do you get deja vu?

deja vu — olivia rodrigo

Чимин был адекватным партнером. Тем, кто спокойно мог сесть и поговорить обо всем, без криков и скандалов, только вот потом он выплакивал все свои эмоции и себя настоящего в подушку, обнимаясь с бутылкой виски и смотря глупые теле-шоу. Он был инициатором расставания. Он сказал, что ему с Юнги не по пути. Но не по смс или подобным уродским способом. Они жили вместе, а поэтому после работы оба сели на небольшой кухне и решили расстаться. У Юнги на носу была поездка в Чикаго, чему Чимин был, конечно, рад, успел расцеловать все его лицо сразу после того, как его парень повесил трубку после этой новости с утра. У Чимина скоро должна была начаться стажировка на новом месте работы. Юнги понимающе подошел к предложению расстаться, поддержал Чимина и съехал через неделю. Чимин провел эту неделю в состоянии, будто он вдохнул и не выдохнул. Как будто что-то должно произойти, но никак не происходит. Как будто они не достигли логичного конца. Наверное, было бы лучше, если бы они просто со скандалом расстались, так Чимин поставил бы для себя четкую точку в их отношениях, а так он будто… В ожидании? Он будто так и не понял, что произошло. Он все еще безумно, блять, любит Юнги. Это все еще его родственная душа. В первое время все было хорошо: Юнги писал ему почти каждый день, желал спокойной ночи и доброго утра, рассказывал о своей работе. Они созванивались по видеозвонку, присылали друг другу маленькие посылки. Юнги вел себя так, словно это просто отношения на расстоянии. Чимина это устраивало, на самом деле. Разве что, совесть не позволяла ему написать, насколько сильно он скучает по Юнги. По его крепким, теплым объятиям, по его нежным поцелуям, по его утренним комплиментам. Перерыв все форумы, Чимин понял, что эмоции еще не слишком сильно захлестнули его, он прочитал, что дальше будет хуже, просто не осознавал, насколько. Чимин привык к этому за два месяца. Кто-то скажет, что привыкать к хорошему отношению от бывшего, который в любой момент может заменить тебя на кого-то получше, было неправильно. Чимин об этом догадывался. Он готовился к тому, чтобы готовиться к худшему, но пока не начинал, ждал какой-то отмашки. Он ждал какого-то знака. Когда ему начнут писать не «спокойной ночи, я люблю тебя», а «спокойной», чтобы окончательно обрубить для себя все эмоциональные каналы, чтобы уже отойти от Юнги, а Юнги, как назло, постоянно писал, постоянно звонил, не забывал даже чертового «я люблю тебя». Он был слишком хорошим, но, наверное, он просто не хотел делать больно человеку, которого долгое время любил. Через два месяца после того, как Юнги уехал, Чимин просто получил от него видео, как тот гуляет по городу и рассказывает ему про работу, про новости, про то, что он нашел здесь в магазинах такого, что бы точно понравилось Чимину. Потом еще одно видео, где он ест в какой-то дешевой забегаловке и со смехом оценивает заранее ужасную еду. Чимин смотрел на эти видео после работы, укутавшись в свой теплый плед, и неосознанно расплывался в улыбке. А затем он получает еще одно видео. Там Юнги уже сидит в квартире, которую снимает и рассказывает про коллег, про заказчиков, а еще про новых знакомых, про которых Чимину резко перехотелось слушать. Он сталкивается с абсолютным отторжением, с таким ужасным, что у него внутри все скручивается, а к горлу подступает ком горечи, такой огромный, почти болезненный, что Чимина тут же начинает трясти, когда Юнги произносит обычное «он был смешным». Чимину не плевать, просто ему так плохо от имен, от их шуток, от того, как Юнги просто писал им по поводу работы. Ему просто так неприятно, так мерзко, так обидно, так плохо, так, блять, больно от рассказа про новых знакомых. Ему не хочется знать, с кем Юнги гулял, с кем ходил обедать. Он просто накрывает руками лицо и беззвучно всхлипывает, пока по его щекам бесконтрольно катятся крупные горячие слезы, а Юнги на экране ноутбука продолжает так же солнечно улыбаться, рассказывая про новых друзей. Чимин не хочет быть эгоистом, не хочет быть жутким собственником. Он знает, что Юнги не тот, кто будет рассказывать ему это, чтобы позлить, чтобы вызвать ревность, чтобы расстроить, он знает, что Юнги это делает из добрых побуждений, только для Чимина они такими не кажутся. Он просто терпит. Он старается отстраняться, когда Юнги на звонке говорит «о, а я рассказывал тебе про…», после чего следует история, которую Чимин переживает, трясущимися руками держа телефон, а потом громко-громко плачет, сжимая подушку. Юнги не должен знать, что он испытывает такие ужасные эмоции от его доброты, он не должен знать, что Чимин такой ужасно ревнивый человек. Чимин сам начинает сокращать общение. Он считает это правильным — эмоционально отстраниться, чтобы не погружаться так в эти истории, потому чем ярче улыбается Юнги и чем увлеченнее рассказывает, тем больнее становится Чимину. Он сам перестает писать «спокойной ночи» и «доброе утро», а на чужое «я люблю тебя» бросает бывшее для него раньше болезненным и оскорбительным «и я тебя». Когда Юнги держал его в своих объятиях и целовал в макушку, слушать про его друзей было весело — Чимин знал, что его не променяют. Сейчас же он этого не знает, он уверен. Уверен в обратном. Все моменты, когда Юнги смотрел на него самыми влюблёнными глазами и вздыхал так глупо, по-подростковому вляпавшись, растворяются в этих двух месяцах и рассказах Юнги про его новых знакомых. Чимин уже совсем не чувствует себя любимым. Они перестают созваниваться, хоть Юнги и продолжает присылать ему видео, а потом подписывает на свой приватный аккаунт в Инстаграме. Это становится для Чимина очередным ударом, потому что тем, с кем Юнги проводит больше времени, является тот, с кем сам Чимин его и познакомил. Хосок правда был хорошим. Он был яркой звездочкой, горячим солнцем с самыми любящими объятиями. Его улыбка могла растопить все ледники в мире. И Чимин смотрел на эти короткие видео и видел, как оттаивает Юнги. Он видел, как Юнги смотрел на Хосока. Он смотрел на Хосока так, как смотрел на самого Чимина несколько месяцев назад. Имя Хосока все чаще фигурирует в рассказах Юнги. Чимин знает, что с Хосоком Юнги в хороших руках, но из собственных его выпустить было сложно, особенно с учетом того, что за пять лет те плотно обвились вокруг Юнги и приросли к нему. Хосок сказал. Хосок сделал. Хосок пошутил. С Хосоком поехали. С Хосоком поели. С Хосоком посмотрели. С Хосоком купили. Чимин слушает очередное голосовое и рыдает. Почему Юнги продолжает писать ему, если он нашел того, кем может его заменить? Почему он над ним так издевается? Почему он демонстративно показывает ему, на кого променял Чимина? Почему он этим гордится? Почему он рассказывает об этом Чимину? Зачем он это делает? Чимин держится. Он держится из последних сил, пропуская работу через раз и угасая в собственной квартире. Его нервов и сил хватает только на то, чтобы ходить в туалет, есть и читать сообщения Юнги. А потом что-то внутри него ломается, когда Юнги выкладывает сторис о том, что они с Хосоком начинают встречаться. Чимин не хотел этого знать. Он всеми способами старался оградить себя от знания того, с кем дружит Юнги и с кем встречается, ему необходимо было не знать этого. А когда он видит счастливую улыбку Хосока, находящегося в объятиях Юнги, Чимин меняется. В нем что-то замыкается, что-то нехорошее, гнетущее, мерзкое и подлое, шепчущее на ухо о том, что Чимина быстро и ловко променяли на что-то получше. Хосок старше него, он по возрасту ближе для Юнги, он с самого рождения живет в Америке, как и Юнги, он, как и Юнги, занимается музыкой. Он для Юнги ближе, лучше, удобнее. Чимин не заходит в сеть неделю, пытаясь смириться. Ни алкоголь, на который он налегает, ни сигареты, которые курил Юнги, ни сериалы не помогают. День сменяется ночью, а для Чимина ничего не меняется, он так и остается брошенной собачкой в углу комнаты. Когда Чимин открывает Инстаграм, он видит, что Юнги летит обратно в Онтарио, а потом пишет ему и предлагает встретиться. Чимин кусает губы до крови, заносит дрожащие руки над клавиатурой ноутбука и даже не знает, что ответить. «Блять, я так скучал. Приезжай скорее». Бэкспейс-бэкспейс-бэкспейс. «Да, жду, приезжай». Бэкспейс-бэкспейс. «Давай. Жду». Бэкспейс. «Ок». Чимин, как влюбленная школьница, перерывает весь свой гардероб, выискивая самый лучший наряд. Юнги видел его и в собственных поношенных футболках и трениках, но в этот раз его хотелось встретить красивым. Хотелось привлечь его внимание. Хотелось получить от него излюбленные комплименты. Поцелуй в щеку. «Ты у меня такой красивый, мой замечательный». Нежные объятия. Чимин заваливается на кровать с бешено колотящимся сердцем и прижимает к нему одну из толстовок Юнги, которую тот ему оставил, вздыхая так предвкушающе, так влюбленно, что ему самому с себя тошно, но не может это остановить. У него ноги подкашиваются и бабочки стукаются о стенки желудка, когда он выходит из квартиры к их с Юнги любимому кафе. Им всегда нравилось засиживаться там допоздна, потому что там были большие скидки, вкусная еда и мало народу. Это кафе было между станциями Онтарио и Памона, что было очень удобно, а размером оно было, наверное, всего лишь как полторы квартиры самого Чимина. Это было личной находкой Чимина. Он нашел это кафе для них с Юнги, чтобы сидеть там до закрытия на единственном диванчике, в уголке, среди барных стульев, когда они уставшие после их поездки в Малибу на пляж возвращались и объедались всяким фаст-фудом. На пляж они ездили почти каждые выходные. Добираться было долго, почти три часа в одну сторону, не каждый мог осилить эту дорогу, но Чимину это нравилось, нравилось, что у их поездок есть какой-то отпускной, личный характер, что они только вдвоем едут на старой, но красивой Вольво Юнги, слушают любимую музыку и веселятся. Ему нравилось в Юнги то, что он постепенно прислушался к его собственной музыке, и когда Чимин собирался перематывать что-то из своих песен, нечаянно попавших в плейлист Юнги, тот нежно улыбался и, не отвлекаясь от дороги, тихо говорил «оставь, она мне нравится». В общем, Чимину нравился Юнги. Чимин выбегает со станции Онтарио и бежит в сторону кафе, стараясь спрятать улыбку, которая вырезается на его лице так очевидно, что аж скулы ломит. Когда он видит знакомую темную макушку и пальто, которое они вместе с Юнги выбирали на Амазоне всю ночь, то срывается и бежит изо всех сил, набрасываясь на Юнги с объятиями. Юнги ловит его руками и обнимает так нежно, так любяще, так плотно к себе прижимает, что Чимин чуть ли не плачет от восторга. Ему все это время просто не хватало объятий Юнги, вот и все. — Э-эй, привет, — Юнги кладет тяжелую ладонь на затылок Чимина и прижимает его к своей груди, целуя в макушку, — Как ты? Мне так тебя не хватало. Чимин тяжело вздыхает и зарывается носом в толстовку на Юнги, которая пахла приятно родным одеколоном и запахом свежести. — Я хорошо, — тихо отзывается Чимин и улыбается, — Пойдем возьмем по коктейлю? — Конечно, — Юнги улыбается в ответ и ворошит каштановые волосы Чимина. Ему даже не стоит спрашивать, какой коктейль тот хочет, он знает, что Чимин всегда берет здесь бананово-клубничный, а Чимин прекрасно знает, что для себя Юнги всегда выбирает чернично-малиновый. Они усаживаются на их место в уголке кафе, Чимин просто любуется Юнги, который рассказывает ему про какую-то путаницу с билетами при его посадке на самолет, про странную бортпроводницу, про то, как забыл, в какой стороне находится метро, настолько успел к Чикаго привыкнуть. Чимин просто смотрит на него и улыбается. Ему очень не хватало компании Юнги рядом с собой. Когда им приносят коктейли, Юнги как всегда просит сделать глоточек у Чимина, а тот смеется, но позволяет, хоть тот и знает, какого вкуса бананово-клубничный напиток, потому что просит попробовать из раза в раз. — А ты чего… Чего вернулся? — решается спросить Чимин. Он ждет чего-то вроде «меня перевели», хотя глубоко в душе он хочет услышать именно «потому что соскучился по тебе». Он хочет знать, что Юнги правда скучал. Возможно, он жалеет о расставании и хочет все вернуть, но ему нужно знать, что и Юнги хочет, ведь иначе он будет выглядеть глупо. — Я решил перебраться обратно в Онтарио, — Юнги улыбается Чимину и отпивает свой коктейль, — Мне нравится здесь. — Ох, — внутри Чимина что-то гулко ухает и приземляется. То есть, Юнги может переехать обратно к нему? Даже если они еще не скоро подберутся к возвращению их отношений, Чимин бы хотел опять жить с Юнги. Смотреть, как тот по утрам ему готовит, как на коленях протирает каждый уголок и каждую поверхность, а вечерами устало лежит и смотрит сериалы в гостиной, — И где будешь жить? — Мы с Хосоком будем снимать квартиру тут неподалеку, — отзывается Юнги, а с лица Чимина медленно, запоздало пропадает его счастливая улыбка. Точно, Хосок. Что ж, многие истории начинаются так, их с Юнги история тоже начиналась с того, что они вместе приехали в Онтарио из Фресно и снимали тут квартирку, ту, в которой сейчас продолжает жить Чимин, — Он такую милую тут нашел. Придешь к нам на новоселье? Чимин опускает взгляд в свой коктейль и помешивает его трубочкой. Ему совсем не хочется идти на новоселье к нему и Хосоку, если честно. Он не может согласиться, не может просто скрыть эмоции, улыбнуться и сказать счастливое «конечно!», потому что его от одного только молчания внутри ломает. Он не может отказаться, потому что безумно любит Юнги и готов сделать все, что тот попросит. Плеча Чимина что-то касается. Он оборачивается, но не видит никого, а когда возвращает взгляд на Юнги, рядом с ним уже присаживается Хосок, который его к себе подтягивает и целует в щеку, а Юнги счастливо улыбается. Чимин смотрит на это все потерянно и испуганно. У Хосока каштановые волосы и укороченная джинсовка в облип. У Чимина была такая же. Юнги всегда любил большие вещи, а поэтому они всегда смеялись над тем, какой маленькой кажется джинсовка на нем, когда Чимин натягивал ее на него. — Будьте добры один бананово-клубничный коктейль, пожалуйста, — просит Хосок у официантки, а потом наконец оборачивается на Чимина, — Мы с тобой так давно не виделись! Ну, как ты здесь? Чимин теряется. Он абстрагируется от реальности до того момента, пока Хосоку не приносят его напиток, а Юнги игриво тянется к его трубочке и просит попробовать. Хосок упирается ладонью в его щеку и твердит тому, что уже миллиард раз пробовал, а Юнги продолжает упрашивать. Чимина колотит от мысли, что Юнги привел того, кем он заменил Чимина, в их место, которое Чимин нашел первым, нашел только, блять, для них двоих, а Хосок выглядит точь-в-точь, как сам Чимин, с каштановыми волосами, в узкой джинсовке и с бананово-клубничным коктейлем. У Чимина сердце пробивается через удар: ему не хочется думать, что он был просто одним из тех парней, что были во вкусе Юнги. Он не хочет признавать, что был просто одним из представителей типажа. Это было их, только их, настоящее, любимое, родное, а Юнги бессовестно делит это с другим человеком! Чимин сердце вкладывал в это кафе, в это место, в этот блядский коктейль, а Юнги просто отрывает все это и с улыбкой Хосоку преподносит. — Ты был в Малибу в последнее время? — интересуется Юнги, смотря на Чимина, — Там хорошо? Чимин глотает ком горечи, подбирающийся к горлу, вместе с подступающими слезами. Не был. Там было хорошо только с Юнги. Без него он туда не собирается ехать. В Малибу можно ехать только на старой Вольво Юнги с его шипящим радио. — Нет, — надломленно отвечает Чимин и сглатывает. — Мы с Хосоком хотим завтра прокатиться до туда, — объясняет Юнги. Чимин окончательно погибает и теряется. Как Юнги может так просто ему об этом говорить? Да они целовались, обнимались, шутили, болтали в этой Вольво по дороге в Малибу, уплетая одно ведрышко клубничного мороженого на двоих, половина ложки для Юнги, половина — для Чимина. Они вместе мечтали под звездами на пляже, там Юнги шутил про предложение Чимину, про то, что они обязательно заведут себе кошку и собаку, а потом, может, и детей. Чимину физически больно вспоминать об этом, зная, что Юнги поедет туда с Хосоком, ляжет на чертовом пляже с ним и будет говорить про котов, собак, детей, предложение. Ему просто плохо от мыслей о том, что тем, что они вместе так долго и трепетно создавали, Юнги так просто и беззаботно делится с кем-то другим. Чимин чувствует себя обманутым, брошенным, использованным. Как будто бы он был тестовым вариантом, а сейчас, когда Юнги потренировался на нем, он все те же приемы будет использовать на более достойном человеке. Хосок напевает песню из плейлиста в старой Вольво Юнги. Это была песня Чимина, которую Юнги не удалил, потому что она ему нравилась. Юнги тихо повторяет, что ему нравится эта песня. Конечно, нравится, она ведь была любимая песня Чимина. Хосок заикается про «Хор», который они с Юнги пересматривали недавно, а Чимин в ответ не молчит, просто беззвучно всхлипывает и кричит внутри. Это они с Юнги каждый год «Хор» пересматривали и смеялись, когда та злая тренерша в очередной раз пыталась устроить козни толпе неудачников из «Новых Горизонтов». Это любимое шоу Чимина. Он не выдерживает на моменте, когда Хосок рассказывает про то, что Юнги научил его играть на пианино, а Чимин сжимает подол толстовки под столом, потому что он сдерживает за зубами целый поток слов и фраз о том, что это он Юнги пристрастил к пианино, это он научил его играть его первые песни, это он научил его! Хосок наверняка хвалится всем знакомым, какой Юнги необычный и уникальный, а Юнги просто жестоко отобрал у Чимина все, что ему было дорого, и в более новой обертке передал Хосоку. Чимин отходит в туалет, но как только видит себя в зеркале, не сдерживается. Он опирается на стену и плачет, накрыв лицо руками. Это нечестно. Это неправильно. Это подло. Он столько лет создавал что-то особенное для них двоих, чтобы у него это просто отобрали. Кажется, он действительно очень любил Юнги, а поэтому ему еще больнее от того, что тот так просто променял его на кого-то, с кем можно делать все то же самое. — Чимин-и? Чимин-и, все хорошо? Тебя нет уже двадцать минут, — в помещение заходит Юнги и находит Чимина красным, растрепанным, абсолютно потерянным, униженным и плачущим, — Что случилось? Что произошло? — Блять, не притворяйся, — сквозь рыдания выдает Чимин, ловит на себе обеспокоенный взгляд Юнги и звонко всхлипывает, — Не притворяйся, что мы не делали все то же самое, блять! Он вытирает лицо, остаточно всхлипывая, на дрожащих ногах выходит из туалета и сразу же направляется к выходу из кафе, где Юнги ловит его за руку и еще раз спрашивает, что случилось. — У тебя нет дежавю? — спрашивает Чимин. Он держится из последних сил, собирает остатки самоуважения и нервов в кулак. — В смысле? — непонимающе переспрашивает Юнги, чуть хмурясь. — Дежавю, — Чимин ведет дрожащим пальцем в сторону Хосока. Юнги охает. — Не забудь сказать ему о том, что все, что ты будешь с ним делать, мы тысячи раз делали с тобой, — по щеке Чимина вновь стекает одинокая слеза, которую он быстро вытирает, но тут же давится всхлипом перед тем, как хлопнуть дверью кафе, — Не забудь сказать ему, что все то, что ты будешь говорить ему, ты говорил и мне.