***
У Изуку и раньше было много всевозможных суицидальных мыслей, у него не было причуды. Мысли о смерти были в значительной степени необходимым условием. Однако это был первый раз, когда он действительно обдумывал план так детально. Раньше он просто думал об этом. Каким он может быть. Что он не стал бы бороться с этим, если бы он это сделал. Но сейчас — в эти дни — он хочет. Так что это легко, просто посмотреть в Интернете. Интернет всегда был его территорией, его собственным убежищем, защищенным от остального мира. Тогда не так уж и трудно найти шоу. Он готов рискнуть своей жизнью ради денег, но в другом случае он сделал бы это, но гораздо дешевле. Он не против, это даже лучше. Он задает правильные вопросы, ищет нужный сайт, и вскоре у него есть место и время. Следующей ночью, в час ночи, он выскользнул через окно и сполз по ржавой пожарной лестнице. Он выходит на улицу и идет по указанному адресу, приходит вовремя, к двум часам ночи. Как и ожидалось, в более бедной части города. Стучит в дверь, и никто не отвечает, но потом он говорит: — Я пришел поиграть. Ведущий открывает дверь: — Правда, малыш? — Да. Диктор пожимает плечами: — Хорошо. Это твоя жизнь. И он внутри. Здание лучше, чем выглядит снаружи. Он полагает, что в этом есть какой-то извращенный смысл, учитывая, что люди здесь делают ставки на жизни людей.***
Вторую ночь он собирает настоящую толпу. Он молод, и он выиграл. Он не должен возвращаться сюда. Никто не возвращается к игре имея на своих руках столько денег налом, но, вероятно, никто другой не является таким безрассудным самоубийцей, тем более беспричудным, как он. На этот раз, когда Диктор объявляет: — Виридиан. Завсегдатаи поднимают головы и сосредотачиваются на уже знакомых кудрях, темно-зеленых и хаотичных. Бормотание значительно усиливается, и Изуку чувствует давление взглядов толпы на него через повязку на глазах. Как и прошлой ночью, пистолет заряжен. Поворот барабана. Как и прошлой ночью, он подносит пистолет к голове без колебаний и лишнего шума. Спуск. Два раза, подряд. Он снова жив. Его глаза быстро двигаются под повязкой. Это игра для Изуку, и он не может проиграть. Он живет — он получает деньги для своей мамы. Он умирает — и наконец получает то, что искал. Толпа становится громче, когда Диктор уводит его со сцены. — Хей, малыш. В чем дело? Почему ты вернулся сюда? Деньги? Сняв повязку, он смотрит на Предвестника: — Я не смогу тратить деньги, если умру. — Ну и что тогда? Ты хочешь умереть? Изуку улыбается в ответ, мило и мягко. Улыбка подчеркивает его круглые щеки и молодое лицо. Это заставляет его выглядеть невинным и обнадеживающим. Это из всех вещей — из всего сменяющегося состава безнадежных, должных, кому-то деньги, людей, которые прошли через эти двери, — это то, что очень беспокоит Предвестника. Ребенок, готовый умереть. Так просто. — Я не думаю, что тебе стоит возвращаться сюда, малыш. У тебя должно быть что-то еще. Этот проклятый ребенок просто смотрит ему в глаза, как будто знает что это не так, улыбаясь все так же мило и мягко, и говорит: — Нет, нет, не думаю. Я также зарабатываю для тебя хорошие деньги. И ребенок не ошибся. Он не хочет объяснять, что хоть немного привязался, поэтому просто отпускает парня с его частью денег. Он очень надеется, что больше никогда не увидит ребенка, но знает, что надежды не сбудутся.***
Изуку входит в дверь третью ночь подряд. На этот раз толпа поднимает настоящий шум, когда видит его. Кажется, что толпа тоже увеличилась. Та же процедура, что и обычно. Проворот. Проворот. Спуск. Он снова жив, и это все еще в лучшем случае сладко‐горько. Диктор обеспокоенно смотрит на него испытующим взглядом и крепко держит его, когда за кулисами с его глаз спадает повязка. Изуку просто снова улыбается, та же самая улыбка, милая, мягкая и ломающая. Хрупкое прикосновение. Диктор позволяет Изуку увидеть его — он в закрытой одежде и носит маску, но Изуку может понять, что это высокий мужчина, примерно от двадцати трех до тридцати пяти лет. Темные глаза, длинные пальцы. Устойчивая, твердая походка. Изуку берет его за руку и нежно поглаживает ее, давая понять, что доверие не осталось незамеченным. Он может сказать, что Диктору не нравится, что ребенок его возраста продолжает возвращаться. Он пытается завоевать доверие, чтобы убедить Изуку остаться дома. У Изуку не хватает духу сказать ему, что это не сработает.***
Когда Изуку возвращается домой, он находит в кармане клочок бумаги с номером телефона. Должно быть, это номер Предвестника. Он хватает свой мобильный телефон и печатает. [3:23] Здравствуйте, это Виридиан.Привет, малыш. Ты свободен завтра после школы?
Да, а что?Встретимся в этом кафе? [местоположение.ссылка]
Хорошо. Изуку не знает, почему он отвечает этому незнакомцу. Он даже не знает имени этого парня, и он знает, что Диктор делает что-то незаконное, ну, учитывая все обстоятельства. Он просто не думает, что его это волнует настолько, чтобы протестовать.***
В школе тяжело. Каччан и его «друзья» бьют его и пытаются запереть в каморке дворника. Он ускользает от них и убегает, сбивая их с толку, направляясь в кафе вместо ожидаемого маршрута домой. Он добирается туда и сутулится в кабинке, спрятанной в углу, даже не удосужившись сделать вид, что он делает что-то. Это больше не имеет значения. Он смотрит в окно. Он не знает, как долго он так сидит, но должно было немного пройти времени, прежде чем рука взъерошивает ему волосы. Изуку вскидывает голову, встречаясь взглядом с Предвестником, у которого все еще есть маска, закрывающая нижнюю часть лица, но он одет в повседневную одежду, и теперь видно, что у него темные волосы. Он садится напротив Изуку. И… они просто разговаривают. Часами обо всем и ни о чем. Это тепло и легко. Аура ласковая, и Изуку впервые за долгое время чувствует себя в безопасности. Как будто он действительно может расслабиться на мгновение. Начинает темнеть, и Изуку собирается отправиться домой. Прежде чем уйти, диктор говорит: — Из нашего разговора об анализе я понял, что ты умный ребенок. У тебя это получается. Ты не должен возвращаться сегодня вечером, хорошо? Изуку тянется через стол и сжимает его руку, прежде чем отпустить. Он уходит, не отвечая на просьбу.***
Он появляется в ту ночь. Диктор смотрит на него, затем вздыхает и кивает, позволяя ему продолжить. Он возвращается на четвертый день, и люди стали специально приходить посмотреть на него. Процедура такая же, но на этот раз, когда он уходит — выживший, разочарованный, тот самый щелчок два раза подряд, он слышит это тихое бормотание и голоса, обвиняющие его в жульничестве. Он действительно думает, что это его дерьмовое везение. Некоторые люди возразят, что ему повезло, слишком хорошо, но Изуку знает, что это просто еще один способ, которым судьба собирается укусить его за задницу. Он даже не может правильно умереть. Однако он чувствует небольшой укол вины, глядя в глаза Предвестника, который выглядит с облегчением, что выбрался, и все больше беспокоится, что он вернется снова. Вот почему Изуку не рассказывает ему о своем плане. Для него Диктор эмоционально скомпрометирован. От этого ему становится немного теплее внутри, легче дарить эту милую и мягкую улыбку. Он просто надеется, что когда умрет, Предвестник быстро забудет о нем.***
Они снова встречаются в кафе. Изуку никогда не говорит ни слова об ожогах, ползущих по его рукам, или синяках, разбросанных по ногам. Он просто усаживается в ту же кабинку, быстро и тихо. Диктор заходит примерно в то же время, что и раньше. Как и вчера, его приветствие включает в себя проведение рукой по взлохмаченным волосам Изуку, и это вызывает улыбку на лице Изуку. Они снова говорят, и Диктор позволяет Изуку болтать, задавая вопросы в нужных местах и кивая, когда это уместно. Приятно быть услышанным. Изуку уже быстро полюбил этого человека. Ради Предвестника, он надеется, что он не слишком привязывается к Изуку. Опять же, в конце дня, он говорит Изуку не возвращаться. Умоляет его остаться дома. Изуку не слушает. Не хочет так жить, когда так жить — это вообще не жить. Он всегда истекает кровью в эти дни.***
На пятую ночь, когда он возвращается, Изуку действительно начинает охотиться за смертью. На сцене происходит то же самое. Они объявляют Виридиана, и толпа становится громче, хотя на этот раз с небрежными замечаниями, что это всего лишь уловка, и он все равно не умрет. Когда диктор заряжает пулю, Изуку внезапно говорит: — Добавь еще. Диктор замирает. Изуку чувствует, как он колеблется, даже если не видит этого сквозь повязку на глазах. — Ч-что? — Давайте поднимем ставки. Все говорят, что я обманываю. А я не делаю этого, но мне чертовски повезло. — Вы в этом уверены? — Абсолютно. Добавь еще. Диктор знает, что не может отказаться, не рискуя собой и своей репутацией на сцене, что, если подумать, вероятно, именно поэтому ребенок спросил в тот момент. Толпа голосов становится громче и пристально смотрит на Предвестника, заряжающего очередной патрон. Изуку чувствует напряжение в воздухе, предвкушающую энергию. Рука Изуку тверда как никогда. Барабан вращается, и Изуку подносит пистолет прямо к своей голове. Спуск. Все задерживают дыхание. Спуск. Никто больше этого не слышит, но Изуку слышит резкий выдох Предвестника прямо перед тем, как он выхватывает пистолет из руки Изуку — почти слишком быстро, как будто ждал, чтобы вырвать его — и уводит его за кулисы, направляя за кулисы. Повязка с глаз спадает, и Изуку собирается уйти, но Диктор хватает его за плечо. — Ребенок. Хэй, малыш. Да ладно, ты не можешь продолжать это делать. Пожалуйста, у тебя должен быть хоть кто-то. Тебе не нужно так рисковать своей жизнью, ночь за ночью. Предвестник почти умоляет его, его глаза умоляют его просто пойти домой и держаться подальше от этого места. Изуку уже чувствует, как его губы растягиваются в этой проклятой улыбке, все еще милой, все еще мягкой, но только немного неровной. Он отворачивается, готовый выйти за дверь с деньгами в руках. — Мне нужно три на завтрашний вечер, диктор. Мужчина вдыхает, и Изуку выходит за дверь на прохладный ночной воздух.***
На следующий день Изуку быстро извинился. прежде чем отключить его звонок. Они не встречаются сегодня. Он приносит домой красную паучью лилию, которая лежала на его парте в школе, и лениво крутит ее между пальцами. Он берет с их кухни высокий стакан, наполняет его водой и ставит в него цветок, прежде чем поставить букет на свой стол. Глядя на него, он подпирает голову рукой и позволяет своим мыслям улететь прочь. Смерть всегда была для него откровенной темой, тем более что, когда весь его класс настаивал на этом, она всегда была для него за углом, не близко, но и не далеко. Где-то между тем и сейчас, вместо того, чтобы чувствовать боль или страх, он начал рассматривать это как побег. Как единственный способ по-настоящему уйти. Ему снится мягкая, клубящаяся тьма, окутывающая его. Эти сны удерживали его в здравом уме, пока он думал о крышах, ваннах и красных цветах. Проверяя свой телефон, он видит сообщение «береги себя, малыш». Изуку улыбается, в нем растет теплота нежности. Это действительно был лучший выбор для него. Безопасный выход.***
Теперь Изуку действительно можно было считать диковинкой, на которую стоит смотреть. Люди возвращаются только для того, чтобы посмотреть, как он играет со своей жизнью, и он мог бы ожесточиться, если бы не был таким уставшим. Он остается бесстрастно неподвижным, пока Диктор выкрикивает его сценический псевдоним. Он может сказать, что человек пытается спешить, пытаясь обойти, добавляя еще одну пулю. Изуку думает, что с его стороны мило присматривать за таким бесполезным ребенком, как Изуку. Тем не менее, это не удерживает его от требования добавить еще одну пулю. Три из шести камор заполнены. Шанс 50 на 50, что он не выберется отсюда. Вращение. Спуск. Спуск. Его уводят со сцены под рев толпы, и Диктор быстро стягивает с него повязку. Изуку смывает темные пятна перед глазами, прежде чем Предвестник заключает его в объятия. Они кажутся ему теплыми и добрыми, как забота и сострадание. Изуку думает, что это должно быть то, что значит иметь старшего брата. Он устал, поэтому наклоняется к нему, не обращая внимания на то, как оно стягивает ожог на его плече. Каччан никогда не сдерживал ударов. К тому времени, когда Предвестник отстраняется, Изуку снова улыбается. Сладкий, мягкий и умирающий, всё мягкое и приторное. — Малыш, просто скажи мне, почему. Почему, почему, ты все время возвращаешься? Глаза Изуку слишком старые, слишком понимающие, и он мягко говорит: — У меня нет причуды, диктор. Ведущий вдыхает. Когда вы действуете в этих кругах общества, вы знаете, что происходит с неугодными, с теми, кого считают недостойными. В его глазах появляется понимание, и он снова притягивает Изуку к себе, зарываясь лицом в беспорядок кудрей, прежде чем поднять голову, чтобы расчесать волосы Изуку. — Хорошо. Хорошо. Прости, малыш. Изуку подбирается ближе: — Вы этого не делали. Все нормально. Достаточно. Диктор не сопротивляется, когда ребенок отстраняется и собирается уйти. Парень оборачивается и улыбается, та самая улыбка, которая каждый раз напоминает прощание, и говорит: — Меня зовут Изуку. Диктор смотрит, как он уходит.***
На следующий день они встречаются в кафе. На этот раз Предвестник здесь перед ним. Прежде чем Изуку успевает даже поприветствовать его, Диктор мягко хватает его за запястье и тянет на сиденье рядом с собой, а не напротив. Изуку идет охотно, легко, даже когда Предвестник притягивает его к себе. Он зарылся лицом в волосы Изуку и просто обнял его. Достаточно. Это слишком много. Изуку плачет и прижимается ближе к его боку. В этот день они мало разговаривают. Они просто наслаждаются тем, что находятся рядом друг с другом, вместе занимают пространство. На этот раз Диктор не говорит ему держаться подальше, а просто говорит: — Я на твоей стороне. Изуку. Однако ты нуждаешься во мне. Изуку чувствует себя таким, таким благодарным. Это может быть единственное, по чему он будет скучать, когда уйдет.***
Изуку снова возвращается. Как он сказал, так и будет, как и предсказывал Предвестник. На этот раз Диктор не сопротивляется, когда просит четвертую пулю. Он задается вопросом, понимает ли Предвестник, что это может быть более добрым путем для таких людей, как он. Что это может быть самой близкой милостью, которую он когда-либо получит. Вращение. Спуск. Однако этого недостаточно. Спуск. Он все еще жив. Он чудесное зрелище, муравей, который просто так не умрет. Даже после того, как на него наступили снова и снова. За кулисами Диктор нежно обращается с ним, осторожные руки стягивают повязку с глаз и заключают его в объятия. Он шипит, когда руки Предвестника случайно нажимают на особенно сильный ожог на его спине. Он быстро разворачивается, и Диктор дергает его рубашку, замечая старые ожоги на его плечах и особенно яростно окрашенный ожог в центре его спины. Его глаза полны отчаяния, когда он встречается взглядом с Изуку: — Черт, парень, Изуку, кто тебя обидел? Кто это сделал? И снова слишком старые глаза Изуку встречаются с его глазами, и он издает смешок, грустный, усталый и горький на два оттенка: — А кто нет? Диктор просовывает палец под подбородок и запрокидывает голову вверх: — Черт возьми, просто скажи мне. Изуку хватает палец и осторожно убирает его: — Это просто дети в моей школе. Вам не нужно об этом беспокоиться. — Учителя?.. — Ага. Да им все равно. Диктор отводит взгляд, а Изуку просто улыбается, улыбается и улыбается, говоря: — Спасибо за заботу. —Твоя семья? — Был бы я здесь, если бы им было не все равно? Руки Предвестника чуть-чуть дрожат, когда он притягивает Изуку ближе, утыкая голову Изуку в свое плечо. Он знает, что их время вместе заканчивается. Он шепчет Изуку: — Я понял тебя. Он так отчаянно хочет остановить Изуку, помешать своему младшему брату осуществить свою решительную мечту о смерти. Но он не уверен, что оно того стоит — заставлять его продолжать жить. Предать его доверие, как и все остальные в его жизни. Изуку так мало за что цепляться в эти дни, и Предвестник знает, что он должен быть одним из последних. Он устал смотреть, как страдает Изуку. Он не настолько эгоистичен, чтобы заставить Изуку остаться, но он достаточно человечен, чтобы причинить боль, когда отпустит его.***
Уходя из школы, он пишет диктору, что произошла ситуация, и он собирается пойти сразу после школы домой. Ситуация с Каччаном и сгоревшей тетрадью. И слова. Боже, слова. Велел ему спрыгнуть с крыши. Молиться о причуде в его следующей жизни. Было так заманчиво пойти школьную крышу прямо сейчас. Но он этого не сделал. Он хочет умереть так, как сам выберет. С Предвестником, наблюдающим за ним. Быть с ним, когда он уходит. Поэтому он просто молчит и уходит, быстро возвращаясь домой. В конце концов, даже это тоже обречено. Он загнан в угол каким-то слизняком-злодеем, и он чувствует, как тот сползает ему в горло. Должно быть, это то, что значит утонуть: паника, страх, удушье. Это не что иное, как непоколебимая уверенность, которую он испытывает, когда поднимает пистолет. Его зрение темнеет, и он желает, чтобы он видел Предвестника хотя бы еще раз. Хотя бы еще раз попрощаться. Поразительно, но появляется Всемогущий. Он не умирает — и на этот раз он благодарен за это. Вцепившись в ногу своего идола, Изуку просто обязан спросить. Он предлагает последнюю часть своей надежды и веры Всемогущему, спрашивая. — Может ли человек без причуд быть героем? Всемогущий отвечает: — Быть героем — опасная работа с большим риском. Это опасно, если у тебя есть причуда. Но без нее? Ну нет, я так не думаю. Изуку чувствует, как из него выбивает воздух. Он действительно ожидал другого ответа? Ответ — да, из-за той маленькой невинной, наивной части его души, которая все еще держалась. Маленькая часть его, которая все еще желала, чтобы кто-нибудь сказал «да». Но, как известно всем, ответ всегда, всегда будет «нет». Он бежит домой вслепую, глаза плывут, а уши отключаются от всего остального. Он весь онемел. Он этого не знает, но скучает по звуку выстрела несколькими улицами дальше.***
Заряжается пятая пуля. Вращение. Спуск. Толпа снова увеличилась. Слишком много людей, правда. Становится слишком громко для места, которое должно быть подпольным. Изуку уверен, что у всех в толпе, вероятно, есть причина быть арестованными, даже если большинство из них, вероятно, могли бы заплатить за выход. Он не уверен, почему он все еще жив. Только одна камора была пуста. Он должен был умереть. Он хотел бы, чтобы это произошло. Он хотел бы, чтобы он мог сделать это сейчас. Он хочет, чтобы это закончилось. Диктор тянет его за кулисы, снимает повязку с глаз и обнимает. Это уже почти ритуал. Изуку улыбается ему в плечо, прежде чем поднять голову, улыбка сползает с его лица. — Я так устал, диктор. — Я знаю, я знаю это, Изуку. — Ты собираешься заставить меня остаться? — Нет. Я не собираюсь предавать тебя, как они. Я думаю, тебе причинили достаточно вреда. Предвестник знает, что его мораль искажена. В конце концов, посмотрите, какие развлечения он проводит. Но он все еще человек, а Изуку — его младший брат, и он прощается. Изуку просто зарывается ближе, облегченный и измученный. Завтра он может быть умерт. Он может, наконец, покинуть этот мир. Диктор тоже знает это, наконец предлагая: — Меня зовут Микумо. — Я буду скучать по тебе, Микумо.***
[3:42] Как вы думаете, я мог бы быть героем?Я думаю, ты сможешь сделать все, что захочешь, малыш.
Спасибо. Изуку так боялся спросить последнего человека в своей жизни, которому не все равно. Микумо еще не подвел его, и Изуку был так рад, что встретил его. Было бы хорошо умереть, зная, что хотя бы один человек посмотрел на него и увидел потенциал Микумо нехороший человек, но он хороший брат — феноменальный. Изуку жалеет, что не встретил Микумо раньше. Возможно, все сложилось бы иначе.***
Шесть камор. Шесть пуль. Прежде чем он выйдет на сцену, Микумо сдерживает его. Он в замешательстве смотрит на Микумо, прежде чем его обнимают. Он растворяется в нем и вздыхает. Это не так уж и плохо, думает он. Все будет не так уж и плохо. — Лети, птенец. Лети свободно. Ты вернешься домой целым и невредимым, ты меня слышишь? Дом уже давно не означал для Изуку жизнь, и Микумо тоже это знает. Слова Микумо — последнее, что он слышит перед тем, как выйти на сцену, но он обязательно поворачивается и тайком улыбается, зная, что Микумо смотрит. Эта улыбка другая, она облегченная, но все же милая. Может быть, с капелькой любви, той, что приходит только от жизни в худших местах. Толпа сегодня огромна, и люди платят только за то, чтобы посмотреть в этот момент. Азартные игры больше не являются развлечением. Они здесь, чтобы посмотреть, как сумасшедший, безрассудный, глупый зеленоволосый ребенок играет с пистолетом и своей жизнью. Шесть пуль. Полный барабан.Изуку рад, что все закончилось. Однако он не жалеет об этом, встретив Микумо. Его мир сужается до этого вращения. Он улыбается толпе, той самой милой, мягкой и ломающей, прежде чем поднять пистолет к голове. Зрители на этот раз замолчали, наблюдая, как непоколебимая твердая рука Изуку щелкает один раз. Изуку вдыхает, и его палец сжимается, чтобы спустить курок… Он чувствует, как странная ткань обвивает пистолет и вытаскивает его, прежде чем он успевает выстрелить. Толпа начинает паниковать, кричать, что герои здесь. Изуку срывает повязку с глаз, моргает от света сцены и видит, как толпа в бешенстве бросается к дверям. Он смотрит назад, встречаясь с темными глазами Сотриголовы. Должно быть, он тот, кто взял пистолет. Изуку отворачивается, чувствуя, как внутри все исцарапано, все разбито и сломано. Он был так близко. Он испускает мучительный крик, который не слышен из-за суеты толпы, и спотыкается о край сцены, отчаянно пытаясь найти Микумо. Микумо, который никогда не причинял ему вреда. Какая разница. Кто сделает это лучше. Сотриголова пытается схватить Изуку, но тот уже ушел. За кулисами Изуку врезается в Микумо и спрашивает: — Почему? Почему? Почему он не мог отпустить меня? Микумо прижимает его к себе, нежно шикая. Изуку приглушенно говорит ему в плечо: — Ты должен идти, Микумо, они тебя поймают. Микумо просто прижимает его ближе, позволяя им опуститься на пол за кулисами, покачивая Изуку взад-вперед: — Я проверил, Изуку, мы окружены. Голова-ластик здесь не один, они только что вошли внутрь. Я не выберусь из этого. Он горько смеется над этим. — Я не хочу быть здесь. бормочет Изуку. — Я знаю, птенец. Они продолжают подрезать тебе крылья, да? Глаза Изуку яркие и водянистые: — Я устал. Ты поможешь мне летать? Прежде чем Микумо успевает ответить, Сотриголова находит их, прицеливаясь в угол, в который они забились. Он наматывает свой шарф на Изуку и тянет, выдергивая его из рук Микумо. Изуку тут же начинает вырываться, кричать, горевать, пытаясь вырваться из плена шарфа. — Перестань сопротивляться, малыш, ты у меня. — НЕТ. НЕТ, ОТПУСТИ МЕНЯ. Я ХОЧУ К МИКУМО, ПРЕКРАТИТЕ ЭТО. Другой неизвестный герой грубо хватает Микумо, пока тот остается на месте, молчаливый и неподвижный. Смотрит на Изуку. Наконец, Изуку перестает сопротивляться и поворачивается, чтобы встретиться с ним взглядом, когда герой надевает подавляющую причуду наручники, на запястье Микумо. — Изуку, птенец, ты уверен? Ты действительно хочешь летать так сильно? Изуку смотрит ему в глаза и храбро улыбается, кивая со влажными глазами. Он произносит: — пожалуйста, И Микумо улыбается. Если его все равно арестуют, он может сделать хотя бы это для Изуку. Сотриголова смотрит на них, прищурившись. Микумо, не колеблясь, бьет голову назад и застает врасплох героя, арестовавшего его, оставляя руку без наручников свободной, чтобы нырнуть за пояс и обнажить собственный пистолет. Он быстро хватает его, прикладом пистолета сбивает героя с ног и ныряет от брошенного ему шарфа. Сотриголова схватил обмякшего Изуку за талию, но Микумо знает, что глаза Изуку следят только за ним. Доверяя ему, веря ему. Он делает глубокий вдох и говорит: — Спи спокойно, Изуку. У него нет времени на раздумья, он поднимает пистолет и выпускает одну пулю прямо в голову Изуку. Выстрел. Он наблюдает, как Изуку улыбается, и говорит тихое: — Я люблю тебя, спасибо... Прежде чем его глаза закрываются, и удар пули отбрасывает его голову назад, кровавая дыра вырезает красное кольцо на его лбу. Сотриголова попытался увернуться, ожидая, что пуля будет нацелена на него, а не на Изуку. Микумо роняет пистолет. Он закончил здесь, делая все возможное, чтобы запечатлеть последнее воспоминание об Изуку в своем мозгу, его глаза сияли облегчением. Наконец-то надежда. И эта улыбка, все еще милая, мягкая и ласкающая. То, как он сказал, я люблю тебя, когда умирал. Оружие захвата обвивается вокруг него, но Микумо не обращает внимания. Это его даже не волнует. Просто позволяя притянуть себя и надеть наручники, падает на колени рядом с телом Изуку, склоняет голову, чтобы встретиться с неподвижной грудью и безмолвным сердцем, даже когда его руки тянутся за ним. Он был так мягок с Изуку. Так озлоблен на весь мир за то, что единственный выход для его брата — пуля. Он не жалеет о выстреле, просто о том, что это должно было произойти в первую очередь. — Я буду скучать по тебе, Изуку. Он хотел бы в последний раз провести пальцами по этим кудрям.***
В комнату для допросов входит детектив Цукаучи. Там находится мужчина спокойно сидящий в кресле, все еще в наручниках, подавляющих причуды. Он выглядит спокойным — почти довольным. Это дело потрясло его и Сотриголову, и детектив хотел знать, почему. — Почему ты застрелил Мидорию Изуку? — Потому что он попросил меня. Потому что я люблю его. Потому что это было добрее. Выбор. Правда. — Что значит «было добрее»? Ему было 14, Акатани. Мужчина фыркает, все еще раздражающе спокойный: — Ты думаешь, я этого не знал? Может быть, вам нужно посмотреть его файл поближе. Он беспричудный. Если вы знаете что-нибудь о том, как работает общество, вы точно знаете, что это значит. Он приходил ночь за ночью, ожидая смерти. Ожоги на руках, ногах и спине. Всем было наплевать. Это должно было стать его выходом. Он собирался уйти сегодня вечером. Вам, ребята, просто нужно было пойти и облажаться, а? Пришли заставить меня сделать это вместо надуманного. Ты должен был отнять у него и это. Правда. Детектив сидит там, ошеломленный. — И опять же, что вы, ребята, не берете? Изуку был хорошим ребенком, и ты даже не мог позволить ему умереть так, как он хотел. Я просто хотел убедиться, что он, наконец, может покончить с этим. Все эти люди, которые притворяются, что им не все равно. Правда. Выйдя из ступора, детектив спрашивает: — Что значит, он вернулся? — Ну, парню чудом повезло. Вернулся через четыре ночи, одна пуля. Не умер, очевидно. В пятый день он поднял ставки. Попросил еще одну пулю, на следующий день еще, и еще, и еще, и еще. А сегодня все каморы были полны. Он должен был умереть сегодня ночью от собственной руки. Правда. Детектив усмехается: — Значит, теперь вы просто помогаете подросткам совершить самоубийство? Микумо откидывается назад: — Ты его не знал и не знаешь. И не притворяйся, что тебе было бы не все равно, если бы не тот факт, что я был тем, кто убил его. Вы бы просто взяли его и отослали после допроса, а он пошел бы домой и спрыгнул с крыши. Ему было больно, и я отпустил его, потому что еще больнее было смотреть, как он разбивается на куски, просто чтобы остаться в живых. У него никого не было. Поэтому я подошел. Я дал ему выход. Правда. И в этом была суть этого дела, верно? Акатани любил Мидорию и заботился о нем. И он действительно считал, что это лучший выход для Мидории. Эта грубая честность и откровенное самодовольство заставили детектива Цукаучи кое-что поколебать. Акатани и Мидория, судя по пересказу Сотриголовы, искренне верили, что смерть была более милосердна к Мидории, чем жизнь. Он встал, собираясь выйти из комнаты. Он вернется позже, чтобы спросить о работе «шоу» Акатани. Когда он ушел, Акатани снова заговорил: — Подумайте об этом, детектив. Если Изуку было 14, он был избит и сломлен как минимум 10 лет. Как вы думаете, какой вред это наносит ребенку? Когда он умер, сколько в этом ходячем человеке все еще было Изуку? Сколько от него действительно осталось? Цукаучи уходит, какая-то фундаментальная часть его потрясена.