коснись

      В воздухе играла музыка, сопровождаемая тихими шумами радио. Медленные, редкие, очень робкие движения, едва попадающие под ритмы, и смущали, и по-своему забавляли: двое молодых солдат до сих пор видели одни только сражения, куда им до танцев? Ладони, неуверенно положенные друг другу на плечи, смущенные взгляды, бесконечные попытки не наступить на ноги… — Ты уверен, что именно мне стоит вести?       Жан остановился и вопрошающе взглянул на Армина, не понимая его сомнений, ведь какая разница, если они оба двигались с грацией аномальных титанов? И Армин продолжил, словно отвечая на немой вопрос: — Просто… Ты… Такой высокий, и мне кажется, будет намного красивее смотреться, если именно ты поведёшь, Жан. — Как скажешь.       Жан пожал плечами, самодовольно улыбнулся, понимая, что рост, в какой-то степени, преимущество, но ему порой казалось, что он выглядит каким-то неотёсанным рядом с Армином — аккуратным и совсем маленьким.       Скованность постепенно сходила на нет с каждым движением: не то от свойственной ему уверенности, которую Жан по-новому обрёл, слыша от товарища лестные слова; не то из-за комфортной обстановки, словно созданной лишь для двоих.       Медленно сокращая расстояние между лицами, Жан словно впервые познал близость, давно связавшую двух товарищей по несчастью. Но теперь — между ними было что-то большее, что-то чувственное, нежное. Что-то, способное помочь забыть обо всех кошмарах прошлого, произошедших наяву. В порыве импульса, подсознательно, по-привычке боясь упустить хоть секунду жизни, Жан нежно целовал мягкие губы, которыми Армин тянулся и сам, и только звуки радио едва перебивали биение двух сердец.       Жан намиг закрыл глаза и с ощутимым жаром на щеках и ушах медленно и немного неуверенно опустил ладони ниже плеч, и боясь, и желая ощутить бо́льшую близость, чем когда-либо.       Но словно вернулся с небес на землю, услышав почти над ухом смущенный, и, казалось, несколько встревоженный вздох. Открыл глаза, поймал взгляд напротив — широко открытый, будто полный страха перед лицом того, кто стоял напротив. Будто они вдвоём невольно переживали давно ушедший момент, но, как назло, оставшийся где-то в уголках памяти. Именно сейчас, в один миг убивающий новую надежду на комфорт и покой, и только тихий, но немного обеспокоенный голос выбил из кошмарных воспоминаний. — Жан, ты в порядке? Жан…       Жан вновь почувствовал то, чего давно не случалось, но осталось каким-то отвратительным пятном, которое, казалось только росло из-за тщетной попытки закрыть на него глаза.       Повозка. Двое подростков, ставших заложниками важного плана, в который никак не входило ненужное внимание со стороны жадного до юной красоты старого извращенца, позволяющего себе слишком много, словно совершенно не зная о подмене. Но словно осознавая свою власть, которой, тем не менее, рано или поздно пришёл бы конец.       Умоляющий, отчаянный взгляд голубых глаз, непростительно глубоких, словно Армин готов был кричать о помощи, лишь бы пришёл хоть кто-то. Спас обоих. Но прежде всего — самого Армина, ведь Жан и представить не мог, каково это — пережить хоть что-то подобное в совсем юном возрасте. Даже в самых отвратительных кошмарах, которые преследовали по ночам и по сей день. И Жан тщетно пытался закрыть на них глаза, осознавая их нереальность, и искренне желая тихого, спокойного счастья для себя и Армина. — Жан…       Жан вновь отчётливо слышал высокий, мягкий голос, и был бы не удивлён, если бы оказалось, что Армин безуспешно пытался до него дозваться не менее получаса, но по стрелкам на часах было ясно, что прошло не более пяти минут. Невыносимо долгих пяти минут. — Эй, ты в порядке? Не молчи!       Голос, почти сорванный на крик. Немые ответы на вопрос, которые Жан перебирал в голове но молчал, не желая вернуть воспоминания, которые сам Армин, возможно, тщательно старался выкинуть прочь из головы. Немые ответы, и часть их была ложью, на которую Жан обычно не променял бы даже самую горькую правду. Но что же можно сказать сейчас? Человеку перед ним, и без того пережившему слишком много. Человеку перед ним, едва ли пришедшему в себя, несмотря на нетлеющие сомнения в идеальном, светлом будущем. — Прости.       Глухой ответ на шумный вопрос. Одно слово, означающее подсознательную вину за былую беспомощность. Перед ситуацией. Перед глазами, полными слёз. Перед самим собой. Если бы этот противный старикашка встретился прямо сейчас, точно бы получил по заслугам. Но Жан не хотел бы хоть раз его встретить. А больше всего не хотел бы, чтобы того встретил Армин. — Всё хорошо, Жан, я просто немного взволнован, и я рад, что по-настоящему познал это чувство… — Армин покраснел и запнулся, намиг умолк, затем прошептал, едва касаясь тёплых губ своими. — Именно рядом с тобой. — Робко и медленно погладил подушечками пальцев большие горячие ладони. — У тебя… Очень сильные руки. — Армин смущённо улыбнулся и заговорил поразительно тихо. — Прикоснись… Не бойся, ведь я тебе доверяю.       По-прежнему мягкий голос. Поразительно чуткий ответ. Но вместе с тем — счастливое неведение, в которое хотелось верить. Которое совсем не хотелось рушить.       Запястье, робко обвитое тонкими бледными пальцами. Крупные ладони, лежащие на небольших мягких бёдрах. Смущенный взгляд человека, познавшего до этой поры лишь дружеские объятия. Человека, удивительным образом похожего на Жана. Удивительным образом впервые встретившего его, когда были совершенно разные цели, мечты, взгляды. Разные, но рано или поздно они словно должны были стать ближе. Рано или поздно уступить место чему-то более важному. Общему. Единому.       Кошмары прошедших лет словно отступили, и в свои права едва вступили медленно нарастающие, но искренние, живые чувства, не таящие в себе ничего ужасного. Чувства, с каждым робким, неумелым жестом открытые для двоих. Чувства, что с каждым таким жестом влекли нежно и тесно прильнуть друг к другу. Кожей к коже, телом к телу, с заметной дрожью, приятно пронзающей с макушки до пят.       Но словно что-то явно менее сокровенное. Словно что-то, когда-то сблизившее двух юных солдат, будто бы сама судьба велела им повстречать друг друга.