Главное – не размякнуть тогда, Воздать по заслугам фашистским сворам. Разгневанное человечество Явится в зал суда Не свидетелем, А прокурором!
Евгений Долматовский
Догорали снаряды осколками У разбитого вдребезги, в прах, У Берлина, что битвами долгими Полыхал в смертоносных кострах. Все горело в Берлине пожарищем. Пули жгли, алый свет свежих ран. Возвращались из битвы товарищи. Пал на землю уж вражеский план. Его тени встают над болотами. Страшный план. Страшный план геноцид. Опьяненными кровью уродами Он вершился, а ныне разбит. Грязной слякотью он разливается, Оставаясь на сапогах. Кровью враг наш теперь умывается, Лицезрея свой бедственный крах. Лицезрея конец оглушительный, Рейх в руинах, в обломках лежал. Пораженье его сокрушительно. Новый день свет победы рождал. Красный флаг у рейхстага взвивается. Обнажившего тусклый скелет. Фотографией вечной останется В миллиардах бесчисленых лет. Пишут надписи в городе воины, Пишут лозунги и имена. В лодке рейха зияют пробоины. Лодка в море кровавом плыла, Но теперь, потерпевши крушение, Лодка рейха идет уж ко дну. В крови тех, кто пал жертвой в сражениях, В крови тех, кто убит был в войну, Кто страдал за колючей оградою, Утопает она и волна Этой крови ее накрывает и Топит лодку нещадно она. Громкий крик на сражаемом ялике, Ведь грызутся там между собой На фашистком суденышке маленьком, Что когда-то слыло кораблем. Видишь землю, асфальтом покрытую? А когда-то ведь эта земля Алой кровью солдатской умытая Рдела пламенем ярким огня. Здесь упал он на камни брикетные, Дланью светлой раненье зажав. На чужбине погиб, и победного Не застала парада душа. Здесь глаза его сине-зеленые, Цвета нашей Планеты Земля, Закрывались, одним лишь довольные, Что в прицел автомата не зря Они щурились. Умирающий Хриплым голосом повторял: «Победим!» На руках у товарища Свою жизнь он земную терял. Шло советское войско в сражение И в последнем военном году Перед яркой победы свершением Пуля смерть принесла на беду. И с щеки сослуживца товарища Как росинка скатилась слеза. «Победим и дорогу на кладбище Мы покажем фашистам! Гроза Прогремит на рассвете отмщением!» — Он над телом пробитым кричал. В крике этом и гнев и ранения, Что навеки кровоточат. Нахлобучив штальхельм свой прострелянный, Супостат удержаться хотел, Но герои в Победе уверены. Не жалели для пуль своих тел. Били гадов фашистких отчаянно, А потом совершил суицид, Наступлением нашим сражаемый, Наконец-то уж гер геноцид. Гадам следовать ныне за фюррером. Смерть фашизму! Да здравствует мир! Планы страшные и безумные Канут в лету, в забвенье могил. Фюррер, в каждом движенье чванливый он! Коммунистов сажал он в тюрьму. Разрушение, зло и насилие Нес Берлину и миру всему. Пал его солдатнею расстрелянный Самый главный противник СС. Память лидеру партии Тельману. Фюрер нелюдь, головорез. Так ступая за Карлом и Розой вслед, Эрнст сложил за рабочих главу. Он не лил пред эсесовцем слезы. Нет! Вел с фашистом упорно борьбу. Этот взгляд. Фотография тусклая. Огнь идеи в глубоких очах. На лице ни единый из мускулов Словно ветра порывом свеча Перед смертью не дрогнул в смятении. Продолжает он в вечности жить Алым знаменем, заревом, рдением. Слов Победы нельзя заглушить. Будут ярко сиять солнце красное, Золотые колосья, станок, Серп и молот сияньями ясными, Ведь возложат цветущий венок К коммунисту в граните застывшему. За главою взвивается флаг. Слава в памяти вечной ожившему! Пусть же каждый сжимает кулак, Как герой в черной кепке со знаменем И ладонь пусть сжимает ладонь. Негасим свет нетленного пламени, Чье название вечный огонь. В нем сжигаются стяги фашисткие И книжонки о расе господ, Все мечты и желанья садистские, В нем сжигается рейха оплот. Фюррер, в каждом движенье чванливый он. Коммунистов сажал он в тюрьму. Разрушение, зло и насилие Нес Берлину и миру всему. Убивать миллионы осмелился — Пьян от крови народов мясник. Он мечтал размолоть нас на мельнице, Но смолоть лишь сумел свой язык В ядовитых осколках от ампулы. Спорить лишнее. Пусть и потом Янки станут орать пропаганда мол, Застрелился ведь в бункере он. Если честно, нам нет в этом разницы. Ключевое: «Герр фюррер капут» И супруге его не накрасится. Ад отличный для них субститут. В нем пусть жарятся с ором на вертеле, Утопая в горячем котле. До сих пор там ныряют. Поверьте мне И от боли вопят на огне. С этой парою вся их компания. К сожаленью и к скорби увы, Их фанатики не из Германии Еще будут на свет рождены. Так расплата врагу приближалася. «Аушвиц», «Бухенвальд», «Собибор», «Маутхаузен» и «Заксенхаузен»... Список жертв нескончаемый том. Пребыванье людей в заключении Это годы кровавых страстей, Из коронки зубной украшение На фашистком дебелом персте. Это скатерть и сумка с перчатками, Что пошиты из кожи людей Кровопийцею и психопаткою, Палачем и убийцей детей. Это пытка жестокая голодом. Это в газовой камере плач. Это хохот нацисткого молоха И евгеникой тронутый врач. Это форма гестаповцев темная, Их приклады, что бьют по рукам. Это каты резней опьяненные, Что построили дьяволський храм. Утром бомбы упали раскатами, Прогремев, на Советский Союз. Клятвы мщенья давались солдатами. Они бились с нацистом за Русь. За свободу народов сражалися, Защищая рассвет октября. Кровью наших солдат орошалася Почерневшая в пепле земля. Пехотинцы с винтовками Мосина (Много жизней снаряды прервут) В шквале яром многоголосия Против танков геройски идут. Крик: «За Родину в бой и за Сталина!» Вместе с танком взрывает себя Рядовой. Кровью твердь своей залил он И на жертву решился не зря. Пехотинцы записки последние Оставляли навеки родным: «Я не знаю. Быть может погибну я. Но быть может вернусь я живым.» Неустанно гремели сражения. Загорелся войной Сталинград. Грохотало огнем вооружение Словно крики: «Ни шагу назад!» Сталь летела, как град рассыпалася. Разрушались от взрывов дома, Но нацисты войною каралися. Леденила их наша зима. Свою смерть находили здесь лютую Супостаты на острых штыках. Здесь лежали сраженные грудою От снарядов солдат РККА. Город стал наш нацисту могилою. Он немецкой военщине ад, Что явилась с гордыней чванливою. Всю их храбрость забрал Сталинград. Это город вождя-пролетария, Героической славы людей. Это город товарища Сталина И нетленных в горниле идей. Ленинград. Окруженный блокадою Обречен был на муки и глад. Гибли граждане там под снарядами Упивался фашиствующий гад. Это город товарища Ленина. Революции нашей вождя. Наши были в Победе уверены. И вернули восход октября. Хлеб святой ленинградского бедствия Святость хлеба всего показал. Продолжались военные действия И гремела сражений гроза. Умирали в сугробах голодные. Агонический мертвенный цвет Был на слившихся ныне с сугробами Не увидивших алый рассвет. Оставались здесь дети сиротами. Доносился и плач матерей. Умирали их дети голодные. Было много здесь бед и потерь. И Москва была городом-воином И под Курском тяжелый был бой. Отступали проклятые вороги, Подавившись той ржевской землей, Что когда-то топтали с улыбками. Фриц мечтал быть хозяином тут. Партизан он допрашивал пытками, Слыша только: «Герр фюррер капут». Оккупант ненасытный убийствами Взять хотел белорусский простор. Показал в преступленьи садисткое И безумное он естество. Где кампаны звенят скорбной нотою, Где остались лишь трубы печей, Занимались неронской работою Батальоны цепных палачей. Здесь сжигали людей они заживо, И лудили из фляжек свой шнапс, Лицезрея костры полыхавшие, Детский плач и стенания глас. Догорали снаряды осколками У разбитого вдребезги, в прах, У Берлина, что битвами долгими Полыхал в смертоносных кострах. Приходило к убийцам возмездие. Начинался Нюрнбергский Процесс. Начиналось великое следствие. Справедливость взялась за эфес. Гитлер прыгнул в котел преисподнии. Гиммлер с Геббельсом вместе за ним. В пекло ада ушли добровольно и Вместе жариться в пламени им. Суд идет над нацистким захватчиком. Судят Лондон, Москва, Вашингтон Преступлений военных участников, Что взялись за клинок и затвор. Двадцати четырех обвиняемых Вместе с Герингом ждет приговор. Преступлений чреда нескончаема. Человечество им прокурор. Вот двенацать нацистов у виселиц На пороге кончины стоят. Час последний их ныне приблизился. Здесь построилась очередь в ад. Не поможет тропа им крысиная. Яд приняв, темной тенью ушел Вслед за Гитлером, Геббельсом, Гиммлером Герман Геринг в кипящий котел. В тяжелейшей агонии корчился, Задыхаясь в петле Рибентроп, И за ним все фашисткие полчища Друг за другом ложилися в гроб. Да мы знаем, не всем к сожалению Были слышны Руденко слова, Но им жить со своим поражением. Они вешаться будут от зла Иль в ужасном оцепенении В Аргентину они побегут. В паранойи уединения И в забвении вскоре умрут. Три руки взяли ручки с бумагами. В адском пекле послышался смех. Он играет пигмейскими флагами. Для него нет прекрасней утех. Он от боли в огне извивается, Но смеется при этом, горя И желанья его исполняются. Может думает даже: «Не зря Мы обрушили бомбы на варваров, Ведь теперь режут головы им Как в кошмаре убийцы сомнамбулы, Смыв товарищей преданных грим.» Но советское знамя поднимется, Освещая дорогу вперед, И врагов кинет в адскую грильницу На штыках автоматов народ. План не пал наш на землю иллювием. Нерожденный под пулею смолк, Но родится как пылкий Везувий он. Руки снова взялись за курок.