоило, и ему сильно повезло, что по неведомой причине Эймон решил проследить за его тренировками. Хотя нет, причина была и так ясна: они оба понимали, что Госсену ничего не стоит сбежать с утра пораньше и до самого вечера не появляться в замке, лишь бы избежать душного зала и унылой музыки. Наверное, именно поэтому брат и выдернул его полусонного из постели и после завтрака сразу же потащил репетировать — но даже так он не сильно злился на него. В конце концов, на плечах Эймона лежит слишком большая ответственность, и ему приходится следить одновременно за всем, чтобы поддерживать семью. Ему хотелось видеть в нем лишь своего брата, но ранняя смерть родителей и получение титула главы семьи оставила на нем свой отпечаток, и зачастую Госсен не узнавал старшего. Редко когда удавалось проводить с ним время вот так легко и беззаботно, как сейчас. Приподняв голову, он задумчиво скользил взглядом по плотно сжатым по-привычке губам брата, морщинке между бровями, образовавшейся от постоянной хмурости, и серым глазам, сейчас искрившимися теплотой и спокойствием. Заглядевшись, он не заметил, что давно уже потерял ритм, направляемый лишь умелыми руками Эймона, и чуть не споткнулся о его ногу, на этот раз уже случайно. Госсену резко стало стыдно за свою оплошность, так ещё брат не преминул этим воспользоваться, наклоняясь прямо к его уху и щекоча его своим дыханием. — Считаешь ворон? Долго мучать его герцог не стал, и спустя несколько минут все же остановился, однако, руки не убрал, вместо этого придвигаясь чуть ближе. Поняв, что собирается сделать брат, Госсен тут же прильнул к нему, крепко обнимая за шею. В нос ударил знакомый запах, и он прикрыл глаза, наслаждаясь моментом близости. Они с Эймоном уже давно были не так близки, как в детстве, но атмосфера ностальгии от ощущения тёплых объятий и заботы брата все равно накрыла с головой. Сердиться после такого было совершенно невозможно, и младший довольно потёрся щекой о чужую грудь, покрепче сжимая руки на случай если герцог вдруг захочет прервать объятия. Для полной картины не хватало, чтобы он начал мурлыкать, как довольный сытый кот, подставляя голову для поглаживаний и ласк. Пару минут Госсен жался к брату, сполна наслаждаясь такими редкими объятиями, а после поднял голову, хитро щурясь и заявляя: — Был бы ты моим партнёром на балу — я бы с удовольствием с тобой танцевал.