ID работы: 13314526

Your hallmark (And I love it most of all)

Слэш
PG-13
Завершён
169
автор
Размер:
33 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
169 Нравится 14 Отзывы 36 В сборник Скачать

Их двое, а любовь одна

Настройки текста
Примечания:
      Юнги шипит из-за удара головой о поручень и просыпается, сонно моргая глазами. Люди в вагоне уже не толпятся, но сидячие места все заняты. Омега обводит вагон взглядом, чтобы не заснуть снова, рассматривает пассажиров. Все они разные: такие же сонные, как и он, студенты и школьники; деловые офисные работники в своих костюмах; возможно, неусидчивые дети, которых родители заняли играми на телефоне. Юнги не знает никого из этих людей в поезде. Он ездит на работу каждый день, в одно и то же время, в одном и том же вагоне — второй с конца, — и каждый раз с новыми пассажирами. В Сеуле действительно много человек, так много, что ты никогда не встречаешь одного и того же в общественном транспорте — удивительно, правда? Юнги поправляет полувыпавший наушник, и музыка становится вновь громкой, перебивая шум поезда, трёт глаза рукой, пытаясь окончательно взбодриться. Ему выходить через две станции. Сейчас 8:30, он всё успевает, несмотря на то, что немного проспал утром. Хорошо, что университет научил его многому, но самым важным останется — это умение нести любую чушь, лишь бы не молчать, и собираться за десять минут.       Юнги выходит из душного метро и медленно втягивает в себя свежий, весенний воздух, улыбается уголком губ, щурясь от яркого света. Наконец-то в город действительно пришла весна, отвоевав свои законные права к концу марта. Теперь на улицах не лежат сугробы; температура поднимается — нет больше нужды укутываться в свитера и пуховики, прятать руки в перчатках, а нос в шарфе; ветер дует прохладный, не заставляет ёжится, приносит с собой запах ручейков и почек; солнце светит высоко в небе, иногда прячась за облаками, но оно уже есть, и оно греет, и от этого тебе самому становится теплее и радостней. Юнги убирает руки в карманы пальто, останавливаясь на светофоре, ловит щеками солнечные лучи, рассматривает витрины зданий, заведений и вечно куда-то спешащих людей. Хочется дёрнуть любого за руку и с улыбкой: «Остановись уже, смотри, скоро появятся зелёные листья и цветы». Да, Юнги, наверно, настолько романтик.       Когда омега добирается до пекарни, она оказывается уже открытой, а Тэхён внутри носится у стойки и витрины с кучей бумажных стаканчиков. Альфа роняет их все от испугу, встречаясь глазами с Юнги, кланяется, приветствуя, и опускается на корточки, собирая стаканчики обратно в башню. — Ты что, перепил кофеина? — смеётся Юнги, подходя к стойке и развязывая лёгкий шарф на шее. — Нет? Да? Возможно? — бормочет Тэхён слишком энергично, убирая стаканчики под стойку с кофе-машинами, — Я готовился к курсовому проекту, и, кажется, не помню до конца, когда спал последний раз, — он поднимает голову и криво улыбается, давая Юнги возможность заметить плохо скрытые консилером тёмные круги под глазами, лопнувшие капилляры, бледный цвет лица и, кажется, дергающееся веко. — Иди спать, Тэхёна, — выдыхает Юнги, опираясь руками на стойку, — А лучше просто езжай домой и ложись спать сразу, как снимешь верхнюю одежду. — Но, хён! — восклицает альфа, заставляя старшего легко дёрнуться от громкости, — Как же ты, хён? Ты не можешь готовить и обслуживать гостей одновременно. Я в порядке, просто приготовь для меня фисташковые круассаны, и я буду полным сил.       Юнги снова тяжело выдыхает, глядя на широкую улыбку Тэхёна, на его блестящие и слезящиеся глаза, дёрганое левое веко и движения. Сейчас, как начальник, он должен быть рационален и принять решение. Если альфа уйдёт, пекарню возможно придётся закрыть почти до вечера, потому что он действительно без него не справится — утром ещё кое-как можно, но в обеденный перерыв, в самый час пик, вряд ли. Он сможет, только если клонирует себя — к сожалению, человечество ещё не успело сделать такой шаг в будущее, не смотря на уже целый двадцать первый век.       С другой стороны, если Тэхён останется, совесть Юнги и трудовой кодекс будут приходить к нему во снах, не дадут спокойно жить, а потом сожрут его живьём и будут мучать в аду, потому что за такой поступок он точно не попадёт в рай. Альфа смотрит на него внимательно, ожидая слов или действий, шмыгает носом и трёт левый глаз, тем самым пытаясь успокоить нервные подёргивания, стирает немного консилера. Юнги матерится сквозь зубы. — Просто вали отсюда, Ким Тэ, — в конечном итоге говорит омега, проходя мимо в комнату для персонала и на пути снимая пальто, — Фисташковые круассаны есть в холодильнике, возьми сколько нужно, — кричит, чтобы его было слышно, пока переодевается в рабочую форму, собирает волосы в хвост и убирает чёлку с помощью ободка, — и чтоб прислал мне фото, как лежишь в постели, иначе ни одного тебе больше выходного. — Хё-о-о-он, — тянет альфа, завидев старшего, и его глаза ещё больше слезливые, чем до этого, — как ты справишься без меня? — Так же, как и до тебя в этом месте, — закатывает глаза Юнги, потому что младший повис у него руке, — Утренняя партия выпечки готова, а к обеду я попрошу Хосока выйти пораньше.       Тэхён отлепляется наконец от чужой руки, но довольным всё равно не выглядит, скорее очень-очень уставшим и виноватым. При учёте его обычного внешнего вида — пушистые синие волосы, густые тёмные брови, точеное лицо с постоянно нарисованными смайликами на щеках, колечко-пирсинг на крыле носа, широкая шея и плечи, спортивное телосложение, — и вторичного пола, Тэхён кажется многим ветреным и самовлюблённым, некоторым — не от мира сего, но на самом деле он мягкий, собранный и ответственный, даже сейчас, в ситуации, когда он скорее всего не спал несколько суток из-за предстоявшей сдачи проекта, мало ел и выпил, может, пару литров кофе, чтобы приехать на работу и никого не подвести. Так что Юнги очень ценит его и как работника, и как друга, именно поэтому он ерошит его побледневшие синие волосы и буквально выпинывает из пекарни домой. Только поэтому, совсем не из-за страха попасть в ад и долго там мучаться.       Омега выдыхает, уперев бедро в стойку, когда колокольчик над дверью перестаёт перезванивать. Он справится, нужно всего лишь привести стойку и витрину в надлежавший вид, убрать в печь заготовки, после разложить и можно будет нормально открываться и встречать посетителей. Одному будет сложно, разумеется, ведь они с Тэхёном отлично разделяли дневную работу — альфа стоял за стойкой, готовил напитки, выдавал выпечку и принимал дополнительные заказы, а Юнги занимался только на кухне, в своём мире, готовил на день и выпекал торты для чьих-то праздников, и никто его не трогал до момента, пока не приходили Хосок с Джехёном — вечерние бариста и пекарь. Но так же было не всегда. Не всегда были все эти работники, посетители и заказы. Когда Юнги только открыл пекарню после окончания университета, у него была лишь его мечта, знания и руки, так что всё в порядке, сегодня всё будет в порядке.       Юнги ставит духовые шкафы разогреваться и выходит в зал, бегло осматривает помещение, замечает уже протёртые столы, убранную зону для приготовления напитков — во сколько Тэхён пришел вообще? — ему остаётся только подготовить витрину и пройтись по стойке влажной тряпкой. Этим он и собирается заниматься, но вначале, конечно же, кофе. Юнги умело обращается с кофе-машиной, готовит для себя малиновый колд-брю латте, хоть он и не большой любитель кофе с молоком, скорее со сливками или обычный айс. Но так он сможет окончательно проснуться за счёт крепости, быстрее настроиться на тяжёлый рабочий день, а сладкий малиновый джем как раз подстать весне за большими окнами и его настроению.       Кстати о весне, раз она уже вовсю наступает, в ближайшие пару дней Юнги надо будет заняться разработкой сезонного меню и дать задание Тэхёну и Хосоку подумать над напитками. В их головах всегда полно идей на этот счёт, они никогда от такого не отказываются и сами практикуются — Юнги даже не принимает в этом участие, всецело доверяя им, и никогда не оказывается недовольным или разочарованным.       Духовка из кухни тоненько пищит несколько раз, оповещая о готовности выпечки, часы показывают 9:51, из колонок льётся приятная, спокойная мелодия. Омега окидывает взглядом залитое солнцем помещение, в котором пахнет кофейными зёрнами, свежими булочками, ванильными круассанами и уютом. В суете дней и работы все мелочи самой пекарни для Юнги сливаются, но вот сейчас, будучи тут в яркое и тёплое утро совсем одному, он понимает, что всё не зря. Понимает, как горд и счастлив быть владельцем этого места.       Колокольчик в виде рыбки звенит над входом, впускает лёгкий порыв ветра с запахом почек и первого посетителя. Юнги улыбается.       Юнги вряд ли может сказать точный период, когда влюбился в выпечку и готовку. И вряд ли назовёт причину или время, когда это стало делом его жизни, всем, что он умеет и чем может заниматься. В далёкие и уже призрачные годы его детства в Тэгу родители много работали, настолько много, что проведённое вместе рождество за двадцать семь лет Юнги сможет пересчитать по пальцам одной руки. Они даже не были бизнесменами и не занимали какие-то высокие должности, чтобы у них было оправдание — нет. Они работали учёными-археологами, рассекали по миру и исследовали кости, украшения, орудия труда когда-то живших. Из-за этого, логично, что он не много знал о родителях, как и не многое помнил. С ним всегда были только бабушка и старший брат, ему пришлось учиться у них. Юнги хорошо помнит, как бабушка занималась с ним уроками, объясняла простые истины, показывала что-то на практике, а Юнсу… Юнсу был и остаётся лучшим братом. Именно он научил его готовить и печь, защищал от всяких засранцев, давал советы и поддерживал.       Когда в девятнадцать Юнги сказал на удивление полной семье, что поедет учиться на повара, мнений было много: бабушка уточнила почему так, ведь со своими техническим умом и способностями он вполне мог быть учёным тоже; мама просто подняла в ошеломлении брови, хлопала ресницами, предложила подумать ещё раз и уже обдуманно; отец же вначале не подал никакого вида — и тем самым дал Юнги слепую надежду на поддержку, — а потом брякнул что-то типо: «пусть ты и мужчина, всё равно омега, тем же лучше». Юнги готов был разреветься; готов был кричать о том, как они могут так говорить, как могут говорить такое люди, которых он видел в лучшем случае раз в пару лет. И только Юнсу обнял его тогда, в момент, когда он хотел уже разрушиться, и сказал, что всё получится. И всё получилось. Не без слёз, боли и пота; не без желаний бросить на половине и сдаться; не без жертв и сожалений — конечно, а как могло быть иначе.       Но теперь всё в прошлом — все страхи, волнения и мнения. Как и в прошлом разговор с бабушкой по душам, полученное одобрение и поддержка пусть и с небольшим опозданием; как и хоть какое-то общение с родителями — для Юнги, правда, от этого мало что поменялось, он с родителями не то чтобы много болтал за всю его жизнь. У Юнги есть два образования, своя пекарня, квартира, небольшой штат сотрудников и стабильный доход. Для полного счастья ему всего лишь не хватает собаки. Ну, может ещё, чтобы кто-то разбирался с его бумажками на налоги и коммуналку — для него это до сих пор тёмный лес.       Рабочее утро к счастью проходит очень гладко. Никаких больших и сложных заказов, только парочку на изготовление торта к определённому дню, но с этим он разберётся потом; посетителей было не так уж и много, в основном брали готовую выпечку с витрины, только для кучки шумных студентов пришлось оставлять стойку и готовить грушевый пирог. Юнги тяжело выдыхает, разминает плечи, хрустит коленками. Он уже и не помнит, как давно так много бегал — непривычно. Привычно находиться в спокойствии; в жаре от духовых печей; в запахах теста, ванили, сахара, шоколада, коржей и печенья — омега настолько пропах ими, что, наверно, его природный запах сирени перестал чувствоваться совсем. Ему осталось потерпеть лишь полтора часа, к двум на подмогу придёт Хосок, тогда можно будет выдохнуть и снова прятаться на кухне.       Юнги протирает столешницу возле кофе-машины, когда колокольчик звенит за спиной. Он поправляет фартук и улыбается, возвращаясь к кассе. — Добро пожаловать, что вы хотели бы? — спрашивает омега, но в ответ почему-то ничего не получает. Парень перед ним замер, словно застигнутый врасплох, глядит оленьими глазами, иногда хлопая ресницами. Юнги тушуется, надеется, что не краснеет от ситуации, и вновь подаёт голос: — Простите? Я могу чем-то помочь вам? — А где Тэхён? — говорит наконец посетитель, и его глаза увеличиваются ещё больше, видимо поняв, что именно он спросил, а краску на щеках видно даже за чёрной маской. — Сегодня у него выходной, — усмехается легко Юнги, — я подменяю его. Так… — Д-да, эм, простите, да, — перебивает незнакомец, переминаясь с ноги на ногу, прокашливается, — Я хотел бы взять зелёный чай и пирог с яблоками и корицей. С собой. Пожалуйста. — К сожалению, так как я сегодня здесь один, пирог нужно будет подождать дольше обычного. Если у вас нет времени, то я могу предложить вам схожую по вкусу выпечку, — Юнги не говорит ничего особенного, но парень сводит брови, и омеге уже кажется, что он начнёт возмущаться прямо сейчас. — Так Юнги-хён это вы? — немного повышает голос незнакомец. Его глаза снова круглые, взгляд одновременно и восхищенный, и ошеломлённый; маска слегка съехала с переносицы, возможно, потому что рот под ней открылся. — Да, меня зовут Мин Юнги. Я владелец этой пекарни, — теперь уже хмурится Юнги, всматриваясь в не скрытую маской часть чужого лица, обдумывая знакомо ли оно ему, но потом вспоминает вопрос про Тэхёна, и всё становится на места. Наверно, они знакомы, а Тэхён очень любит трепаться обо всем на свете.       Вообще, парень перед Юнги достаточно странный. Скорее всего альфа, судя по комплекции — высокий, широкоплечий, с мощной шеей и накаченной грудью, которую не скрывают оверсайз чёрная футболка и ветровка сверху. В такой какофонии запахов выпечки и кофейных зёрен, чужой определить сложно, но какие-то мускатные, ореховые, посторонние нотки слышно. У него пушистые волосы под кепкой, чёлка вечно мешается, широкие брови, красивые глаза, полностью чёрная оверсайз одежда и плотная маска в такое тёплое и свежее время. Возможно, Юнги видел его в пекарне раньше, но по одним глазам судить сложно, для этого хотелось бы видеть всю картину. Теперь это становится очень интересным. — Ну, в конечном итоге, — начинает омега, уперев колено в стойку для удобства, и улыбается, — вы подождёте, пока я приготовлю пирог, или мне предложить вам выпечку? — Пирог? — хмурится посетитель, а потом тихо ругается, оцепенение пропадает из его взгляда, шея покрывается пятнами, — А, да, пирог, эм, я… Я, знаете, я очень спешу, вот сейчас прям надо бежать. Я побежал.       И в действительности почти бегом покидает пекарню, споткнувшись о вешалку и чуть не влетев носом в стеклянную дверь. Он шипит у выхода, потому что, видимо, всё же успел обо что-то удариться, и выходит на улицу, оставив после себя перезвон колокольчика. Юнги в недоумении хлопает ресницами, выгибает бровь, но через секунду закатывается тихим смехом.       Тэхёна точно надо расспросить позже, а сейчас не время расслабляться, Хосок придёт только через час, и к этому времени как раз нахлынет поток клиентов — обеденный перерыв же.

***

      Почему-то, странный незнакомец не выходит из головы Юнги на протяжении целой недели, не смотря на то, что работы становится много. Вначале он продумывал сезонное меню, обсуждал его с сотрудниками; потом Тэхён со своей этой дурацкой и не согласованной с Юнги акцией: «сезонные напитки со скидкой в 30 процентов за самый оригинальный комплимент шефу». Она просто появилась написанной на меловой табличке за кассовой стойкой в понедельник утром. И Юнги думает только о двух вещах, когда её видит: 1) что это, вообще, за детский сад? 2) люди настолько любят хоть какую-то халяву, что готовы делать комплименты незнакомому человеку. Абсолютно дурацкая акция, немного приятная, заставляющая краснеть — ладно, хорошо, Юнги признаёт это. В голове Кима слишком много идей, и омега любит и ненавидит его по одной и той же причине — эти акции приносят им популярность и прибыль, правда в счёт страданий Юнги. Но поток клиентов немного увеличивается, особенно на дополнительные заказы пирожных и тортов. Юнги устаёт за эту неделю, пару дней перерабатывает, но недовольным, конечно, не становится.       Ну, если только немного, потому что Тэхён не помогает ему узнать информацию о том странном альфе. На скудное описание Юнги, младший выгнул в недоумении бровь, задумался на какое-то время, а потом, понуро упустив плечи, стал извиняться за то, что болтает слишком много всего людям, которых даже не запоминает. Омеге на это оставалось только вздохнуть. Конечно он понимает, что Тэхён не может запоминать каждого, кто к ним приходит; как и не может узнать, может быть, знакомую внешность по такому-то скромному описанию одних лишь глаз и чёрной одежде. Но глаза разве не у всех уникальны? Или только Юнги придаёт этому значение?       Юнги обсуждал с клиенткой детали заказа за столиком, когда входная дверь распахнулась. Он бегло бросил взгляд на посетителя — высокого, широкоплечего мужчину в костюме — и вернулся к обсуждению с миловидной женщиной-омегой. Её запрос: мягкие, шоколадные капкейки с кремом и двухъярусный торт на десятый день рождения сына. Она просит что-то неброское, никакой мастики, машинок и героев аниме или видео-игр. Украшение на вкус Юнги, но начинка — шоколадный бисквит, сливочный крем и малина. Это не будет сложным, в голове омеги уже немного прорисовывается декор, и нужно будет вначале сделать эскиз, чтобы не переводить продукты и время зазря — он сможет заняться этим прямо сегодня, не откладывая до дедлайна.       Юнги улыбается женщине, прощаясь, вертит ручку между пальцами, ещё раз перечитывая детали, и набрасывает на бумаге основу в виде двухъярусного торта, но Тэхён его отвлекает. Омега поднимается с места, забирая со стола свой блокнот, и подходит к стойке, натягивая улыбку. Перед ним тот мужчина, который зашёл несколькими минутами ранее, улыбается ему в ответ, сверкает заинтересованными глазами. — Здравствуйте, меня зовут Мин Юнги, я владелец этого места, — начинает омега и всматривается в чужое лицо. Почему-то оно кажется ему немного знакомым, хоть он и уверен, что не видел этого человека раньше, — Что-то случилось? — Нет, ничего не случилось, — качает головой посетитель, — Я увидел вашу акцию… — Вы не обязаны, — перебивает Юнги, вздыхая, потому что он, если честно, успел устать от этих бессмысленных комплиментов. Тэхён может выдернуть его из кухни, из уборной, с обеденного перерыва, потому что кто-то захотел скидку. Это перестало быть забавным, — Тэ, просто пробей так, а я пошёл. — Подождите, Юнги-щи, — и омега правда останавливается, оборачиваясь. Он не может уйти теперь, — На самом деле я пришёл за обычным американо и лимонным чизкейком, они не входят в скидку, — продолжает незнакомец, поправляет прядку, что выбилась из общей причёски, открывающей высокий лоб, — Мне захотелось сделать вам комплимент. Просто так. Дело не в акции.       Незнакомец прячет руку в карман брюк, улыбается, что видно маленькие ямочки, сверкает тёпло-карими, как топлённая карамель, глазами. Не врёт. Флиртует. И это заставляет краску прилить к щекам Юнги. Он закусывает губу, рассматривает чужое лицо — густые брови, пышный веер ресниц, морщинки в уголках, крупноватый нос, аккуратные губы, красивая улыбка, большие глаза. Юнги втягивает воздух незаметно, улавливает посторонние феромоны, но не чувствует никакого запаха, кроме привычного запаха пекарни. Есть в этом альфе что-то зрелое, спокойное, знакомое. — Мне нравится ваша пекарня, — начинает вновь незнакомец, прокашливаясь, — я обожаю ваш лимонный чизкейк и пончики. А ещё вы очень красивы и мило смущаетесь прямо сейчас, — прыскает тихо, заставляя Юнги покрываться пятнами на шее и закусывать губу. — Спасибо, — бормочет омега и шмыгает носом.       За неделю он слышал много комплиментов и его выпечки, и ему самому. Но приятное тепло расползается в душе лишь сейчас. — Я просто говорю то, что думаю. И простите, что отвлёк вас от работы, Юнги-щи.       Альфа улыбается снова, и у него появляются морщинки в уголках глаз. Его улыбка красивая и широкая, открывает ровный ряд зубов и делает лицо незнакомца моложе и очаровательней в сравнении с деловым тёмно-синим костюмом и галстуком. Юнги смущённо кивает и скрывается на кухне, слыша в след ехидное хихиканье Тэхёна. Щёки омеги прямо пылают, и ему приходится ополоснуть лицо под холодной водой, чтобы вернуться в реальность. Что происходит? Юнги взрослый и самостоятельный мужчина, и все эти сказки про влюблённость с первого взгляда остались там, в его шестнадцать, в период пубертата и первых симпатий. Его организм не должен реагировать так на какого-то высокого и мужественного альфу, что сделал банальный комплимент, который он много раз уже слышал.       У Юнги были недолгие отношения в несколько месяцев ещё на момент школы, когда ты слишком молод, чтобы понимать себя, эмоции и людские взаимоотношения; были серьёзные отношения в три года с альфой старше на год, которые начались на втором курсе универа и закончились вполне неплохо, хоть и болезненно, по обоюдному согласию — не сошлись характерами и жизненными целями, такое бывает. И также были бессмысленные свидания; обычные связи «на одну ночь», потому что отношения — это каждодневная бесплатная работа, не многие это понимают, как и не многие хотят. Юнги из второй категории, потому что всё банально, одинаковые альфы на жизненном пути: младше — все беспечные, с шилом в жопе и ветром в голове; старше — слишком вычурные, много требуют, подгоняют; ровесники — кто как, ничего особенного, никакого баланса. Да и дел с пекарней у него и без этих отношений по горло. Юнги двадцать семь, ему хочется спокойствия и взаимоуважения. Оказывается, не многие готовы это дать.       Того незнакомого альфу Юнги совсем не знает, чтобы делать какие-то выводы — опыт и прожитые годы научили омегу не судить по внешности, научили не смотреть на неё вовсе. Наверно дело в том, что он видел чужую искренность в комплименте. Это не было сказано для выгоды в скидке, не чтобы привлечь внимание, не с целью понравиться. Просто приятные слова, которые альфа захотел сказать, воспользовавшись возможностью. Понимание этого греет, давно Юнги не слышал чего-то подобного.       Омега тянет уголки губ в улыбке, закусывает губу и моет руки, возвращаясь к работе — за оставшиеся два с половиной часа рабочего дня ему нужно сделать партию кексов, несколько сезонных пирогов и заготовки на завтра. Он начинает с ягодного пирога, потому что за ним придут раньше всего остального, достаёт заранее заготовленное и охлаждённое тесто, выкладывает его на слегка присыпанный мукой стол и раскатывает — это для него сродни медитации. — Хён, что это было? — со смешком спрашивает Тэхён, зайдя на кухню, видимо, за лимонным чизкейком. — Не понимаю о чём ты, — пытается отмахнуться Юнги, потому что иначе младший прилипнет на ближайшую неделю точно, и продолжает прежде, чем привалившийся бедром к столу Тэхён откроет рот снова: — Убери уже эту дебильную акцию, или каждую скидку я начну вычитать из твоей зарплаты. — Ты такой жестокий начальник, — фыркает альфа от негодования и взмахивает руками, чуть не уронив кусок чизкейка на пол, — Я же для тебя стараюсь, ты единственный омега в нашем коллективе. Разве тебе не приятно? Вон как покраснел сегодня. — Это не смешно, я уже устал. Какой смысл от этих комплиментов, если все они ради выгоды? Завязывай, Тэ, это напрягает больше, чем радует, — тяжело вздыхает Юнги и поднимает на младшего короткий взгляд, после возвращаясь к тесту. — Хён, ещё семь дней, договорились? Странно использовать акцию всего одну неделю, — широко улыбается Тэхён и тянет омеге мизинец. Юнги снова поднимает взгляд, всматривается в тёмные, игривые глаза. Этот засранец точно что-то задумал. Старший хмурится, сомневается, но всё равно переплетает свой палец с чужим, пачкая тот. Альфа закусывает губу, что делает его ещё больше подозрительным, и уходит к двери в зал, напоследок бросая: — Кстати, тот альфа спрашивал есть ли у тебя кто-то и прежде, чем ты кинешь в меня чем-то, знай, что я молчал… Но намекнул.       И очень быстро скрывается в торговом зале, пока Юнги обрабатывал информацию и не успел запустить в него первое, что попадётся под руку — в прошлый раз это был готовый капкейк, а до этого грязный в шоколаде венчик, так что Тэхён научился быстро ретироваться, вот только с «открывать рот по нужде» нужно поработать основательно. Омега вздыхает как-то уж больно горько, цокает языком — эти недосводники надоели до ужаса, сами без пары, но Юнги нотации читают, заставляют ходить на тупые абсолютно свидания вслепую, ведь думают, что ему тоскливо и одиноко. Ему правда бывает тоскливо и одиноко только вот без собаки, а не без альфы. И ладно Тэхён, он альфа, к тому же молод, в нём страсти и приключений полно. Сокджин, лучший друг, почему туда же? Ровесник, тоже омега, с отношениями не клеится и работа большую часть времени отнимает. С друзьями Юнги очень повезло. А что до того альфы… красивый, конечно, высокий, немного накаченный, вежливый, в офисе, наверно, работает, знакомым каким-то кажется, но Юнги никакие шаги первым делать не будет, тешить надежды тем более. Да и странно все это, может и не к добру.

***

      На следующей неделе уже становится спокойнее: большой наплыв клиентов постепенно утихает, никаких переработок, всё как-то само успокаивается; Тэхён сдаёт курсовой проект и выглядит более энергичным, выспавшимся и продуктивным; Юнсу вернулся из командировки в Штатах, привёз оригинальные рецепты песочного печенья с шоколадом, конфет и краффинов, что выпросил у доброй, приветливой старушки, заведующей своей домашней пекарней, и обещался зайти, чтобы продегустировать.       Погода тоже радует: чаще светит яркое солнце, прогревает землю, пускает повсюду зайчиков; птицы начинают петь по утрам, щебечут отовсюду на улице; деревья покрываются первыми зелёными листьями; в воздухе свежесть, прохлада, сладостный запах цветения. Юнги хоть и ворчлив по характеру, но весну очень любит, не смотря на то, что та поздно приходит и порой льёт дождями. Она возвращает его, как и всё вокруг, к жизни. Весна для Юнги — это вера в лучшее; все его прекрасные воспоминания произошли именно в это время года, поэтому он ценит и выделяет её среди остальных.       Сегодняшний день начался плавно и размеренно с самого утра — никто не отдавил ему кроссовки в метро и не завалился сверху, омега даже неспешно немного прогулялся от станции до пекарни. Рабочие часы тоже протекают спокойно: нет большого столпотворения людей, срочных заказов, на удивление в обеденный перерыв пару столиков остались свободны. Юнги смог утвердить эскиз торта на заказ, расслаблено выпить кофе за столиком у окна, легко постукивая пальцами по фарфору кружки, пока смотрел на залитую ярким солнцем улицу, иногда пробегающих прохожих, стайки птиц и трёхцветного пухлого кота на лавочке. Этот кот тут местный, бездомный, но все владельцы заведений относятся к нему с заботой, пускают внутрь во время морозов, кормят, гладят и не дают в обиду. Омега рад бы был забрать его к себе домой, но Пухляш уже привык жить вот так, он уже был в этом квартале, когда Юнги выкупил аренду под пекарню, да и зачем ему получать любовь только от одного вечно занятого человека, когда можно от десятерых. К тому же, вниз по улице есть семейный ресторанчик с лапшой, что принадлежит милому аджосси, в ногах и доме которого кот постоянно крутится.       Юнги достаёт из печки пай с вишней, даёт ему минуту осесть и поостыть и перекладывает с подноса в фирменную коробку пекарни, закрывает, вытягивает картонные ручки и несёт в торговый зал, чтобы отдать покупателю. Мужчина-альфа стоит напротив стойки, улыбается и, поблагодарив, уходит — он один из постоянных клиентов, не любит сладкое и мучное, но стабильно приходит раз в месяц за чем-то вкусным для дочки или вместе с ней. Девчушка-омега с волнистыми непослушными волосами у него очень милая и вежливая, и они всем рабочим составом ей улыбаются и угощают молочным коктейлем, который в меню, вообще-то, не входит.       Юнги падает на небольшой стул за стойкой в зоне приготовления напитков, пьёт свой холодный красный чай, который заботливо для него сделал Тэхён, и расслаблено выдыхает — в кухне от печек очень жарко и душно, хоть там и стоят вытяжки и кондиционер, а щёки всё равно румянятся, и пот стекает по вискам, особенно когда выпекаются несколько партий сразу. Альфа мычит рядом в такт песне в колонках, листает что-то в телефоне. Сегодня последний день его самовольной акции, и Юнги просто надеется не увидеть новую с понедельника. Или хотя бы такую, которая не будет касаться его напрямую. За ещё одну неделю он вдоволь наслушался сладких, фальшивых и иногда глупых комплиментов, некоторые из которых и таковыми не назовёшь.       Пару дней назад один наглый альфа-студент решил что «волосы длинные, будет за что держаться во время минета» это прямо десять из десяти. Юнги уже и забыл, что люди могут быть настолько мерзкими. Он опешил первые несколько секунд, приветливое выражение лица трескалось на глазах, сползая, пока посетитель напротив продолжал красоваться ухмылкой — это не было шуткой, он действительно сказал это двадцатисемилетнему мужчине и чувствует себя королем ситуации. Будь всё, как раньше, Юнги пришлось бы тогда натянуть улыбку, несмотря на то, что тянуло блевать, и сделать вид, словно всё в порядке. Но всё не как раньше, когда он двадцатипятилетний начинал вести бизнес, и теперь он не один. У него есть Тэхён, который всегда в подобных или просто выходящих за рамки ситуациях задвигал его, Юнги, за себя, оставался спокойным, понижал голос до твёрдого, чуть угрожающего баса и говорил уходить, если посетитель не хочет иметь проблем с полицией. Но эта ситуация почему-то пошатнула стабильное хладнокровие альфы, он помрачнел в доли секунд и оскалился, пока Юнги и остальные посетители в очереди скривились. Всё произошло как-то быстро за недолгие пару минут пока все пребывали в шоке, омега не успел проследить за состоянием Тэхёна, что было дёрнулся вперёд чёрт знает с какой целью, но Юнги остановил его рукой, тем самым осадив, чтобы он сгоряча не наломал дров, и обратился к наглому подростку: — Послушайте… — У тебя, видимо, слишком высокое самомнение, чтобы говорить подобные вещи, — из толпы неожиданно для всех выходит высокая фигура со знакомыми пушистыми волосами и чёрной маской на лице, останавливается возле стойки. Говорит неформально, явно показывая зазнавшемуся, что старше по возрасту, — Твой пубертатный период должен был закончиться несколько лет назад, но раз он, судя по всему, продолжается, обратись к врачу прежде, чем думать, что тебе всё дозволено из-за вторничной половой принадлежности.       Юнги резко становится тяжело дышать — запах выпечки и кофе перебивают концентрированные агрессивные феромоны сразу троих альф, и это всё слишком для его гормонального фона. У него кружится голова от всех этих запахов и накалённой обстановки, а ещё от знакомого незнакомца, который не кидается на рожон, не душит силой и зрелостью. Он просто твёрдо стоит на своём, немного расслаблен, и взгляд его цепкий, пронзительный и холодный. Юнги хватается за руку Тэхёна, потому что его слегка ведёт, и это даёт толчок для смены атмосферы в пекарне. Тэхён сразу же переводит всё своё внимание на старшего, успокаиваясь, немного пугаясь, цепляется за талию омеги и подтягивает к себе, не давая свалиться. Незнакомец тоже меняется в лице, его глаза расширяются, и Юнги считает это забавным и милым, подрывается было, но лишь сжимает кулаки, бегло осматривает омегу и переводит взгляд снова на наглого альфу. — Что вы уставились на меня все? — шипит студент, и запала в нём уже не так, как прежде, — Нормальный был комплимент, вон он даже сознание от него чуть не потерял.   — Да, вот же мозгами тебя обделили, конечно, — со смешком отвечает незнакомец. Вся ситуация сейчас держится только на нём — Юнги пытается привести себя в чувства, а Тэхён кудахчет над ним, очень переживая, — Покинь пекарню и больше сюда не приходи. Тебя не станет здесь никто терпеть, — чужой голос меняется на спокойный, но остаётся очень твёрдым. Он почти напротив альфы-студента, насколько позволяет стойка, и Юнги видит только чужую широкую спину, пока глубоко дышит, прилепившись к боку Кима.       Альфа-студент пытается что-то сказать, это видно по открывшемуся рту, но в конечном итоге он захлопывает его обратно. Юнги ничего не видит и не понимает, чтобы делать выводы «почему», больше — он просто не в состоянии. Студент действительно покидает пекарню. Молча, лишь раздраженно шипя. И, когда входная дверь за ним закрывается, все почему-то выдыхают. Тэхён усаживает омегу на стул в зоне напитков, бегло просит у клиентов прощения, говорит о перерыве в пять минут и уносится на кухню за чем-то. Юнги покупателям за витриной не видно, но он их видит. И видит своим каким-то ошалевшим взглядом, как знакомый незнакомец заламывает пальцы, как двигается его маска в районе рта, видимо из-за того, что он кусает губы, как взволновано бегают его карие глаза; слышит как ругается себе под нос. Омега, прислонившись головой к тумбе, слабо улыбается на чужое поведение, моргает уже не такими мутными глазами. — Мне очень жаль, что всё так вышло, — тихим, мягким голосом говорит альфа, не известно, хотя, чтобы его услышали или нет. Но Юнги слышит.       И, опять вздохнув, незнакомец уходит, не дожидаясь Тэхёна. Колокольчик за ним перезванивает. Омега прикрывает глаза, старается дышать ровно и глубоко и снова улыбается.       Юнги настолько погружается во всю бумажную волокиту, связанную с функционированием пекарни, что отвлекается, только когда его чай заканчивается, а спина ноет от одной позы. Он выпрямляет плечи, потягивается, немного скуля из-за боли, и тяжело вздыхает. Конечно, за столиком было бы куда удобнее сидеть, чем на маленьком стуле под кофе-машинами, и народу в зале не так уж и много. Но Юнги привык прятаться тут ещё со времён, когда работал в пекарне один — у него не было времени и возможностей отходить от стойки, лишь на кухню, поэтому он поставил этот маленький стул за тумбами и витриной, чтобы отдыхать, — да и здесь всегда гораздо насыщеннее и приятнее пахнет хлебом, выпечкой и различными сиропами, так что это не только дело привычки.       Юнги смотрит из своего укрытия в зал, столики пустуют за исключением только трёх. Почти пять вечера, и сейчас в пекарне очень спокойно и расслаблено, он знает, что, когда на смену придут другие бариста и пекарь, снова будет час пик. Тэхён чуть поодаль готовит холодный клюквенный пунш, судя по ингредиентам и кубикам льда, которые он бросает в пластиковый стакан прежде, чем перелить в него сам напиток. Юнги убирает очки с переносицы на голову, трёт уставшие от бумаги и цифр глаза, просит отпустившего клиента альфу сделать ему холодный американо, корча при этом милые гримасы — так больше шансов. Обычно Юнги не пьёт крепкий кофе, лишь утром, чтобы проснуться и не рявкать на всех окружающих, но счета и платежи не разберут себя сами, омега будет возиться с ними ещё несколько часов точно, не смотря на почти закончившуюся смену.        Тэхён хрипло смеётся с эгьё старшего, расплываясь в забавной квадратной улыбке, заражая улыбкой Юнги тоже, и подходит к кофе-машинам, бросив на улицу взгляд. Омега убирает на полку под стойкой бумажки, ещё раз потягивается, вытягивает ноги и следит за красивыми, ловкими пальцами альфы. Кофе-машина тихо гудит, воздух начинает пропитываться обжаренными кофейными зёрнами, крепким эспрессо. Запахи пекарни никогда не смолкают, и ты так пропитываешься ими, что носу нужно время услышать другие ароматы, одежде пару стирок с кондиционером, а тебе — свежий воздух или душ, чтобы твой природный феромон начал чувствоваться другим. Но Юнги не считает это проблемой, скорее преимуществом — ему нравится быть окутанным во все эти запахи, хоть и свою мягкую и нежную сирень тоже любит. Другие с ним солидарны, к нему часто неосознанно тянутся люди, и бабушка всегда говорила, что это потому, что сирень не популярна в Корее, пусть иногда и встречается в виде кустов. В большинстве людям нравятся спокойные и не знакомые им запахи. У Юнги нет причин бабушке не верить.       Омега благодарит Тэхёна за кофе, улыбаясь ему, делает пару глотков и откидывается спиной на позади стоящую тумбу. Ещё пять минут перерыва, и нужно будет снова возвращаться к бумагам, если он хочет закончить за сегодня. Он бы, конечно, не отказался от помощи, да вот просить о ней некого. Сокджин работает педагогом по вокалу, и знакомы они со студенческих времён, только благодаря компьютерной онлайн-игре; Юнсу востребованный переводчик-лингвист, знает в совершенстве четыре языка и так немного по мелочи ещё несколько; Джехёк, как и Юнги, пекарь по образованию, да и странно его спрашивать, они не так уж и близки; Хосок и Тэхён ещё студенты, с одного универа, Хосок учится на хореографа, а Тэхён — модельера, они оба дети искусства. Юнги среди них всех, гуманитариев, со своим от отца и бабушки техническим умом и образованием словно белая ворона, хотя это никак не упрощает ему жизнь, когда дело касается налогов и вычетов трат на продукты, зарплаты и коммуналку. Юнги ставит стакан с кофе на столешницу рядом, возвращает очки на переносицу, снова кладёт на колени бумажки, тяжело вздыхая и утыкаясь носом в цифры. Тэхён напротив сочувственно смотрит на него и кривит губы, отворачивается и натягивает улыбку, услышав колокольчик.       Юнги не смотрит на того, кто пришёл. Особо и не вникает в небольшой диалог между альфой и посетителем. Но заказ почему-то слышит отчётливо — зелёный чай с мятой и пирог с яблоками и корицей, — оторвавшись и заинтересовано выглядывая из-за витрины. Около стойки стоит высокий мужчина, весь в чёрном: массивные кроссовки, мягкие спортивные штаны и такой же ткани джемпер, кепка и большая сумка в руке. Конечно, омега узнаёт его. Не только по заказу и одежде, но и голосу — мягкому, в этот раз немного уставшему. Юнги не знает его имени, фамилии, возраста, природного запаха, абсолютно ничего, кроме половой принадлежности, и это то узнал благодаря феромонам. Возможно, ему хочется узнать. Возможно, его желание построено лишь на интересе. — Сегодня у нас последний день акции, не хотите поучаствовать? — басит Тэхён, и Юнги одновременно хочется дать бариста подзатыльник и спрятаться под стойку, — Скидка тридцать процентов на сезонное меню за комплимент шефу, — продолжает, ехидно как-то улыбаясь и бросив быстрый взгляд на омегу. — Я больше люблю классику, — переминается с ноги на ногу посетитель, тянется поправить маску, — так что нет, спасибо. Просто чай и пирог.       По какой-то причине Юнги чувствует кислый привкус огорчения, но оно быстро сменяется облегчением, поэтому причины и следствия исчезают из головы. Он поднимается, убрав бумаги под стойку, когда Тэхён пробивает чужой заказ на кассе, и проходит мимо на кухню, бегло поклонившись в приветствии, но успев заметить чужие растерянность и неловкость. Юнги моет руки, достаёт необходимые ингредиенты для пирога: яблоки, корицу, сливочное масло, сахар и тесто — он всегда вымешивает много теста заранее и оставляет, чтобы клиенты не ждали слишком долго. Юнги вначале очищает и режет яблоки кубиками, пока масло растапливается на сковородке.       Почему альфа говорил про классику? Нет, конечно, он может любить любую классику, начиная от искусства и заканчивая едой или носками. Но яблочной пирог, который готовит Юнги, отличается от привычной и стандартной шарлотки. В нём тесто вымешивается заранее и составляет основу, яблоки карамелизованы с корицей и выкладываются одним плотным слоем в качестве начинки. Ничего общего с классикой. На самом деле многие его пироги отличаются от стандартных рецептов, хотя бы потому, что он использует только песочное тесто и придумывает их сам, пробуя каждый сезон что-то новое.       Юнги облокачивается спиной на кухонную тумбу, ждёт, когда таймер печки запищит о готовности. Странно всё это. Может, он просто не хотел говорить комплимент и решил отказать вот так из вежливости? Или может…? Омега цокает, взмахивает руками и берёт блокнот в руки, чтобы посмотреть есть ли ещё заказы на его смену. Плевать. Ему плевать почему, и на альфу тоже, у него налоги, стопочка бумажек, сложный свадебный трёхъярусный торт к послезавтра. Он взрослый и не должен растекаться лужей из-за альфы с большими красивыми глазами, который один раз заступился за него. Юнги ещё раз проходится по строчкам в блокноте, смотрит на часы — если никто не придёт за тридцать минут, его работа, как пекаря, на сегодня закончится. А там уже можно будет сесть в зал, отдать пирог, за которым придёт брат после работы, и, может, уйдёт с ним домой.       Духовка пищит, и Юнги, надев перчатки, открывает дверцу. Лицо обдаёт жаром, воздух пропитывается печёными яблоками и тестом. Он ставит пирог на стол, разворачивается, чтобы закрыть и выключить духовку, и замечает круглый противень в углу, там, где жар не такой сильный. Он поставил его туда около часа назад, потому что сделал для Юнсу пирог заранее, и оставил, чтобы он не черствел и не остывал. Мысль крутится в голове буквально пару секунд, и Юнги не может найти объяснения тому, что он достаёт выпечку, предназначенную для другого человека, из печки и запаковывает её в коробку тоже.       Оправдание найти можно, но как на счёт остального?       Юнги выходит в торговый зал с двумя фирменными коробками, осматривает помещение, замечает — высоко поднятые брови Тэхёна, явный вопрос в его глазах; знакомого незнакомца за столиком у окна боком к нему, — и движется в сторону альфы, игнорируя другого. Он подходит, ставит пироги на стол, тянет уголок губ. — Ваш заказ, — говорит Юнги, прячет руки в карман фартука. Альфа отрывается от телефона, смотрит вначале на коробки, хмурится немного, потом поднимает взгляд, и его лоб разглаживается, а осанка выпрямляется. — Спасибо, — выдыхает он и разглядывает дольше приличного, тишина затягивается, что заставляет омегу закусить губу, чтобы не усмехнуться, и немного поклониться на прощание. Тогда незнакомец отмирает, его покрасневшие щёки снова видно за маской, — Простите, эм. Простите, но я заказывал только один пирог. — Да, я знаю, — улыбается Юнги, — второй пирог на творожно-сметанной основе с черникой. Вы очень зря не берёте нашу сезонную выпечку, может из-за него передумайте? — слабо хихикает, и от этого звука альфа замирает, сглатывает. Но омега этого не видит, сжимает губы в полоску, продолжая: — В прошлый раз я не успел сказать спасибо. Так что он в счёт моей благодарности, — нос омеги сам по себе немного морщится, уголки губ снова неловко поднимаются. — Я раньше не пробовал чернику в выпечке, и она мне не то, чтобы сильно нравится, — говорит альфа, одна его рука тянется к волосам, что убраны кепкой, глаза распахиваются, и в них столько разных эмоций, которые не успеваешь уследить, — То есть, спасибо. Я съем пирог, конечно, спасибо. Уверен, он будет таким же вкусным, как и всё остальное, — он начинает тараторить возможно от нервозности, и Юнги считает это очаровательным, — Вам не за что меня благодарить, я не сделал ничего особенного. И простите, что, эм, выпустил феромоны. Я не хотел, чтобы вы чувствовали себя плохо, вам стало лучше, когда я ушёл? — альфа выдыхает, только когда Юнги сдаётся, начиная беззлобно смеяться, — Чёрт, простите, я, эм, — замолкает, утыкается явно покрасневшим лицом в широкие ладони, громко дышит. — Всё хорошо, — заговаривает Юнги, смотря сверху вниз на неловкого альфу. Хочется коснуться чужого плеча, показать тем самым, что всякое бывает, он не будет припоминать об этом или смущать ещё больше, — В любом случае, спасибо, что разрешили ту ситуацию — я был не в лучшей форме, а Тэхён слишком перепугался. Надеюсь, пирог правда вам понравится.        Незнакомец поднимает голову: он до кончиков ушей смущён; мог бы — Юнги уверен — зарывался бы пальцами в пушистые волосы, наверняка это привычка; глаза тёплые, кофейные, свет отражают от окна искорками; взгляд глубокий, мягкий, какой-то нежный. Омега второй раз уже жалеет, что на альфе эта чёрная плотная маска, но спросить про неё, конечно, не решится. Юнги улыбается, склоняет голову, кланяясь на прощание, и собирается вернуться на кухню, чтобы сделать ещё один черничный пирог до прихода Юнсу. Когда он уже делает несколько шагов по направлению к кухне, слышно, как за спиной, отодвигается стул. — У вас красивая улыбка, и заколки для волос идут вам больше, чем ободки. Они милые, — тихо и мягко говорит альфа, в его голосе слышно намёк на улыбку.       Юнги оборачивается, но незнакомец уже подходит к двери с двумя фирменными коробками в руках и сумкой на плече — снова сказал что-то приятное и смущающее, и снова сбегает от этого. Омега смеётся, в груди расползается тепло и нежность. И он понимает — альфа не не хотел говорить комплимент. Он не хотел говорить его при таких обстоятельствах.       Игнорировать все взгляды, вопросы, играющие брови и самого Тэхёна до прихода Юнсу и Хосока у Юнги получается куда лучше, чем он думал.

***

      С понедельника акция Тэхёна заканчивается, чему нельзя не радоваться, Юнги, например, радуется больше всех, и начинаются дожди. Мелкие, ещё холодные, с перерывами. На улице из-за них заметно холодает, поднимаются ветра, особенно по вечерам, собираются лужи, яркое тёплое солнце прячется за серыми облаками. Прямо в понедельник Юнги промокает, возвращаясь с работы — день итак был сложным, насыщенным, и тут все эти лужи и мокрые волосы немного выводят его из равновесия. Во вторник с утра обманчиво спокойно, солнечно, в воздухе свежесть, а ближе к вечеру снова льёт, и Юнги приходится закупиться противовирусными таблетками, чтобы не слечь с простудой. Это ему всё равно не сильно помогает, поэтому всю неделю омега шмыгает заложенным носом.       Хосок отлично занимается ненавязчивым пиаром в стенах своего универа, из-за чего у них прибавляются уставшие и сонные студенты по утрам. А Тэхёну приходит в светлую кудрявую голову завести социальную сеть пекарни — Юнги сразу предупредил, что доплачивать ему за это не будет, и альфа согласился, потребовав лишь фисташковые круассаны. Так что, за счёт двух студентов снова увеличивается поток клиентов. У всех, только, почему-то праздник на празднике в середине апреля, и Юнги приходится убивать всё время и силы на торты и капкейки вплоть до пятницы. Омега забрасывает бумажную работу, устаёт, несколько дней снова перерабатывает, но он не расстроен — нет. Он счастлив готовить; счастлив, что его выпечка радует других; счастлив, что пекарня становится популярной и у кого-то любимой; счастлив быть измазанным мукой и кремом. Всё в порядке, он справится с этим, лишь бы Тэхёну в голову не пришла ещё одна гениальная идея.       В субботу Юнги просыпается раньше будильника, возможно потому, что лучи света настойчиво просочились сквозь шторы к нему на подушку, а ноги замёрзли из-за открытой форточки. Он не выспался, спину ломит от тяжёлой недели, любимая кофе-машина решила подвести, пришлось варить кофе по старинке в турке. Перед выходом омега проверяет погоду — дождь не обещают, но облачно и ветрено будет целый день, — одевается в свободные светлые джинсы, чёрную кофту, бросает зонт в сумку на всякий случай и накидывает джемпер в коридоре. На улице свежо и пока ещё солнечно, не так людно, как в будни, вовсю цветёт вишня, зеленеют деревья. Завтра у него заслуженный выходной, и он планирует хорошенько отоспаться до обеда, дождаться Юнсу, приготовить вместе с ним чего-то вкусного и вечером сходить прогуляться в парк.       А пока сегодня ему нужно отработать до обеда, дальше выйдет Джехёк, и доделать наконец все вычеты и подсчёты — он не может больше откладывать это, нужно заказать продукты и выплатить сотрудникам первую часть зарплаты. Пока Юнги добирается до пекарни, небо потихоньку заволакивает облаками, к открытию готовятся различные заведения на их улице. Пухляш встречает его у стеклянной двери, мяукает и ластится, когда омега наклоняется к нему, чтобы погладить. Он заходит внутрь, где уже шумит кофе-машина и суетится Хосок, протирая столы — дневная смена сегодня его, — пропускает Пухляша тоже. Кот мяукает альфе в приветствии, заставляя того отвлечься и ослепительно улыбнуться, следует за Юнги до стойки и остаётся ждать — он никогда не проходит на кухню. Чаще всего после того как его покормят, оккупирует либо стул в углу у большого горшка с цветком, либо запрыгивает на стойку и спит возле кассового аппарата. Никто не имеет ничего против такого внештатного сотрудника, для него есть свои мисочки, корм и даже форма — Тэхён купил ему в зоомагазине футболку и заказал значок с логотипом пекарни, будучи слишком воодушевленным в этот момент.       Наученный опытом, Юнги ставит большую партию выпечки в духовку лишь через полтора часа работы пекарни. В субботу чаще всего люди приходят ближе к обеду, заказывают пироги и печенье на вынос, а выпечку берут, чтобы посидеть за столиком какое-то время. Погода тоже не выгодная, потока клиентов точно не ожидается.       Большую часть смены Юнги проводит у стойки, медленно попивая свой холодный красный чай, общается с Хосоком, который рассказывает ему об учёбе, о занудном преподе по композиции музыки, о танцевальном конкурсе на предстоящей весенней студенческой ярмарке в мае, о омеге-магистре с кафедры социально-гуманитарных дисциплин, что у них иногда проводит практические занятия по конфликтологии. Хосок вроде бы нудит о «зачем» и «почему» читать лекции по конфликтологии на профильных годах обучения; вроде бы о омеге высказывается, как о каком-то зазнайке противном, а в то же время улыбается смущённо и тепло, иногда закусывая губы и взгляд отводя. Юнги сёрбает свой чай, гладит развалившегося на стойке Пухляша, сверкает заинтересованностью во взгляде, но молчит на чужие речи и пыхтения. Занимательно насколько альфы в своей симпатии порой очевидны, и насколько яро это пытаются отрицать, особенно молодые. Он никогда этого не понимал, хотя со стороны выглядит забавно.       Юнги с Хосоком окончательно отвлекаются от лёгких диалогов, когда к двум часам приходит Джехёк, здоровается, светя бодрой улыбкой и проходя в комнату для персонала. Омега вздыхает и, выждав время, чтобы альфа закончил, идёт переодеваться тоже — нет смысла быть в рабочей одежде, когда он будет занят бумажками. После Юнги забирает папку из-под стойки, прихватив заодно и свой недопитый чай, слабо улыбается пытающемуся поддержать его Хосоку, идёт до дальнего столика у горшка с цветком и плюхается на стул. Посетители почему-то не занимают это место, лишь когда других свободных нет, хотя оно классное по многим причинам: не шумно; свежо; цветок забирает сильные запахи выпечки, ванили и шоколада, так что тут пахнет более спокойно; большое окно с выходом на весеннюю улицу, за которым ветер гонит по асфальту лепестки вишни.       Омега раскладывает нужное по столу — бумажки режут глаза сложными цифрами и буквами, издеваются над ним как могут, — закидывает ногу на ногу, очки в чёрной оправе водружает на переносицу и, быстро вздохнув, погружается в работу. Пекарня растёт, набирает популярность, и, объективно, в ближайшем будущем Юнги стоит задуматься о расширении штата сотрудников. Хотя бы о найме администратора или кого-то такого, кто заберёт на себя обязанность за бумажную волокиту и может будет заменять время от времени бариста. Им с Джехёком отлично работается в свои смены, иногда они, конечно, меняются. А вот Тэхёну и Хосоку сложнее с их-то учёбой и одним выходным, но они как-то умудряются, сами себе расписание составляют — Юнги не лезет, просит только предупреждать заранее кто когда выходит и список рабочих дней к концу месяца, чтобы выплатить зарплату.       Время за работой проходит незаметно, Юнги опять погружается в неё с головой, отвлёкся лишь на пару минут, когда Пушляш запрыгнул к нему на колени и выбирал удобную для сна позу, гладит кота время от времени. Он даже не замечает подсевшего к нему человека, пока тот легко не касается его свободной от карандаша руки. Юнги вздрагивает, поднимая голову, смотрит поверх немного съехавший по переносице очков. — Простите, что напугал вас, вы не реагировали на мой вопрос. Я не отвлеку вас, если сяду здесь?       Альфа напротив Юнги тот же самый, который всегда берёт американо и лимонный чизкейк, но сегодня он выглядит как-то иначе: его чёрные волосы не уложены назад, пушатся, чёлка спадает с двух сторон лба; на лице ни грамма макияжа, может если только какой-то лёгкий крем; широкие брови своего естественного чёрного цвета, волоски слегка в беспорядке; глаза всё такие же карамельные, смотрят прямо и пронзительно; губы изогнулись в улыбке; на плечах кожаная куртка, а под ней тёмно-синяя клетчатая рубашка и чёрная футболка. В будние дни альфа выглядит более солидно и статусно за счёт своих костюмов и с уложенными волосами, сейчас же он расслаблен, и такому ему Юнги дал бы лет 24-25 вместо 32-33, как он подумал в первый раз.  — Сегодня я такой же посетитель, — говорит омега, немного изогнув губы в улыбке, и двигает бумаги ближе к себе, чтобы освободить на столе место.  — Но всё равно работаете, — подмечает альфа, бросает взгляд на листы и калькулятор, устраиваясь за столом удобнее и отпивая кофе из фарфоровой кружки. — У меня нет выбора, — усмехается Юнги, а после тяжело вздыхает, поправляет очки на переносице, продолжая: — Если этого не сделаю я, не сделает никто. — Могу я помочь вам? — спустя некоторое время спокойной тишины аккуратно спрашивает альфа, и Юнги поднимает на него взгляд, вместе с ним подняв в замешательстве брови, — Это ведь бумаги с бухгалтерией? Я работал в этой сфере какое-то время, так что знаю, как быстро закончить с этим.  — О, не стоит, — отнекивается омега, хотя от помощи действительно бы не отказался. У него мозг уже кипит от всех этих бумаг, цифры не хотят сходиться, и это начинает нервировать и раздражать, — Вы гость здесь и незнакомый мне человек. Было бы бестактно соглашаться. — Я Чонсон. Чон Чонсон, — тянет альфа через стол руку в качестве знакомства, — двадцать пять лет, заместитель финансового директора в автомобильной компании неподалёку, — Юнги пожимает чужую ладонь, чувствуя себя неловко с такого открытого напора, с контраста размеров и температур рук, с мягких невесомых поглаживаний подушечкой большого пальца прежде, чем его отпустили. Щёки омеги немного алеют, очки сползают к носу, кот на коленях вытягивается, требуя к себе внимания, пока альфа продолжает: — Теперь мы знакомы, — и довольно улыбается, — Ранее вы говорили, что сегодня здесь тоже в качестве гостя. Вместе у нас получится закончить куда проще и быстрее, Юнги-щи.  — Можно просто Юнги или хён, — неловко прокашливаясь, говорит омега, зарывается пальцами в кошачью шерсть. Юнги прекрасно осознаёт чужую к нему симпатию, и это по какой-то причине смущает его — все эти улыбки и напор. Альфа на высказывание немного округляет глаза, поднимает широкие брови, позволяя им скрыться за волосами. И этот жест… он такой знакомый, что у омеги возникает желание приблизиться, рассмотреть и подумать, где он видел это раньше. Чего, конечно же, он не делает, — Я не приверженец перекладывать свою работу на других. Поэтому, просто пей кофе и слушай моё редкое ворчание.       Альфа громко, высоко смеётся, запрокинув назад голову и заражая ответной улыбкой, после закусывает губу, закидывает ногу на ногу и придвигает к себе одну из бумаг Юнги, вчитываясь. Они работают спокойно и неторопливо, изредка перебрасываясь какими-то фразами, иногда отвлекаются, чтобы откинуться спинами на стулья и сделать глотки своих остывших напитков в качестве небольшого перерыва. Чонсон помогает в сложных расчётах, объясняет как сделать проще, считает сам документацию на продукты, пока Юнги просто перечисляет всё необходимое, что нужно пекарне. Они не обсуждают что-то личное, не обмениваются фактами о себе или любезностями, лишь бумагами, знаниями, вздохами и иногда улыбками. В конце концов и не должны, для такого существуют свидания, а это обычная помощь, но со смущением глубоко в душе Юнги понимает, что если Чонсон позовёт, он согласится.       Альфа красивый, умный, зрелый для своих лет, спокойный, с манерами и добрым характером, выглядит как тот самый тип, на которого вешаются большинство омег — не то, чтобы для Юнги это что-то значит, скорее просто замечание. Он хмурит брови, пока сосредоточен; вертит ручку меж пальцев, думая; улыбается уголком губ, если расчёты сходятся. Они разбирают и просчитывают все бумаги уже через полтора часа совместной работы, в то время, как омега просидел бы с ними целый день. Оба улыбаются, закончив, отбивают ладони и откидываются на спинки стульев, потягиваясь. Неловкость возвращается, потому что они всё ещё едва знакомы, и теперь Юнги не знает, что должен говорить или делать, в то время как Чонсон рассматривает его лицо лучше. — Спасибо. Думаю, я просидел бы с ними ещё очень долго, — искренне благодарит Юнги, шмыгает носом в неком смущении от чужого взгляда. — Рад, что был полезен, — отзывается Чонсон, умостив подбородок на согнутую руку, —Уверен, это сложно заниматься всем самостоятельно.  — Это ещё не сложно, — усмехается Юнги, откидываясь назад и зарываясь пальцами в шерсть Пухляша, тот отзывается довольным урчанием и цепляется когтями за ткань джинсов, — После открытия я работал один, а теперь у меня есть сотрудники, которые помогают мне и разделяют мою любовь к этому месту.       Хосок у стойки, будто услышав чужой разговор, поворачивает голову к Юнги и одаривает своей улыбкой, похожей на сердечко. У них отличный коллектив, и омега за них очень горд. — Вау! Это достойно уважения, хён, — тянет Чонсон, а в глазах его блестят искорки неподдельного восхищения, что опять выглядит до смешного знакомо. — Все когда-то начинают, если горят своей мечтой и идей. Мне просто повезло в некотором роде, — смущённо закусывает губу Юнги, отводит взгляд. Что-то приятное и тёплое расползается в душе от чужих слов непроизвольно, — Будешь ещё кофе? Или попросить сделать для тебя пончики? Отплачу тебе тем самым за помощь. — Лучше в следующий раз, чтобы ты сам их приготовил, — ухмыляется альфа беззлобно, скорее игриво; сверкает карамельными глазами, заинтересованностью во взгляде; пялится открыто. Снова флиртует, —  да и мне уже пора бежать, — вздыхает коротко, будто расстроено от этого факта, поднимается на ноги, возвышаясь на столом и Юнги, — Спасибо за приятную компанию. Я пошёл, хён. Приду за пончиками через неделю.       Омега с Чонсона смеётся, с того, как немного неловко он машет на прощание, хотя выглядеть при этом подстать образу крутого парня, и, помахав в ответ, провожает глазами чужую широкую спину до двери пекарни. И всё же, это так странно, что, будучи одним из постоянных клиентов, альфа приходит лишь раз в две недели.       Или каждую неделю?       Юнги нехотя будит Пухляша, от чего тот мяукает недовольно, поднимая его на руки и перекладывая на стул, с которого поднялся, забирает папку с документами и идёт к комнате для персонала, чтобы оставить там бумажки и пойти домой. Он заходит на кухню и забирает со стола возле холодильника коробку с американским печеньем, что сделал для себя и Юнсу сегодня утром, желает удачи и хорошей смены Джехёку, прощается с Хосоком, который почему-то утаскивает его в объятия и спрашивает: «Не нужна помощь, хён? Тот альфа к тебе не приставал?». Юнги машет отрицательно головой, улыбаясь, лохматит волосы бариста под его недовольное ворчание и направляется наконец к метро. Погода всё ещё мало чем радует сегодня: небо заволокло облаками и тучами, из-за чего быстро стемнело; поднялся холодный ветер, но в воздухе всё ещё пахнет почками и цветением. В метро оказывается более людно, чем омега рассчитывал, так что ему приходится занять угол рядом с поручнем и дверью.        Люди толпятся в вагоне лишь на станциях ближе к центру, к конечной уже становится просторнее. Юнги окидывает быстрым взглядом пассажиров, не зацикливаясь ни на ком, думает нужно ли ему заняться какими-то домашними делами. В голове всплывает разговор с Чонсоном, мозг переключает на это внимание, и омега, опираясь спиной на дверь вагона, задумывается.       Эти большие иногда искрящиеся глаза, брови, мимика, фигура… где он мог видеть? Видел ли раньше? Юнги перебирает всех людей, которых помнит и знает почти до самой квартиры, а потом останавливается прям посередине пешеходной дорожки и чуть не вскрикивает от осознания.       Тот загадочный альфа в маске, у него такие же глаза. Он приходит в комфортной и свободной одежде по выходным. Это один и тот же человек.

***

      Выходной прошёл как-то быстро и скомкано, Юнги не успел насладиться им вдоволь, потому что загрузил себя уборкой квартиры, хотя и правда отоспался за всю неделю, и отдать Юнсу должное, он сильно отвлёк его от мыслей о работе. Они не сумели толком прогуляться в парке из-за сильного и холодного ветра, вместо этого поужинали стейками, которые сами приготовили, сидели на диване и распивали красное полусладкое под бубнёж героев какой-то дорамы, которая включена была чисто на фон, пока брат активно приводил аргументы почему Юнги не нужна собака — за что само собой получил обиженный и горький вздох и пинок по голени. Омега думал, хотел спросить совета у старшего касательно нового странного знакомого, но не стал, ведь знал, что Юнсу отреагирует не хитрым взглядом и поигрывающими бровями, как это сделал бы Сокджин. А цокнет не одобряюще, начнёт расспрашивать и ревновать.       Так всегда было, но наверно самым ярким примером можно считать, когда были его длительные отношения в университете. Вначале Юнги просто рассказывал брату про альфу, который в нём заинтересован, который красиво ухаживает, водит на свидания, таскает шоколадки каждое утро. Потом, когда отношения длились уже чуть больше года, он их познакомил. Юнсу вёл себя дружелюбно, задавал стандартные вопросы об учёбе, планах на будущее, серьёзны ли намерения, хотя взгляд брата всегда был недовольным и грозным, он часто разговаривал с его партнёром наедине, и после альфа всегда жаловался, что ему угрожали. Юнги слабо верил, что брат в действительности мог кому-то угрожать, для такого ему нужна веская причина, как, например, было в старшей школе, когда отморозки-альфы специально напоили омегу и начали лапать — тогда Юнсу взаправду слетел с катушек, приложил каждого об кирпичную стену и сказал, что живьём закопает, если кто-то к его младшему сунется ещё раз. Причиной для запугивания чужие отношения назвать нельзя, поэтому Юнги просил бывшего не нести чушь, вскоре перестав об этом вообще слушать. Но что-то было не так; что-то заставляло Юнсу быть скептичным, подозрительным, недоверчивым; что-то не давало ему спокойно принять другого альфу и честно сказать об этом Юнги. Когда они расстались, брат выдохнул, улыбнулся и притянул к себе в объятия, чтобы успокоить чужие слёзы — омега до сих пор не знает причин и следствий, сейчас для него это уже и не важно.       Юнги брата очень любит, а вот его ревность и порой излишнюю опеку — нет, хотя действительно понимает этому причину — они всю жизнь были только друг у друга, Юнсу подсознательно чувствует чрезмерную ответственность и как за младшего брата, и как за омегу. Юнги не хочет говорить про Чонсона, потому что для этого нет причин — альфа даже не предпринимает в его сторону попыток ухаживания, так, флиртует время от времени. А Юнсу воспримет всё остро, станет настороженным, будет следить за альфой исподтишка, ревновать, запросто сможет подсесть и начать обо всём расспрашивать — это никому не нужно, и Юнги не хочет чувствовать себя несмышлёным подростком, за которым старший брат ходит по пятам и бдит, чтобы не целовался до свадьбы. Юнги давно уже целованный — без штампа в паспорте. Его последние отношения закончились больше двух лет назад, и он уже не помнит и не знает наверняка, как ведут себя влюблённые. А все эти два года Юнсу был спокоен, как удав, без нервов и волнения уезжал в любую командировку — Юнги не хочет, чтобы это менялось, чтобы было как раньше, когда брат вечно маячит на горизонте и ни одну душу не подпускает на пушечный выстрел.       Поэтому Юнги молчал. И продолжает молчать. Поэтому мозг сам себе выедает вопросами «почему» и «зачем»: Почему Чонсон каждую неделю предстаёт перед ним в новом образе? Зачем он дурит его, если заинтересован? Спросить напрямую почему-то нет желания, подсознательно кажется, что правды он не услышит, лишь новую ложь, которую каждый терпеть не может. Хочется поймать с поличным, посмотреть, как будет выкручиваться. И ждёт просто шанса. Но Сокджин настигает его забитую голову раньше. Звонит в среду вечером, когда Юнги развалился на диване в гостиной после работы, и ставит перед фактом — в субботу они идут на двойное свидание вслепую. Омега тогда только взвыл от безнадёги, разворочился на мебели и ногами стучал, как маленький капризный ребёнок. У него нет ни единого шанса отказаться, даже спрятаться в пекарне за работой не получится — Сокджин найдёт его там и выдернет куда ему там надо, не слушая и не учитывая чужие аргументы. Проходили — научены опытом. Юнги уверен, что его настроение не поднимется до понедельника точно, и это если учитывать, что свидание пройдёт гладко.       Мысли о Чонсоне вылетают из головы также быстро, как появились, пока Юнги усилено пытается найти повод, чтобы не потакать глупым идеям сводничества. В обед пятницы начинается ливень; он барабанит по стёклам пекарни, прибивает и разносит лепестки вишни, заставляется людей прятаться под козырьками. Омега выносит с кухни заказ — абрикосовый пирог и овсяные печенья, — отдаёт покупателю на стойке и приваливается бедром к столешнице рядом с Тэхёном, глядя в окно. Погода под конец рабочей недели не радует, придётся сегодня переплачивать и ехать домой на такси, если дождь не закончится за пару часов. А ещё завтра тащиться куда-то с Сокджином, делать вид, что искренне хочет присутствовать, улыбаясь и отвечая на типичные вопросы, вместо того, чтобы одиноко валяться с бокалом вина на диване и смотреть первую попавшуюся дораму. Юнги вздыхает как-то чересчур безнадёжно. — Что-то случилось? — спрашивает сбоку Тэхён, постукивая пальцами по дереву столешницы — привычка, чтобы чем-то руки занять, пока нет клиентов, — Ты целый день так вздыхаешь, будто снова сжёг свои любимые прихватки. — Не напоминай, иначе я расстроюсь ещё больше, — Юнги поднимает на альфу жалостливый взгляд, зарывается пальцами в волосы, знает, Тэхён ему ничем не поможет, но всё равно озвучивает причину своих вздохов, — Сокджин завтра тащит меня на свидание вслепую.  — Ну хоть кто-то волнуется, чтобы ты не умер старой девой, — смеётся бариста, привычно отходя чуть подальше на всякий случай — за такое и прилететь может, потому что нечего над хёном нагло стебаться. Но хён сегодня не в настроении, так что любезно прощает. — Ага, а Юнсу следит, чтобы я именно таким и умер. Вы уж как-то меж собой определитесь чего вы от меня хотите, — Юнги фыркает, ковыряя аккуратным ногтём лак стойки.       Находиться меж двух огней надоело. А ещё ему до жути претят все эти свидания вслепую, на которых альфа рассматривает тебя изучающе и оценивающе, будто товар на рынке. Свидания должны быть неловкими и комфортными — так считает Юнги, в другом случае от них нет смысла. И ни одно за эти два года, что Сокджин пытается улучшиться его личную жизнь, таким не было. Идя на встречу с человеком в слепую, конечно, чувствуешь предвкушение — вы друга друга не видели или может, в лучшем случае, видели только на фото, не знаете ничего толком ни о чужом характере, ни поведении. Может быть, эта неизвестность, это чувство так сильно нравятся людям, что они продолжают на такие свидания таскаться, делать их популярными. Но Юнги не любит игру «кот в мешке»; не любит быть этим «товаром», которым делают его альфы, рассматривая, задумываясь, прикидывая, довольно или нахально ухмыляясь. Ему это костью поперёк горла. Сокджину — азарт.  — Юнсу-хён всё ещё ревностно настроен? — спрашивает Тэхён мягче и уходит к кофе-машинам. — Вряд ли он когда-то перестанет, — хмыкает Юнги, берёт со стойки бесплатные для гостей печенья из коробки, после кусая, и переводит взгляд на бариста.       Он действительно так думает. Для сохранности нервов и эмоций брата омеге нужно быть с человеком, который не позволит «чему-то», что не имеет формы и объяснения, в душе Юнсу сомневаться; который будет казаться и быть надёжным и сильным, чтобы дать отпор, вступиться, защитить, если того потребуется, но в то же время мягким со своим омегой; который покажет, что сможет носить на руках, даже если это будет неуместно или обычным детским капризом, хоть когда Юнги будет тридцать. Тогда Юнсу будет спокоен и как брат, и как альфа. Поэтому Юнги решил сделать проще — не иметь отношений вовсе, чтобы не пытаться искать под собственные или братские критерии. — Может в этот раз будет лучше? — тихо, с какой-то затаенной надеждой в голосе говорит Тэхён, ставя перед Юнги чашку со сладким и горячим какао. Омега невольно ведёт носом, учуяв шоколадно-молочные нотки, и, подняв благодарный взгляд, слегка улыбается — альфа знает его слишком хорошо, — Разве тебе не бывает одиноко, имея в жизни только одно расписание, тесто и духовки? В конце концов эти свидания тебя ни к чему не обязывают.       Юнги касается немного холодными губами края чашки, делая маленький глоток, смотрит на ливень за окном, и вся атмосфера вдруг становится какой-то осенней.       Ему бесспорно бывает грустно и одиноко, живя в ритме пекарня-дом-пекарня уже долгое время. Разумеется, иногда на него нападают мысли, что он что-то делает не так, особенно в период весны, когда вокруг всё такое зелёное, яркое, располагающее, будто подталкивающее к новому этапу. Юнги хотел бы научиться не полагаться только на себя. Хотел бы, чтобы рядом с ним был человек, который мог и искренне желал заботиться о нём — он, например, часто забывает отдыхать и пить витамины. Но человеческие взаимоотношения — это сложно. Романические отношения между людьми — это ещё сложнее. Юнги не ищет и не гонится за любовью, он итак вполне счастлив, даже если иногда ему бывает грустно. — Если ты поможешь мне придумать вескую причину на завтра, я дам тебе несколько оплачиваемых выходных, — пробует Юнги, глядя исподлобья на протирающего стойку альфу, и медленно сёрбает своё какао.       Тэхён на несколько секунд замирает. — Хён, ты прямо подставляешь меня, — фыркает бариста, оборачивается, упираясь поясницей в стойку и скрещивая руки на груди, — Сокджин-хён узнает о твоём обмане, и тогда до кучи достанется ещё и мне. — Отпуск? — предлагает он снова, пытаясь выглядеть максимально жалостливо, — Целых семь дней отпуска. Пожалуйста?       Тэхён не впечатлено выгибает бровь — видимо, эгьё на него имеет больше власти, чем слезливые глаза. — Ага, чтобы потом, когда я вернусь, застать здесь твой труп? — хмыкает альфа, как-то по-отечески качает головой, будто его ребёнок выкинул какую-то хрень, но он слишком рассудительный родителей, чтобы ругать его, — Хён, просто сходи туда, это всего лишь ужин. Если альфа будет совсем уж плох, выдумаешь причину на ходу и уйдёшь. В крайнем случае, снова позвонишь мне, и я, так и быть, спасу твою вечно драматизирующую задницу.  — Почему бы вам с Сокджином не начать встречаться? Вы спелись, и теперь оба действуете мне на нервы, — фыркает Юнги в свою кружку.       Тэхён давится слюной на ровном месте и надрывно кашляет в течении нескольких минут. А Юнги бессовестно смеётся, не предлагая ему ни помощи, ни воду.

***

      В субботу Юнги просыпается ближе к обеду, потому что поменялся сменами с Джехёком, выспавшийся, в стабильном расположении духа, но с заложенным носом и небольшим першением в горле — хоть он вчера и добирался домой на такси, всё равно успел промокнуть пока бежал от машины до подъезда. У него всегда был слабый иммунитет, он часто болеет на пустом месте, и врач выписал ему витамины, которые он постоянно забывает пить должным образом. Юнги капает нос, поднявшись с постели, и идёт на кухню, чтобы включить кофе-машину. Она приятно для слуха жужжит, по комнате разносится насыщенный запах зёрен, и омега зависает на несколько минут, прежде чем уйти в ванную.        Причина не идти на свидание к сожалению не придумалась его мозгом за прошлый вечер и ночь, а небольшую простуду никто не учтёт, даже он бы не учёл, не говоря о Сокджине, который прекрасно знает, что ему для выздоровления нужно лишь выпить таблетки и взять с собой платину леденцов от кашля. Видимо, придётся импровизировать как и обычно. Юнги делает глоток кофе со сливками из пузатой кружки, оставляет её на столешнице и бегло просматривает сообщения и новости в телефоне, пока на сковородке поджаривается рис с яйцом. Он не большой любителей завтраков, чаще всего перекусывает в пекарне кусочком пирога или хвангнамским хлебом, но сегодня у него не рабочий день, он встал не в 7:30, и, теоретически, у него уже не завтрак, а обед.        Не торопясь и смотря на ютубе забавное видео про тюленей, он заканчивает с едой, моет посуду и идёт в душ, чтобы потом начать собираться. Сокджин сказал, что будет ждать его у кафе к пяти часам вечера, и Юнги решил, что вначале заедет в пекарню, потому что от неё ближе добираться до места встречи — плюс он обещал другу печенья по рецепту, который Юнсу привёз из Штатов, их нужно будет забрать. Выйдя из ванной, омега по привычке смотрит прогноз погоды, сушит волосы полотенцем, отбросив телефон на кровать, после подходя к шкафу и рассматривая содержимое. Сегодня обещают пятнадцать градусов тепла и яркое солнце, так что Юнги останавливает свой выбор на тёмно-синих свободных джинсах, заправляет в них белую футболку, фиксируя чуть выше тазовых косточек плетёным ремнём, и снимает с вешалки вязаный рыжий кардиган с голубыми манжетами, оставляя его пока на кровати — наденет перед выходом. Просто и со вкусом, Юнги не видит смысла в рубашках и обтягивающих джинсах, потому что это не что-то стоящее того. Да и омега в целом не любит выделяться, не считает нужным козырять брендовыми шмотками или кучей украшений — для него главное удобство. Юнги мажет лицо кремом, после нанося немного макияжа, чтобы скрыть последствия тяжелой трудовой недели, и укладывает волосы феном, из-за чего они забавно пушатся, поэтому он оставляет часть чёлки у лица, а остальное убирает ободком-пружинкой.        Улица встречается его взаправду тёплой погодой, кое-где редкими лужами после вчерашнего ливня. Природа уже во всю проснулась, повсюду на пути цветущие кустарники, зелёные шапки деревьев, а в парке, мимо которого Юнги всегда проходит до метро, в невысокой траве теряются жёлтые одуванчики. На следующей неделе надо будет обязательно вытащить себя и брата в парк, может быть позвать кого-то ещё, чтобы прогуляться или устроить небольшой пикник, если обстоятельства будут позволять. Юнги прикрывает глаза из-за яркого солнца, пока идёт от метро до пекарни, улыбается чему-то своему, даже на душе становится как-то радостней и спокойней — его «смотрины» должны пройти хорошо, если, конечно, незнакомый альфа не окажется полным придурком.       Возле пекарни омегу встречает неожиданный гость — тёмно-коричневого, ближе к чёрному окраса, с рыжей мордочкой и бровями крупный доберман. Собака терпеливо сидит недалеко от двери пекарни, привязанный поводком к ножке лавки соседнего цветочного магазина, вертит головой, рассматривая улицу, его уши не купированны, как и хвост, который забавно подметает асфальт, когда Юнги подходит ближе. Глаза омеги загораются озорством, широкая улыбка сама появляется на лице, он присаживается на корточки перед доберманом и тянет к нему руку. Пёс вначале заинтересовано обнюхивает его ладонь, а потом лижет одобрительно пальцы, и Юнги, как маленький ребёнок смеётся, гладит по голове и чешет под подбородком, после замечая на железными кольцами ошейнике именной адресник-жетон. — Так ты у нас Чон Бам-и? — улыбаясь, спрашивает Юнги у добермана, тыча пальцем ему в мокрый нос, и тот подтверждающе гавкает, — Скажи своему хозяину, что в следующий раз он может зайти в пекарню вместе с тобой. Придёшь? Я куплю для тебя специальные вкусняшки.       Пёс ещё раз гавкает, кладёт лапу омеге на коленку и тянется корпусом к лицу, от чего Юнги не удерживает равновесие и с коротким вскриком падает задницей на асфальт. Но в следующую секунду он смеётся, потому что Бам лезет ближе и облизывает щёки и нос. — Бам! — зовёт добермана высокий, мягкий голос, перебивая звук смеха Юнги и колокольчика, — Бам, нельзя!       Пёс тихо, коротко скулит и послушно отходит от человека, а Юнги поднимает голову, всё равно продолжая улыбаться. Перед ним встревоженные и круглые глаза, пушистые и вьющиеся волосы и белая плотная маска; широкий разворот плеч под чёрной футболкой и клетчатой рубашкой, согнутые из-за корточек колени в разрезе синих джинс. Перед ним знакомый незнакомец.       Или Чонсон?       Улыбка немного сползает с лица Юнги. — Вы в порядке? — подаёт голос альфа, находясь на расстоянии меньше вытянутой руки, и по обонянию Юнги резко и впервые бьёт мускатный орех, — Простите Бама, он не специально, видимо, заигрался. Он же всё ещё щенок, пусть и выглядит таким крупным, просто мы занимаемся, и… — Всегда тараторишь, когда нервничаешь? — перебивает чужой лепет Юнги, с озорством наклоняя голову к плечу. Альфа под нос что-то говорит, но его толком не слышно, и его щёки очаровательно краснеют под маской. — Я, эм… Обычно мы так себя не ведём, — зарываясь пальцами в волосы, деловито говорит он, а потом его тёплые кофейные глаза расширяются забавно и привычно, — То есть, обычно Бам не прыгает на людей, а я не говорю как идиот, — Юнги немного хрипло из-за першения в горле смеётся, и альфа сдаётся, замолкая на время, чтобы сделать глубокий вдох, — Вы не ушиблись? — Нет, я в полном порядке.       Честно говорит омега и смотрит в эти красивые блестящие глаза, видит мягкий взгляд и глубину кофе, что от солнечных лучей светлеет, будто в эспрессо добавили сливки. Чувствует терпкость мускатного ореха, запах которого он уже и забыл, потому что ореховая выпечка не окупается. Разглядывает, замечает ряд серёжек-гвоздиков на одном ухе; родинку на шее, ближе к ключицам, и одну на щеке, которую не скрывает маска.       И понимает одну простую истину.       Это разные люди. Просто очень-очень похожие. Как близнецы. И как он только сразу не догадался?        Юнги мягко улыбается, так и сидя напротив альфы на асфальте, пока доберман не пихает своего хозяина головой, громко и неодобрительно на него фыркая. Тот спохватывается, встаёт на сильные ноги и тянет омеге руку, чтобы помочь подняться. Юнги цепляется немного холодными пальцами за чужие длинные и тёплые, вставая, после начиная хихикать из-за того, что альфа в смущении шмыгает и отводит взгляд, а пёс тычется мокрым носом в мягкие омежьи бёдра.       Вот что он представлял, когда говорил о неловкости и комфорте на первом свидании — именно это он сейчас яро чувствует, хотя всё это далеко не свидание. — С ним я уже знаком, — говорит Юнги, намекая на добермана, и тянет к нему руку, поглаживая по голове, — но твоего имени всё ещё не знаю.       Он обращается неформально, потому что уже начал так до этого — нет смысла теперь исправляться. Смотрит ожидающее, с искорками любопытства.  — Чон Чонгук, — представляется альфа, зарываясь ладонью во вьющиеся волосы.       Юнги был прав — это привычка. — Пришёл за пирогом с яблоками и зелёным чаем? — Юнги мягко улыбается, и, как и раньше, очень хочет, чтобы маски не было на чужом лице, пусть он уже и знает, что может под ней увидеть. — Нет, — машет альфа головой, — за пирогом с черникой, который ты давал мне в прошлый раз. Он был вкусным, мне понравилось.        Чонгук тоже негласно переходит на «ты», хоть и видно, что он смущается из-за этого, и Юнги закусывает губу, чтобы не улыбнуться ещё шире, подходит к двери пекарни, приглашающе её открывая — просто стоять с альфой и молчать очень комфортно, но нет смысла делать ситуацию ещё больше неловкой, чем она уже есть. Чонгук за его спиной что-то бормочет и следует внутрь тоже, следом проходя к столику у окна, за которым он сидел до этого — там остались его вещи: большая сумка на спинке стула и телефон. Альфа плюхается на стул и сразу же накрывает лицо ладонями, поставив локти на столешницу, его плечи двигаются из-за вздоха, и Юнги хихикает, пока идёт до кухни. Тэхён изумлено выгибает на поведение омеги бровь, но молчит, занятый клиентом — это Юнги только на руку, вряд ли бы он смог что-то объяснить.       Омега здоровается с Джехёком, который как раз упаковывает черничный пирог, открывает холодильник, чтобы забрать коробку с обещанным Сокджину печеньем, и его фокус цепляется за поднос с пончиками. Он задумывается на какое-то время, бросая взгляд с пончиков на пирог и обратно, мысли формируются совсем не долго. И кажется Юнги находит вескую для себя отмазку.  — Подожди, не выноси пирог в зал, — останавливает пекаря омега и вместо печенья достаёт поднос с пончиками, ставя на стол. Джехёк, перемазанный мукой, смотрит вопросительно, так что он поясняет: — Я сам его отдам. Тебе нужны лимонные? Я обещал их одному человеку, но забыл приготовить заранее. — Нет, можешь забрать, — легко пожимает плечами альфа и возвращается к работе.       Юнги очень любит Джехёка за то, что он никогда не задаёт лишних вопросов.        Омега упаковывает пять пончиков в коробку, собирает в разные пакеты, чтобы Чонгуку было удобнее нести. Он не до конца знает, почему так поступает, ведь очевидно, они оба испытывают к нему симпатию. Единственное, как Юнги может объяснить свой поступок — это сделано с целью дать братьям понять, что он догадался, даже если они совсем не делали из этого загадку. Омега выходит в зал и, снова игнорируя Тэхёна, подходит к столику Чонгука, ставит на него пакеты, без слов и приглашения садясь напротив. Альфа вскидывает на него взгляд, выпрямляется в спине и меж его бровей мимолётно образуется складка. — Давно хотел спросить, — начинает Юнги, ставит локоть на стол и подпирает подбородок кулаком, — Ты прячешься от поклонниц, да? Поэтому носишь маску? — Не уверен, что у меня есть поклонницы, — задумывается на какое-то время Чонгук, отведя взгляд, и Юнги не верит ему ни капли, поэтому вопросительно поднимает брови и хмыкает, чем заставляет Чонгука тихо рассмеяться, — Сейчас весна, а я аллергик. Хоть я и принимаю лекарства, но, чтобы не чихать на все вокруг, приходится как-то выкручиваться. — Так у тебя аллергия на цветение? — спрашивает Юнги, и альфа коротко кивает, — В пекарне нет для тебя аллергенов, тут пахнет только выпечкой. Снимешь маску?       Юнги не давит, не упрашивает, не смотрит умоляюще, лишь просит и даёт выбор — Чонгук волен сказать нет или просто покачать головой, и Юнги не скажет ему ни слова, не будет просить ещё раз. Он знает, что увидит под маской, он же видел Чонсона. Но червь интереса всё равно грызёт — Юнги ведь мог сделать неправильный вывод, Чонгук и Чонсон могут оказаться просто братьями со схожей внешностью. Чонгук смотрит омеге в глаза, молчит. А потом тянется пальцами к уху, цепляет верёвочку маски и снимает её, сжимая в руке.        Нет, Юнги не ошибся.       На первый взгляд они с Чонсоном одинаковые. У Чонгука такие же широкие тёмные брови за вьющейся чёлкой; немного крупный, с шелушением на крыльях нос; слегка порозовевшие из-за смущения щёки; острая линия челюсти; аккуратные губы. Но Юнги видит две родинки на щеке, одну под нижней губой; видит колечко-пирсинг ближе к уголку; видит чернила на правой руке, выше запястья, которые на несколько секунд оголяются, когда альфа в нервном движении поправляет рубашку; не замечает маленький шрам на скуловой кости; помнит блики и словно звезды в глазах Чонгука. Такие мелкие детали, которые отличают близнецов друг от друга, хотя конечно их отличают не только они.       Юнги мягко улыбается, когда Чонгук поднимает глаза и закусывает губу.  — Почему пакета два? — прокашливаясь, спрашивает альфа, бросает взгляд на стол, видимо, чтобы разрушить наконец ту неловкую тишину, что образовалась, и заставить омегу перестать пялиться. — В одном пакете твой пирог, а в другом лимонные пончики, — поясняет Юнги, — Я обещал их в качестве благодарности одному человеку. Передашь?       Эмоций на лице Чонгука немного, но они сменяются одна за другой. Вначале он смотрит непонимающе, слегка склонив голову, хмурится, будто задумывавшись. А потом тенью через всё лицо проходит осознание, сменяется грустью, в глазах тухнут искры, слышится тихий тяжелый вздох и незаметно ссутуливаются плечи. Чонгук закусывает пирсинг в губе, хмыкает, кивает, уводя взгляд и поднимаясь на ноги. Он расстроился — это видно буквально во всём. Чонгук сделал вывод и хочет снова сбежать. Юнги не позволит ему в этот раз, пора отучать младшего от дурной привычки. — Мой друг где-то через час тащит меня на свидание вслепую, — бросает Юнги в чужую широкую спину, заставляя остановиться. Он улыбается, продолжая: — Могу ли я сказать ему, что не приду, потому что иду на свидание с тобой?       Реакция следует молниеносно. Чонгук резко оборачивается, из-за чего пакеты в его руке шуршат, смотрит на омегу привычно круглыми глазами, его брови скрылись за чёлкой, рот приоткрылся, а взгляд бегает по лицу, наверно, ища намёки на шутку. Юнги не шутил. Он расслаблено откидывается на спинку стула, отвечает на чужой непонимающий взгляд и мягко хихикает над сменой чонгуковых эмоций.         Не то чтобы Юнги собирался использовать альфу в своих корыстных целях. И он также не собирается играть на чужих чувствах и нервах. Но Чонгук для веской причины подходит просто идеально, потому что это не был обычный интерес «что скрывается под маской». Потому что каждый раз, как Юнги его видел, ему хотелось узнать о нём лучше. Потому что Чонгук не только на первый взгляд красивый, уютный и комфортный. Косвенно, Юнги сейчас делает первый шаг, который он зарёкся не делать ещё тогда, больше двух лет назад. Точнее, он намекает, что свой вывод ранее Чонгук сделал не верным — Юнги не выбирает Чонсона. И Юнги нервничает, хоть и скрывает это за улыбкой.        Чонгук перестаёт глупо хлопать ртом в попытках сказать что-то сформированное, плюхается обратно на стул и вздыхает. — Если ты против, или если у тебя уже есть отношения, — почему-то эта мысль — противная и горькая — посещает голову Юнги только сейчас, — я просто скажу другу, что у меня поднялась температура. И пойду домой.        Сокджин не примет эту причину, он знает, но будет поздно, чтобы у друга было время выискивать и тащить насильно. Чонгук молчит. Жуёт губу, прячет глаза и молчит. — Прости, забудь об этом, — выдыхает Юнги, качает головой, нарушив между ними впервые тяжёлую тишину, и Чонгук наконец вскидывает голову, смотрит вопросительно и хмурится, — Хорошо доберись до дома и в следующий раз приходи вместе с Бамом. Я куплю для него вкусняшки. — У меня нет отношений, — говорит Чонгук быстро, будто чего-то боясь, — и я не против. Не против солгать, не против пойти с тобой на свидание, я правда хотел бы пойти, но я подумал… — замолкает на время, вздыхает, зарываясь пальцами в волосы, — Разве тебе не нравится Чонсон? Почему ты тогда просишь об этом меня?       Юнги против воли тепло улыбается, наклоняется над столом и кладёт подбородок на сцепленные руки, наблюдая за чужим непониманием. Чонгук не кажется таким уж зрелым, от него не исходят волнами сила и уверенность, как от Чонсона. Он нерешительный, много смущается и видимо часто во всём сомневается, не смотря на его образ крутого, во всём чёрном и с татуировками альфы, но Юнги помнит сколько стали было в его голосе, когда Чонгук осаждал обнаглевшего тогда альфу-студента; помнит искрящиеся беспокойством глаза и как он дёрнулся, чтобы помочь; помнит всё тепло и блики в его взгляде, каждый раз когда альфа на него смотрит. Чонгук младше, наверняка дурашлив и в чём-то несерьёзен, но он действительно выглядит как человек, который будет волноваться выпил ли Юнги витамины и который сможет носить на руках, пока окончательно не состарится и потеряет часть своей прежней мышечной силы.        Конечно, Юнги не может утверждать наверняка, что Чонсон не такой же. Альфа представляет из себя какой-то эталон уверенности, мужества и собранности; глядя на него, ты всегда понимаешь, что можешь обратиться за помощью, что он спрячет тебя за своей спиной, что будет оказывать красивые знаки внимания и водить по свиданиям. Но Чонсон совсем не из тех людей, кто пойдёт с тобой на ферму гладить кроликов; кто перемажется мороженым и будет смеяться с этого, пока вы будете сидеть в парке; кто поддержит твои сумасшедшие идеи вроде покататься на детских каруселях или уехать незапланированно на Чеджу смотреть, как созревшие крабы перебираются из песка в море. Чонсон зрелый и осознанный для этого, он не станет вести себе необдуманно или по-детски. Скорее всего, быть таким его обязывает образование и работа, и поэтому он просто привык к ответственности. Юнги хотел именно такого партнёра, который не будет чопорным, с кем находиться рядом будет надёжно, за которым он сможет спрятаться в случае проблем и ждать, когда эти проблемы решатся сами по себе.       Но сейчас Юнги смотрит на Чонгука, видит сколько неуверенности и вопросов в его красивых искрящихся глазах, как он нервно теребит маску в своих руках и смиренно ждёт объяснений. И Юнги улыбается. Улыбается тепло и мягко, чувствуя в сердце нежность. — Ты сможешь прийти в пекарню на следующей неделе? В среду, примерно ближе к четырём? — спрашивает Юнги, выстроив целый план в своей голове, — Тогда я объясню тебе всё.       Чонгук вздыхает глубоко и протяжно, смотрит внимательно, на дне прослеживается будто безнадёжность. Если он хочет разобраться и получить нужные ответы, Юнги не оставляет ему выбора — омега знает, но считает это правильным. Считает, что должен быть честен абсолютно со всеми. — Хорошо, я приду, — говорит Чонгук, спустя пару минут тишины, видимо потратив их на раздумывание или поиски ответов в чужих глазах, и натягивает маску обратно на лицо. — Проводите меня с Бамом до метро? — Юнги невинно хлопает ресницами, подсознательно знает, что альфа согласится. И улыбается шире, получив молчаливый кивок головы.       Всю дорогу Бам растягивает поводок, идёт ближе к Юнги, не смотря на то, что Чонгук точно учил его команде «рядом» в отношении себя, а не других людей. И Чонгук иногда цокает, когда пёс путается под ногами, завидев прохожих, и фыркает, заставляя омегу хихикать, но не ворчит, не одёргивает добермана, лишь молча идёт рядом и иногда шуршит пакетами с выпечкой.       Они доходят до метро, и Юнги улыбается своим провожатым, сдерживая себя, чтобы не приблизиться к Чонгуку и не обнять его, видя чужую скованность в движениях и немного покрасневшие щёки, прощается с ними и спускается в подземку, заметив напоследок, что альфа развернулся в обратную сторону — метро не было ему по пути, но он всё равно проводил Юнги просто потому, что тот его попросил.       В вагоне Юнги пишет Сокджину, что не придёт на встречу, потому что один альфа-постоялец запал ему в душу. Друг материт его долго и упорно, и Юнги просто надеется, что за всей своей гневной тирадой, он увидит его: «если хочешь с ним познакомиться, приходи в среду в пекарню».

***

      Все дни до среды Юнги чувствовал лёгкость и воодушевление, постоянно улыбался и был благодарен, что, из-за очередной подготовки к какому-то заданию, Тэхён не маячил перед ним с кучей интересующих вопросов. Омеге нравилась мысль, что он всё делает правильно; нравилось думать, что всего один день очень многое в его жизни поменяет. И ему было спокойно — не страшно, не недовольно, просто спокойно. Но несмотря на то, что Юнги казалось, будто он выстроил идеальный план, он всё равно начинает нервничать в среду прямо с утра. И из-за этого у него буквально всё идёт не так или валится из рук: он нечаянно разбивает любимую пузатую кружку, тем самым обрекая себя на лишнюю уборку и ожидание кофе до самой пекарни; режет палец осколком, наспех заклеив пластырем и надев напальчник, чтобы рана не мешала ему на работе; добирается суматошно, опаздывая, кажется отдавливает кому-то ногу в метро, пока пробирается к выходу на станции. Юнги выдыхает с облегчением только в стенах пекарни, радуясь, что по пути ему ничего не свалилось на голову. Внутри оказывается Тэхён, хотя омега ожидал его в пятницу, и на его появление щурит глаза, фыркает обиженно, но всё равно ведётся на просящиеся глазки, отходя, чтобы приготовить старшему кофе. — Хён, я жду от тебя объяснений, — твёрдо говорит Тэхён переодевшемуся Юнги и ставит ароматную с классическим рафом кружку на стойку. — О, — тянет омега, хихикнув, — сегодня их от меня ждёшь не только ты, ещё двое человек как минимум.       Тэхён на это вопросительно выгибает бровь, привалившись к стойке, явно хочет слышать что-то более, но Юнги лишь благодарит его за кофе, скрываясь за дверью на кухню — он опоздал, так что у него нет времени на пустые разговоры, нужно подготовить пекарню к новому дню.       В окружении муки, сахара и сливочного масла, пока Юнги, как и обычно, заранее подготавливает тесто для пирогов на день, с перемазанными щеками, он отвлекается от зудящих мыслей на какое-то время, хотя в промежутках они всё равно всплывают. Юнги не знает, что будет, когда он столкнёт «лбами» близнецов, которые оба имеют к нему симпатию; когда столкнёт скромного, смущающегося Чонгука с Сокджином, что непременно завалит своеобразными вопросами — а у того самого их куча. Не знает как поведёт себя один альфа, которому предпочли другого. Правда ли, что между близнецами всегда есть соревнования, негласная война за право кто лучше? Юнги, если честно, считает это ребячеством — кто-то всегда будет лучше, это нужно просто принять, дело не в том есть ли у тебя твоя копия.       Юнги нервно, но он не откажется от идеи. В любом случае уже поздно.       После час пика, около трёх часов дня, пекарня погружается в небольшой хаус, потому что приходит Сокджин. Его появление Юнги слышит даже за дверью на кухню, вздыхает и мысленно готовится. Друг влетает в помещение громко и сразу с гневной тирадой. — Ты неблагодарный засранец, Мин Юнги! — вопрошает Сокджин, тыча в омегу пальцем и подходя ближе, — Я два года пытаюсь улучшить твою личную жизнь после того придурка. Договорился с хорошим знакомым альфой в прошлую субботу, а по итогу краснел целый час, потому что ты даже не придумал правдоподобную отмазку. — Если тот твой знакомый альфа такой хороший, чего ты тогда вместо себя решил ему меня подсунуть? — фыркает Юнги, продолжая замешивать бельгийский шоколад с брусникой для начинки пирога. Он не со злобы, скорее правда пытается понять, — И вообще, хватит пытаться улучшить мою личную жизнь. Она непросто так моя.       Сокджин давится возмущением из-за такой наглости и сверкает на друга глазами, громко идя к холодильнику, видимо, за своим печеньем. — Для твоего же блага, чтобы твоя отмазка действительно существовала, — снова тычет друг в Юнги только уже печеньем, — Если он не придёт, я заставлю тебя ходить на свидание вслепую каждый день.        Юнги на это усмехается, переливает начинку из миски в тесто и ставит форму в духовку. Угроза Сокджина вещественная, потому что тот знает, что он ненавидит такие свидания. Но Юнги не боится. Он уверен, что Чонгук придёт. И Чонсон тоже придёт в своё обычное расписание уже совсем скоро. После печенья Сокджин как-то оттаивает, больше не ворчит и не ругается, постоянно лезет в холодильник, ища ещё чем перекусить, и Юнги отправляет его к Тэхёну, чтобы тот просто наконец взял какую-то выпечку с витрины и не маячил перед носом.       На какое-то время Юнги снова забывается, готовя ванильные коржи для торта на заказ, тихо подпевает под нос музыке из колонки и впитывает в себя жар от духовки. В кухне насыщенно пахнет сахаром, ванилью и румяным хлебом, и Юнги готов завернуться в эти запахи, как в тёплый мягкий плед, что всегда лежит у подлокотника на его диване в гостиной. Готов не вылезать из кухни пекарни, потому что всё из чего она состоит, делает его счастливым и расслабленным. Юнги больше ничего не умеет в жизни, кроме как печь, и если у него забрать это, он и не знает в чём тогда искать смысл. Зато он знает какой человек всегда будет поддерживать его, пробовать новое и не даст усомниться.       За своими размышлениями Юнги не сразу замечает зашедшего на кухню Тэхёна. Тот приваливается к столу сбоку, скрестив руки на груди, и тянет какую-то довольную улыбку. — Там за лимонным чизкейком пришли и тебя просят.       Юнги замирает на несколько секунд, сверля столешницу взглядом, кивает и говорит бариста, что скоро выйдет. Его руки почему-то начинают потеть, движения выходят нервными, пока он переливает тесто в форму и ставит коржи в духовку. Он споласкивает руки, вытирает мокрой тряпкой с фартука остатки муки, вздыхает и идёт в торговый зал.       Чуть сбоку от стойки стоит Чонсон, убрав руки в карманы брюк — Юнги точно знает, что это именно он. Сегодня на нём не привычный уже глазу строгий костюм, а чёрные, немного зауженные со стрелками брюки, белая с вырезом рубашка, которая красиво открывает вид на ямку ключиц, простую серебряную цепочку и крепкую грудную клетку, чёрный свободный пиджак на широких плечах. Чонсон безупречно красив: с прямой осанкой, с убранными волосами, со спокойными феромонами и скучающим взглядом. Он знает цену себе и своему времени. Юнги немного залипает на альфу прежде чем хочет подать голос, но колокольчик над дверью звенит, отвлекая, и он переводит взгляд на вошедшего, закусывая губу, чтобы не улыбнуться.       Чонгук пару секунд мнётся у входа, потом окидывает зал глазами, и его плечи двигаются на вдохе под жёлтой футболкой и джинсовкой, а пушистые волосы скрывает чёрная панамка. Он идёт к стойке, и Юнги всё же улыбается, потому что по пути альфа снимает с лица привычную плотную маску. Чонсон сбоку двигается, и вот братья равняются, смотрят вопросительно вначале друг на друга, потом переводя взгляд на омегу, и по ощущениям время будто останавливается.       Они очень похожи, что конечно вообще не удивительно. Они одинаково изгибают брови, сверкают глазами, приоткрывают губы, даже стоят. Но Юнги видит — и помнит — всё то, что отличает их друг от друга.       Тишина немного затягивается, потому что, очевидно, близнецы ждут от Юнги объяснений, а он молчит, просто бегая глазами от одного к другому и улыбаясь. И кто бы мог подумать, что прервёт это Сокджин, выходящий с чем-то стащенным из кухни. — Юнги-я, а это чт… Твою мать! — громко говорит Сокджин, дёргается, заставляя всех обратить на него внимание, и кажется роняет тарелку на пол, — Я же не один это вижу? Почему их двое? — его голос звучит как-то даже истерично.       Юнги сдерживается примерно около минуты, а потом открыто смеётся, запрокидывая назад голову, чувствует на себе сразу несколько пар глаз и слышит, что Тэхён рядом тоже начинает хрипло хихикать. Отсмеявшись, Юнги переводит на бариста взгляд, щурит глаза. — Так ты знал! — тычет он в альфу пальцем, надувается, почему-то чувствуя себя преданным. — Хён, конечно я знал, — усмехается Тэхён, ставит на стойку кружку американо, видимо для Чонсона, и идёт помогать всё ещё замершему Сокджину с уборкой, — Ты бы тоже знал уже как полгода, если бы вылезал из своей берлоги раньше шести вечера.       Юнги подвисает, сводит брови к переносице, хмурясь. Целых полгода близнецы приходят в пекарню, Юнги готовит для них на вынос, и если б не та необдуманная и чрезмерная ответственность, которую решил взвалить на себя Тэхён, он бы не заинтересовался странным и смущенным тогда Чонгуком. Если б не та дурацкая акция, Юнги бы не обратил должного внимания на уверенного Чонсона. Просто стечение обстоятельств, но удивительно как во всё это вписался Тэхён впервые не во вред нервов. — Ага, то есть у меня не двоится? — подаёт голос до сих пор пребывающий в шоке Сокджин, он облокачивается руками на стойку, открыто рассматривая чужие похожие лица, и усмехаются над ним теперь четыре человека. — Нет. Это Чонгук и Чонсон, — бросает Юнги и отходит в зону приготовления напитков, чтобы сделать Чонгуку зелёный чай, пока Тэхён разбирается с разбитой тарелкой и упавшей выпечкой.        На удивление никто из близнецов так ничего и не сказал. Они лишь стоят напротив стойки, терпят разглядывающий взгляд, с явными вопросами в своих глазах, Чонгук немного краснеет щеками от пристального внимания, а Чонсон наклонил голову к плечу, заинтересовано скользя по Сокджину в ответ. Всё веселье ушло, и Юнги чувствует себя теперь напряженно, его пальцы слегка трясутся, когда он отдаёт альфе чай, за который в прочем он ещё не заплатил, но это не сильно важно, и ему приходится сжать руку в кулак, чтобы не выдать своё волнение. Он продумал план. Но почему-то совсем не подумал, что будет говорить. Чонгук замечает чужую нервность, хмурится, увидев на пальце омеги напальчник, поднимает на него взволнованный взгляд, забыв о смущении, и хочет что-то сказать. — Так и о ком из них ты говорил? — спрашивает Сокджин, не давая альфе открыть рот, — Они, конечно, красавчики, но ты же не собираешься встречаться с двумя, пусть у них и одно лицо.        Юнги впервые на памяти так сильно и быстро краснеет, вздыхает и прячется за ладонями, имея огромное желание ударить друга или провалиться под землю, хотя скорее это зависит от последовательности. Тэхён сзади театрально охает, прикладывая руку ко рту, Чонсон тушуется и раскрывает глаза, а Чонгук кажется давится своим чаем, начиная кашлять. Всё это так сюрреалистично, что хочется рассмеяться. — Я бы на твоём месте выбрал его, — беззаботно продолжает Сокджин, указывая на Чонсона, хотя вообще не понятно чем он руководствовался при выборе, раз считает их одинаковыми. — Хорошо, но ты не на моём месте, — выдавливает из себя Юнги, вздыхает, проходясь взглядом по лицам близнецов.       Его фраза звучала достаточно однозначно, он надеется, что все поняли её смысл. И судя по тому, как глаза Чонгука через минуту становятся привычно круглыми и блестящими, пальцы сжимают картон его стаканчика с чаем, он точно понял. Юнги смотрит на альфу, пытается встретиться взглядом, чтобы понять чужие эмоции, ведь лицо выражает только недоумение.  — Вау, мне даже не обидно, — усмехается Чонсон, и Чонгук поднимает на него глаза, глядит какое-то время.       А потом разворачивается и стремительно покидает пекарню. Юнги не понимает, что происходит. Он переводит паникующий взгляд на Чонсона, тем самым просит ему объяснить, но тот тоже хмурит брови, пожимает плечами — не знает. Юнги матерится себе под нос, обходит стойку и выбегает на улицу, ища глазами широкую спину. Чонгук не успел далеко уйти, буквально метров на двадцать отошёл, так что омега быстро нагоняет его, тянет за руку, разворачивая к себе. Альфа от него почему-то испугано отшатывается, его глаза снова бегают, какие-то паникующие и непонимающие; он грызёт колечко пирсинга в губе и шмыгает громко вмиг заложенным носом. Юнги вздыхает, лезет Чонгуку в карман, нащупывая маску, и цепляет веревочки за чужие проколотые уши. — Почему ты вечно убегаешь от меня? — Юнги пытается, но не может сдержать горечь и обиду в голосе.       Он не мастер в отношениях, у него их больше двух лет не было, но он думал, что сказал достаточно; думал, что Чонгук понял его. Может, Юнги просто ошибся? Сделал сам неверный вывод..? — Потому что я… Я не понимаю тебя, — выдыхает Чонгук, зажмуривается на время и продолжает, будто на одном вздохе, — Ты улыбаешься мне, даёшь лишний пирог, располагаешь к себе мою собаку, а потом через меня же просишь передать еду моему брату, спрашиваешь можешь ли ты сказать о нашем липовом свидании, собираешь всех вместе, — он под конец выдыхается, смотрит как-то разбито, и у Юнги от этого тяжело сжимается сердце, — Ты не даёшь никакой конкретики, нельзя метаться между нами двумя, даже если у нас одно лицо. Что ещё я должен делать? Просто смотреть, как омега, который мне нравится, флиртует с моим близнецом?        Чонгук быстро дышит, иногда шмыгая носом, смотрит прямо в глаза. У него там столько всего лишнего, столько глупого и надуманного, что Юнги хочет треснуть ему. Но вместо этого он легко качает головой, мягко улыбается и спрашивает: — Разве я не сказал прямо, когда на выбор Сокджина в пользу Чонсона, дал свой?  — Я не понимаю… — Чонгук сильно хмурится, заломив широкие брови, и Юнги тянет руку к чужому лицу, от чего альфа слегка дёргается, но не отступает, проводит пальцем, разглаживая складку. — Ты говорил, что хочешь пойти со мной на свидание. Предлагать собираешься или ещё пару недель побегаешь от меня?        Больше конкретики уже точно быть не может. Если Чонгук снова засомневается, Юнги точно треснет ему по плечу.       Но он не сомневается. Делает шаг, подходя ближе, смотрит в глаза своими невозможными и кофейными, в которых опять солнечные лучи бликами, а Юнги безбожно залипает, проваливается в эту глубину, не жалея. — Пойдёшь со мной на свидание в воскресенье? — выдыхает Чонгук, и в его взгляде впервые столько решимости, и даже щёки не краснеют. — Да, я пойду, Чонгук-а.       Они оба улыбаются, стоя посреди пешеходной дорожки, так что редким прохожим приходится их обходить, но это совсем не важно. Они стоят достаточно близко, чтобы чувствовать друг друга. — У тебя мука на лице, — прыснув, говорит Чонгук и мягко касается ладонью чужой щеки, аккуратно трёт её большим пальцем.       Юнги выдыхает почему-то напряженный воздух из лёгких и прижимается к охнувшему альфе, обнимая за талию. Чувствует после длинные пальцы, что перебирают пряди волос, подбородок на макушке, и как тёплые руки притягивают ближе. Он зарывается носом в чужую шею, дышит мускатным орехом, ощущает всем нутром расслабленность и покой. 

***

      Юнги двадцать семь лет, и от отношений он хотел спокойствия и взаимоуважения. Чонгук даст их ему сполна.       Юнги сделал правильный выбор, просто потому что повёлся на все те отличительные, уникальные черты, из которых альфа состоит. И он любит их больше всего.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.