***
Лечение шло своим чередом, но Жене никак не становилось лучше, даже наоборот. Некоторое время врачи разводили руками, говоря, что возможно тело малыша не принимает лекарство, даже отвергает. А потом отцы настояли на повторном обследовании, где они узнали, что в самом деле опухоль была куда больших размеров, чем они изначально думали. В тот момент они даже не знали, что уже приближалась 3 стадия этого рака, как и метастазы, от которых лечение не имело смысла. Только чтобы человек просто существовал, не понимая ничего и не дав почти моментально умереть.***
В один из вечеров в палате сидели оба отца Жени, что спустя почти год борьбы с раком стал безумно худым и очень бледным, а от химии терапии волосы все выпали. Ужасная картина для уже шестилетнего ребёнка. Артём сидел рядом с Олегом в полной тишине, смотря на спящего Женю. Олег не знал, что делать дальше. Он не мог адекватно соображать, пытался собраться с силами, но каждый раз, когда видел Женю испуганным и буквально увядающим, слëзы лезли на глаза. Психолог работал с обоими отцами, пытаясь настроить их на то, что скоро Евгения не станет и что это нужно принять. Вот только Трофим не понимал, как можно принять ситуацию, что твой единственный сын умирает на твоих глазах. Как вообще такое можно принять?! Последние месяцы давались особенно тяжело. Женя перестал активно разговаривать, как-либо реагировать на речь. Он просто существовал: моргал глазами, дышал, слушал отцов, кушал через трубку и спал. Женя был просто куклой. Олег старался вернуть сына в его привычное состояние, пытался говорить с ним, читал ему сказки, аккуратно гладил по рукам, будто вновь уча ими двигать. Со стороны это выглядело так плачевно, и Трофим осознавал это, но не давал себя съесть плохим мыслям.***
И вот, в тот вечер он дочитал ещё одну сказку, и Женя уснул. В полной тишине, лишь под хриплое дыхание сына, перед глазами бегали картинки из его жизни. Олег особенно часто вспоминал последние дни на съëмках. Тогда они снимали «Трудное детство». Пока папы работали, Женя активно общался с актерами. К пяти годам мальчик был очень самостоятельным и в няньке не нуждался. Он сразу же подружился с Каем и Володей, с которыми мог болтаться от начала и до самого конца смены. Мальчишки с радостью общались с Трофимом-младшим и проворачивали шалости: воровали гильзы во время съëмки перестрелки, корчили рожицы на камеру, а потом спокойно кушали горячую картошку от повара. Это было смешно и совершенно не мешало съемкам, ведь, когда нужно было, Женя находил тормоз и мог сидеть на стуле папы вместе со сценарием, читая буковки. С каждым часом, Женя все больше влюблялся в кино и под конец уходить совершенно не хотел. Приходилось ждать в фургоне, пока сын заснёт, и только потом ехать домой. Самым последним выходом в свет была премьера. Тогда Евгений был уже без волос и в кепке папы Олега с надписью «Трофим». Мальчик очень живо отреагировал на свою первую премьеру, радовался красной дорожке и старым знакомым. Весь фильм он просидел тихо, завороженный проделанной работой. Все приближенные к семье были в курсе происходящего и знали, что скорее всего это первая и последняя премьера мальчика. Знакомые старались веселиться, но грустные мысли душили всех, в особенности отцов. В самое сердце поразила фраза сына: «Я стану большим и сниму такой же классный фильм! Па, вы же поможете?». Тогда Трофим не смог сдержать слëзы. И сейчас, пока он погрузился в воспоминания, сам не заметил, как снова расплакался.***
Любые фразы Жени убивали отцов морально. В особенности каждые его: «Когда я вырасту…». Все понимали, что этого не будет, каждый знакомый, друг, коллега, что знали о проблеме семьи Трофима, пытались как-то поддерживать родителей и веселить малыша, не давая видеть слëз отцов. Вроде как получалось. В особенности пытались помогать Котков с Горошко. Они сами имели Фила, что был всего на 2 года младше Жени, и представить себе не могли, как это – быть в шаге от потери малыша. А Фил все время продолжал спрашивал о том, когда они вновь пойдут в гости к семье Трофима, потому что он хочет увидеться с Женей и поиграть в новые игрушки, что купли ему папы или подарили люди на разных премьерах. И Серёжа с Ромой старались, как только можно и чем только можно, помочь. Да без результатов. «Евгению уже не помочь» – говорили им врачи. – «Не долго ему осталось». Но Артём не терял надежды, что когда-то сын вновь улыбнётся и будет познавать мир, как маленький ребёнок, которым он был и должен продолжать свою жизнь.***
После того, как Женя перестал выходить в люди, СМИ не могли этого не заметить. Да и просто аудитория мужчин тоже не могла не заметить, что они, да и их друзья, стали рассказывать меньше какой-то информации и были очень серыми. Все пытались узнать, что случилось. А в один из моментов мужчин попросили дать интервью по поводу фильмов, что были выпущены. Они с трудом согласились буквально на пару вопросов – не хотели надолго отпускать Женю, даже если этот опрос по звонку. Первые вопросы были по стандарту, как пришли к этому, что помогало и так далее. А потом вопрос, что выбил просто всю почву из-под Трофима и Габрелианова. — Все мы знаем, что у вас есть сын, который растёт по вашим стопам. — Начал говорить журналист, как Артём хотел его остановить, но у него не получается издать даже звука. — Но его давно не видно. С ним все в порядке? Артём долго промолчать не смог. Эмоции, как и у Олега, взяли вверх над ними, поэтому они сразу же завершили интервью, сбросив звонок. Тогда это попало в новости и люди раскручивали это, мол, что же могло произойти, что двое мужчин не могли остановить эмоции? После того интервью, Олег заключил мужа в объятия и дал выплакаться. Артём был сильнейшим из них двоих, но каждому сильному нужно иногда выпускать эмоции. — Тём… Мы справимся… — Шептал Олег, сам стараясь поверить в это. Теперь все их дни проходили в палате, где и лежал Женя. Часто им приносили игрушки и книжки, чтобы стараться вернуть малыша к жизни, вернуть этот горящий интерес, но Евгений продолжил просто прожигать родителей глазами и медленно моргать. Большую часть своей «жизни» он проводил так или во сне. Только пикающая кардиограмма напоминала, что Трофим-младший живой и что-то его держит.***
Дверь в палату открылась и зашёл уже знакомый врач Евгения. — Добрый вечер. Я хочу с вами обговорить один важный момент. Наша клиника обещала держать Евгения подключенным к ИВЛ только полгода и, если не будет положительных результатов, то нам придется отключить его… — Произнес Павел Семёнович. — К сожалению, мальчик не дает совершенно никаких результатов уже в течении года. Ему не становится лучше, но и хуже он себя не чувствует. Понимаете, лучше отпустить его… — Что? — С непониманием произнес Олег, и на его глаза снова набежали слëзы. — Евгений перестанет мучится… Вы понимаете это? Мы не можем больше держать его… Олег посмотрел на Женю и погладил по руке, которая давно уже ничего не делала. Все пять пальцев лежали будто замертво, хотя казалось, что совсем недавно она держала игрушки и рисовала карандашами по стенам. А вот буквально полгода назад, эта ручка ещё сама кушала торт. Шестой день рождения Жени проходил уже в больнице. И тогда имениннику разрешили кушать торт руками, мазать его по тарелке и смеяться громко-громко. Тогда ему разрешили всё. Съездить куда-либо не получилось, но весь день он провел с любимыми отцами, семьей Котковых и самым близким другом – Филом. После празднования Женя сказал: — Это лучший день рождения… а лучший подарок – это ваше время… Вы самые лучшие… В тот день, Женя выглядел особенно живым.***
Не так давно Артёма выхватил Павел Семёнович, чтобы поговорить тет-а-тет. Тот сразу стал объяснять Габрелианову, что малыш будет продолжать мучиться на ИВЛ, что эта вещь последняя, что держит его в жизни и скорее всего делает больно его телу. Хотя после метастаз в мозг, Женя уже не определял, что такое боль. Олег остался в палате, а Артёму нужно было съездить в квартиру, привести себя в порядок, да вещи какие-то забрать. Тогда у него случилась настоящая истерика. Осознание. Их сын больше не может быть таким, как другие дети. В их жизни больше не будет весёлого смеха или громкого «Пап!». Только тишина. Истерика прошла слишком резко, как и пришла. Но именно она частично помогла осознать Габрелианову, что они правда делает малышу лишь хуже. Отпусти они его раньше, тот бы возможно уже переродился бы у кого-то другого, а они продолжают держать.***
Когда Павел Семёнович сказал Олегу то, что ему до этого, тот впал чуть ли не в безумие. Артём обнимал его, старался поддержать хотя бы так, как мог. Но они бессильны в этой жизни, они никак не могут поменять судьбу их маленького Евгения Артëмовича. — Олег... — Шептал Артём. — Услышь меня, пожалуйста. Жене правда лучше будет так, нежели мы будем держать его… мы делаем ему только больнее… Трофим не хотел верить, что их сыну суждено умереть. Его тело начало дрожать от нарастающей истерики. — Он ещё проснется… Он не умер! Нет! Не смейте, прошу! — Начал умолять тот и пытаться взяться за руку Жени. Артём держал мужа и не давал остановить медсестер. Сердце обливалось кровью от одной только мысли, что его сын сейчас уйдёт от него. И когда кардиограмма указала на отсутствие сердцебиения, Олег вырвался из рук мужа и обнял тело сына. Все вылилось в громкий и истошный крик. Он прижимал тело к себе, звал любимого и единственного сына, держался за его ручки и целовал пальчики. Это всегда помогало разбудить сына в детский садик. — Я прошу тебя… Проснись… Нет, нет, нет… Женечка… Это же просто плохая шутка… Ты сильный! Ты же мой львенок маленький… Прошу… — Он расплакался ему в грудь, не желая отпускать сына. Перед глазами мелькала его улыбка, его горящие интересом глаза и его голос, который повторял бодрое и веселое «папа!».***
Слëз в Артёме уже не было, столько выплакал за этот год, что глаза кажется просто болят от картины. Дышать самому становится сложно, даже невозможно. Сейчас за его спиной, пока он держал Олега, что бился в истерики, Женю отключали от аппарата, а следом в палате проносится самый противный и кошмарный писк. Сердцебиения больше нет. Олег вырывается из его рук, кидается к Жене, пытаясь того «разбудить». Но Женя постепенно становится холодным. Он больше не дышит, не живёт. Умер. У Олега вырывается истошный крик, который слышал все задание, это точно. А у Габрелианова сердце болит. И хоть он был не до конца, но все же готов, осознание никак не приходило. Когда Трофима смогли оторвать от Жени, то отвели прям в руки Артёма. Того продолжало бить в истерике, но уже не так безумно, как минуту назад. Габрелианов гладил Олега по спине, прижавшись к тому щекой, не громко проговаривая: — Мы сделали все правильно, Олег… Жене теперь хорошо, он не мучается от всего… Ах, нет, слëзы не все закончились. Артём чувствует, как по щеке течёт тёплая капля и пытается её сморгнуть. Если он не поможет ни себе, ни Олегу, они оба канут в лето. Возможно они будут заниматься чем-то новым, но Артём точно знает, что к своей работе он больше не сможет притронуться.***
Забирать вещи Жени, убираться в детской и вообще касаться всех воспоминаний Олегу было больно. Пару дней он жил в отеле, пытался смириться с утратой, ходил от стены к стене и проводил многочасовые беседы с психологом. Все игрушки они отдали в детские дома, благотворительности и в малообеспеченные семьи. Самые важные вещи Олег отдать не смог, хранил в коробке под кроватью. Там был их семейный рисунок, коллекция афиш, несколько гильз, носочки одни из первых, мягкая игрушка в виде мишки и фигурки животных. А также его любимые книжки. С похоронами они долго не решали, сошлись на кремации. Получившийся прах, они добавили к семенам и посадили дерево на участке дач родителей. Там Женя любил проводить время больше всего. Когда-нибудь эти деревья вырастут, станут ближе к небу… Как и сам Женя.***
От людей невозможно ничего скрыть. Это мужчины поняли практически сразу, как хоть немного отошли вообще от жизни. Каждые строили свои теории, куда же делись эти двоя, и где вообще Женя. В один день Артём устал от всех этих «недо теорий». Ещё придумать что-то, клевету какую-то на них или Женю.«Люди, пожалуйста, прекратите строить догадки о том, что случилось и почему нас давно не видно. В первую очередь хочу сказать, что нашего малыша Жени с нами больше нет… Последний год мы старались спасти его от рака, но результат не оправдался. Сейчас наш малыш спит спокойно на небесах... Поэтому пожалуйста, хватит об этом говорить.
Во-вторых, хочу сказать, что больше не буду работать в Bubble. Я просто морально не могу там находится. Сожалею, что скидываю большую часть на Рому и других, но верю в поддержку.
Всем до свидания.»
С того дня о Габрелианове не слышали долго, лет несколько точно, как и о Трофиме. Мужчина пытались полностью оклематься от «пощёчины» судьбы. Возможно, когда-то в их жизни вновь разнесётся «Папа!» детским голосом, а пока, они просто существуют.