Сделка

Макру сразу поняла, что из странного чужака ничего толкового не получится — с той самой минуты, когда впервые столкнулась с ним. Предчувствие ни разу не подводило её, но она тогда к нему не прислушалась — а, как выяснилось, зря. Она поклялась впредь не совершать столь опрометчивых ошибок. В тот день Макру рыскала по горам в поисках добычи и неожиданно увидела его. Огромный волк, тяжело дыша, — видно, долго бежал, — растянулся поперёк тропы. Макру поспешно юркнула за камень и притаилась там. Волкам она не доверяла, зная об их неприязни к лисицам, а у этого, незнакомого, и вовсе непонятно, что на уме. Предосторожность оказалась не лишней. Волк, отдышавшись немного, вскочил и завертелся юлой, с ненавистью кусал свои лапы, остервенело рвал шерсть с боков, будто хотел стянуть собственную шкуру. — Бешеный что ли? — испугалась Макру. — Или просто припадочный? Ей следовало убежать без оглядки, покуда волк не заметил её присутствия, но проклятое любопытство пересилило страх. Макру, настороженно прижимая уши, присмотрелась к незнакомцу внимательней. Нет, он не походил на бешеного. Правда, настоящих бешеных Макру не доводилось видеть, но она имела о них некоторое представление. Они тощие, поскольку не могут ни есть, ни пить, глаза у них мутные, пасть всё время приоткрыта и из неё течёт слюна. И они бегут, шатаясь, сами не понимая, куда и зачем, пока не околеют. Этот же волк был упитан, даже, пожалуй, чрезмерно. Шкура его лоснилась, шерстинка к шерстинке. И во взгляде читалось не безумие, а отчаяние. Тут определённо скрывалась некая тайна. — У него какое-то горе, — догадалась Макру. — Что же расстроило одного из сильнейших зверей в Сирагинских горах? Ей стало тем более интересно, что произойдёт дальше. Волк, окончательно обессилев, снова распластался на земле, уткнув нос меж передними лапами, издавая приглушённые всхлипы. Тело его судорожно вздрагивало. Макру поняла, что он плачет — это казалось уже не страшно, а жалко. — Что ты делаешь? — не выдержала она. Волк подскочил, как ошпаренный. — К-кто здесь? А ну покажись! Макру, задрав хвост для пущей важности, вышла из укрытия. — Я-то Макру, а вот ты кто таков? — Лисица? — спросил волк хрипло. — Почему я понимаю тебя? — А почему не должен понимать? — вопросом на вопрос ответила Макру. — Или ты думал, лисы в Сирагинских горах говорят на каком-то другом языке, кроме звериного? — Зве-ри-но-го… — с расстановкой повторил волк. Макру подумала, что он опять примется кусать себе лапы, но волк лишь обречённо вздохнул и свесил голову. — Чудной какой-то, — подумала Макру, — будто вчера на свет появился. А может быть… — пришла ей на ум догадка. — Ты что, из зверинца сбежал? Она слышала, есть у людей такие заведения, где держат для потехи диких зверей — и те не знают воли. Волк растерянно заморгал. — Сбежал? Я? Нет… Понимаешь, я… — он помолчал, подбирая слова. — Я не волк, а человек. Меня заколдовали. Проклятый Хабибулла! — волк ощерил клыки. — Это он наложил на меня заклятие, и вот я бежал от позора, сам не ведая, куда. Макру заколотила по земле лапами и язвительно расхохоталась. — Не иначе, как ты на солнце перегрелся! Хи-хи-хи! Сказочник Юхаран! — Как ты смеешь, презренная?! — рявкнул волк. — Да знаешь ли ты, с кем имеешь дело? Я Нуцал, великий хан, все горцы от бека до последнего речбара ходят у меня в кабале. Вот где я их держу! Он поднял лапу и попытался сжать пальцы в кулак, но не смог. Нуцал поник, как колос от ветра. Макру крепко призадумалась. Человек не человек, правду говорит этот Нуцал, или выдумывает, а такой союзник ей не помешает. Он станет охранять её, охотиться для неё, исполнять все приказы и не подумает противиться. Надо лишь завоевать его доверие. О, каких высот она тогда достигнет! Представив грядущие блага, Макру сомлела, во рту сделалось сладко, а в животе разлился приятный холодок. Мягко ступая, лисица обошла волка кругом, с наигранным сочувствием поцокала языком. — Великий хан, значит? Да вот беда, о Нуцал, владыкой ты был над людьми, а здесь у нас и без тебя ханов хватает. Нуцал хотел возразить, но передумал и только вздохнул. — Если всё так, как ты мне поведал, — лукаво жмурясь, продолжала Макру, — то недолго ты протянешь. — Это почему же? Я хоть и потерял человечий облик, но умирать не собираюсь, пока не отомщу Хабибулле! — возмутился Нуцал. Голос его, однако, встревоженно дрогнул. — Значит, жить тебе вечно, — фыркнула Макру и пояснила: — Да потому, что ты привык: слуги всё для тебя сделают, нукеры, случись что, защитят. А сам ты ничего не умеешь. — Ну здесь ты, предположим, ошибаешься, — перебил Нуцал, самодовольно улыбнувшись. — Вершить суд, возглавить поход, вести переговоры я умею, и грамоту знаю, и адаты знаю, и… — А как логово устроить — знаешь? А охотиться умеешь? Или, думаешь — люди примут тебя таким? Волк удручённо промолчал, признав правоту собеседницы. Вообще-то охотиться ему доводилось, да только не таким способом, который подразумевала лисица. Как одолеть, к примеру, кабана при помощи зубов, а не ружья, он не знал. И о многих ещё вещах не имел понятия. Нуцал понял, что всё куда хуже, чем представлялось вначале, что он действительно обречён на мучительную гибель. Страх объял его, заставив позорно задрожать, даже кончик хвоста затрепетал. А лисице того и надо. — Неважная твоя участь, прямо скажу, но тебе выпала великая удача, — заявила она горделиво, — встретиться с Макру, мудрейшей из лисиц. То есть со мной. Я научу тебя всяким звериным уловкам… — быстро глянув на волка, она продолжала. — Если, конечно, ты поклянёшься верой и правдой служить мне. Нуцал перестал дрожать. Взор его засверкал, ощетинились шерсть на мощном загривке. Уже нечто гневное хотел выкрикнуть он, наверное, послать к шайтану лисицу с её предложением, уже шевельнулся его язык, готовясь это произнести, да опомнился волк, вспомнил, что выбор у него не велик. Или покориться, или отправиться в хурджин Азраила, третьего пути нет. И смирился Нуцал впервые в жизни, тихо сказав: — Клянусь. Я буду служить тебе, о Макру. Уши его сделались горячими от стыда. Ну и намучилась после Макру с бестолковым волком! Тысячу раз раскаялась она, что связалась с ним, и терпела его промахи только ради господства над долиной и всеми жителями её. У Нуцала имелись зубы и когти, но он не умел ими пользоваться. До чего он был неуклюжий! Первая же его охота едва не окончилась плачевно. Не мог отличить ядовитое растение от съедобного. На рыбалке весь промок и нахлебался воды так, что едва прокашлялся. На каждое замечание Макру он норовил фыркнуть, будто б знал, как лучше. Однажды, напав на тура, неосторожно сунулся прямо под острые закрученные рога, еле успев увернуться. Ещё бы немного — и лежать Нуцалу с распоротым брюхом. Макру, сердито взвизгнув, долбанула его клыками по носу. Нуцал виновато потёр ушибленное место и с той минуты, казалось, всё понял в охоте. Первую свою добычу он есть не стал. Лишь брезгливо обнюхал и отошёл в сторону, хмуро кивнув Макру: — Угощайся. А мне не надо. Меж тем ему хотелось кричать, выть от голода, но заставить себя проглотить сырое мясо он не мог. Макру, уплетая за обе щеки, заметила, что поваров поблизости нет, жарить мясо некому, но Нуцал может попросить о том чабанов, если, конечно, прежде они не исколотят ему бока палками. Голод оказался наставником не хуже Макру. В следующий раз, отделив законную долю лисицы, Нуцал дочиста съел всё, что добыл, и удовлетворённо облизнулся. Первое время он напоминал Макру о ханском титуле, потом, видя её раздражение, перестал. А, может, просто забыл прошлое. Лишь во сне он, бормоча, иногда называл имя Хабибуллы. Постепенно дело налаживалось. Макру зажила припеваючи. Ей уже не приходилось заботиться о пропитании. Все опасности охоты доставались Нуцалу. Ни один зверь отныне не смел не то что обидеть Макру, но даже повысить на неё голос. Полная покорность волка, целого бывшего хана, льстила её самолюбию, ей нравилось командовать им. Заветный день приближался по мере того, как волк собирался с силами. И вот тогда, когда ничего худого не ожидалось, нагрянула беда. Взобравшись как-то на огромный камень, лисица обратилась к навострившему уши Нуцалу: — Скоро я объявлю всем зверям и птицам, что они должны подчиняться мне, все, даже чёрный кабан Харахур. Долина станет моей. Лисья долина — прекрасное название, не правда ли, Нуцал? — Я полагаю, Волчья долина звучит куда лучше, о повелительница, — усмехнулся Нуцал. От удивления у Макру отвисла челюсть. Лисица замерла, как громом поражённая, пытаясь осмыслить услышанное. Как он посмел? Когда она проглядела? Кто надоумил Нуцала взбунтоваться? Она не верила, что власть над ним безвозвратно утеряна. Нет, он попросту забылся, но сейчас она проучит его, чтоб впредь рот раскрыть не смел без разрешения. В негодовании лисица надула щёки, распушила хвост и завизжала: — Чтоб у тебя язык отсох, неблагодарный! Знай своё место, ты, раб! Ты давно издох бы без меня! На что ты вообще способен? Она ожидала смиренных извинений, поджатого нуцальего хвоста, заискивающего взгляда — как прежде. Напрасно надеялась Макру: Нуцал в ту же минуту показал ей, на что действительно способен. Могучей лапой он столкнул лисицу с камня, взгромоздился на него сам, сверху вниз взирая на оплошавшую повелительницу. Макру оценила соотношение сил и сопротивляться не стала. Сердце её сжалось от отчаяния и бессильной злобы: теперь поняла она — лютую змею пригрела на груди, захребетника сама себе посадила на шею. И поправить уже ничего нельзя. — Я помню, что ты для меня сделала, — спокойно заговорил Нуцал. — Только поэтому я не разорвал тебя на куски. Запомни, Нуцал никогда не был и не будет ничьим рабом. Довольно я сносил твои оскорбления. Настала пора объявить истинного хозяина долины. И не надо грозить мне Харахуром — узнай прежде, на чьей он стороне. Служи мне, если хочешь, Макру, ты превосходная советница. Макру вспомнила, как внутренний голос предостерегал связываться с волком. И теперь она вместо того, чтоб, как мечтала, стать владычицей долины, осталась в дураках. Но рано обидчику праздновать победу! Макру, конечно, дала согласие служить вероломному Нуцалу, замышляя однажды нарушить клятву так же легко, как он нарушил свою. — Настанет такой день, когда я сполна отомщу тебе, Нуцал, — подумала она то, что вслух произнести не смела. Она знала, что рано или поздно Нуцал попадёт в ту же ловушку, что расставил для неё. Макру готова была ждать этого хоть год, хоть целую вечность: лисицы долго помнят обиду, они терпеливы и память у них крепкая.