Я рядом уже очень давно...

      Проснувшись довольно поздно, Оливер первым делом потянулся. «Сдохнуть бы» — улыбнулся студент. Как же он ненавидел свою жизнь. Это было невероятно! В ненависти Олли-оргия Ридель был лучше всех. Это он тоже ненавидел.       Единственное, что он не ненавидел — соседа по комнате, когда тот был пьян. Почему? Потому что когда грозный, нг стеснительный Тилль напивался, он был тем ещё… Оливер даже не знал кем, Линдеманн будто сбегал одновременно из цирка и из тактильного зоопарка — тогда он разрешал себя рисовать, а плату брал объятиями. И Ридель бы никогда не соглашался, хотя бы для того, чтобы не портить свой образ. Но время от времени всë же накатывали непонятные чувства: одиночество, желание быть нужным, желание любить (лишь любить. Безответно), услышать что-то доброе в свой адрес. Просто поймать на себе ласковый взгляд. В такие моменты Тилль получал свою плату.       А сегодня, верно, случилось что-то ужасное, ведь Ридель ни с того, ни с сего решил, что образ ему наскучил. Рушить его было бы опрометчиво, но немного разбавить было бы чудно. «Придётся завтрак готовить…»       Собрав силы, встав, умывшись и откопав в куче барахла наушники, Оливер пошёл в магазин, а потом на общую кухню. Еда у каждого своя, поэтому что-то приготовить — целая дилемма: найди денег, найди магазин, найди продукты, пойми, что цены не для тебя, пойди на рынок, купи все ингредиенты, вернись, дождись, пока кухня хоть чуть-чуть освободится, посуду помой, если найдёшь, приготовь, убери… Боже.       После настоящей агонии, Оливер принёс к обеду тарелку с горкой пышек. Он понятия не имел, понравятся ли они Тиллю, но это было самое интересное, что он умел готовить. — Оль? Ты? — раздалось из глубины комнаты, только Ридель закрыл входную дверь. — Ага. Иди обедать.       Линдеманн сразу выскочил из спальни, в изумлении глядя на сожителя, немо вопрошая: «Это ты приготовил?..», на что Оливер лишь кивнул и пошёл к единственному в комнате столу, одной рукой разгребая завалы книг, тетрадей и каких-то набросков на клочках бумаги. — Нет, серьёзно? — Линдеманн недоверчиво покосился на злодея местного разлива. — Да. Просто хочу как-то… Заботу проявить, наверное. Ты часто таскаешь мне что-нибудь поесть или выпить, да и просто люблю тебя, — монотонно проговорил Олли, уже садясь за стол.       Услышать что-то о любви от Риделя — событие из ряда вон. Тилль напрягся: не удумал ли чего вечно депрессивный сосед?       Но голод и желание верить в хорошее взяли верх, заставив Тилля вскрыть заначку и принести полбутылки коньяка. — За нас! — он опрокинул стопку. Ридель воздержался.       Вскоре бутылка опустела, пышки закончились. Вместе с терпением Олли, который всё-таки тоже выпил. — Ну, обними меня, — наклонился он к Линдеманну.       Тот сначала сбился с толку, но поняв, что это наконец-то свобода, заключил Риделя в крепкие объятия. — Такие нежности… Сегодня будешь голым меня рисовать?.. — насторожился Тилль, как только нехорошая мысль мелькнула в голове. — Вовсе нет. Ты не нужен мне голым, ты нужен мне рядом, — Оливер уткнулся носом в шею приятеля, пряча пылающие щёки в складочках свитера. — Я рядом, Олли. Рядом, уже очень давно…