те стёртые из памяти дни

— Ван Ибо, — сказал он мне однажды, когда мы лежали в очередном безликом номере отеля, а лучи позднего утреннего солнца падали на кровать, — ты когда-нибудь думаешь о будущем? — А должен? — спросил я. Я знал, что он имеет в виду на самом деле. Он говорил не о будущем. Он говорил о том, что мне не следует быть здесь, с ним, что нам обоим не следует быть здесь, что, возможно, это должен быть последний раз, когда мы вместе. Но его рука на моей груди была тёплой, а его лицо прижималось к моей шее, и я также знал, что то, о чём он говорил, и то, о чём он думал, — это две совершенно разные вещи. — Должен, — сказал он, проводя губами по моей коже. — Потому что что-то грядёт. Сейчас мы вместе, но очень скоро не будем. Тогда я повернулся к нему. Притянул ещё ближе к себе, хотя мы уже были близки настолько, насколько могут быть близки два человека. Я так сильно прижал его к себе, что его кожа казалась моей кожей, и не было ни конца, ни края, а лишь всеобъемлющее ощущение единения. Только это тёплое тело, которое я любил сильнее своего собственного. — Есть будущее где-то за пределами того, что грядёт. За пределами нашего расставания. Будущее, когда ты вернёшься ко мне. Об этом будущем я думаю, Чжань-гэ. Он улыбался, но его взгляд был задумчив, как будто он всё ещё заглядывал в то грядущее, о котором говорил. — Это не будущее. Это фантазия. Он не мог омрачить настроение того утра. Прошла целая вечность с нашей прошлой встречи. Пройдёт вечность, прежде чем мы увидимся вновь. Эти часы, что мы проводили вместе, были предназначены для чего-то получше мрачных предсказаний. — Что ж, — сказал я, — некоторые фантазии того стоят. Он усмехнулся. Я всё же смог выиграть у него этот вымученный смех, эту вынужденную уступчивость. Я притянул его между своих ног, прижался ртом к его покорному рту. Он будет в безопасности со мной рядом ещё пару часов. Вот к чему стремились мои мысли в те дни.

*****

На следующий день Ван Ибо просыпается в десять утра. Это на два часа позже обычного времени его пробуждения. Он не может вспомнить, во сколько заснул прошлой ночью, но когда извлекает себя из кровати, всё тело ощущается инертным, болезненным и медлительным, как будто всё, чего оно желает, — это снова заснуть. Он пытается выудить из памяти, запланированы ли у него на сегодня какие-нибудь выступления, но по голове словно ударили кувалдой. Попытка думать о чём-либо подобна просеиванию густой грязи. Он сдаётся и выходит в совмещённую с гостиной кухню, чтобы начать новый день. Квартира выглядит странно. Обычно всё аккуратно прибрано, царит почти маниакальная чистота, потому что Ибо любит порядок, но этим утром на полу валяются диванные подушки и использованные полотенца. При дальнейшем осмотре на кофейном столике обнаруживается пустой флакон из-под смазки. Так. Все признаки перепихона прямо в гостиной. Болезненные ощущения начинают обретать смысл. Но дело в том, что Ибо не ищет приключений на свой зад. Он никогда ни с кем не спал вне отношений, а отношений у него не было уже более трёх лет. Бесчисленное количество людей заигрывало с ним, но ему даже в голову не приходило лечь с кем-нибудь из них в постель; у него дома даже нет смазки. Вся его жизнь завязана на работе: преподавании танцев, репетициях танцев, исполнении танцев. Когда он не танцует, он катается на скейтборде, занимается скалолазанием или гоняет с друзьями на мотоциклах. Он не ходит в бары, клубы или на общественные собрания, где мог бы повстречать незнакомца. Так как же он мог привести кого-то к себе домой прошлой ночью? Ибо даже не помнит, чтобы куда-то выходил. Он помнит, как вернулся после работы, как и в любой обычный день. Он точно не мог встать с постели посреди ночи и встретить какого-то таинственного парня, который бы ему понравился настолько, чтобы провести с ним ночь. Его холодильник выглядит подозрительно пустым. Ибо мог бы поклясться, что у него там оставались кое-какие фрукты, половина пирога с зелёным луком, который он собирался разогреть, и по крайней мере одна упаковка булочек, купленных в пекарне позавчера. Но всё, что он видит сейчас, это замороженные пельмени и картонная коробка с остатками свинины. Его таинственный любовник, очевидно, был не только возбуждён, но и голоден. Ибо отправляет сообщение своему лучшему другу Сынёну: Привет! Мы куда-нибудь ходили прошлой ночью? Сынён отвечает в течение нескольких секунд, как всегда, как будто ждёт у телефона, пока ему кто-нибудь напишет. Неа???? Моя квартира выглядит так, словно я кого-то сюда приводил. Но я не помню, кого, как и чем мы занимались. Нашёл флакон закончившейся смазки. На полу грязные полотенца. Холодильник разграблен. Это всё пиздец как странно. Ничего не понимаю. Нууууууу, по крайней мере, похоже, ты неплохо провёл время. ХА-ХА. Так и есть, но Ибо хотелось бы хоть что-то об этом помнить. Иначе всё слишком тревожно. Если бы только таинственный любовник задержался подольше — но, опять же, быть может, оно и лучше, что он ушёл. Ибо не особо хорошо ладит с незнакомцами, особенно с теми, кого он, видимо, пригласил к себе домой и кому позволил то, что Ибо позволяет только очень, очень, очень немногим людям — тем, кого любит и кому доверяет. Нахмурившись, он начинает наводить в квартире порядок.

*****

Когда я был ребёнком, моя бабуля однажды привезла меня на старый приморский курорт примерно в четырёх часах езды от нашего города. О той поездке у меня остались лишь обрывочные впечатления: ощущение песка между пальцами ног, тёплого моря, шероховатости одеяла в нашей дешёвой гостинице. По вечерам бабуля часами сидела с другими бабушками в закусочной под открытым небом, обмахиваясь веером и попивая бесконечные чашки чая. В компании пары других детей я бегал вокруг за мячом. Когда я споткнулся и упал, бабуля крикнула мне, чтобы я вёл себя осторожнее. Но это был пустяк. Всего лишь поцарапанные колени. У кого-то из детей был скейтборд. Я ужасно его хотел. Спросил у бабули, можно ли мне купить такой же. Она ответила, что у нас на это нет денег. Мои родители оставили нам на жизнь не так уж много. После тех спрятанных в тумане памяти каникул прошло одиннадцать лет. Закусочной уже не было, хотя я исходил весь берег в её поисках. Дешёвая гостиница тоже исчезла, была заменена шикарным и огромным сетевым отелем, настолько высоким, что за ним было не видно неба. Бабуля тоже покинула меня. В течение многих лет, сколько я себя помню, в нашей крошечной квартирке были только она и я. Бабуля заставляла меня хорошо учиться, а сама жарила чеснок на кухне. Жаркими летними днями бабуля вывешивала одежду сушиться за окном. Она добродушно приветствовала соседей, спускавшихся по лестнице. Бабуля переключала спортивные каналы, чтобы посмотреть со мной баскетбол и гонки на мотоциклах по выходным. Теперь, когда её не стало, в целом мире я, можно так сказать, остался совсем один. Но он провёл со мной целых три дня в этом многолюдном приморском городке, который за одиннадцать лет из небольшого захолустного места отдыха для стариков превратился в модный летний курорт для молодых и состоятельных. Здесь было такое нашествие туристов, что мы почти затерялись — всего лишь ещё двое парней в шортах, продирающихся сквозь толпы смеющихся людей к маленькому пансиону, ютившемуся в тихом уголке неподалёку от центральной набережной. — Ты здесь что-нибудь помнишь? — спросил он меня. — Нет, — признался я. — Всё выглядит совершенно иначе. — Пусть тот старый городок, куда ты приезжал со своей бабулей, сохранится в твоих воспоминаниях, — сказал он. — А весь этот новый город будет для нас. В первый же день мы пошли к морю. Мы гонялись друг за другом, прыгали в волнах. Я плавал лучше него, но мы оба были в этом хороши. После третьего заплыва, тяжело дыша и смеясь, он обнял меня. У его губ был привкус морской соли. На его подбородке была небольшая щетина, которая царапала моё лицо, и я оттолкнул его, сказав: — Побрейся, когда мы вернёмся в гостиницу! Когда он вышел из моря в последний раз, он смеялся, влажные волосы падали на брови. Склонённая набок голова, соблазнительно стройная талия, влажная и блестящая кожа. Я не мог поверить, что этот изысканный и утончённый парень, которого я встретил на вечеринке по случаю помолвки подруги, тот, о ком мечтали все, о ком говорили как о недотроге, кого я полгода пытался завлечь в свою постель, был здесь и сейчас со мной — такой открытый и искренний. Это казалось мечтой, которая может быть разрушена без предупреждения. — Эй, Ван Ибо, — сказал он. В тоне его голоса было что-то застенчивое, несмотря на видимую небрежность. — Хочешь мороженого? Мне казалось, что я не ел мороженого уже несколько лет. Обычно мне не хотелось сладкого. Никогда его не любил. Ещё в детстве бабуля говорила, что я откусывал кусочек шоколадки, а остальное бросал на пол. Он вернулся с двумя рожками — шоколадным и клубничным. Я взял шоколадный. Он легко запрыгнул на перила, устроившись на верхнем поручне и зацепившись ногами за нижний, и наблюдал за мной, пока лизал. Мороженое было слишком сладким. Я всё равно проглотил кусочек. — Почему мы не можем видеться чаще? — спросил я. — И почему мы встречаемся только в гостиницах? Вместо ответа он указал на мой рожок. — С этой стороны тает. — Приходи ко мне домой, — сказал я, слизывая растаявшее мороженое с рожка. Его глаза вспыхнули. — Когда мы вернёмся в город. Приходи ночевать ко мне, в мою квартиру. Прошло уже три месяца. Мы можем сделать этот шаг, как думаешь? Он положил остаток рожка в рот и распахнул руки в объятии, притягивая меня к себе. Мы прижались друг к другу, его ноги крепко обхватили мои бёдра, его рот, сладкий и липкий, оставлял поцелуи на моём лице. Мы не занимались любовью, но могли бы. Если бы мы были в своей комнате, за закрытой дверью, я бы сейчас раздевал его, скользя губами по его груди и животу и ещё ниже, к самому его пылающему ядру. — Да, — сказал он наконец. — Мы можем сделать этот шаг. Он встряхнул головой, когда своенравный ветерок бросил волосы ему в глаза. Позади него море сверкало под безоблачным, ярко-голубым небом. Суетливый, смеющийся, гомонящий, восторженный мир вокруг нас казался не настолько существенным, чтобы о нём нельзя было забыть. Мы могли бы быть совсем одни, вдвоём и только. Что я ясно помнил, так это ощущение его щетины на своей коже и его уверенный голос, когда он сказал: — Ты стоишь риска, Ван Ибо.

*****

Через неделю после загадочного перепихона, как Ибо формулирует это происшествие для Сынёна, ему приходит сообщение от корпорации «ПомниКорп». Они просят — очень любезно — разрешения нанести ему визит как можно скорее. Просьбы от «ПомниКорп» ничем не отличаются от приказов. Ибо даже представить себе не может, чего они от него хотят, — первый и единственный раз он побывал в «ПомниКорп», ещё будучи ребёнком. Тогда он пришёл туда, чтобы стереть память о несчастном случае с его родителями, и это была стандартная, регламентированная процедура. Он отвечает на запрос, сообщая дату и время, и с некоторым трепетом ожидает этих сверхъестественных существ из «ПомниКорп» в своём скромном жилище. К нему приходят двое мужчин, одетых в простые офисные брюки и рубашки с расстёгнутой верхней пуговицей. Всё-таки сейчас полдень, середина лета; Ибо не должен был ожидать пошитых на заказ костюмов. Они официозны, но вежливы при этом. Они не ломятся повсюду. Они сидят в гостиной и благодарят Ибо за плохо заваренный чай, который он им подаёт. Они осыпают комплиментами его последнее выступление на сцене, ставшее популярным в социальных сетях. Потом один из них, пожилой мужчина с сединой на висках, говорит: — Вы, наверное, удивлены нашим визитом. Приносим наши извинения, если чем-то вас напугали. На самом деле, мы здесь не из-за вас. Мы лишь хотели бы задать вам несколько вопросов о бывшем сотруднике корпорации «ПомниКорп». — Ладно, — уверенно произносит Ибо. — Однако я не знаю никого, кто работает в «ПомниКорп». — Вы помните что-нибудь о человеке по имени Сяо Чжань? Ибо задумывается на мгновение, а затем пожимает плечами. — Не думаю, что знаю такого. Другой мужчина, представившийся Ли Хунсунем, показывает ему на телефоне фотографию высокого мужчины, почти чрезмерно худого, с тонкими чертами лица. Ибо снова качает головой. — Я не узнаю его, извините. Что привело вас ко мне? — У нас есть основания полагать, что он мог манипулировать вашей памятью, — отвечает Ли Хунсунь. Внезапно Ибо думает о диванных подушках на полу, использованных полотенцах, пустом флаконе из-под смазки и полном отсутствии воспоминаний о той ночи. — Но в таком случае разве этого нет в ваших записях? — Мы проверили все стандартные процедуры, — говорит пожилой мужчина. — В вашем деле нет записей о манипуляциях с памятью или об удалении воспоминаний в течение последних пятнадцати лет. — То есть, вы хотите сказать… если он что-то сделал с моей памятью, то это произошло без официальной записи? Зачем ему так поступать? И как это возможно? Я никогда с ним не встречался и уж точно не был рядом ни с одним из офисов «ПомниКорп» уже много лет. — Мы подозреваем, что он мог делать это со многими людьми по не установленным пока мотивам, — объясняет Ли Хунсунь. — Мы всё ещё выясняем, как он это делал, и отслеживаем его действия. Если это не слишком вас затруднит, мы хотели бы пригласить вас на тестирование, чтобы мы могли точно выяснить, подвергались ли ваши воспоминания манипуляциям или нет. Вам не нужно для этого ехать в центральный офис; достаточно прийти в местный филиал «ПомниКорп». — Как много времени это займёт? — Вам понадобится не более получаса. Мы компенсируем вам любые возможные расходы на такси. — Ладно, — соглашается Ибо. — Но я проясню, что никогда никого не подкупал, чтобы что-то сделать с моими воспоминаниями, и я против любых незаконных форм манипуляций с памятью. На самом деле… я никогда даже не думал, что это возможно. — После того, как наше расследование завершится, это будет невозможно, — твёрдо заверяет Ли Хунсунь. — Мы об этом позаботимся.

*****

Город, в котором живёт Ибо, так называемая Северная столица, представляет собой набитый людьми, плотно застроенный, разросшийся во все стороны мегаполис, который изо всех сил пытается разместить и накормить десятки миллионов людей как в самом городе, так и в окружающих пригородах. Он настолько переполнен, что это не просто один населённый пункт, стоящий на земле, а город, разделённый на три уровня. На подземном живут чернорабочие; наземный уровень — это место проживания большинства представителей среднего класса, таких, как Ибо; а на небесном уровне, построенном на сотнях небоскрёбов, живут богачи. Поговаривают, что высшее руководство «ПомниКорп» живёт в роскошных пентхаусах небесного уровня. В последние годы молодёжь массово уезжает в следующий по величине город страны, расположенный на берегу моря и известный своим более мягким климатом, удобной планировкой, открытыми пространствами и более доступным жильём. Ибо тоже следовало бы подумать о переезде туда. Когда он направляется к местному филиалу «ПомниКорп», в его наушниках играет музыка, и кажется, что Северная столица трещит по швам. На дорогах заторы, поезда переполнены, движущиеся тротуары скрипят под весом пассажиров. На самом деле, всё это ненавистно Ибо. Напор человеческих масс вокруг давит, почти душит. Но он не может уехать. В глубине его души есть простое, укоренившееся знание: он должен оставаться здесь до тех пор, пока… Пока? Отвлёкшись, он проезжает мимо Сынёна, ожидающего его у кафе. — Эй! — кричит Сынён ему вслед. Окрик прорывается сквозь музыку. Ибо останавливает скейтборд и оборачивается. — Извини, — говорит он, вынимая наушники из ушей. — Знал, кто однажды настанет день, когда ты проедешь мимо меня и не заметишь, — ворчит Сынён, но улыбается. — Спасибо, что пошёл со мной сегодня. — Эй, ну конечно. Мой лучший друг был вызван всемогущей «ПомниКорп» для расследования, как я могу остаться в стороне и не умереть от любопытства? Засунув скейтборд под мышку, Ибо шагает с Сынёном нога в ногу в конец улицы, где «ПомниКорп» занимает пять верхних этажей офисного здания средней этажности. Сынёну позволяют подождать Ибо в приёмной на случай, если тот будет испытывать какую-либо дезориентацию после теста памяти — хотя, как несколько раз заверяет его сотрудник клиентской службы «ПомниКорп», это маловероятно. Ибо не боится, вот ни капельки. Он и в самом деле ничего не помнит о том человеке, деятельность которого расследуется, он никому не давал взяток и не имел никаких дел с «ПомниКорп» в течение пятнадцати лет. Они просто проверят его и отпустят, как только получат подтверждение всего этого. Но прийти вместе с другом приятно. Есть уверенность, что он не просто войдёт в здание и не выйдет оттуда, и никто не узнает, куда он делся. Сынён тоже выглядит немного нервно. В этой стране «ПомниКорп» в одинаковой мере уважают и боятся. «ПомниКорп» — крупнейшая в группе могущественных корпораций, которые три поколения назад свергли предыдущее правительство и поставили на его место новое, чтобы создать, как говорилось в партийном манифесте, высокотехнологическое общество. «ПомниКорп» славится своими достижениями в науке о разуме, самым прибыльным из которых является запатентованная возможность управления памятью — способность стирать или переписывать воспоминания людей в соответствии с их желаниями. Почти все жители страны так или иначе пользовались услугами «ПомниКорп», будь то для лечения, восстановления или просто для того, чтобы забыть и двигаться дальше. В последнее время становятся популярными импланты воспоминаний; люди могут оплатить имплантацию в собственный мозг воспоминаний о масштабных праздниках, приключениях, любовных отношениях при условии, что воспоминание, которое они желают, разрешено законом. «ПомниКорп», всегда быстро реагирующая на настроение аудитории, упростила задачу с помощью списка заранее одобренных воспоминаний. Нужно всего лишь зайти в онлайн-магазин и выбрать нужный вариант. Но при всех преимуществах для общества «ПомниКорп» боятся из-за повсеместных слухов о её политическом влиянии, таинственных лидерах, сверхсекретных научных экспериментах и технологических достижениях. Никто на самом деле не знает, кто управляет «ПомниКорп». Никто не знает истинных масштабов их открытий и изобретений. Нет никаких доказательств того, что «ПомниКорп» является чем-то иным, нежели тем, за что она себя выдаёт, — ловкой коммерческой компанией, занимающейся наукой о разуме и делающей всё честно и согласно закону, — но сама суть её деятельности превращает её в никогда не увядающую тему новостных каналов и слухов, передающихся из одного группового чата в другой. — Это будет просто быстрый тест, верно? — уточняет Сынён, когда они входят в лифт. — Они мне так сказали, — отвечает Ибо. Насколько Ибо известно, «ПомниКорп» не проводит рандомных расследований и не вызывает людей в свои филиалы просто так. В этом деле о манипуляциях с памятью есть нечто большее, чем они говорят, но Ибо ничего не хочет знать об этом. Он хочет лишь войти туда, пройти тест и свалить к чёрту. Они не заставляют его ждать. В три часа дня, минута в минуту, его отводят в маленькую комнату с большими окнами и креслом с откидной спинкой. Улыбающийся мужчина в лабораторном халате представляется доктором Таном. — Всё пройдёт очень быстро, и вы ничего не почувствуете, кроме тепла, — говорит он. — Мы всего лишь поищем индикаторы манипуляций с памятью; они обычно проявляются как пробелы в вашем хранилище памяти. Я полагаю, вы также подписали форму, дающую согласие на сканирование ваших воспоминаний на присутствие в них нашего бывшего сотрудника Сяо Чжаня? — Да, — отвечает Ибо. — Но вы ведь не будете копаться в настоящих воспоминаниях, правда? Доктор Тан качает головой. — Без вашего согласия это запрещено. «ПомниКорп» не просматривает настоящие воспоминания, если пациент лично не попросит нас сделать это для стирания чего-либо или коррекции. — Ладно, — с сомнением говорит Ибо. — Будьте добры прилечь, пожалуйста. Они опускают жалюзи и надевают ему на глаза тёмные очки. Доктор Тан говорит медсестре: — Десять секунд. Ибо впадает в своего рода ступор. Он осознаёт, что с ним что-то происходит, и ощущает, как в его голове приятно покалывает, но в основном он словно дремлет, не думая ни о чём. Он чувствует себя уютно и безопасно. Он мог бы вернуться в свою постель дома и лениво вздремнуть дневным сном. Затем тепло исчезает, и тотчас же он снова приходит в себя, моргает от яркого послеполуденного солнечного света, заливающего комнату, как только медсестра поднимает жалюзи. — И как? — спрашивает он. Доктор Тан улыбается. — В ваших воспоминаниях нет ничего аномального. Мы нашли индикатор стирания ваших детских воспоминаний, но ничего больше. — Ничего о Сяо Чжане? — Абсолютно ничего. — Значит, я свободен? — Вы всегда были свободны, господин Ван. Но да, мы больше не будем вас беспокоить. Ибо пошатываясь следует за медсестрой через несколько проходных комнат к регистрационной стойке, как вдруг сердце подпрыгивает в его груди. Дверь одной из комнат приоткрыта, и внутри он видит Е Инь, своего коллегу по танцевальной студии. Е Инь лежит в кресле, явно ожидая того же теста, который только что прошёл Ибо. Может ли быть просто совпадением то, что Е Инь тоже был вызван сюда? Ибо думал, что он был выбран случайным образом из какого-то списка, но если и он, и Е Инь были вызваны для тестирования, значит ли это, что у Ибо действительно может быть связь с Сяо Чжанем через танцевальную студию? Его желудок тревожно сжимается, и это не проходит даже после того, как он покидает здание вместе с Сынёном и направляется в расположенный неподалёку парк, чтобы покататься на скейте и выбросить все переживания из головы.

*****

Мы не встречались чаще, чем раз в неделю. Его работа поглощала дни и ночи и довлела над всем остальным в его жизни. Два месяца назад ему потребовалось три недели, чтобы выкроить время для встречи со мной. Мы поругались из-за этого, и я сказал ему, чтобы он убирался из моей квартиры, раз не хочет быть со мной, но он остался и спал на диване, а утром я вышел из спальни, чтобы приготовить ему яичницу на кухне, и мы целовались, а потом совершенно эпично трахались. С тех пор он заботился о том, чтобы мы встречались хотя бы раз в неделю. В такой день, как сегодня, когда он был свободен для встречи со мной, а впереди у нас были целые день и ночь, и нам ничего не нужно было делать, кроме как трахаться, есть и спать — именно в таком порядке, — он ждал меня в кафе в двух кварталах от моей студии. Ему нравился простой чёрный кофе без сахара; он говорил, что некогда был одержим кофе с различными добавками, но теперь потерял вкус к сладкому. Он читал взятую в библиотеке книгу, одну из тех старых книг, написанных ещё до этой новой страны такими авторами, как Ван Фан и Пол Рэнд. Если дело было летом, он бывал одет в просторную рубашку, а если зима, то в водолазку. В любое время года он выглядел как самый потрясающий мужчина на свете. И этот самый потрясающий мужчина на свете, завидев меня, убрал свою книгу, отодвинул кофе, прошёл пять кварталов до моей квартиры, закрыл за нами входную дверь и повалил меня на кровать, услаждая мой рот вкусом своего рта, оставляя следы поцелуев на моей груди, вылизывая мои живот, бёдра и член, и, наконец, трахая меня глубоко и сильно, сводя меня с ума каждым отчаянным толчком, так, как я страстно желал всю эту неделю. После этого я вплёл пальцы в его волосы. Зимой они бывали гладкими, мягкими и послушными; летом они бывали тяжёлыми, каждая прядь торчала вверх, как будто не желая быть частью общего объёма волос. Он вздохнул и уткнулся носом в мою грудь, втягивая запах ноздрями. Во время этих исполненных тишины мгновений, между тем как мы наслаждались друг другом снова и снова, была своя собственная красота. Я мог прижимать его к себе целиком, его длинное тело прикасалось к каждому сантиметру моего, моя стопа лежала на его икре, его обмякший член — на внутренней стороне моего бедра. Я гладил его по щеке. — Ты мог бы иногда приходить в студию, — сказал я. — Мне хочется познакомить тебя со своими коллегами. Е Инь очень хороший, ты уже встречался с ним однажды, помнишь? Он был на той вечеринке, где мы с тобой познакомились. От этих слов он внезапно напрягся. Приподнялся на локтях и посмотрел на меня пронзительным взглядом. Я попытался притянуть его обратно к себе, но он сопротивлялся. — Ты же ничего не говорил им обо мне? — Нет, — ответил я. — Никто не знает о нас. — Хорошо, — сказал он, расслабляясь. Он снова лёг на меня сверху, устроив голову на своей руке. — Но как долго ты хочешь держать нас в секрете? Прошло уже больше полугода. Он застыл на мгновение, поглаживая большим пальцем моё бедро. Он любил меня. Я это знал. Я видел это в его глазах, когда он смотрел на меня, чувствовал это в его прикосновениях. Он любил меня так, как я любил его, почти отвергая всё остальное в этом мире. Но если я был полностью открыт перед ним так, как никогда и ни с кем раньше, обнажив все свои секреты, странности и уязвимые места, доверчиво отдав ему всё это на хранение, то он частично оставался для меня загадкой. Именно эта скрытая часть не позволяла ему видеться со мной чаще, она и была истинной причиной нашей ссоры. — Иди сюда, — сказал я, пихнув его. — Поцелуй меня, засранец. Он поцеловал меня голодно, жадно. Это был интимный поцелуй. Поцелуй любви и желания. Я это знал. Но он прятался от меня. Он застонал мне в рот и поднял руку, нащупывая смазку среди подушек. Я нашёл её и вложил ему в ладонь. — Ты доверяешь мне? — спросил я. Его скользкие пальцы исследовали вход в моё тело. Я приподнял бёдра и долгими движениями ласкал его ладонями, от шеи к спине и ягодицам. — Я доверяю тебе больше, чем кому-либо другому из всех, кого я знаю, — сказал он. Его голос был низким и хриплым. — Тогда доверься мне. Перестань от меня прятаться. Расскажи то, что мне нужно знать. — Но доверять тебе, — сказал он, — означает требовать от тебя слишком многого. Я не должен даже быть с тобой. Я пытался держаться от тебя подальше, но в конце концов… Я слишком сильно хотел тебя. Никогда раньше я никого так не хотел. Не сводя с него глаз, я потянулся ниже и подвёл его член в нужное положение. Он снова проскользнул внутрь, с лёгкостью заняв пространство, где был ранее, как будто это было то самое место, где он должен был быть. Возвращение домой. Долгий, тягучий поцелуй. Я лизнул уголок его рта. — Доверься мне, — снова сказал я. — Сяо Чжань. Я твой. Ты мой. Доверься мне. — Я люблю тебя, — сказал он. — Я тоже люблю тебя. — Нет, ты не понимаешь. Я люблю тебя. Ты чертовски много значишь для меня, Ибо. Я не могу подвергнуть тебя опасности. Не такой опасности, как эта. Если с тобой что-то случится, это меня убьёт. — И поэтому мне безопаснее вообще ничего не знать? — спросил я тогда, пусть даже наши тела были соединены воедино, пусть даже он находился так глубоко во мне, что я едва мог дышать, не говоря уже о том, чтобы говорить. — Медленнее, — выдохнул я, — медленнее, медленнее… Он замедлился, хватая ртом воздух, и мы перевели дыхание, по-прежнему соединённые, по-прежнему трахаясь, но уже медленнее, чувственнее. Он сглотнул, взял моё лицо в свои ладони. Слова застряли в его горле, но он успел их вовремя произнести: — Я работаю на Сопротивление, — прошептал он. — Я уже три года на задании. Вот так всё стало на свои места. Долгое необъяснимое отсутствие, отказ знакомиться с кем-либо из моих друзей или пригласить меня в гости, свидания в безвестных гостиницах, настойчивое требование встречи в двух кварталах от моей студии. Я был с кем-то, кто не мог, не должен был быть со мной. Он подвергал меня опасности; он подвергал опасности себя. Сопротивление было невидимой и смертоносной силой в этой стране. Слухи о нём начали ходить поколение спустя после прихода к власти корпораций, а сейчас, спустя ещё два поколения, ходили слухи, что оно выросло в могучую силу, которая, если пожелает, может разрушить жёстко навязанный государственный строй. Корпорации постоянно охотились за членами Сопротивления, но поймать удалось лишь немногих. Никто не знал, кем были его лидеры, чем они занимались и где проводили встречи. Члены Сопротивления не имели связей, по которым их можно было бы отследить, которыми их можно было бы шантажировать и угрожать; таково было главное условие. Успех их работы основывался на одиночестве. И теперь он нарушил фундаментальное правило. Он связался со мной. Если бы мы имели хоть какой-то здравый смысл, мы расстались бы прямо сейчас, в это же мгновение, и никогда бы больше не приближались друг к другу. Но вместо этого я держал его в объятиях. Обхватывал ногами. Прижимал его к себе ближе, когда он кончил в меня, когда открылся и поведал мне свою сокровенную тайну — как будто одним своим прикосновением я мог защитить его, — и тихо сказал ему на ухо: — Ты стоишь риска.

*****

Е Инь соглашается прийти в квартиру Ибо, потому что студия не лучшее место для секретных разговоров. Он выглядит весёлым и беззаботным, заходя, исполненным обычной энергии, и сердце Ибо слегка успокаивается. Он открывает две банки пива и ведёт Е Иня в гостиную, где они располагаются на полу возле журнального столика. — Всё закончилось так быстро, — говорит Е Инь, покачивая головой. — Тебе тоже хотелось спать? — Кажется, я и в самом деле немного поспал. — Странно, да? Это было так странно. Знаешь, мне никогда раньше не делали этих штук с памятью, а тебе? — Делали однажды, в детстве. Я мало что помню. Они что-нибудь нашли? — Неа. Всё чисто и конкретно. Мои воспоминания не затронуты. Но прошу тебя, как будто Сяо Чжань стал бы заниматься чем-то вроде незаконных манипуляций с памятью… От этих слов Ибо замирает. — Ты знаешь Сяо Чжаня? Е Инь смотрит на него удивлённо. — Ага. А разве ты его не знаешь? Я думал, ты с ним тоже встречался. — Нет. — Ну, думаю, это было давно, и ты, наверное, забыл о нём, — говорит Е Инь, хмурясь. — Это было года два… три назад? Он приходил на помолвку Синь-Синь. Кажется, он был её университетским другом или вроде того? Я выпил с ним пару бутылок пива, он показался отличным парнем. Реально приятным в общении. Ты тоже там был! — Но я его совсем не помню. — Может быть, ты с ним не разговаривал, — Е Инь пожимает плечами. — Но я тебя уверяю, он хороший парень. Такой не станет брать взятки с людей, чтобы делать с ними что-то незаконное. — Значит, они спрашивали тебя о нём? Поскольку ты с ним знаком? — Да, но не особо. Они нашли только два воспоминания о нём, и оба были с той помолвки. С тех пор я его не видел. Я не мог сказать им ничего, кроме того, что посчитал его хорошим парнем. О, но я спросил, почему они проверяют именно меня. Мол, разве у чувака нет нормальных друзей помимо человека, с которым он познакомился два или три года назад на вечеринке у подруги? И знаешь, что они мне ответили? Видимо, нет. У него нет близких друзей. У него есть куча знакомых, вроде меня, но настоящих постоянных друзей у него нет. Это бред какой-то. Он выглядел совершенно нормальным. Нет, вычеркни это, он и был совершенно нормальным. Ибо хмурится. — То есть, они выслеживают всех и каждого, кто имел с ним хоть малейший контакт? — Ага. И это не особо большое количество людей. Похоже, он был довольно одинок. Большую часть времени проводил на работе. — А что насчёт его семьи? — У него нет семьи. Безумие, правда? Вот такое узнаёшь об окружающих. — Да уж, — говорит Ибо и облокачивается на диван. По идее, он должен почувствовать облегчение. Е Инь почти не знает Сяо Чжаня, а Ибо его вообще не знает, поэтому они оба оправданы и освобождены от участия в дальнейшем расследовании. Теперь Ибо может вернуться к своей повседневной жизни, не беспокоясь больше об этом странном происшествии, возникшем буквально из ниоткуда. Но по какой-то причине он не может успокоиться. Тревога словно проникает глубоко под кожу и зудит там, а он даже не может понять почему. Это не предчувствие, Ибо не думает и не верит, что ему угрожает опасность. Но он обеспокоен. Встревожен. Взволнован. Ему хотелось бы больше узнать о Сяо Чжане. Он едва взглянул на фотографию, которую Ли Хунсунь показал ему на телефоне, и выбросил её из головы так же быстро, как и взглянул на неё, но теперь не может забыть это лицо. Сяо Чжань. У Сяо Чжаня невероятно, завораживающе красивое лицо. Ибо помнит это очень чётко: необычная форма глаз, прямая линия носа, маленькая родинка под нижней губой. Ох. Вот в чём дело. Возможно, Ибо просто очарован, вот и всё. — Надеюсь, с ним всё нормально, — вздыхает Е Инь. — Он мне понравился. — Ага, — говорит Ибо. — Судя по тому, что ты о нём рассказал, не похоже, что он плохой парень. Надеюсь, они выяснят, что произошло на самом деле. — Думаю, мы больше никогда о нём не услышим, — говорит Е Инь. — Всё это довольно плохо.

*****

Е Инь ошибается. Три дня спустя, когда Ибо впихивает свою одежду и сумку в шкафчик в танцевальной студии, он слышит громкие возгласы снаружи раздевалки. Чуть позже вбегает Е Инь, за ним следует Ян Кай, ещё один коллега, который проводит занятия по брейку. — Смотри! — задыхаясь говорит Е Инь, тыча телефон в лицо Ибо. Заголовок кричит: СОТРУДНИК ПОМНИКОРП В БЕГАХ! Под заголовком фото, которое ему показывал Ли Хунсунь: Сяо Чжань, высокий и стройный, одетый в невзрачную белую рубашку и чёрные брюки, позирует на нейтральном фоне для корпоративного портрета. Статья короткая, в ней говорится, что Сяо Чжань, дизайнер воспоминаний и сотрудник «ПомниКорп» с четырёхлетним стажем, был признан виновным в проведении несанкционированных манипуляций с памятью в обмен на взятки. По оценкам «ПомниКорп», за два года он провёл приблизительно пятьдесят процедур. В данный момент он находится в бегах, а власти огласили его в розыск по всей стране. Любой, кто его увидит, по закону обязан сообщить об этом в ближайший полицейский участок, а любому, кто его укрывает, грозит крупный штраф или тюремное заключение. Руки Ибо трясутся так сильно, что он роняет телефон. В разгар возникшей суеты, связанной с тем, чтобы подобрать аппарат с пола и осмотреть на наличие повреждений, Ибо падает на ближайшую скамейку и хватается за голову, поверхностно и быстро дыша, чтобы насытить лёгкие кислородом и не дать себе задохнуться. Сяо Чжань, вопит его разум, Сяо Чжань, Сяо Чжань, Чжань-гэ! — Блядь, Ибо, — слышится крик Ян Кая словно издалека. — Ибо, что происходит? Ты в порядке? Ибо!

*****

Они заворачивают Ибо в одеяло и укладывают на диван в углу подсобки. Мо-Мо готовит ему горячий чай, который он заставляет себя пить. Он чувствует тепло и спокойствие где-то внутри себя, и иррационально ненавидит то, что от этого ощущения ему становится лучше; он подавляет это, сбрасывает с себя одеяло и просто лежит в одной толстовке, пялясь в потолок. Он чувствует холод и дрожит, а его разум шепчет: верно, ты не должен лежать здесь в теплоте и безопасности, когда он где-то там, когда ты даже не знаешь, где он. Сердце словно истекает кровью, а слово «безопасность» — это воткнутый в него кинжал. — Но почему это так важно? — произносит он вслух, внезапно, резко. — Почему это так важно для меня? Взволнованное лицо Е Иня заполняет его поле зрения. — Эй, Ибо, тебе лучше? — Да, да, — огрызается Ибо, поднимаясь на локтях. — Я в порядке. — Ну, ладно. Слушай, я рассказал Лу-Лу об этом, и она разрешила тебе уйти домой, раз уж ты сегодня не в форме, я без проблем могу провести занятия вместо тебя… — Лу-Лу. Луч света пронзает его разум. — Лу-Лу здесь? — Да, она только что пришла. Ибо поднимается на ноги. — Тогда я поговорю с ней. — Ты уверен, что не хочешь чаю? — уговаривает его Е Инь, но Ибо лишь качает головой и покидает подсобку в поисках комнаты для персонала. Сюань Лу — владелица танцевальной студии. Она профессиональная балерина, добрая и умная, с отличными управленческими способностями и финансовой грамотностью, и инструкторы обычно остаются работать на неё долгие годы. Е Инь и Ян Кай трудятся с ней вместе уже десять лет, Ибо — пять. Она дружит с большинством сотрудников и почти еженедельно устраивает небольшие званые обеды. Ибо редко в этом участвует; ему нравится Сюань Лу, он ладит с ней, когда находится в одном коллективе, но в личном плане им нечего сказать друг другу. Однако когда он стоит у её стола и наблюдает, как она вносит в свой календарь выступления и бронь на неделю вперёд, он произносит тихим и доверительным тоном, которым, как ему помнится, никогда не разговаривал с ней раньше. — Ты знаешь, где он? Сюань Лу резко поднимает взгляд. — Не здесь, Ибо. Мы чётко дали это понять. Он всматривается в её глаза. Странно. Она выглядит… не напуганной, нет, но настороженной, несчастной. Он на самом деле не знает, почему. Он вообще ничего толком о ней не знает. Она всего лишь его начальница. Но Ибо говорит: — Прошу тебя, Лу-Лу. Мне нужно знать о нём. — Не сейчас. Сегодня вечером, — говорит она. — Я пришлю тебе адрес. Мы поговорим там. А потом она отпускает его, как будто он всего лишь попросил разрешения взять выходной.

*****

Адрес, которые ему даёт Сюань Лу, находится на небесном уровне, и, чтобы туда попасть, Ибо необходимо подняться на лифте на восемьдесят этажей от поверхности земли. Лифт ускоряется, взлетая вверх по стене здания, и перед Ибо открывается всё больше и больше пейзажей Северной столицы. Он стоит с краю, наблюдая, как мерцающие огни светят из плотной застройки жилых домов, офисных зданий, торговых центров и многочисленных дорог наземного уровня. Когда они минуют шестидесятый этаж, вид меняется — это город над городом. Небесный уровень состоит из огромного скопления соединённых между собой небоскрёбов, каждый из которых возвышается на более чем сотню этажей. Шестидесятый этаж — это место, где находится «земная поверхность» небесного уровня; запутанная сеть мостов и коридоров, соединяющих небоскрёбы с десятками гектаров садов, магазинами, велосипедными дорожками, рощами, линиями скоростного трамвая и даже небольшой речкой, извивающейся среди красивого ландшафта. Ночью здесь всё освещено уличными фонарями и гирляндами и выглядит откровенно утопично. Ибо никогда раньше не бывал на небесном уровне. Для того, чтобы сесть в лифт, необходим специальный код, который только жители небесного уровня могут дать жителям наземного и подземного. Любуясь на бескрайние просторы и зелёные насаждения небесного уровня, на этот изящный ландшафт, он думает о том, как усердно они все трудятся, чтобы поддерживать богатство, которое им не принадлежит. Квартира, которую он должен найти, находится в десяти минутах ходьбы от вестибюля, куда его привозит лифт. Ибо прогуливается по покрытому листвой мосту с видом на «землю» и отыскивает путь к зданию WE4, входит в роскошно украшенный холл. Дверь каждой из квартир расположена далеко от других, адрес указывает ему на третью по счёту. Сюань Лу открывает, едва он успевает постучать. — Тебе было трудно найти дорогу? — Вовсе нет, — говорит он. Она кивает и впускает его внутрь. Это просторные апартаменты, слишком огромные, чтобы охватить их взглядом, и Ибо ловит поддразнивающий отблеск ночного вида через большие окна от пола до потолка, прежде чем Сюань Лу уводит его в помещение, похожее на кабинет. — Лу-Лу, ты живёшь здесь? — Разумеется, нет, — отвечает Сюань Лу. — Это дом моего друга. Он не имеет ко всему этому никакого отношения, и он из влиятельной семьи, так что никто не будет расспрашивать его о посетителях. Сегодня вечером ты его не увидишь. Но на всякий случай имей в виду — мы с тобой здесь на званом ужине. Тебе придётся задержаться тут на пару часов. Мой друг приготовил для нас закуски. Ибо опускается в мягкое кресло. — Я уже поел. Сюань Лу кивает, кладёт на свою тарелку пару канапе и садится напротив него. — Послушай, Ибо, наверное, будет лучше, если ты просто задашь мне вопросы, а я постараюсь на них ответить. Первое, что он спрашивает, это: — Ты знаешь Сяо Чжаня? Но она хмурится, склонив голову набок. — Что это ещё за вопрос? — Вроде бы ты обещала на него ответить! — Нет, — она поднимает руку. — Позволь мне сперва кое-что прояснить. Ты помнишь что-нибудь обо мне и Сяо Чжане? — Не помню! — теперь он расстроен, и слова сами льются из его уст: — Я ничего не помню ни о тебе и Сяо Чжане, ни о себе и Сяо Чжане, ни даже о самом Сяо Чжане. Этот человек мне совершенно не знаком! Впервые я услышал его имя, когда какие-то отморозки из «ПомниКорп» пришли ко мне и устроили допрос о нём! Они меня протестировали и подтвердили, что я ничего не знаю о Сяо Чжане. Но есть что-то, что меня бесконечно тревожит, я чувствую себя странно и нервно, я продолжаю думать о нём, и мне кажется, что я точно знаю, как он выглядит, у меня есть даже ощущение, что… — он умолкает на мгновение и продолжает: — …что я знаю, каково его чувствовать. Я знаю, какова на ощупь его кожа. Я знаю, как он пахнет. И я знаю, что ты с ним знакома. Сюань Лу затихает, склонив голову над тарелкой с канапе. Она выглядит расстроенной, и сердце Ибо тонет, словно камень. — Лу-Лу, прошу тебя, — говорит он. Это звучит как мольба. — Он мёртв? — Нет, — отвечает она, и он снова может дышать. — Я уверена, что что он жив. «ПомниКорп» не опубликовала бы о нём статью, если бы это было не так. Но Ибо… Я ничего не могу тебе сказать. — Почему нет? — раздражённо спрашивает он. — Потому что ты его не помнишь. Ты уже не тот человек, которым был, когда знал его. Теперь ты для меня неизвестная величина. Тебя спасло то, что «ПомниКорп» удостоверилась, что ты ничего о нём не знаешь. Если я скажу тебе хоть что-то, а они начнут новое расследование и вновь тебя протестируют, они выяснят, что ты его знаешь, и тогда ты окажешься в опасности. Ибо впивается пальцами в ладонь. Боль стабилизирует его, проясняет разум. — Послушай, Лу-Лу, — говорит он, и в тишине его слова звучат чётко и ясно. — Я не знаю, кто он и что он для меня. Но постепенно всё возвращается ко мне. Я знаю, что он знаком с тобой. Я знаю, что некогда тоже его знал, и что он был для меня важен, и что я, быть может, даже любил его. Понимаешь ли ты, как это всё безумно? Знать, что я люблю кого-то, не зная, кто этот кто-то? Когда я увидел сегодняшние новости, мне словно перекрыли кислород. Я не мог дышать. Но всё-таки я его не знаю. Это самое ужасное из всех возможных ощущений. Я страдаю ради того, о чём не имею ни малейшего представления. Если ты не можешь открыть мне какие-то секреты, то хотя бы скажи мне, кто он для меня. И если «ПомниКорп» вновь меня допросит, я, по крайней мере, вынесу это, зная, ради кого я это делаю. Помоги мне, Лу-Лу. Помоги мне справиться с этим, пока он не вернётся ко мне. Ибо произносит последнюю фразу, даже не задумавшись. Когда он её слышит, он изумлён, потому что — зачем ему такое говорить? Откуда он может знать, что Сяо Чжань к нему вернётся? Что-то глубоко внутри него внезапно ослабевает, ломается, и он заходится рыданиями, судорожно всхлипывает, словно разрываясь на части, но всё равно не может понять, почему плачет. Он знает только, что не может прекратить. Это скорбит его тело. Разум ничего не помнит, но тело знает, о чём оно тоскует. Когда рыдания утихают, Сюань Лу тихо произносит: — Ладно, Ибо. Я расскажу тебе. Не всё, но кое-что… хотя бы для того, чтобы ты знал, кто он для тебя. — Расскажи, прошу. — Вы любили друг друга, — говорит она. — Я не знаю, какие именно между вами были отношения, и в любом случае сложно подыскать слово для обозначения того, что у вас двоих было. Так что давай скажем просто: ты любил его, он любил тебя. Вы были очень близки. Но вам приходилось держать свою связь в тайне по многим причинам — я не могу сказать тебе, по каким — поэтому никто о вас не знал. Я единственная, кто в курсе дела, потому что много лет дружу с Сяо Чжанем, а также знаю тебя. Ибо судорожно выдыхает. — Как долго мы были вместе? — Возможно, около двух лет? Я не знаю точно. В тот момент, когда вы мне признались, вы уже были вместе некоторое время. На самом деле, я пыталась отговорить вас обоих, и провела с ним серьёзный разговор, но он был слишком упрям. Он сказал, что не может отпустить тебя и что будет оберегать тебя. Ты мне говорил то же самое. Что будешь оберегать его. Вы, двое! — она качает головой. — Он подвергался серьёзной опасности, оставаясь с тобой, Ибо. Это была обоюдоострая опасность. Ему приходилось держать ваши отношения в полном секрете. Они бы уничтожили его, если бы знали, что он закрутил с тобой роман… И тебя убили бы, если бы… в любом случае, думаю, он справился. Вы оба справились. — Правда ли, что он незаконно манипулировал памятью людей? Скорее всего, именно он стёр мои воспоминания. — Нет, — уверенно говорит Сюань Лу. — Это всего лишь предлог, который придумала «ПомниКорп». Он бы никогда и ни за что не сделал ничего подобного, ты должен мне верить. И если он стёр твои воспоминания, то сделал это, чтобы защитить тебя. — Тогда где же он сейчас? Почему он исчез? — Я не знаю. Правда. У меня не было времени расспросить его о том, что произошло, да он и не мог мне рассказать. Я отвезла его в горы и высадила там. Если ему удалось добраться до штаб-квартиры Сопротивления, то теперь он в безопасности. Они наверняка его где-то спрятали. Но, Ибо, я не знаю, когда он сможет вернуться. Ибо снова впивается ногтями в ладони. — Есть какой-нибудь знак… какой-нибудь способ узнать? — Только один вариант, — Сюань Лу делает глубокий вдох. — Если «ПомниКорп» будет уничтожена… Это будет означать, что он возвращается к тебе. Мысль об этом настолько невероятна, что Ибо застывает. — Но это невозможно. «ПомниКорп» никогда не перестанет существовать. Новое государство было образовано благодаря «ПомниКорп». Они как правительство. Они всегда были и будут. — Как я уже сказала, — говорит Сюань Лу, — это единственный вариант. Ибо пытается собраться с мыслями, но не может. Единственное, на чём сосредоточен его разум, это то, что Сяо Чжань в опасности, что Сяо Чжань — тайный агент Сопротивления, что Сяо Чжаня убили бы, если бы узнали о его отношениях с Ибо, и что Сяо Чжань может в этот самый момент лежать где-то мёртвый. А Ибо никогда об этом не узнает. У него никогда не будет конкретных доказательств, он просто проснётся однажды в будущем и на инстинктивном уровне поймёт, что Сяо Чжань мёртв. — Поэтому я должен просто жить дальше без него, — говорит он. — Наверное, он уже мёртв. Он исчез более двух недель назад. Он не вернётся. Сюань Лу тяжело сглатывает. — Тебе действительно следует просто жить дальше, — произносит она наконец. — Это лучшее, что ты можешь сделать для себя. — Какой он? Наступает долгая пауза, пока Сюань Лу пытается подобрать слова для описания своего друга. — Он целеустремлённый и умный. Лучший среди нас. Помимо того, он заботливый. Он хорошо ладит с людьми, но из-за работы ему приходилось быть эмоционально отстранённым. Ему на самом деле не стоило влюбляться в тебя… но он влюбился, и он любил тебя, словно ты был для него всем миром. И знаешь, наверное, ты был им. Он потерял своих близких, когда был ещё ребёнком. Ты стал его семьёй. — Как он потерял близких? — Они умерли, — коротко отвечает Сюань Лу. Она ничего не объясняет, а Ибо больше не спрашивает. Вместо этого он говорит: — Почему «ПомниКорп» не вышла на тебя? Сюань Лу лишь улыбается и обводит рукой богато обставленную квартиру. — У меня есть друзья во влиятельных кругах. Нас много, Ибо. Мы есть везде, и в более высоких сферах, чем многие могли бы подумать. Сяо Чжань — один из этой огромной сети. Да, лучший, но один из. И они не могут отследить кого-то из нас и связать с кем-то другим. Даже если завтра ты пойдёшь в «ПомниКорп» и скажешь им, что подозреваешь меня, они ничего не смогут сделать и никого через меня не отследят. — Ты страшный человек, — внезапно говорит Ибо. — Так и есть, — соглашается Сюань Лу, всё ещё улыбаясь. — Но не для тебя. Потому что он тебя любит. Поэтому тебе не следует меня бояться. — Значит, ты веришь, что он жив? — Да, Ибо, я верю. — Ты веришь, что он вернётся ко мне? — Я думаю, он хочет этого. — Но ты считаешь, что я должен просто жить дальше без него? Сюань Лу отводит взгляд. Позже Ибо задаётся вопросом, сделала ли она это для того, чтобы он не заметил слёз в её глазах. — Да, Ибо, — говорит она, — я так считаю.

*****

Через три часа после нашего знакомства, после того, как мы провели половину вечеринки, уединившись в уголке, болтая, переглядываясь, флиртуя и общаясь так, словно знали друг друга десятилетия, он сказал: — Ты для меня опасен, Ван Ибо. Я это чувствую. — Ну и что? — заявил я. — Как можно веселиться, если совсем ничем не рисковать? — Думаешь, стоит рискнуть собой ради минутки веселья? — Да, — ответил я. — Потому что ты ничего не выиграешь, оставаясь в безопасности. Тогда он улыбнулся, понимая взгляд. Он был идеально сложен, безупречен, воплощение хорошего парня, за которого все мечтают выйти замуж, но было нечто под этой гладкой поверхностью. Что-то потаённое и живое. Это было видно по его глазам, в повороте его головы, в походке и улыбке. Я хотел его с того самого мгновения. — Смею предположить, ты тоже думаешь, что оно того стоит, — заметил я. — Думаю, ты прав, — сказал он.

*****

Ибо сохраняет скриншот статьи на телефоне, хотя бы ради фотографии Сяо Чжаня, если не ради иных целей. Других фотографий у него нет. Он пролистывает несколько лет в своей телефонной галерее и даже копается на диске компьютера и в старых фотоальбомах с распечатанными снимками, чисто на всякий случай, но не находит никаких признаков того, что Сяо Чжань когда-либо существовал в его жизни. Всё сделано абсолютно чисто: ни нелепых фоток, ни забытой зубной щётки, ни друзей, которые могут невольно напомнить о чём-нибудь. Как оказывается, даже Сынён понятия не имеет, что Ибо с кем-то встречался целых два года. — Ты ни слова не говорил об этом парне, — бормочет он в ужасе, допивая пиво, когда они зависают в крошечной гостиной Ибо, положив ноги на журнальный столик и смотря на спортивном телеканале матч по настольному теннису. — Два года? Ибо, я тусуюсь здесь с тобой пару раз в неделю! Как это возможно, что ты мог встречаться с кем-то без моего ведома? И не с кем угодно, а с кем-то настолько секси? Что за хуйня, Ибо. — Мы держали это в секрете, — говорит Ибо. — И ты тоже должен хранить тайну. — Почему? — Ради нашей же безопасности. Он стёр мне память, чтобы обезопасить, если они решат меня проверить. — Как он мог сделать это, не отведя в лабораторию «ПомниКорп»? И как он смог это утаить? — Не знаю. Но я ведь могу тебе доверять, правда? Сынён стучит свой бутылкой пива о бутылку Ибо. — Эй. Ты же сам знаешь, что можешь. Они расслабленно попивают пиво. По телевизору показывают, как чемпионка страны проигрывает сет теннисистке, занимающей восьмое место в рейтинге. Если она проиграет весь матч, это моментально станет важнейшей новостью. Но она, похоже, не желает давать пищу для заголовков; она смотрит на мячик так, словно может пробить им соперницу насквозь. — Каково это знать, что у тебя есть парень, которого ты не помнишь? — вдруг спрашивает Сынён. — Есть или был, я не знаю, — Ибо ставит пиво на столик и потягивается. — Не буду врать, это чертовски странно. Он совершенно незнакомый мне человек, и всё же… моё тело реагирует на него как-то иначе, чем мозг. Когда я смотрю на его фото, оно ничего для меня не значит, но сердце ускоряет ход. Когда я думаю о том, что он в опасности, я начинаю паниковать. Иногда я плачу без причины. Это безумие какое-то. — Звучит действительно безумно, — соглашается Сынён. — Не представляю себе, как ты с этим справляешься. — Честно говоря, я не очень хорошо справляюсь. Такого не было, когда мне стёрли память о несчастном случае с родителями. Тогда всё было сделано чисто. А сейчас похоже на некий эмоциональный груз, который я таскаю за собой, не зная зачем. — Что ты собираешься с этим делать? Знаешь, я думаю, что тебе просто нужно жить дальше. Даже если он вернётся, ты всё равно его не вспомнишь. Когда он стёр тебе память, он фактически удалил историю о вас двоих. Это явно смахивает на расставание. Ибо молчит, тупо пялясь в экран телевизора. Сынён толкает его в колено. — Да ладно. Ты можешь легко получить любого, кого пожелаешь. Гарантирую, что если мы пойдём в бар, половина присутствующих там людей будут из кожи лезть, чтобы завоевать тебя. Знаешь, вовсе не обязательно становиться монахом ради этого парня. — Скорее всего, он уже мёртв, — бормочет Ибо. — Прошло более трёх недель с тех пор, как он ушёл. И за ним охотится «ПомниКорп». Насколько высоки его шансы выжить? — Очень низки, — кратко говорит Сынён. Из телевизора доносится взрыв аплодисментов, когда чемпионка выигрывает следующий сет. Среди аудитории полно её фанатов; на самом деле, никто не хочет смотреть на победу восьмой по рейтингу теннисистки. Впереди ещё один решающий сет, но эта спортсменка потрясена поддержкой своей соперницы. Ибо переключает каналы, пока не находит какое-то громкое, весёлое шоу, и бросает пульт на диван позади себя. Три недели назад подушки валялись на полу. Они с Сяо Чжанем были здесь, в этой самой гостиной, и занимались любовью, после чего Сяо Чжань ушёл. Они по максимуму использовали каждую возможную секунду вместе, и Ибо даже не прибрал за ними; вместо этого, проснувшись на следующее утро, он увидел, что его гостиная полна признаков бурно проведённой ночи, которую он уже не помнил. Эта гостиная, где они когда-то были вместе, слившиеся воедино и скрытые от всего мира. — Это звучит дико, — говорит Ибо, — но я хочу его дождаться. Сынён таращится в ответ. — Ибо! Это несерьёзно! — Я чувствую, что он ко мне вернётся. Так или иначе. — Но даже если так, ты же ничего не вспомнишь. — А разве это имеет значение? — спрашивает Ибо. — Если моё тело… моё сердце… помнит его, какая разница, что мой разум пуст? Сынён качает головой. — Не думаю, что есть ответ на этот вопрос. — Я дождусь и узнаю, — говорит Ибо. — Но, Ибо… что, если он не вернётся никогда? Ты собираешься ждать вечно? Почему бы тебе не дать ему полгода или, скажем, год, и если он всё равно не свяжется с тобой по истечении этого времени, ты подумаешь о том, чтобы дать шанс кому-нибудь другому? — Я буду ждать, — упрямо повторяет Ибо. — А если появится кто-то ещё, что же, мы подумаем об этом, когда это случится. Сынён вздыхает, устраивая голову на плече Ибо. — Он уходит, не сказав ни слова, а ты всё равно хочешь дать ему шанс. Он тебя недостоин. Ибо ухмыляется, хлопая его по макушке. — Эй, а ты бы не ждал, если бы у тебя был парень, похожий на него? — Может быть, — соглашается Сынён. — Но даже если так. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. — Думаю, я был счастлив, — говорит Ибо. — С ним.

*****

Той же ночью, ведомый странным порывом, Ибо роется в ящике с носками. Все они аккуратно свёрнуты и сложены рядами, и он злится на себя за то, что нарушает порядок, но продолжает искать, пока не находит. Пара толстых серых носков, которые явно ему не принадлежат. Его дыхание сбивается. Ибо достаёт их, вертит в руках. Они чистые и не имеют опознавательных знаков, пахнут незнакомым стиральным порошком. Когда он сжимает их пальцами, внутри что-то шуршит. Он осторожно засовывает руку в носок и достаёт небольшой клочок бумаги, аккуратно сложенный вдвое. Когда Ибо его разворачивает, сердце в груди сходит с ума, а несколько нацарапанных иероглифов расплываются перед его глазами, и ему приходится сделать глубокий вдох, чтобы их разобрать. Ты стоил риска. Спасибо, что помогал мне это пережить.

*****

Однажды холодным ранним зимним вечером, когда мы лежали в обнимку в моей постели, тёплые и удовлетворённые, я спросил: — Каким ты был в детстве? Он сжал губы, размышляя. — Злопамятным. — Расскажи мне. — Я осиротел в восемь лет. Мои родители стали жертвами лекарства, выпущенного корпорацией «Фарма», созданного для борьбы с онкологией. Корпорация наняла «добровольцев» для тестирования препаратов; у них не было выбора. Это лекарство убило их за год. — Пиздец, — выдохнул я. — Всё это замяли. Многие из тех дел были засекречены, знаешь ли. — Нет, я не знал. — О да, — невесело улыбнулся он. — Простые люди об этом не знают. Только в прошлом году одна группа саботировала эксперимент «Фармы» по добавлению в препараты от гриппа ингредиента, вызывающего сердечную недостаточность у людей в возрасте шестидесяти лет и старше. Правительство ищет способы борьбы с перенаселением. — Я думал, они борются за увеличение продолжительности жизни! — Для тех, кто живёт на небесном уровне. Но для остальных? Думаю, всё зависит от удачи, — несколько секунд он молчал, задумавшись. — После смерти родителей меня отправили жить к дяде на подземный уровень. Я ненавидел ту жизнь. Ни солнечного света, ни надежды, только голод. Через несколько месяцев, когда Сопротивление прислало вербовщиков, я сбежал из дома. — Тебя завербовали? — Они вербуют детей, осиротевших в результате экспериментов «Фармы». Это умный ход на самом деле. Большинству из нас некуда идти. Мы молоды и только что потеряли семью. Сопротивление становится нашим домом. Они нас кормят и обучают. А когда мы становимся достаточно взрослыми, нас отправляют на задания. — И какое же у тебя задание сейчас? — смело спросил я. Он усмехнулся, повернулся ко мне и поцеловал в губы. — Если бы я не был так в тебе уверен, я бы заподозрил в тебе полицейского под прикрытием. Я закатил глаза. — Скажу тебе одно, — сказал он. — «ПомниКорп» — это самая могущественная среди всех корпораций, потому что они имеют власть над разумом людей. Когда люди проходят простые процедуры, вроде стирания памяти, они отдают свой разум «ПомниКорп». Они выходят с другим набором воспоминаний и даже не знают об этом. — Чжань-гэ… — Это всё, что я могу тебе рассказать, — пробормотал он. — Мне ненавистно думать, что ты замешан во всём этом дерьме. — Кто-то должен быть в этом замешан, Ибо, — мягко сказал он. — Почему не я? Я понял, что он имел в виду. Сопротивление не было мифической организацией роботов; она состояла из людей, человеческих существ, и он был одним из них. Он был воспитан ими. Он посвятил себя этому заданию. Его жизнь принадлежала цели. И это была важная цель. Но также он был моим. И страх потерять его сдавил мне горло. — Если ты был злопамятным в детстве, — сказал я, пытаясь сосредоточиться на чём-то попроще, — то каким же ты был подростком? — Всё ещё злопамятным, — усмехнулся он. — Я был злопамятным до того дня, как встретил тебя. Тогда я понял, что в жизни есть нечто большее, чем злость, — он засунул кончик пальца мне в рот, и я сомкнул губы вокруг него, лаская языком. — Я понял, что во мне есть желание заботиться о ком-то. Мы тогда молчали, глядя друг другу в глаза. Я думал о нём как о злопамятном ребёнке. Злопамятном подростке. Злопамятном взрослом. А потом о человеке, которого я встретил и который за три часа влез мне под кожу и смотрел на меня таким глубоким взглядом, что я позже нашёл его, прилип к нему и отказался отпускать, потому что знал, что мы созданы друг для друга. Это знание было окончательным и абсолютным. — Каковы гарантии, что ты вернёшься с этого задания живым? Он приласкал моё лицо. — Ни одно задание не даёт гарантий. После этого мы мало говорили. Я обнимал его крепко, но ночь была слишком холодна.

*****

Месяцы пролетают без происшествий. Осень сменяется зимой, а затем приходит весна. Ибо подрабатывает хореографом и танцором у одного из самых популярных певцов страны, Хань Гэна, и летом отправляется с ним на гастроли. Они посещают восемь городов, давая по два-три концерта в каждом. В основном это здорово. Хань Гэн — уравновешенный человек, он внимателен к своей команде, оплачивает выпивку после каждого выступления. Ему нравится Ибо, и он просит о дополнительных занятиях по хип-хопу. Ибо с радостью соглашается. — Я видел твои видео в сети, — говорит Хань Гэн после очередной тренировки, раскинувшись на полу и восстанавливая дыхание. — Тот танец дуэтом, что вы исполняли с Бубу, невероятен. Одно из лучших исполнений, которые я когда-либо видел. — Спасибо, — говорит Ибо и глотает воду. — Скоро у нас выйдут новые ролики. Хань Гэн наблюдает за ним в зеркало. В его взгляде есть что-то острое и оценивающее. — Знаешь, — небрежно говорит он, — ты приходил ко мне домой в прошлом году. — Что? — Сюань Лу приглашала тебя. Ты был с ней в кабинете. Хань Гэн отворачивается помассировать икры, так что Ибо ловит момент и возвращает лицу нейтральное выражение. — А, я вас там не видел. — Да, прости, я хотел зайти поздороваться, но в последний момент меня отвлекли. Она сказала, что это была приятная беседа. Жаль, что она не показала тебе всю квартиру. В этот момент в комнату для тренировок заглядывает помощница Хань Гэна. — Босс, вы уже готовы идти? Хань Гэн кивает, вставая с пола. — Дай мне минутку. Встречу тебя у выхода. Она исчезает, а Ибо с опаской наблюдает, как Хань Гэн берёт свою сумку и разминает шею. — Буду краток, — внезапно говорит он тихим голосом. — Он жив. — Кто? Хань Гэн понимающе ухмыляется. — Лу-Лу охотилась за новостями, ловила слухи. Он прячется, но мы не знаем, где он и в каком состоянии. Но он жив. — Я не знаю, о ком вы говорите, — бормочет Ибо с наигранным замешательством. — В таком случае, я ошибся, — кивает Хань Гэн, хлопая его по плечу. — Хорошо поработали сегодня. Увидимся завтра утром, да? — Ага. Спокойной ночи. Когда шаги Хань Гэна затихают вдалеке, Ибо судорожно выдыхает. Его пульс колотится в горле. Почти не задумываясь, он нащупывает телефон и открывает окошко чата с Сюань Лу, но как только собирается начать печатать, мгновенно останавливается. Хань Гэн кажется искренним. Ибо не работал с ним до этого тура, но другие танцоры работали, и все они от него в восторге. Похоже, он никак не связан ни с одной из корпораций, за исключением признания на какой-то пьянке, что стёр воспоминания о своей школьной любви, потому что разрыв был слишком болезненным, чтобы хранить это в памяти. Хань Гэн заботливый и дружелюбный. Он нравится Ибо сильнее, чем кто-либо из других знаменитостей, с кем ему доводилось работать. Однако на самом деле он ничего не знает о Хань Гэне. Он даже не знает, принадлежала ли Хань Гэну та квартира, в которой Ибо побывал. В этой стране достаточно легко попасться на крючок, не имея ни малейшего представления об этом. Ибо убирает телефон и перекидывает сумку через плечо, делая глубокий вдох. Он не будет радоваться. Он не будет просить Сюань Лу подтвердить слова Хань Гэна. Если Сяо Чжань жив, он снова вернётся в жизнь Ибо. Он выходит из комнаты для репетиций и шагает по улицам, дыша ночным воздухом южного города: обычный танцор, возвращающийся в гостиницу.

*****

В десять вечера он прислал мне голосовое сообщение, которое удалил сразу же, как я ответил. — Я сейчас приеду, — произнёс его голос, — через пятнадцать минут. Давно он уже не приходил ко мне домой. Он говорил, что приближается время его отъезда, поэтому ему нужно быть осторожным и не появляться часто в одном и том же месте. По этой причине за последние несколько месяцев мы встречались только в разбросанных по городу гостиницах, бронировали два номера, приезжали в разное время, поднимались на лифте на разные этажи. Мне приходилось дважды стучать в дверь, коротко и резко, прежде чем он открывал и впускал меня. Мы запирались изнутри, задёргивали шторы и вместе прятались под одеялом, обнажённые и тёплые, его нога между моих, и старались приглушить стоны на случай, если стены были слишком тонкими. Любовь. Желание. Тоска. Страх. Дрожащие, напряжённые, уступающие, берущие, задыхающиеся, падающие. Все эти слова были большим, чем просто словами, это были значимые понятия, запечатлённые в самой нашей коже. Пятнадцать минут спустя он был у моей двери. Два коротких стука. Я впустил его. Я представлял себе этот день довольно часто. При свете солнца я заставлял себя не думать об этом, но ночью, лёжа в одиночестве в своей постели и тоскуя по нему, я ясно это видел: его силуэт со спины, удаляющийся от меня в будущее, которое ни один из нас не мог предвидеть, а ещё — эти мгновения, проведённые вместе, эти отчаянные горстки украденного времени, становящиеся осколками прошлого. «Мы вместе» превратится в «Когда-то мы были вместе». И ни один из нас не знал, будем ли мы вместе снова. Но пока он ещё не уходил от меня. Сейчас, в данный момент, в эту самую секунду, он целовал меня, и его губы были горячими и мягкими, и всё, чего я когда-либо хотел — это целоваться, целоваться и целоваться, пока не склонился над ним, не стянул с него рубашку и не нанёс на его тело карту жёстких меток. Засосы на шее, талии, внутренней стороне бёдер. Укусы, которые останутся с ним хотя бы на несколько дней. — Я люблю тебя, — повторял он снова и снова. — Я люблю тебя. В какой-то момент той ночи я оседлал его бёдра и принял его в себя, и мы трахались, слившись телами, целуясь, как будто просто не могли перестать, как будто полностью завязли друг в друге. Возможно, так и было. Его прикосновение было моим прикосновением, его стоны — моими стонами, само его дыхание было моим. Но время, когда это должно было закончиться, неизбежно пришло. Опьянённые, тяжело дышащие, всё ещё цепляющиеся друг за друга, мы разделились, сантиметр за сантиметром, вдох за вдохом. — Я должен уехать сегодня ночью, — сказал он. — Лу-Лу подбросит меня как можно ближе к штаб-квартире. Оттуда я пойду пешком. По горной тропе. — Ты будешь в безопасности? Тебя кто-то преследует? — Никто меня не преследует. У меня есть фора в несколько дней. Я подчистил за собой и буду в безопасности, пока не доберусь до штаб-квартиры. Это займёт три дня, поэтому уехать нужно сегодня. — Можешь ли ты послать мне какой-нибудь знак, когда доберёшься на место? Лу-Лу сможет мне что-нибудь сказать? — Нет. Она ничего не будет знать после того, как высадит меня. Я обхватил его лицо ладонями, вглядываясь в каждую чёрточку, в каждый изгиб и впадину. Уголки его рта были приподняты, я провёл пальцем по его губам. Не было смысла запоминать это лицо. Скоро я всё забуду. Но вопреки этому я рассматривал каждую деталь. — Возьми с собой еды, — сказал я. Он расхохотался. — Мне не нужна твоя еда! Я упаковал всё, что мне понадобится. — Возьми всё равно, — настаивал я. Он не спорил. Вместо этого он протянул руку и прижал ладонь к моей щеке. Его взгляд был нежным. — Послушай, Ибо, — сказал он. — На той работе, которой я занимаюсь, мы все готовы умереть в случае необходимости. Многие из нас берутся за задания, зная, что это, скорее всего, приведёт к смерти. Мы осторожны, разумеется, и нам не нравится терять наших агентов, но мы готовы умереть при условии, что сможем передать информацию дальше. Но ради тебя я сделаю всё, что в моих силах, чтобы вернуться. Я выживу ради тебя. Если есть хоть малейший шанс выжить, я им воспользуюсь. Ты — смысл моей жизни. — А ты тот, кто умеет выживать, — прошептал я. — Да. И я позабочусь о том, чтобы ты тоже пережил всё это. Пришло время его забыть. — Есть кое-что, что ты должен понять о манипуляциях с памятью, — сказал он, распаковывая прибор, похожий на пару наушников. — Большинство людей, обращающихся в «ПомниКорп» для стирания памяти, на самом деле хотят забыть. Психологически они стремятся забыть. Но твой случай не такой. Поэтому ты не забудешь меня, не насовсем. — Что ты имеешь в виду? — Твоё тело будет помнить меня. И, возможно, у тебя могут быть краткие вспышки воспоминаний. Или что-то может показаться тебе знакомым. Я держал его за руки. — Поэтому, когда ты вернёшься ко мне, ты не будешь казаться совершенно чужим. — Верно, — сказал он. — Так или иначе, но ты вспомнишь меня. — Оставь мне что-нибудь, за что я мог бы ухватиться. Я не могу позволить тебе уйти, ничего мне не дав. — Ох, Ибо, — выдохнул он, и его взгляд снова стал таким нежным, что, возможно, лишь возможно, в нём были слёзы. Он дал мне пару носков. Самых простых, обычных носков, ничем не примечательных, носков, которые вполне могли быть моими. Если «ПомниКорп» явится — если вообще хоть кто-то явится — и найдёт эти носки, они не придадут им значения. Но для меня это было единственным, что осталось от него. Он надел прибор мне на голову, и мы в последний раз посмотрели друг на друга. — Не волнуйся, — сказал он. — Это почти никак не ощущается. Ты просто заснёшь, когда всё закончится. Я уложу тебя в постель и уйду. Я поцеловал его и прошептал: — Сяо Чжань. Это было последнее сказанное мной. Его имя. Я хотел сохранить его в разуме, когда наши дни, проведённые вместе, начали исчезать из моей памяти: наша первая встреча, наши короткие часы в однотипных гостиницах, наша поездка к морю, наши ночные разговоры, наши страхи, наши желания, наша тоска, наше прощание прямо здесь и сейчас. Когда-нибудь однажды мы снова будем вместе. Когда он вернётся ко мне, я его узнаю. Это то, во что я должен был поверить Он напечатал что-то на экране и взглянул на меня. — Я люблю тебя, — сказал он. А затем: — Пять секунд.

*****

Ибо просыпается в семь. Это на час раньше его обычного времени пробуждения. Его будит громкий дребезжащий звук, и когда разуму удаётся выбраться из туманности сна, он понимает, что это телефон, неистово вибрирующий на верхней полке. Он протягивает руку, вслепую шарит вокруг и наконец принимает вызов. — Ибо, — произносит взволнованный голос. Это Сынён. — Ты видел новости? — Что? Какие новости? — Посмотри скорее, чувак. Это невероятно. Грандиозно. Думаю, твой Сяо Чжань в этом замешан. Услышав имя Сяо Чжаня, Ибо тут же просыпается. — Это как-то связано с «ПомниКорп»? — Ага. Включи меня на громкую связь и посмотри в сети. Дрожащими пальцами Ибо открывает сайт общегосударственного новостного канала. В глаза сразу же бросается заголовок: ПОМНИКОРП НАЗЫВАЕТ ОБВИНЕНИЯ ЛОЖНЫМИ. В статье говорится, что была обнаружена утечка доказательств, утверждающих, что «ПомниКорп» осуществила серию незаконных операций с воспоминаниями после свержения старого правительства. Подробности не разглашаются, но в статье говорится, что отчёты были сфабрикованы и что главный исполнительный директор «ПомниКорп» выступил с заявлением, опровергающим обвинения как «несоответствующие действительности» и «вредоносные», а также предупредил, что они будут предъявлять судебные иски всем, кто распространяет подобные слухи. Ибо резко вдыхает. — Это во всех соцсетях, — говорит Сынён в трубку. — Есть скриншоты улик… документы, видео, схемы. Посты удаляются так же быстро, как и появляются, но я видел некоторые из них. Это грандиозно! Судя по всему, «ПомниКорп» хранит стёртые воспоминания для продажи их другим корпорациям. А также помогает правительству внедрять фальшивые воспоминания в головы людей. Никто не знает, откуда произошла утечка. Сколько ты ставишь на то, что за всем этим стоит Сяо Чжань? — Наверное, так и есть, — выдыхает Ибо. — Это должно быть как-то связано с ним. — Разве твоя начальница не говорила тебе, что единственный способ узнать, жив ли он, — это падение «ПомниКорп»? Возможно, это только начало? Ибо просматривает столько новостных статей, сколько в состоянии просмотреть, копается в сводках зарубежных СМИ, но, хотя все так или иначе утверждают, что доказательства правдивы, нигде не указано, откуда они были взяты. Тем не менее когда он наконец закрывает последний новостной сайт, его сердце так безумно бьётся в груди, что он едва может дышать. Всё его тело дрожит. — Он вернётся ко мне, — слышит он свой собственный голос. — Сынён, я думаю, что он вернётся. — Блядь, — говорит Сынён. — Я тоже так думаю.

*****

Опровержением от имени «ПомниКорп» всё не заканчивается. В течение нескольких дней, недель, месяцев даже, страна ошеломлена всё большим и большим количеством доказательств. Государственные СМИ пытаются это замять, но фотографии и ролики просачиваются в сеть и за считанные секунды распространяются повсюду. Люди с жадностью делятся информацией о тайных экспериментах с памятью и о грязных делишках, которые «ПомниКорп» творит уже более ста лет: о том, как они шантажировали высокопоставленных правительственных чиновников; хранили и продавали воспоминания, которые клиенты считали стёртыми навсегда; создавали фальшивые воспоминания и внедряли их в разумы людей, чтобы влиять на политическую обстановку. Люди в ужасе узнают, что все стёртые воспоминания могут быть возвращены обратно в их разум; что «ПомниКорп» крадёт воспоминания из головы человека при стирании или трансформации памяти; что многие из их собственных воспоминаний на самом деле могут быть ложью. Они узнают, что свержение старого правительства во многом произошло благодаря манипуляциям с памятью населения. Они узнают, что по сути «ПомниКорп» управляет страной. А потом начинаются акции протестов, длящиеся месяцами. КАКИЕ ИЗ МОИХ ВОСПОМИНАНИЙ РЕАЛЬНЫ? — написано на одном из транспарантов. УБЕРИТЕ МОИ ФАЛЬШИВЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ! — гласит другой. ДОЛОЙ ПОМНИКОРП — требуют десятки. Сынён и Ибо просматривают сотни новостных статей и видео, сидя в гостиной Сынёна и наблюдая за разворачивающимися невероятными событиями. Тысячи клиентов «ПомниКорп» требуют возмещения расходов и проведения расследования на предмет манипуляций с их памятью без их на то согласия; более сотни сотрудников «ПомниКорп» подают в отставку по причине несогласия и нежелания быть связанными с подобной корпорацией; а через пять месяцев после первой утечки информации один из лидеров «ПомниКорп» найден мёртвым в своём пентхаусе на небесном уровне города. ЗЛОСТНОЕ УБИЙСТВО, — кричат государственные СМИ. САМОУБИЙСТВО, — утверждают независимые масс-медиа. — Грёбаные государственные каналы, — рычит Сынён. — Не могу поверить, что они всё ещё пытаются промывать нам мозги, заставив поверить, что всё это фальшивка. — Нет, всё не так, — говорит Ибо, пролистывая новостную статью. — Нужно читать между строк. Внешне кажется, что они пытаются отрицать, но всё наоборот. Взгляни: заголовки утверждают, что смерть Ма Хунчжэ была убийством, но если ты прочитаешь саму статью, то там говорится, что улики указывают на самоубийство. Сынён, я думаю… я думаю, что журналисты государственных СМИ тоже могут быть из Сопротивления. — Как ты себе это представляешь? — Государственные СМИ первее всех опубликовали эту новость, и они месяцами подливают масло в огонь. — Не могу в это поверить, — бормочет Сынён. — Кто же эти агенты Сопротивления, и как они оказались повсюду? — Возможно, за всем этим тоже стоит Сяо Чжань, но не он один, — говорит Ибо, голова кружится от этих мыслей. — Он всего лишь один из них, а их очень много. И они планировали это годами. Расставляли людей по местам, собирали доказательства, ждали подходящего момента. — Представить себе не могу, что будет дальше. Ибо замирает, глядя на фотографию на экране, затем увеличивает её и молча показывает Сынёну. Это снимок женщины, возглавляющей акцию протеста в восточной части страны. Она держит в руках транспарант с надписью: ПОМНИКОРП — ПРЕСТУПНИКИ. — Что? — спрашивает Сынён. Ибо указывает на женщину. — Это Сюань Лу, — говорит он.

*****

Ещё двое высокопоставленных руководителей «ПомниКорп» найдены мёртвыми. Правительство начинает официальное расследование предъявленных обвинений; через неделю три министра уволены за взяточничество и коррупцию. Сотрудники корпорации продолжают покидать её, не подавая даже заявлений об увольнении и не отработав обязательного срока, они просто перестают выходить на работу. Затем, через семь месяцев после появления первых доказательств, появляется Сопротивление. Однажды ночью они проникают в главный офис «ПомниКорп», обшаривают отделы исследований и разработок и демонтируют всё оборудование в лабораториях. Огромные базы воспоминаний оказываются уничтожены. Программное обеспечение повреждено. Компьютеры разбиты. На следующее утро страна просыпается от объявления, что деятельность «ПомниКорп» запрещена, а президент страны взят под стражу в связи с обвинением в незаконных сделках. Вице-президент Сун Цзяюн вступает в должность и возглавляет дальнейшее расследование в отношении корпорации. Повседневная жизнь течёт своим чередом. Ибо каждый день ездит в танцевальную студию, ведёт там занятия. Выступления продолжаются. Общественный транспорт работает; рестораны и розничные магазины обслуживают клиентов. Но повсюду в стране ощущается некое обновление и волнительное ожидание перемен, являющихся основной темой всех разговоров. Ибо слышит предположения насчёт личностей агентов Сопротивления, которые десятилетиями трудились над казавшимся немыслимым крахом «ПомниКорп»; сплетни о том, что Сун Цзяюн и сам является агентом Сопротивления и собирается создать новый кабинет министров, укомплектованный доверенными людьми; и ещё один невнятный одинокий шепоток об агенте, которого корпорация выследила и убила за то, что он организовал утечку обличающей их информации. Этим агентом может быть кто угодно, поэтому Ибо не зацикливается. Он продолжает ждать.

*****

Однажды днём, возможно, это четверг, поскольку Ибо смутно помнит, как проводил занятие в восемь утра, Сюань Лу вызывает его в свой кабинет после окончания последней тренировки в четыре. В течение нескольких месяцев после краха «ПомниКорп» они общались, тщательно следя за тем, чтобы не говорить ни о чём, кроме работы, и поэтому Ибо входит в её кабинет, ожидая обсуждения расписания занятий или, возможно, прибавки к зарплате. Она там не одна. И когда Ибо замечает мужчину, стоящего рядом с ней, высокого и элегантно одетого, со сложенными на груди руками и обращённым к нему пугающе знакомым лицом, всё его тело резко дёргается. Сяо Чжань. Усталые глаза под лохматой чёлкой, худоба более чем нездоровая. Он в десять раз красивее, чем на фотографии, которую Ибо хранит на своём телефоне. И в десять раз ужаснее. — Привет, Ибо, — говорит Сяо Чжань. Его голос мягче и легче, чем представлял себе Ибо. — Я Сяо Чжань. Ибо пытается что-то сказать, но голос его не слушается. — Давайте все сядем, — предлагает Сюань Лу. — Ибо выглядит так, словно вот-вот упадёт. Она обходит свой стол и осторожно подталкивает Ибо к стулу, на который он едва не падает, продолжая тупо пялиться на Сяо Чжаня. Тот с несколько неловкой улыбкой пододвигает стул и садится напротив него. — Думаю, тебе интересно, кто я такой… или что со мной произошло, — осторожно произносит Сяо Чжань, как если бы он обращался к маленькому зверьку, которого боится спугнуть. — У меня есть… у меня есть кое-что, что могло бы нам помочь… — Слишком рано говорить об этом, Чжань-Чжань, — ласково говорит Сюань Лу, садясь. — Давайте сперва побеседуем. Ибо, я знаю, что это шок, но я также не знала, что Сяо Чжань появится здесь сегодня, поэтому не могла предупредить тебя заранее. Весь прошлый год он прятался в горах, перемещаясь из лагеря в лагерь, чтобы сбить «ПомниКорп» со своего следа. Однажды его чуть не поймали… не так ли, Чжань-Чжань? Сяо Чжань мрачно ухмыляется. — Они были близко, но не поймали меня. Вот что важно. — Тебя ранили в руку. — Ничего страшного. Ибо впервые находит голос. — Ты был ранен? Сяо Чжань вздрагивает с почти виноватым видом. — Там и правда не было ничего страшного, — настаивает он. — Просто царапина, клянусь. Всё уже давно зажило. — Ты… в безопасности… теперь? — В большей, чем когда-либо, — говорит Сяо Чжань. — Все, кто гонялся за мной, мертвы. Последний был ликвидирован на прошлой неделе. Поэтому я могу вернуться к тебе сейчас. — Ликвидирован? В смысле убит? Что ты сделал? Кто ты, чёрт возьми, такой? Сяо Чжань морщится, но теперь Ибо приходит в себя, его разум становится ясным. Его сердце всё ещё колотится в груди, а дыхание слишком частое, но ему кажется, что он в своём уме, и он просто в ярости. Да. В ярости. — Ты не мог найти способ сообщить мне хоть что-то? Я остался в этом полубезумном состоянии, чувствуя, что каким-то образом знаю тебя, но в то же время не знаю вообще и понятия не имею, почему и как ты стёр мои воспоминания. Это было просто ужасно, а теперь ты внезапно объявляешься здесь и говоришь, что убивал людей. Это слишком, Сяо Чжань. Знаешь, ты и правда для меня незнакомец. — Знаю, — тихо говорит Сяо Чжань. — Теперь я для тебя незнакомец. Его голос звучит опустошённо. — Но видишь ли, — продолжает он, — есть способ… вернуть тебе всё это. Когда я работал под прикрытием в «ПомниКорп», одним из проектов, в котором я участвовал, была технология стирания воспоминаний без уничтожения их на самом деле, чтобы при необходимости их можно было вернуть. Стирая твои воспоминания, я не уничтожил их. Я поместил их, если можно так выразиться, в запертую комнату в глубинах твоего разума. Вот почему «ПомниКорп» не смогла их отследить во время тестирования. Следовательно, я могу разблокировать эти воспоминания. И ты снова будешь помнить всё обо мне. Ибо вскакивает, отталкивая свой стул с такой силой, что тот врезается в стену. Он игнорирует усиливающуюся панику Сяо Чжаня. Вместо этого он громко заявляет: — Так значит, первое, что ты хочешь сделать после возвращения, это снова поиметь мой разум? Я думал о тебе лучше. — Ибо… — Сяо Чжань вздрагивает, но Ибо разворачивается и сбегает от своего прошлого как можно быстрее и как можно дальше.

*****

Однако далеко он не уходит. Он сидит на скамейке на небольшой площади рядом с танцевальной студией, мрачно уставившись в землю, когда на него падает тень. Ему не нужно поднимать голову, чтобы знать, кто это. — Можно? — глухо спрашивает Сяо Чжань. Ибо пожимает плечами. Сяо Чжань садится рядом, но не слишком близко. Пару раз неуверенно откашливается. Должно быть, ему тяжело возвращаться к тому, кто его не помнит. Но Ибо упрямо смотрит вниз. — Я начал не с того, — наконец говорит Сяо Чжань. — Я запаниковал и поторопился, и заставил тебя почувствовать опасность рядом со мной. Полагаю, осознание того, что ты меня совсем не помнишь, отличается от точного знания об этом… но, Ибо, я обещаю тебе, что никогда не сделаю с тобой того, чего ты сам не захочешь. Если ты не желаешь, чтобы я был рядом, я оставлю всё как есть. Я никогда больше не приближусь к тебе. Ибо ждёт, но Сяо Чжань, похоже, не собирается больше ничего говорить, поэтому обиженно заявляет: — Дело не в том, что я не хочу, чтобы ты был рядом. Дело в том, что я ждал тебя целую вечность, но даже не знаю зачем. Я не знаю тебя. — Могу ли я рассказать о себе? — спрашивает Сяо Чжань. — О нас? Да, — кричит разум Ибо. — Расскажи мне! Убеди меня! Заставь меня снова в тебя влюбиться! — Да, — коротко отвечает он. Он искоса бросает на Сяо Чжаня взгляд. Тот мягко ему улыбается. — Что ж, — говорит Сяо Чжань, — мы познакомились на помолвке Синь-Синь. Кто-то в «ПомниКорп» узнал, что я живу один, и они были не столько насторожены, сколько удивлены, но мы с Лу-Лу чувствовали, что мне следует быть более общительным и завести друзей, как нормальному человеку. Так что она познакомила меня с Синь-Синь, и я пошёл на ту вечеринку. Я первым увидел тебя. Не мог отвести от тебя взгляд. Но ты первым подошёл ко мне. — Я подошёл к тебе? — Да, — кивает Сяо Чжань. — Лишь позже я понял, насколько это для тебя нехарактерно. Мне очень, очень повезло с тобой. Я мог бы никогда с тобой не заговорить, если бы ты не подошёл ко мне первым. Мне приходилось избегать отношений, знаешь ли. Но я просто не мог держаться от тебя подальше. Ибо откидывается назад, опираясь на руки, и изучает лицо Сяо Чжаня. Его сердце охватывает глубокая тоска. Я в это верю, — думает он. — Я верю, что тоже не мог держаться от тебя подальше. — Расскажи мне что-нибудь ещё, — просит он.

*****

Два часа спустя они проходят пять кварталов от танцевальной студии до квартиры Ибо. Время уже ближе к семи, и вечерняя толпа начинает сгущаться, тесня их и расталкивая в узких местах, но им быстро удаётся снова найти друг друга. Ибо указывает на магазинчик через дорогу. — Здесь продают отличную лапшу с говядиной. — Возьмём на вынос? — предлагает Сяо Чжань, и Ибо соглашается. Вместе с лапшой они берут несколько лёгких закусок. Сяо Чжань кажется ненасытным, хватая всё, на что падает его взгляд, и когда Ибо спрашивает, всегда ли он такой голодный, тот признаётся, что чувствует голод впервые с тех пор, как ушёл от Ибо. В квартире Ибо не то чтобы бардак, но на полу валяется одежда. Он отодвигает её в сторону ногой, а Сяо Чжань лишь качает головой и смеётся. — Я не неряха, — оправдывается Ибо. — Нет, это я неряха, — говорит Сяо Чжань. — Я знал об этом? — Нет, не совсем. Мы не жили вместе. Я очень редко проводил с тобой хотя бы пару дней подряд. У тебя просто не было возможности узнать, каким я могу быть неряхой. Ты мог бы прогнать меня, если бы узнал. Ибо пытается отвлечься на возню с мисками и палочками для еды. — Выложи еду. У меня нет кухонного стола, поэтому мы будем есть в гостиной. Сяо Чжань никак это не комментирует. Разумеется, — понимает Ибо. — Он уже знает об этом. Должно быть странно или, быть может, даже тревожно находиться рядом с наполовину незнакомцем, который так хорошо знает твои привычки и дом. Но когда Сяо Чжань ловко раскладывает лапшу и разливает суп по мискам, а затем расставляет столовые приборы на столе в гостиной точно в том же месте, куда их поставил бы сам Ибо, тот чувствует радость от того, что его так хорошо знают. Он никогда не думал, что подходит для отношений. Не мог представить, что открывается другому человеку или хочет, чтобы кто-то находился рядом с ним каждый день. Но есть что-то знакомое и ненавязчивое в присутствии Сяо Чжаня, что-то, что имеет мало общего с остатками его воспоминаний и больше связано с историями о родственных душах, мгновенно узнающих друг друга. — Что ты будешь делать теперь? — спрашивает он, пока они едят. — Собираешься взяться за новое задание? Сяо Чжань дует на свой суп, чтобы тот скорее остыл. — Нет, я больше не в Сопротивлении. — Тебя отпустили? — Я выполнил задание в «ПомниКорп», поэтому у них не было причин не отпускать меня. Это не пожизненный контракт, знаешь ли. Ибо кладёт палочки на тарелку и всматривается в него. — И что же ты в таком случае собираешься делать? — Во время моей работы в «ПомниКорп» мне там неплохо платили, — беззаботным голосом говорит Сяо Чжань. — И Сопротивление выплатило мне хорошие деньги, когда задание было завершено. Я собираюсь использовать часть своих сбережений, чтобы пройти обучение и начать своё дело. — Какое? Связанное с дизайном? Сяо Чжань смеётся. — Ты думаешь, что раз уж я был дизайнером памяти в «ПомниКорп», то захочу быть дизайнером сейчас? Я со всем этим покончил. Никакой больше дизайнерской работы. Я занимался этим только потому, что был должен. Нет. Я собираюсь выучиться на пекаря. — На пекаря, — ровным голосом произносит Ибо. — Открою пекарню. — Пекарню. — Думаешь, я не смогу? Ибо смотрит на его яркое, решительное лицо, упрямо вздёрнутый подбородок и глаза, в которых сверкает вызов. У него возникает резкое, непреодолимое желание обхватить это лицо ладонями, прижать свои губы к чужим. Это было бы совершенно естественно. Вместо этого он говорит: — Сперва тебе придётся испечь что-нибудь для меня, и только после этого я смогу высказать своё мнение. — Так и сделаю, — говорит Сяо Чжань, улыбаясь ему в ответ. — Завтра я испеку что-нибудь для тебя. — На моей кухне, — уточняет Ибо. — Чтобы я точно знал, что ты не купил это где-нибудь. — Да, да, — терпеливо соглашается Сяо Чжань. — На твоей крошечной, кошмарно оборудованной кухне. — Прошу прощения, она не кошмарная, — обиженно возражает Ибо. — Там есть духовка, ясно? Но я не уверен, что у меня есть формы для выпечки и всё остальное, что для этого нужно. — У тебя есть формы для выпечки, — говорит Сяо Чжань. — Я купил их для тебя вскоре после того, как мы начали встречаться. Ты их не обнаружил? Ибо пожимает плечами. — Может, да, а может, нет. В любом случае я не знаю, как они выглядят. — Хорошо, я познакомлю тебя с ними завтра. Подружись с ними, и они будут к тебе добры. — Ты и раньше был настолько странным? — интересуется Ибо. — Да, — говорит Сяо Чжань. — Но и ты тоже был таким.

*****

Сяо Чжань очень, очень хорошо печёт. Ближе к вечеру они бездельничают в гостиной и чаёвничают, запивая огромное количество съеденного пирога. На улице идёт дождь, крупные круглые капли воды стучат в окно, на дорогах образуются пробки, в которых гудят застрявшие автомобили. Ибо, как правило, ненавидит подобные дни, но сегодня он довольно лежит на диване, касаясь ступнями бедра Сяо Чжаня. — Ты пёк для меня раньше? — спрашивает он. — Хм, — бормочет Сяо Чжань, откидывая голову на спинку дивана. — Ты не любишь сладкое, но тебе очень понравилось моё печенье с грецкими орехами. Я готовил его для тебя несколько раз. Ибо утвердительно хмыкает. — Ты прав, я не люблю сладкое. — Но помимо этого, — замечает Сяо Чжань, — ты ешь почти всё. Ты не привередлив. Ты просто мало ешь. — А что насчёт тебя? — Я не люблю баклажаны. — Я знал об этом раньше? — Ага. — Мы много знали друг о друге, да? Даже при том, что не так много времени проводили вместе. Сяо Чжань улыбается ему. — Удивительно, как много тем для разговоров можно найти, лёжа вместе в одной постели. Ибо пихает его ногой. — Мы пока не говорим о сексе. — Ах. Извини. Сяо Чжань всё ещё ухмыляется, поэтому Ибо пихает его снова. — И мы не будем говорить об этом до вечера. — До вечера, — послушно повторяет Сяо Чжань, но его глаза скользят по телу Ибо с таким голодом, что тот дрожит от предвкушения. Вечером, — твёрдо заверяет он самого себя, а затем, когда Сяо Чжань приподнимает его ступни и устраивает их у себя на коленях, он думает: — ранним вечером тоже сойдёт. — Послушай, Ибо, — говорит Сяо Чжань, его голос становится серьёзным. — Мы не обязаны делать то, что тебе не нравится. Будь то секс, или возвращение твоих воспоминаний, или что угодно. Мне достаточно просто быть с тобой. И если ты тоже хочешь быть со мной… мы можем не торопиться. Теперь у нас есть время. Последняя кроха упрямства в Ибо, наконец, не выдерживает и рассыпается. Это Сяо Чжань — человек, которого он любил, и теперь Ибо уверен, без всяких сомнений, что полюбит снова. Через время, расстояние и утраченные воспоминания они нашли дорогу друг к другу, и он тянется, чтобы обхватить лицо Сяо Чжаня ладонями. — Я действительно хочу быть с тобой, — говорит он. — Но если я не хочу, чтобы ты возвращал мне воспоминания… никогда… как бы ты отнёсся к этому? Сяо Чжань стойко выдерживает его взгляд. — Это твой выбор, Ибо. Если ты не хочешь возвращать старые воспоминания, мы просто создадим новые. — Я не хочу, чтобы кто-то снова прикасался к моему разуму, даже если это ты. И я не хочу, чтобы у тебя тоже были проблемы из-за этого, ведь все эти манипуляции с памятью теперь незаконны. Мне бы хотелось вернуть те стёртые из памяти дни… но они не полностью утрачены. Ты здесь, и ты можешь рассказать мне о них, как ты это уже делал. Сяо Чжань кивает. — Мы можем начать всё заново, без тяжкого багажа прошлого, — продолжает Ибо. — Ты уже не тот, кем был раньше. Мир уже не тот, что был раньше, благодаря тебе. А я всё равно буду самим собой, независимо от того, что я помню. Мы можем снова узнать друг друга на этих новых условиях. — Что угодно, — говорит Сяо Чжань, — лишь бы это было с тобой, Ибо. И я хочу, чтобы ты тоже рассказал мне о себе. Мы провели в разлуке целый год. Кое-что я знаю от Лу-Лу, но хочу услышать об этом от тебя — что с тобой случилось, что ты делал, что ты помнишь обо мне. И теперь, когда у нас есть возможность, я так много хочу сделать вместе с тобой и так много хочу увидеть. Я хочу обнимать тебя и кормить, и отправиться с тобой на край земли. Я хочу радоваться первому снегу зимой и запускать воздушных змеев летом, есть странную уличную еду, смотреть дурацкие порно-шоу и пить вино у моря. С тобой. — Что ж, — с довольным видом говорит Ибо, — у нас много всего впереди. Давай приступим. Привет, я Ван Ибо. Губы Сяо Чжаня изгибаются в улыбке. — Привет, я Сяо Чжань. — Я хотел бы узнать тебя получше, Сяо Чжань. Я думаю, у нас есть шанс попытать удачи вместе. Готов рискнуть со мной? — Да, — говорит Сяо Чжань. Он поднимает руку, и глаза Ибо закрываются, когда мягкие пальцы скользят по его лицу к губам. Интимное, знающее, знакомящееся прикосновение. — Несомненно. Ты стоишь риска, Ван Ибо.

*****

На следующее утро началась моя новая жизнь. С ним.

КОНЕЦ