Там, где никто не осудит

      — Н-нет? — снова переспрашивает девочка, и в её глазах читается сущее непонимание, смешанное с пока ещё не до конца ясным чувством огорчения и разочарования.       — Мне жаль… — всё, что может выдавить из себя дядя Скрудж.       — Этого ведь просто н-не м-может быть… Это о-ошибка! Наверняка ошибка! — её голос срывается на дрожь, а по щекам уже текут первые слезинки.       Скрудж лишь медленно качает головой и бросает нервные взгляды в сторону злополучной папки с бумагами. Удивительно, как такая тоненькая папочка может в одну секунду перевернуть, разрушить чей-то мир. Уж лучше бы он не пошёл на поводу у Вебби. Лучше бы не выполнил её просьбу. Лучше бы она побурчала на него и успокоилась! А что теперь?..       Кажется, осознание наконец окончательно пришло в её светлую головку, и девочка упала на колени, протяжно застонав… Скрудж было бросился к ней, но так и замер, оступившись, потому что не имел ни малейшего понятия о том, что он должен теперь делать, чтобы не причинить ещё большей боли. Он уже свыкся с мыслью о том, что у него появилась милая, так на него похожая дочурка. Он даже на секунду усомниться не мог в результате этого треклятого теста ДНК, когда распечатывал его прямо перед ней всего пару минут назад.       Но она не его дочь.       Дьюи подбежал к девочке, заключая ту в свои объятья. Он, кажется, плакал больше, чем она сама, причитал, жалел. Хьюи тоже был здесь. Он пристроился рядом с Вебби, поглаживал её по голове и всё повторял, как молитву, снова и снова, что это ничего не значит, что всё будет как прежде, что для него она так и останется младшей сестрёнкой. И заливающийся слезами Дьюи повторял его слова, называя её лучшей сестрой, которую он бы в жизни ни на кого не променял.       Но она не их сестра.       Миссис Клювдия виновато склонила голову, наблюдая эту картину со стороны. Она не виновата, точно не виновата, но легче от этого не становится, и она корит себя за то, что могла бы и догадаться. Сама проверить всё, раньше, чем Вебби обо всём узнала. Каждое слово Хьюи, каждый тяжёлый вздох Скруджа, каждый шумный всхлип Дьюи словно нож полосует её бедное любящее сердце… Делла, стоящая в стороне, ухватилась за руку Дональда, с сочувствием глядя на маленькую, дрожащую девочку. Её брат лишь понуро вздыхал. А Луи всё пытался сдержать рвущуюся наружу улыбку ликования.       Она не их сестра. Не кузина, не тётя, не троюродная бабушка — никто! Она им не родственница — и это лучшая новость за последний месяц! За этот кошмарный месяц, за который он проклял себя сотни тысяч раз. Кем только он себя не считал, как только не уничижал себя в собственной голове. И вот этому пришёл конец… Конец, благодаря которому он теперь может спокойно вздохнуть, сбросив те ужасные ярлыки, что он успел на себя понавесить… Слава Богу… Слава Богу, что она не их сестра…       — Я, конечно, всё понимаю, но мог бы хоть притвориться, что тебе грустно, — качал головой Хьюи, когда они оказались у порога своей комнаты.       Всё понимает? Неужели он знает? Ну конечно же! Конечно он знает! Это ведь Хьюи — его умный старший брат, от взгляда которого ничто не ускользнёт. В глазах Луи загорелись радостные огоньки. Такое удивительное чувство, когда кто-то знает о чём-то таком, в чём ты сам никогда бы не сознался… О том, в чём ещё вчера признаться было бы тяжелейшим грехом и позором, а сегодня он мог хоть трубить об этом во все услышанье с утра до поздней ночи, чего он, конечно же, делать не собирался… Но рассказать об этом чём-то определённо хотелось. Словно тепло разливалось по всему телу. Значит, теперь он может обсудить это с ним? Рассказать, поделиться тем трепетным чувством, что с большой заботой он уже так долго хранит под сердцем?       — Ну скажи, тебе самому-то от себя не противно? — морщится старший брат. — Так радоваться освободившемуся месту наследника… Господи, Луи, это даже для тебя перебор!       Огоньки в глазах тут же погасли… Да, конечно, как он мог забыть…       — Ты ненавидишь её, я прав? Это потому что она лучше тебя? В сотню раз лучше! — шипит, потирая красные от слёз глаза, Дьюфорд. — Как ты мог улыбаться в такой момент! Как ты мог?! Я хочу, чтобы она была моей сестрой, и хочу, чтобы с тобой меня ничего не связывало! — проходя мимо, он с силой толкнул брата в плечо. — Ты просто отвратителен…       С этими словами Дьюи захлопнул дверь в комнату прямо перед носом потиравшего ушибленное место Луи. Простояв так ещё какое-то время в ожидании того, что братья всё же соблаговолят пустить его в их ОБЩУЮ комнату, младший близнец ни с чем поплёлся в сторону лестницы.       Особняк заметно притих, после того как Вебби, смахнув слёзы и нарисовав на своём личике улыбку, поспешила покинуть гостиную, постоянно повторяя, что с ней всё хорошо. Все разбрелись по своим комнатам, переваривая только что полученное известие, с которым поделать ничего было невозможно. Вещь небывалая для семьи Даков! Они находили выход из всего! Буквально из всего, за что брались. А теперь… Удивительно, как быстро все успели привыкнуть к тому, что Вебби тоже Дак. Прошёл ведь всего месяц, как об этом стало известно, а она как будто всегда была неотделимой частью этой большой семьи.       Этот месяц Луи окрестил «месяцем тётушки Вебс». Узнав о прямом родстве со Скруджем, Вебби стала вести себя немного иначе. Стала более раскрепощённой. Она беспрепятственно и в любое время, могла забегать в кабинет миллиардера, чтобы просто повисеть у него на шее или поиграть в настольную игру. Тройняшек она стала считать своими племянниками, вычислив, что по родству находится на ступень выше. Первую неделю она вовсе, казалось, стала принимать их за ничего не ведающих детишек, возясь с ними и трепая за щёчки, словно самая настоящая тётушка, в её представлении, конечно. И пусть привыкший быть старшим Хьюи был совершенно не согласен с этим её новым амплуа, постоянно называя её младшей сестрёнкой, даже это не могло встать на пути заведённой Вебби. Она стала звать их кратко — Хью, Дью и Лу, и целовала каждого из них в лоб перед сном, считая, что именно так должны поступать истинные тётушки. Что ж, наверное, Луи мог бы даже к этому привыкнуть… Если бы всё это доставалось только ему. Как же всё-таки быстро они потеряли в её глазах свою индивидуальность. Теперь Луи был всего-навсего одним из триплетов и, может быть, имел при себе одну-единственную пометку «младший». Это случилось буквально в один миг, и мальчишка до сих пор не мог понять, куда делись эти её неловкие усмешки и полные совершенно не характерного для Веббигейл смущения взгляды, направленные на него. Только на него. Он видел их, замечал… и для чего спрашивается? Чтобы потом ощущать на своём лбу прикосновение её губ, предназначенное не Луи, а её «милым тройняшкам». Да, именно тройняшкам, без права на разделение. И от этого эти поцелуи становились лишь ненавистнее… Словно, став её родственником, он одновременно отдалился от неё, став практически чужим…       Поднявшись на чердак, Луи со скрипом открыл шаткую дверь, проходя внутрь и намеренно не включая свет. За окном было уже темно, но Дакбург был достаточно освещённым городом, чтобы свет фонарей и электрических ламп проникал в эту захламлённую комнатушку, тусклыми белыми полосами ложась на деревянный пол. Мальчишка пристроился в углу между окном и горой коробок со всяким хламом. Здесь к его приходу всегда был готов излюбленный зелёный плед, который Луи приволок сюда после очередной ссоры с братьями. Интересно, сколько в этот раз они будут на него злиться? В прочем, младшего Дака сейчас это волновало меньше всего…       «Доволен?» — как-то недобро усмехнулось отражение, глядевшее на него с оконного стекла.       И Луи ярко улыбнулся ему в ответ. Улыбнулся искренне, во весь рот, чего до этого сделать не мог, потому что тут же подвергся бы шквалу непонимающих и презрительных взглядов… Вместе с улыбкой по коже рассыпались приятные согревающие мурашки. Здесь можно… Здесь его никто за это не осудит.       Доволен ли он? Определённо, да! В отличие от Вебби он не мог так просто свыкнуться с мыслью о том, что теперь она их сестра… тётя? Какая разница. Это в любом случае было сущим кошмаром во плоти. Потому что он ничего не мог сделать. Ни с этой ситуацией, ни с тем, что творилось у него на душе. Весь этот чёртов месяц он считал себя аморальным придурком и последним мусором. И всё клял… Клял себя, посыпая всеми возможными проклятьями. Ведь всё это было так неправильно, так несовместимо… И он понимал это. Конечно, понимал… Но только головой. А ведь было ещё сердце. Сердце, которое, как бы ни пытался, он не мог усмирить… Которое теперь, в общем-то, усмирять и не нужно было.       Кто-то шмыгнул носом за его спиной, заставляя Луи вздрогнуть от неожиданности. Только теперь он заметил розовый бантик, валяющийся у двери. Непрестанный поток мыслей так и замер, погружая Луи в звенящую тишину реальности. Значит… она здесь?       Когда первый шок прошёл, он буквально стал слышать, как она пытается дышать как можно тише, закрывая рот и нос трясущимися ладошками. Слышать это неровное дыхание и редкие, сдавленные всхлипы, что невольно вырывались из её груди. Вот значит как… Она всё это время была по ту сторону этой картонной баррикады, выстроенной из коробок, а он и не заметил. К тому же, она плакала. Действительно плакала, хоть и сказала, что в порядке. Нет, Луи не поверил её словам ни на секунду, но он в самом деле не думал, что всё настолько плохо. В этот момент ему впервые стало стыдно за свою радость… Должно быть ей больно. Чертовски больно. Говорят ведь, чем выше взлетаешь, тем больнее падать. А Вебби взлетела, казалось, до самой вершины Невереста, когда то, о чём она и мечтать не смела, сбылось наяву. И тут же рухнула вниз, без предупреждения или права на восстановление. Наверное, она чувствовала себя ужасно разбитой. Луи так думал, по крайней мере. Он никогда не достигал подобных вершин и толком не понимал, насколько тяжело терять всё и сразу в один момент. Он всегда был внизу, на земле, а с высоты собственного роста падать, как известно, не так уж и больно. Разве что от частых падений начинает болеть копчик.       Порывшись в кармане своего худи, он достал из него белый платок и, просунув его в щёлку между окном и коробками, оставил на подоконнике; молча встал и вышел из комнаты. Это лучшее, что он мог для неё сейчас сделать — просто исчезнуть… Просто не мешать…       Хотя дядя Скрудж, натасканный уж больно нездоровым оптимизмом Хьюи, сказал, что всё будет как и прежде, как прежде уже ничего не было. Сам Скрудж стал избегать Вебби. Возможно из-за чувства вины перед ней, а, может, ещё из-за чего, но что бы ни руководило им в тот момент, этой своей игрой в прятки он делал только хуже и себе, и ей. Все остальные ходили перед девочкой, что называется, на цыпочках. Взрослые были готовы удовлетворить любую её просьбу, выполнить любое желание. Они всё мило улыбались и смотрели на неё с такой жалостью, что жалко становилось уже их самих. Они, наверное, этого не понимали, но всё это представление больше напоминало откуп, нежели проявление заботы… Что касаемо Хьюи и Дьюи, они постоянно пытались подчеркнуть, что Вебби — всё ещё их драгоценный член семьи. Получалось, прямо скажем, не очень… Особенно эти типичные фразочки Дьюи: «Ну, что ты, Вебс! Ты же нам КАК СЕМЬЯ!», или «Ты так хорошо меня понимаешь! СЛОВНО НАСТОЯЩАЯ СЕСТРА!», или «Вебби такая классная! Можно подумать, что она В САМОМ ДЕЛЕ ЧЛЕН СЕМЕЙСТВА ДАК!» и так далее, и тому подобное… И ведь он действительно искренне верил, что всё делает правильно. Господи, ещё немного и Луи натренируется так закатывать глаза, что они будут делать полный оборот вокруг орбит… Неужели все эти люди не понимали, что они делали? Им ведь нужно-то было всего-ничего! Сущий пустяк — вести себя как обычно, без этих дурацких маскарадов!       А что Вебби? Она тоже отыгрывала свою роль… Улыбка не сходила с её щёк и она как заведённая продолжала повторять это своё «всё хорошо!», на радость своей бабушке и Делле с Дональдом. Она даже могла заставить себя улыбаться, слушая очередной бред Дьюи про настоящую семью. Хоть уголки её губ и подрагивали в такие моменты… Она продолжала ввязываться во всякие передряги, смеяться, слоняться по дому в поиске приключений и новых игр и понимающе кивать, когда кто-то из взрослых в очередной раз извинялся за поведение дяди Скруджа. Но всё это было так неестественно, так наигранно и сумбурно… И это ещё раз подчёркивало очевидную истину — как раньше уже ничего не будет. Вебби перестала звать тройняшек краткими прозвищами, перестала целовать их перед сном. Она обходила стороной крыло особняка, в котором располагался кабинет Скруджа, и вела себя уж больно вежливо, будто боясь в какой-то момент сделать что-то не так и выдать всё, что таилось на глубине её души. Каждый день Луи заставал её сидящей на чердаке за старыми, пыльными коробками. Она приходила сюда в разное время, чтобы дать волю слезам, а он просто был не против побыть здесь рядом с ней. Они никогда не разговаривали, просто молча сидели по разные стороны импровизированной картонной стены. Зачем Луи приходил сюда? Наверное, ему не хотелось, чтобы она держала эту боль в себе. Не хотелось оставлять её один на один с этой болью. Одному ведь тяжело — он знал это. Поэтому и хотел показать, что она не одна, что она может быть настоящей и плакать столько, сколько душа пожелает, и никто её за это не осудит, в этом месте уж точно. И, пусть он и не её семья, но если ей понадобится, он будет здесь, рядом, на расстоянии вытянутой руки. Луи хотел бы надеяться на то, что она понимала это. Он верил, что она понимала. И эта вера, действительно, принесла свои плоды… Со временем Вебби перестала делать вид, будто её здесь нет, плакала открыто, почти в голос, пока не выматывалась и не засыпала, свернувшись калачиком на холодном полу, чтобы проснуться укутанной в мягкий зелёный плед.       — Мы можем поговорить?       Луи обернулся задирая голову, чтобы встретиться глазами с девочкой, стоящей на лестнице. Она выловила его на полпути в гостиную.       — Конечно, — кивнул он.       Поговорить им следовало уже давно. Ещё до того, как выяснилось, что она не дочь Скруджа, и даже до того, как Вебби за неё приняли. Может быть, тогда бы всё было немного иначе…       Банка газировки отправилась на тумбочку, чтобы быть благополучно забытой там как минимум до завтрашнего дня. Перевалившись через перила, Вебби спрыгнула вниз, схватила Луи за руку и вновь направилась к лестнице. И он, зная её прыткий характер, уже был готов поцеловаться носом с каждой ступенькой, но у Вебби на этот счёт были другие планы. Она медленно шла впереди, постоянно оглядываясь и время от времени пожимая его ладонь, чем не могла не вызвать удивления мальчишки. Когда они дошли до её комнаты, Вебби поспешила закрыть за собою дверь на ключ, предварительно удостоверившись в том, что никто их не видел. Луи прекрасно понимал, почему он здесь, да и глупо было не догадаться… Поэтому он совсем не удивился, когда с её губ полушёпотом слетел ожидаемый вопрос:       — Ты же никому не рассказывал?       Небесно-голубые глаза встретились с зелёными, и про себя Луи отметил, что сегодня они не такие красные как вчера. Это не могло не радовать.       — Никому, — также полушёпотом ответил он.       — И не скажешь, да? — спросила она, поджимая губы и складывая брови домиком. По её взгляду было понятно, что это скорее просьба, а не вопрос. Конечно, она ведь так упорно играла «хорошую девочку», у которой всегда всё в порядке, при любых условиях и обстоятельствах. И она, верно переживала, что этот образ может в одну секунду сложиться словно карточный домик, если Луи проговорится о том, что эта «хорошая девочка» уже вторую неделю часами напролёт льёт слёзы, забившись в угол на чердаке. Ей нужно было сделать всё, чтобы он никому не рассказал. А он, в общем-то, и не собирался этого делать. Это ведь Луи. Все знают, что он до чёртиков жадный, особенно если дело касается того, что ему нравится…       — Нет, — покачал он головой. — Не скажу.       — Спасибо, — выдохнула девочка. Она прошла вглубь комнаты и присела на пол около своей кровати, жестом предлагая Луи присоединиться. Он покорно уселся рядом. — Хьюи и Дьюи… Они заметили?       — Сомневаюсь.       — Это хорошо, — поджав ноги, она опустила голову на колени и мирно закрыла глаза. Луи и не помнил, когда в последний раз видел её такой расслабленной, такой спокойной… такой близкой. На самом деле, этот разговор можно было смело назвать первым за последние полтора месяца. Сам того не осознавая, мальчишка повторил её движения, поджимая ноги и кладя голову на колени. Только глаза закрывать не стал, и всё смотрел… смотрел на неё. На эти правильные черты лица, на спадающие на веки светлые волосы… Как же он всё-таки по ней скучал…       Серебряные реснички дрогнули, и Вебби открыла глаза. Первым, что она увидела, стала милая улыбка мальчика, сидящего напротив, и его необыкновенные зелёные глаза, не отрывающиеся от неё ни на секунду…       — В-всё хорошо? — проронила она, и по её щекам пробежал лёгкий румянец, что не скрылось от пристального взгляда младшего Дака.       — Угу, — промычал он, слегка зарываясь лицом в рукав своего зелёного худи.       — Ах, я совсем забыла! — вскочив, Вебби дёрнула с полки небольшую сиреневую коробку, тут же возвращаясь на место. Она принялась усердно что-то искать.       Чего только не было в этой коробке… Ленты, нитки, заколки в форме бантиков и сердечек, резиновые пульки и даже дротики — игрушечные, хотелось бы верить. Среди всего этого добра Луи заметил и маленький пакетик с прядями светлых волос — живое напоминание их первой встречи… Господи, и почему она их не выкинет?       — Нашла! В-вот, это твоё, — с этими словами она протянула ему выглаженный и аккуратно сложенный белый платок. — Я его постирала!       — Спасибо, — сказал он, бережно беря кусочек ткани из её рук. Его даже в карман убирать как-то не хотелось… Помнётся же.       Часы с кукушкой пробили полдень, и Луи понял, что пора бы ему уже выдвигаться — близилось время обеда. Дав себе пару мгновений на раскачку, он всё же поднялся с пола и направился в сторону двери.       — Лу, ты же придёшь сегодня на крышу? — роняет Вебби ему в след, заставляя парня обернуться. Улыбка так и норовит сорваться с его губ, когда он не слышит последней буковки своего имени. И всё же паренёк кое-как сдерживается. — Я принесу те лимонные печеньки…       — Что ж, — смеётся Луи, взмахивая рукой на прощание. — Тогда мне ничего не остаётся, кроме как спереть с кухни побольше зефира.