по осколкам

блять. ноги резко подкашиваются, и миска с нарезанным яблоком тут же летит на пол, разбиваясь. звон гулко отдается в ушах, и сейчас скорее похож на сигнальую сирену. он наконец сгибается пополам и падает. ладони болезненно впиваются в осколки керамики, и когда парень усилием воли поднимает их, видит, что на полу уже отпечатывается кровь. от еле заметного металлического зпаха трясти начинает лишь сильнее. дыхание сбивается в запутанный клубок где-то в груди. дышит он, кажется, через слой пыли, поднявшейся с пола при падении. если дышит. дышит ли? остатками здравого смысла пытается убедить себя, что вот, он делает вдох, а значит точно дышит. выдох, однако, теряется где-то между спутанных мыслей, и накатывает первая волна истерики. слезы надрывно вырываются из его глаз с долгожданным выдохом. только вот нос моментально забило, и новый вдох сделать не получилось. как сделать вдох? он задыхается? от осознания того, что он, вероятно, умирает, сердце начало колотиться раза в два быстрее положенного, грозясь проломить собой грудную клетку. на уроках биологии говорили, что чем быстрее бьется сердце, тем больше нужно кислорода для снабжения крови. воспоминание всплыло перед глазами яркой идеей фикс. сердце предает его. оно колотится так быстро, но какой в этом смысл, если он уже не дышит? прямо сейчас оно должно бы уже остановиться. или оно уже остановилось? возможно, гулом в ушах раздается не его биение, а далекий шум машин. конечно же оно остановилось, оно совершенно точно не могло биться. он уже почти умер, осталось дождаться лишь смерти мозга. наверное, он доставит много проблем тем, что сейчас умрет? и в квартире будет вонять. надо предупредить кого-то об этом, тогда за ним сразу же приедут. дрожащие и уже трупно холодные пальцы рефлекторно находят в кармане домашних шорт телефон и зажимают единицу. Чонсу должен быть на быстром наборе. он сейчас приедет и заберет его бездыханное тело. что значит, бездыханное тело…? он уже умер? в каком, блять, смысле он умер? нет, он не может умереть, это же так глупо, это же значит, что его сердце не бьется или что все внутренние системы отказали, но ведь вот, он делает надрывный вдох и глотает соленые слезы. он делает вдох? он может дышать? или нет? слышен неприятный писк. он что, прямо сейчас уже подключен к аппарату и тот издает последнее несчастное пищание, оповещая о том, что он наконец умер? а голос, что сейчас раздается в отдалении, это врачи, что пришли задокументировать это? нет, он не может умереть, это неправильно, это бессмысленно. почему он умер, если прямо сейчас делает раскатистые всхлипы, и считаются ли они за вдохи? мертвецы же не чувствуют боли, так почему он так ярко ощущает боль в руках и то, как пальцы сжимают костлявые колени, острыми ногтями оставляя кровавые следы-полумесяцы. голос звучит еще раз, но он не может понять, что ему говорят. слышен лишь голос. до ужасного знакомый голос, пытающийся до него докричаться сквозь предсмертную пелену. голова сваливается вниз, ближе к полу, ближе к телефону, из которого доносится уже-не родное мычание. — Ен-а? — тихо выдавливает из себя парень, и не может поверить, что правда способен говорить прямо сейчас. — что с вами случилось? вы меня слышите? — почти спокойно повторяет голос, наверное, не в первый раз. перед глазами картинка того, как человек по ту сторону телефона поджимает губы и запускает пятерню в свою роскошные черные волосы. — Джуен… — повторяет дрогнувшим голосом, пытаясь успокоить хотя бы свои рыдания. нет, наверное ему кажется. перед смертью люди ведь оказываются в самых счастливых воспоминаниях своей жизни, вот он и слышит голос бывшего парня. или он уже в раю? почувствовать себя рядом с ним и правда было личным раем. — Сынмин, это ты? ох блять, — ругается себе под нос, как и обычно. — слушай мой голос пожалуйста. дай знак, если слышишь меня. конечно он слышит. слышит отчетливее совершенно любого звука в этой вселенной. даже громче собственного сердца, которое, оказывается, все еще бьется. — да… — потрясающе. — облегченный вздох, — прямо сейчас, приложи руку к своей груди и нащупай свой пульс. твое сердце бьется. это он уже знал, буквально только что понял. однако все равно не мог ослушаться. поднял руку с телефоном к собственной шее и двумя пальцами нащупал пульс. слишком быстрый, чтобы быть правдой. — а теперь сосредоточься и дыши как я скажу. вдох… и выдох, — он намеренно растягивал слова, делая особый акцент на гласных. Сынмин слушался его, дышал ровно в том темпе, что ему диктовали, и теперь наконец понял, что он точно дышит. и до этого тоже дышал. так он не умирал? слезы хлынули с новой силой. он блять просто тряпка, лежал тут и изображал умирающего, хотя все это время его сердце исправно билось. он просто отвратителен. еще и позвонил Джуену. откуда у него номер Джуена? разве он не сменил его полгода назад? — ты дышишь? все хорошо? — обеспокоенно. конечно, он же всегда был тем самым пацифистом, что заботился о других. это лишь Сынмин оказался неправильным. — спасибо тебе. я не знаю, что на меня нашло, и… — ты не переехал? все еще живешь там же? — рядом с голосом слышится какое-то копошение. — что? — кажется, даже не может понять, что у него спрашивают. зачем Джуену знать, живет ли он все еще в их когда-то совместной квартире? хочет поиздеваться или типа того? — ты все еще живешь на улице Героев? в доме 6? — называет знакомый адрес, уже несколько повышая голос, как бывало от нервов. — да, но… — не знает, что но. что вообще от него хотят в данный момент? должен ли он говорить эту информацию? — не смей никуда уходить. я буду через полчаса. — и на этом обрывает вызов. что значит, будет через полчаса? Сынмин ведь в ужасном виде, в растянутых домашних шортах, растрепан и не накрашен. на полу валяются осколки и кусочки яблока. каким образом он успеет подготовиться за полчаса? нельзя ведь чтобы Джуен видел его таким жалким. зачем он вообще сюда едет? забрать оставленные уже давно вещи? полюбоваться на заплаканного бывшего? заявить права на проживание в силу того, что тоже платил за коммуналку? вряд ли хоть один из этих вариантов был верным. это просто не в его стиле вот так издеваться над кем-то. хотя, восемь месяцев назад это ему не помешало просто уйти, перед этим кинув несколько едких слов. мысли было решено отложить, все равно он никогда бы не догадался о настоящих причинах. сейчас первостепенно было хоть немного прибраться и привести себя в божеский вид. и все это в течение получаса, на еле передвигающихся ногах и с трясущимися руками. да если он это сделает, ему должны будут награду за это выдать. первым делом, Сынмин умывается холодной водой и кладет под глаза патчи, чтоб хоть как-то скрыть мешки от ночей недосыпа. конечно, он знает, что это не очень поможет, но он хотя бы попытается. следующим пунктом — уборка осколков и мытье посуды, которая уже дня три просто стояла в раковине в ожидании чуда, которое наконец настало. прибираться в квартире бессмысленно, все равно он ничем особо не занимается, чтобы в ней вдруг образовался беспорядок, поэтому оставшиеся десять минут были посвящены тому, чтобы уложить непослушные крашенные волосы и переодеться в более-менее приличную одежду, которая чуть не вывалилась на него из переполненного шкафа. теперь он сидит на краешке дивана и усилием сжимает дрожащие колени, в ожидании звонка в дверь. а вдруг он вообще не приедет? это была бы самая искусная игра с его чувствами. дать надежду и тут же ее разрушить, это так в стиле младшего. и больше всего похоже на правду. потому что прошло сорок чертовых минут, и с каждой секундой томящаяся в бьющемся сердце надежда на то, что они увидятся спустя долгих восемь месяцев, таяла все сильнее. в конце концов, даже просто услышав его голос, О будто оказался в раю. раздается противный звонок домофона, почти пугающий парня своей неожиданностью. он на негнущихся ногах идет к двери и открывает ее, даже не удосужившись узнать, правда ли за ней тот, кого он так хотел видеть. молодой человек, мнущий пальцы от волнения, казался совершенно незнакомым. не было тех потрясающих длинных черных волос, теперь его худощавое лицо обрамяло светлое каре. даже оттенок кожи стал в разы бледнее, будто из яркого парня он превратился в тусклую тучу. Сынмин позволяет себе двадцать секунд на разглядывание, после которых наконец делает шаг назад и, не сказав ни слова, впускает его внутрь. теперь они друг другу практически незнакомые люди, не так ли? так почему этот незнакомец кажется таким правильным в темной квартире? как недостающий кусочек пазла. — ты в порядке? оправился после панической атаки? — спрашивает зачем-то почти шепотом, возможно боясь нарушить тишину коридора, посреди которого встал как вкопанный, разглядывая ничуть не изменившийся с того самого вечера интерьер. — да, все хорошо. прости, что позвонил так неожиданно, даже не знаю, откуда у меня твой номер. — первым проходит на кухню и ставит чайник, тут же опускаясь на стул. — что? — он вытягивает лицо, снимая ботинки, после чего тоже входит в кухню, где своей поясницей подпирает столешницу. — ты позвонил в телефон доверия, где я работаю. тебе просто невероятно повезло попасть именно на мою линию. О не отвечает. пазл в его голове наконец складывается: конечно, откуда бы у него взяться номеру Джуена. а вот Чонсу легко мог вместо себя на быстрый набор поставить телефон доверия, зная, что этой функцией друг пользуется только в реально экстренных ситуациях. именно из-за отсутствия ответа, диалог и не идет. младший по памяти достает из верхнего ящика коробку чая и кидает в когда-то свою кружку, заливая кипятком. ведет себя как дома, и именно это бесит. — прическу сменил? необычно. — наконец замечает Сынмин. — только корни отросли, надо подкрасить. быть честным, ему не нравится. такая прическа совершенно не похожа на Джуена. по крайней мере, на Джуена, которого он когда-то знал. — да, я месяца три назад сделал. много кто говорит, что мне не идет, да и самому не нравится, так что отращиваю. чтоб как раньше. — после последнего предложения он поджимает губы, стыдливо отводя глаза. больше ничего не говорит, но внутри него будто что-то плещется — что-то, что он боится высказать. — как там Джисок? — неожиданно. старший отводит взгляд, делает вид, что ему совершенно плевать, хотя на самом деле готов побить сам себя за такой болезненный вопрос. ведь именно к Джисоку тот ушел восемь месяцев назад. со скандалом, сразу после измены. в которую Сынмин, если честно, не очень верил, но сейчас это уж не важно. ответное молчание затягивается, но он не торопит. — мы расстались почти три месяца назад… — произносит это четко, выдыхая в кружку. и слова эхом отдаются в голове парня. что должно было сподвигнуть их расстаться? и значит ли это, что теперь Джуен снова один? абсурдная мысль, это же совсем не значит, что теперь он бросится в объятия к своему бывшему, раз он тут сидит весь готовый простить и снова пригреть рядом с собой. — он сразу казался мне очень мутным. возможно, тебе это и к лучшему. — старается выдать без осуждения, спокойным голосом, однако тот предательски дрожит. — тем не менее, ты ему поверил ведь, — упрек. ставит почти пустую кружку на стол, только теперь замечая, что кружка старшего была совершенно пустой, и потому наливая туда чаю в затянувшуюся паузу. — ты знаешь, что мы с ним не спали? ну, в плане тогда, когда мы с тобой поссорились. — я ведь тебя в этом и не обвинял. просто высказал то, что он мне отправил. вышло грубо, конечно, потому что я злился из-за фото. но ведь в итоге это ты наговорил мне кучу гадостей и просто свалил в закат. — его терпение кончилось. глядя прямо в глаза нависшему над ним парню, выплевывает все, что копилось так долго. если они сейчас поссорятся, станет еще хуже, но пусть будет, что будет. — я помню. и мне жаль, — в противовес чужим мыслям, Джуен грустно выдыхает и делает шаг назад. — на самом деле, мы же тогда и так поссорились из-за того, что он постоянно за мной хвостиком ходил. в клубе он просто присосался ко мне пьяному и сфотографировал. а тебе наплел про то, что мы переспали. — под конец его дыхание сильно сбивается, а нос забивает от подступающих слез. — думаю, мы оба тогда вспылили. и произошло то, что произошло. — Сынмин опускает голову в свои руки, глядя куда-то в пустоту. иногда он и правда винил себя в произошедшем, но теперь в этом уже и правда нет смысла. — спустя время, ему надоело со мной играться. понял, что полностью задавил меня своими манипуляциями и ушел к какой-то девушке. жаль, я сразу не понял к чему все ведет. а когда наконец догадался, было уже поздно, и уйти от него было нереально. — по щекам младшего скатывается несколько крупных слезинок, которые он тут же принялся вытирать широкими ладонями. Сынмин не знал, что ему ответить. на самом деле, он считал, что Джуен искренне был счастлив в отношениях со своим новым парнем, и даже представить себе не мог, что до сих пор любимый человек оказался жертвой такого абьюза. мягкий и ранимый Джуен, который даже ссоры переносил всегда с трудом, и вдруг попал в такую ужасную ситуацию. конечно, он в какой-то мере сам был в этом виноват, но старший ощущал в этом и свою вину. — на самом деле, я так скучал по тебе, — Ли шепчет себе буквально под нос, разглядывая, очевидно, очень интересный узор на полу. — почему не сказал об этом? мне или, блять, Чонсу передать через Хенджуна. — к чему мне было тебя беспокоить? не думаю, что ты был бы рад, что твой бывший спустя полгода неожиданно решил вернуться к тебе. тем более, когда его только бросил тот, с кем как будто бы изменил. у тебя же своя жизнь, уже без меня, — звонко шмыгает носом. у Сынмина слетают последние тормоза. — вот именно, что без тебя. и жизнь у меня хуевая, чтоб ты знал, — вскакивает со стула, шаг за шагом приближаясь к напугавшемуся парню. — просыпаться в одиночестве, кушать в одиночестве, ходить за покупками совершенно одному. со своими паническими атаками справляться тоже самостоятельно. и это после двух лет отношений, когда даже не можешь разлюбить человека, которому стало на тебя плевать. — указательным пальцем он тычет в чужую грудь. — не ты один страдал все это время. Джуен видит, как в обиженных глазах напротив собираются слезы, которые тут же спешит стереть большими пальцами. впервые касается его за такое долгое время, и кожа отдается горячей щекоткой. такой привычно-родной, домашней. не выдерживает, осторожно склоняется к чужому лицу и мягко примыкает губами к губам. краткий поцелуй, а от него в голове проносятся все воспоминания и в сердце тут же разгорается прежний пожар, успевший почти потухнуть за время долгого перерыва. он отстраняется первым, хотя Сынмин продолжает тянуться вперед, будто правда считает, что этот поцелуй — последний, которого он удостоится. — давай перестанем страдать, пожалуйста. я самолично все испортил, и признаю это. но я же хочу попробовать построить все заново. — с щеки руку опускает на чужую шею, — если ты позволишь, Мин-а. — ты такой придурок, Ли Джуен, — старший шмыгает носом и тут же прижимается к чужому плечу, руками обнимая за талию. теперь точно не отпустит. — я знаю. и этот придурок все еще ужасно любит тебя. — наконец наслаждается таким необходимым теплом, только сильнее прижимая к себе в объятиях. посреди их общей квартиры. — я тоже люблю тебя, Ен-а.