Ты никогда не будешь таким молодым и свободным, как сейчас

$atori zoom, DVRST — still breathing (speed up)

Мотоцикл мчится по улицам, что просто кишат народом, а музыка звучит из каждого бара. Улыбка светиться на лице каждого этой ночью. Даже человек чья жизнь сплошной кусок дерьма сейчас хлыщет из горла бутылки виски и неразборчиво орет слова из песни, что подловил только со второго куплета, поскольку в душе не сечет в подобных произведениях. — Тормози! — кричит ему Нетейам со спины. Транспорт останавливается и чужая рука указывает ему в сторону аллеи с ещё большим количеством людей, магазинчиков и надоедливых продавцов, что пихают каждому проходящему человеку светящуюся безделушку, чья цена взлетела до небес, будто тебе втюхивают новую Феррари. Но судя по публике — всем плевать сколько денег они сегодня оставят. — Погнали туда. Салли спрыгивает с транспорта, снимая черный матовый шлем. Его глаза горели разными красками, даже не из-за неоновых вывесок и прожекторов — он почувствовал свободу и безрассудство, что окутали их сразу, как они оказались на этой улице в самую яркую ночь в году. — Ты уверен? Там наверняка толкучка, а это опасно, — говорит Аонунг, хватая шлем в руку. — Мне плевать, должен был уже давно понять, — с усмешкой тыкает его в плечо Нетейам, бегая глазами по всему вокруг, кроме глаз собеседника. — Я серьезно. Там руку или ногу сломать запросто, — продолжает голубоглазый, но его рот затыкают ладонью. Рука постепенно опускается, но Аонунг продолжает молчать. На душе неспокойно, но он молчит. Прошло четыре месяца, как ему сказали о том, что он должен стать «нянькой-сиделкой» для Нетейама Салли — его одноклассника и по совместительству лучшего друга детства. Они дружили много лет, вроде даже с самых пеленок, но позже отдалились друг от друга. Подростковый период — страшная штука. В школе Салли имел вполне хорошую славу. Оценки хороши, а взаимоотношения со сверстниками не хромали. Так же спортсмен — отличный стрелок из лука и один из игроков их теннисной команды. Много друзей, вроде даже роман был год назад. Но в какой-то момент Нетейам перестал появляться в школе. Все не обращали на это внимание, но когда это отсутствие стало пугающе долгим — многие начали волноваться за этого милого парнишку. Его же родственники продолжали посещать занятия, но после появились частые прогулы у младшего Салли — Ло’ака. Тогда его мать и пихнула своё чадо, чтобы тот наведался в дом старого друга. Быть сыном директрисы — кошмарно и удобно одновременно. Когда он появился в дверях комнаты Нетейама, то и не подумал бы, что через пару часов Джейк Салли вместе с женой поведают ему о том, что их чудо, оказывается, больное. Тогда совесть и шепнула ему, что стоит помочь давнему другу. Да и одинокая слеза, что упала с его ресниц, после разговора с Нейтири дала тот же пинок под зад Аонунгу. И его собственная слеза тоже. Он не равнодушен к нему. Сейчас, после месяцев, что они прожили бок о бок, Аонунг задавался вопросом почему же они перестали общаться пару лет назад. Но неутешительные диагнозы каждый раз заставляли голубоглазого с тоской смотреть на слишком счастливого друга. Даже, когда он рассказывал о том, сколько осталось ему жить — улыбался, будто смотрел какую-то комедию по телевизору. Ещё больнее становилось Аонунгу, когда он видел тоскливые глаза всего семейства, пока Нетейам находился в их поле зрения. Даже самая яркая улыбка не сможет зажечь их потерянные во тьме глаза. Однажды он застал Ло’ака и свою сестру. Он расслышал знакомый голос Циреи, что шептала успокаивающие слова парню. Салли сгорбившись и уткнув лицо в ладони едва сдерживал слезы. Первый раз, когда он увидел какую-то подобную эмоцию на лице самодовольного и всегда веселящегося Ло’ака. Это было больно. Философия же Нетейама была в том, что он смерился с такой судьбой, даже говорил, что рад окончить свой путь так трагично, будто он герой книги. Что судьба слепа и выбор её настолько же неизвестен. Он просто хочет дожить её и сделать как можно больше за оставшееся ему время. Говорил, что счастлив, ведь на его время не пришлись война, голод, климатические трагедии или прочий ужас.

« — Я буду навечно молод и счастлив, поэтому не вижу смысла плакать в дни, которые я могу потратить на свои мечты и желания. Особенно на самые безумные, на которые никто при жизни не решится. Надоела система — а под конец жизни так сладостно её сломать для себя. »

И Аонунг проникся его мыслями, проникся самим Нетейамом. Сейчас, у них осталось буквально парочка желаний и считанные дни жизни Нетейама. Продавец неохотно показывает оставшийся товар, когда со спины народ буквально вбивает их обоих в прилавок. Нетейам хватает очередную бутылку и подмигивает Аонунгу, пока тот оплачивает собственную — первую бутылку, а для Салли — шестую. После, шаг за шагом они двигались сквозь толпу к самому сердцу этого праздника жизни. Нетейам тащил его за собой, но пару мгновенной спустя Аонунг взял инициативу на себя. Громкая музыка била по ушам, алкоголь разлит по всем возможным поверхностям, а в воздухе витал запах пота, электронных сигарет в перемешку с обычными. В этом вихре эмоций, цветов и запахов сердце начинает биться сильнее, когда он ловит уже знакомый взгляд янтарных глаз на себе. Зрачки Нетейама были будоражуще узкими, как у кошки, которая взглянула на яркий утренний свет после пробуждения. Появился легкий прищур. Фейерверк взрывается где-то в небе, окрашивая всё вокруг огненно-красным оттенком. Сейчас Нетейам сам загорелся, загорелся по-иному в глазах Аонунга. Силуэты вокруг млели по сравнению с тем, как выглядел сейчас Нетейам. Он давно заметил тягу к Салли. То и было Аонунгу понятно — Нетейам слишком часто его обнимает, гладит по волосам и улыбается. Эта улыбка была лучшей, что видел Аонунг в своей жизни. Уж пусть простит его Цирея — это нечто иное. Чужие косички разлетелись в сторону, когда Нетейам слишком бодро мотнул головой в сторону. Он взглянул на него из-под ресниц и приблизился. В небе взорвались четыре розовых и один фиолетовый салют, растекаясь листьями пальм в стороны. Посторонний дым, что специально был направлен на танцпол, только усиливал ощущение эйфории внутри. Рядом пронеся запах запрещенного вещества, но ему было абсолютно плевать на то, что тут явно приторговывали наркотой. — Я бы и умереть сегодня не испугался, — кричит ему на ухо Салли, утягивая Аонунга к себе, а заодно в толпу. Зрительный контакт становиться даже интимным, но разрывать его никто не торопится. Видимо после парочки бутылок спиртного мозги уже не думали о последствиях. Они уже сами не замечали как двигаются в темп громкой музыки, в ритм толпы. Все вокруг, будто формировали единый организм, но всё же каждый его кусочек был уникален и неповторим. Аонунг расплывается в хитрой улыбке и рывком притягивает к себе Нетейама, укладывая руки тому на талию, крепко сжимая. В этот миг время будто останавливается, а всё вокруг двигается в приятном слоумо, что крутиться вокруг как статичный момент из фильма. Музыка звучит так, как должна звучать под водой. Взгляд голубых глаз падает на чужие губы. Поцелуй. Их зубы стукнулись, а прежний ритм толпы и песни вернулся, выбивая воздух из легких. На языке чувствуется вкус алкоголя, губы Нетейама на удивление сладкие. Собственные же слегка покусанные и даже шероховатые. Ладонь Салли легла к нему на затылок, притягивая ещё ближе. Кончики их носов уже не просто соприкоснулись, а врезались друг в друга. Их руки бегают по телам друг друга, изучают, сжимают, гладят, давят. На мгновение они отрываются друг от друга. Взгляд Нетейама был теплый, нежный, но и дерзкий одновременно. Аонунг не мог и слова произнести, давал понять свои эмоции действиями. Их танец был быстрым и чувственным, все их переживания или чувства выплеснулась в движениях. В небе золотыми искрами вспыхнули десятки, а то и сотни маленьких салютов, после появились огромные разноцветные, и они только больше заводили всех людей на земле. Всё вокруг превратилось в какую-то картину. Тысячи ароматов, звуков, голосов, цветов, действий влились в один момент. Даже не влились, а как волна цунами размером с высотку в двадцать два этажа, разнесла все мысли к черновой матери, смыла их. Они кружили в этой толпе, а толпа просеивалась сквозь них. В глазах иногда двоилось, когда свет прожектора попадал прямо в глаза. Сейчас Нетейам думал о том, что хотел бы остаться в этом моменте на вечность. Застрять во времени. Плевал он на скорую смерть, ведь запускать до такого мысли при жизни — зверство. Плевал на то, что его будущее оборванно. Плевал на выпуск, работу, старость и всё, что возможно ждало его.

«Будь счастлив в этот миг. Этот миг и есть твоя жизнь»

•••

Месяц позже Аонунг стоял в отвратительном светлом коридоре больницы, а сейчас стоит на зеленной траве в чёрном и идеально выглаженном костюме. Он не желал видеть рыдающую Нейтири, вжавшуюся в мужа, что с пустым взглядом смотрел в небо. Ло’ак что-то шептал рядом со старшим братом, чьи глаза уже не откроются, а рядом так же стояла Цирея с опустившись плечами. На остальных он не был готов повернуться. Он смотрел на ожерелье в своей ладони. Смотрел на камень, что сильно выделялся из своих собратьев — Аквамарин. Ком в горле, с его ресницы упала одинокая слеза, пропав в стеблях травы, уголок губ был чуть приподнят. В голове всё ещё стоял образ улыбающегося Нетейама, что слабым голосом проговорил одно предложение, которое будет в душе голубоглазого до самой смерти.

— Я не боюсь умереть, но мне жаль, что мы больше не встретимся.

И ему жаль.