как жаль, что уже поздно

Поздно. Уже слишком поздно. Поздно что-то менять, поздно молить судьбу о прощении, поздно сожалеть. Федор уже не скорбит. Должно быть, он смирился, пусть и в душе все равно страдает. Брюнет никогда не думал, что любовь может свести с ума, но теперь он живой тому пример. Не может он жить без Кое. Слишком сильная привязанность для врагов, не находите? И правда. Всю свою жизнь он любил ее, но так и не решился признаться. Бывало ли у вас такое, что чью-либо жизнь вы цените больше собственной? Так вот, это именно оно. Федор стоит на краю. Край пропасти такой манящий. Все закончится, стоит только лишь сделать шаг вперед. Отбросить все сомнения и принять свою участь. Он больше так не может. Не может выносить все эти страдания, все эти слезы и всю эту боль. Достоевский никогда раньше не плакал. Сейчас он был в таком состоянии, что, казалось, его самообладание вот-вот разорвется на части. Голова сама опускается вниз, глядя на землю, что сверкает далеко-далеко внизу. Самая даль, покрытая туманом, и как же она манит. Манит уставшего путника, что устал идти по дороге жизни вперед. Больше он никого не послушает. Больше не подумает, что был где-то неправ. Ну и пусть, даже богам разрешено совершать ошибки. Федор ошибся. Оступился, пока пытался медленно покинуть вершину, которой достиг такими трудами. Но, как говорят, на вершине нужно быть крайне осторожным и ценить каждое мгновение, ведь прекрасно склонно истекать куда быстрее. Белые полосы в жизни есть, не спорю, но черные частенько прерывают их на самом приятном для своего лучика моменте. Лучик света, который отражается от бесконечно длинных стен коридора жизни. Душа человека и есть этот луч. Он бесконечно движется, стараясь найти свой источник и набрать новой силы, чтобы продолжить свой путь в никуда. Достоевский перевел взор на свои руки. Тонкие пальцы крепко сжимали край короны. Короны из костей убитых им людей. Сейчас она служила лишь больным напоминанием о произошедшем. Брюнет сглотнул, прикрыв глаза, и провел кончиком пальца по зубцу короны. Она прекрасна и ужасна одновременно. Ужас смерти и красота, сочетающиеся вместе. Странное сочетание, но убийце оно нравилось. Украшение притягивало взгляд, заставляло завороженно щурить глаза и улыбаться одними уголками губ, пусть и через силу. Эти острые зубцы будто впивались в сердце Фёдора, раз за разом оставляя там неизлечимые раны, пронзая старые шрамы, но не убивая. Брюнет запрокинул голову и хмыкнул, поражаясь собственным ощущениям. Кажется, впервые в жизни пустота в его сердце заполнилась чем-то. Пусть это и была безграничная, всепоглощающая и ужасная боль, но она была ужасно приятной. Она убивала, но и заставляла чувствовать себя живым. Она оставляла за собой раны и шрамы, что никогда уже не затянутся, но и помогала поглотить и пережить бесконечную боль утраты. Плащ развевается на ветру. Его край грозит зацепиться за ветку стоящего сзади дерева, но угрозы свои в реальность не воплощает, будто чувствуя состояние своего хозяина. − время обрубить все мосты в прошлое. Сжечь их. Пора бросать старину, иначе я никогда не смогу смириться с ценою победы. Эта цена была слишком высока, не спорю, но она просила забыть. Просила остаться прежним. Будто это так просто, хах.. Вкрадчивый голос разрывает тишину ночи, поглощая ее в себе и проглатывая. Голос внешне спокоен, но если слушать внимательно, то можно заслышать в нем угрожающие и печальные нотки. Но в ночи нет внимательных слушателей, есть лишь ты один и твои собственные мысли, что бьют в голову будто молотком и крошат мозги на мелкую пыльцу. Самый главный враг человека – его собственный мозг. Он порою творит такие вещи, на которые никто в здравом уме не решился бы. Федор хмурится, все также вертя в руках костяную корону. Пальцы ощущают ее приятную тяжесть в руках, а душа чувствует атмосферу и воспоминания, что будто осязаемыми нитями исходят от этого украшения. Эти нити сковывают, в то же время отрезвляя. Они спасают и убивают. Противоположности, что притянулись и слились воедино. Прямо как Фёдор и Коё. Ведь их встреча – лишь мановение палочки судьбы, которая совершенно случайно сделала неверный ход. Вкус крови на губах. Ох, черт, он даже не заметил, как от собственных мыслей прокусил губу до крови, хмурясь и сдерживая отчаянный крик, что сковывал его грудь, как самые крепкие цепи. Любовь божественному противоестественна, но Фёдор полюбил. Он полюби Коё так, что она буквально стала для него всем его миром. Она стала для него прикрытием, спасением и одновременно тем, что свело его с ума. Уже поздно. Достоевский уже не сможет ей помочь. Она уже мертва. Он не смог ей помочь. Знаете, в такие моменты любой ощутит чувство вины, даже самый здравый из людей. А что уж говорить о Фёдоре? Ему трудно, да. Но он держится. При подчиненных его непоколебимая серьезность еще ни разу не давала трещину, но сейчас она рвалась по швам и открывала за собой рваную рану на месте сердца. Федор закричал. Этот крик человека, которого рвут на части изнутри. Он раздирает душу любого, кто его услышит. Это крик, полный отчаяния и боли. Крик, пророчащий лишь гибель всего живого, что взрастила в его тусклой душе Коё. Парень упал на колени, упираясь руками в землю и закрыл глаза. Начался дождь. Его капли стучали по земле, по озеру у подножия скалы, и по плащу Фёдора. Он не спешил закрываться от капель, а продолжал слабо хрипеть, чувствуя, что он окончательно опустошен. Боль невидимыми иглами пронзала его тело насквозь, оставляя его страдать в одиночестве. - почему? Почему ты мертва? Почему ты оставила меня, когда так нужна? Цветы в моей душе не вырастут без тебя. Парень запрокинул голову и осторожно стащил с себя длинный черный плащ, укладывая его на землю, а следом сверху и костяную корону. Она всю жизнь будет напоминать ему о той единственной, что свела его с ума своей любовью. Боги не терпят любви, но она настолько особенна, что для нее не существовали законы. Озаки Коё стала той единственной, к кому Достоевский проникся искренним доверием. Та, кому он смог открыться, не бойся, что она использует личную информацию против него самого. Самое дорогое, что было. И она мертва. Безвозвратно. Ее больше нет. Федор не мог смириться, его снова и снова била истерика, он уже был не в силах успокоиться. Он жалел, что не смог ничего сделать. Была б его воля, он бы закрыл Коё собой и умер вместо нее, но, увы, судьба решила иначе. И ничего изменить нельзя. Уже поздно..