От телевизора до скандала

— Ну, что! Наконец-то мы все собрались у меня. — Оренбург с довольным видом уселся на диван. Челябинск занял кресло у стены рядом с лампой. — Бабушкины посиделки объявляются открытыми! — съязвил Башкортостан и рухнул на смежное с диваном кресло, но тут же с криком вскочил. — Ай! Что там острое? Оренбург, еле скрывая улыбку, достал с кресла недовязанный свитер с пряжой и спицами. — Ты специально их туда положил, да? — разозлился Байрас. — Знал бы — наточил бы спицы, — ответил Григорий. — Сейчас телек погоняем, потом чай попьем, я пироги приготовил. Он достал пульт и включил телевизор. На экране появилось довольное улыбчивое лицо молодого мужчины с намеренно небрежно уложенными блондинистыми волосами, с бантиком на шее и с микрофоном в руках: — Добрый день! Это шоу Уральские Пельмени. — Нет. Только не это! Только не Екатеринбург! — воскликнул Челябинская Область.- Мне этого идиота в жизни хватает! — Меня тоже бесит рожа Кирилла, — поддержал Башкортостан, бросив на сына удивлённый взгляд — обычно Сергей не выражал эмоции. — Шутки у Екатеринбурга дебильные (обиделся на выпуск «Башкирский гаишник»). — А что ставить? — Оренбург бросил взгляд на племянника. — Что хотите, но не это, — ответил Челябинск. — Предлагаю просто включить клипы. Бст (башкирский канал) есть? — вставил свои пять копеек Башкортостан. — Еще чего! — буркнул Григорий и продолжил переключать каналы. Мелькали разные картинки и обрывки фраз. — …из Самары, — раздалось из телевизора. — Переключай! — крикнул Байрас, чувствуя неладное. — Погоди, давай посмотрим, — ответил ему Оренбург. С экрана на них смотрели большие голубые глаза совсем юной девушки с животиком. — Серьезно? Я пришел к тебе в гости смотреть беременна в 16? Ты совсем, что ли? Мы же не бабы! — возмутился Башкортостан. — Кажется, что-то интересное. Ну-ка, глянем, — Оренбург устроился поудобнее и начал перебирать спицами, не отрывая глаз от экрана. — Деградируешь! То телевизор, то компьютерные игры! Еще как бабка вечно вяжешь! — Телевизор я ставлю только, чтобы дома не было тихо. — Ой ли! История была довольно банальной у молодой мамы. Полюбила с 14 лет в кхм. взрослых отношениях, в 16 залетела. Парнишка испугался отвественности и сбежал. Девочка же приняла довольно серьезный смелый шаг: родить и воспитывать. — Бедняжка. Вот находятся же козлы такие. Кувыркаться — так герои. А ребёнок, так все сваливают, — вздохнул Оренбург. — А девушка чем думала? Не возраст еще, а уже дают кому попало. Думать надо было, — фыркнул Байрас. — Наивная ещё, поверила в любовь. А её нагло обманули. Испортили жизнь. Теперь безответвенная скотина свалит, а девочка с ребенком, — ответил Григорий, косясь на Байраса. — Это камень в мой огород? Я разве Сиргали оставлял? — обиделся Башкортостан (Сиргали это Сергей по-башкирски). — Самара одна воспитывала ребенка! — Потому что прятала от меня! Если бы только сказала. Я бы прибежал и как честный мусульманин женился. — Честный мусульманин не спит до брака! Сейчас что не женишься? — Сына уже повзрослел, больше нас ничего не держит. Она не любит меня. — Я не думаю, что она против брака. Ты добиваться её должен. — Браком хорошую вещь не назовут. Она предала меня. Очень сильно ранила. Я не женюсь теперь. Да и зачем, сын у меня уже есть. — То есть женщина тебе нужна только для детей? — Ну да. Остальное я сам могу, — просто ответил Байрас. — Вот же подлец. Ты её использовал! — Оренбург, крутя спицу в руках. — Я то? Ты так говоришь, будто я Самару насиловал. Так она сама начала меня очаровывать! — разозлился Башкортостан, на всякий случай решил быть на готове. — И что? У тебя мозгов нет? Или ты всегда только одним местом думаешь? — Так я любил её. Но сейчас нет. А она меня никогда не любила. — Вас ведь связывает что-то. Если не собираешься строить серьезные отношения, забудь дорогу в её спальню. — Гриша, не с тобой мне это обсуждать, — возмутился Байрас. — Я не хочу, чтобы ты давал ей надежды. — Она не такая дурочка, как ты её описываешь. — Ты ей уже портил жизнь. Сестра могла удачно выйти замуж за хорошего человека. А ты! — Что я? Разве беременность — это испортить жизнь? Она должна спасибо мне сказать! — Что?! — А то! Ни от кого другого она бы не родила такого прекрасного джигита, как мой Сиргали. — Представь её, совсем молоденькую, расстерянную. Она не смогла быть вместе с Саратовым из-за тебя! — Какая бедолага. Так любит его. Тогда почему мне говорила о любви, принимала мои ухаживания, проводила со мной время? — Но зачем на кровать тянуть её? — Сама же потянула. Чтобы потом во сне меня зарезать. Думаешь после этого хочу с ней отношения? — Нет, это ты настоял! Она бы нашла другой способ тебя убить. Ты дурак, бдительность быстро теряешь. Так что это было не сложно. Но ты, кобель, тронул мою сестру! Бесстыдник. Как же ей, нежной девушке, было неприятно с тобой, дикарём, спать! — Я — дикарь?! Не знал русский язык и ваши придуманные идиотские правила. А по правилам востока меня выучили всему, что полагалось. Татарстан тоже для вас был необразованным, однако, умнее всех вас взятых и тогда и сейчас. И к тому же, если я такой противный и искалечил ей жизнь, почему она до сих пор приходит ко мне в гости? Мы довольно неплохо общаемся. Всю эту историю не можешь отпустить только ты. Хотя как раз таки тебя это не касается. Действительно, ты как бабка, суешь нос в чужую жизнь. На экране засветилась милая мордашка девушки. Она баюкала в руках новорожденное дитя. Рассказывала о том, что хочет всё же доучиться в школе, поступить в коллежд, параллельно воспитывая дочь. Родственники обещали оказать поддержку. — А Самаре было больше шестнадцати, — задумчиво произнес Байрас. — Шестнадцать было мне. И знаешь, в отличие от неё, я был невинным. — И что? Ты обманул её! Видите ли, неполноценное олицетворение не может иметь детей, — прорычал Оренбург. — Не обманывал. Детей не должно было быть, я состоял из отдельных племен. Неполноценным был. — Но ты понимаешь, что это подстава. Жизнь ей сломал. — Звучит так, будто ты не рад своему племяннику! — Я рад. Но… признай, что ты — кобелина. — Чего? Кроме Самары у меня никого не было. Потому что больше не доверяю женщинам после такого. — Ух ты, бедненький. — Да, я бедный, а Самару мне ни капли не жалко. Она не та, кого можно жалеть! — А тебя значит можно? — Конечно! Она меня чуть не убила и сердце разбила. Но ты меня никогда не жалел. Ни за несчастную любовь, ни в принципе! — Если бы не жалел, убил бы. Хоть ты и мудак полный, даже не сожалеешь. — Ни капли. Я счастлив. У меня есть сын. И я ему даю все, что должен дать отец. А Самара скрыла его от меня. Она лишила меня детства Сиргали. Справедливо? Я имел право знать про свое дитя! — Ты ненормальный, вот тебе и никто не сказал. Ребёнка тебе еще доверить. — Тебе ведь тоже Самара не сказала, хотя ты самый близкий человек. — Постыдилась мне говорить. А ты мог ей навредить. — Самаре? Навредить? Так она лошадей на скаку останавливает. Кто осмелится ей навредить? Тем более, я не трогаю женщин, как бы они меня ни злили. А она — коварная! Во сне хотела зарезать меня! Чуть не убила. — Тебя много кто хотел зарезать. Ты же псих. — Чего? То есть пришли такие на чужую землю, начали меня давить, а потом жалуетесь, что я недоволен?! Я злодей?! — Разговор не об этом. А о том, что ты поступил неправильно, — пытался свернуть диалог в другое русло Григорий. — Я всё правильно сделал! — упрямо заявил Байрас. — Ты даже не извинился перед ней! — Это она должна извиняться за всё то, что сделала. Я не каменный, меня тоже можно ранить. — Ой, да, ты ужасно обидчивый. — Наоборот, я терпила. А вы все пользуетесь моей добротой! — Ты то терпила?! Ты?! — То есть это не ты обманывал меня? Не ты отрезал от всей родни и причинял мне вред? После всего этого, я всё ещё с тобой нормально общаюсь. Хотя любой другой адекватный бы не стал. Хорошо, что напоминаешь мне о том, каким ты скотиной можешь быть. Я иногда забываю. — Ты тоже не подарок. Мне был дан приказ свыше. Успокоить любой ценой. А это значит при сопротивлении рекомендовалось просто убрать проблему. Но я сохранил тебе жизнь, помог стать полноправным казаком. — Хорошо обращался, потому что не добил? Огромное спасибо! — Байрас встал и театрально поклонился. — Какой ты добрый, я не могу. А я, бессовестный, ещё и жалуюсь. Век тебе благодарным буду. — Ты меня не понял, — Оренбург тоже встал с дивана. — Я уже знаю русский, так что в пояснениях не нуждаюсь. Байрас повернулся к двери с целью выйти с зала, но Оренбург схватил его за плечо. — Стоять! Не пущу никуда. Мы собрались смотреть телевизор, пить чай и говорить по душам. Просто переключим канал и всё. — Я уже наговорился, — махнул рукой Оренбурга Байрас. — Кстати, где Сиргали? — Серёга! — крикнул Оренбург и прислушался. — Он не дома. Байрас направился к выходу, Оренбург за ним. — Ты останься. А пойдёт разговаривать родной и любящий отец, — Байрас остановил Оренбурга и сам вышел. — Да хватит уже! Достал! — рявкнул вслед ему Григорий. Как и предполагал Башкортостан, Челяба не ушёл домой, а стоял у калитки, оперевшись об забор и задумчиво курил. Сигарета дымила у него в руках. Байрас встал рядом и тоже прислонился к заботу. Они вместе некоторое время смотрели в ночную даль. Байрас старался не показывать насколько было стыдно ему за ссору. «Обсуждать такое при Челябинске. Какие же мы придурки. Бедный улым (сынок)» — Пойдём домой, осенняя ночь холодная, а ты в одной кофте. Долго здесь стоишь? — осторожно начал диалог Башкортостан. — Закончили обсуждать ошибки молодости? — Челябинск выбросил сигарету и погасил её подошвой. — Это не ошибка. Разве можно тебя назвать ошибкой? Ты самый лучший подарок, — Байрас приобнял его сына, но Сергей всё же упрямо продолжал не смотреть на отца. — Прости нас, идиотов. Наверное, тебе очень обидно. — Ничего, — вздохнул он. — Ты — лучшее, что у меня есть. Не забывай об этом. А насчёт матери… Да, наверное, Оренбург прав. Я плохой семьянин, а ты между двух огней. Челябинск собрался с мыслями. Такие разговоры давались ему с трудом, но расстраивать отца не хотелось. — Не сказал бы, ни на мать, ни на тебя у меня обид нет. Было бы хуже, если бы вы терпели друг друга ради меня. Мне такие жертвы не нужны. — Не сожалеешь, что мы не стали полной семьей? — Ни мать, ни ты не обделили меня вниманием, несмотря на то, что ненавидели друг друга. Так что всё хорошо. — Ты прелесть, а не сын. Откуда в тебе столько благородства! — Байрас не выдержал крепко обнял сына. — Твои родители сумасшедшие. Ты один единственный нормальный в семье. Оренбург, который наблюдал из окна, убедился, что их диалог завершён и вышел на улицу. — Серега, пойдем на пару слов, — Григорий увел племянника в дом. Байрас остался один. Постоял, поглядел вдаль, на звезды. Потом хлопнул по карманам и убедился, что ключи от машины остались в доме. Зашёл в прихожую, схватил лежащие на полке ключи и вышел на улицу. Он сомневался. Не хотелось оставлять сына, но и видеть Оренбурга не хотелось. Ехать или не ехать? Пока он стоял в замешательстве во дворе, распахнулась дверь. — Ты куда намылился! — рявкнул Григорий. — Сбежать вздумал? — Домой поеду. Мне тут не рады. — Ты что, серьёзно? Ну-ка стой. Давай-ка, поговорим. — О чём ещё говорить? — Пойдем-пойдем, — Григорий положил на плечо соседа руку и повёл в сторону лавки. — Знаешь, мне было очень тяжело слышать издёвки в свою сторону, слухи, сплетни…- начал Оренбург. — Просто обидно, что сестра мне врала. Я понимаю, она не решалась рассказать мне. Но я услышал правду от совершенно чужих людей. Что ты, что Самара, что Сергей мне врали. Зачем вы так со мной? Знаешь, как это обидно? Разве я не заслуживал доверия? — Да, — ответил Байрас. — Я не про твоё. Хотя ты раньше меня узнал правду, мог бы сказать. — А как ты себе это представляешь? Тебе сестра сама должна была сказать. — Ты прав, — вздохнул Оренбург и замолчал на некоторое время, собираясь с мыслями. — Я люблю племянника. И не жалею, что он появился на свет. Но не одобряю твоего поступка. Просто понимаешь, такая хорошая девушка, а одна. Очень грустно. И она и я. Мы оба одни. — Спроси Самару сперва, устраивает ли её жизнь. Потом разбирайся. И без разрешения не лезь в личную жизнь. Бесит, если честно. На всё должны быть границы. — Я хочу, чтобы она была счастлива. — И великое счастье для неё — брак со мной? — Но ведь вы встречаетесь, это же неправильно. Вы могли бы быть вместе. Официально, а тут отношения без обязательств какие-то. — Ты сказал, что я дикарь. — Это же раньше было. — Раньше так не было. — Хорошо, признаю. Ты был научен другим законам и по-нашему жить не хотел. Подбешивало это. — Завидуй молча. Сейчас я один из самых успешных регионов. — Я рад за тебя, — улыбнулся Оренбург и отогнал от себя комара. — Как мило. — Не веришь? — Конечно нет. — Зря, — вздохнул Оренбург. — Господи, что же раньше было! Какие же мы были сумасшедшими, а? Во были времена. Байрас не нашёл, что сказать. — Обиделся, да? Да ладно тебе. Пойдём пить чай. Там сын твой ждёт. — Вот вдвоем и посидите. А дикарь, недостойный твоей сестры, пойдёт к себе. -Я такого не говорил. Наоборот прошу, чтобы ты женился на ней. — Она хороша, но вот её брат раздражает. К черту такого щурина. Ничего святого у этого человека. Слово своё никогда не держит. — Каюсь, — поднял руки Оренбург. — Я сволочь, садист и просто отвратительный человек. Сколько уже можно мусолить эту тему? Я же больше не такой. — Дай тебе полномочия и ты станешь таким. Люди раскрывают себя, когда им дают власть. — Ошибаешься. Я был молод и глуп. Таких вещей творить не буду. Тем более, я же добр был к тебе. — Очуметь, — выдохнул Байрас. — По-доброму ты хлестал меня до полусмерти. — Ну не прям до полусмерти. Я сожалею о том, что делал, и не раз тебе это говорил. — Раньше тебя вполне устраивало. — Меня не устраивало. Я не хотел сюда ехать. Твое соседство высосало все силы. — Уезжай, понаехали тут. — Никуда я не уеду, мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас. — Понятно, то есть только если я тебя прибью? — криво улыбнулся Байрас — Ты уже не раз пытался, — пожал плечами Оренбург. Байрас устал. Он не мог спорить бесконечно, как это делал Айнур. К разговору поэтому тоже потерял интерес. Оренбург почувствовал это. — Я ценю в тебе то, что ты всегда готов к диалогу. Не сразу, но всё же умеешь слушать. Ты нормальный мужик. Приятно с тобой общаться. Извини, что испортил вечер. С гостями, какими бы они ни были, так нельзя. Байрас пропустил мимо ушей подкол. — Я устал, домой пора. Настроения нет сидеть. — У меня чай со смородиной, варенье с малиной, пирожки, я специально пек из баранины. Халяль. — Не хочу, зря старался. Байрас так же остался не преклонен, но всем своим видом показывал, что ждёт, когда ещё будут дальше уговаривать. — Я рад, что ты отец моего племянника. — Что-то я не вижу. — Я очень рад. И ты замечательный сосед. Чудесный друг. А это так, бытовой момент. — Еще раз заведешь подобный разговор, перестану с тобой разговаривать. В голове Григория промелькнула мысль, что это вполне неплохо. Но тут спохватился. Скучно будет без башкира — некого доставать. — Понял, не буду. Если только не будешь сестру обижать. — Это кто кого там обижает, — фыркнул Байрас. — Ладно, я замёрз. Где там твой чай? На кухне царила тишина. Все молча пили чай. Оренбург боялся снова нарушить идиллию, Башкортостан молчал, потому что ещё притворялся обиженным, Челябинск по характеру был неразговорчивым. Им было комфортно просто вместе сидеть и есть пироги, запивая чаем. Всё же долго не протянули. Байрас не сдержался первым, начал рассказывать о зубрах, которых мечтал развести у себя в республике. Оренбург, рассказал, что хочет выбиться в главные рукодельницы (рукоделы?) страны, потому что лучше него никто не сделает. Челябинск молча слушал разговоры дяди и отца, думая о недокуренной сигарете.