True Slytherin

Он не кричит, потому что он – «гордая сволочь», как позволяли себе выражаться гриффиндорцы в своё время. Время, наполненное враждой и ядом, фатальными ошибками и неверными решениями, до отказа забитое горечью и страхом. Малфой даже во сне не позволяет себе забыть о самоконтроле – дело уже не в факультетских особенностях или попытке сохранить лицо, парень отчаянно боится проявить слабость. Он не кричит, потому что услышит мать – чересчур бледная и уставшая, высушенная горем и трудностями. Мать, которой лучше крепко спать и не знать, какие призраки преследуют ее уже давно взрослого сына. Потому что какая мать желает знать о том, что её ребенок видит перед собой мертвенно-серую кожу и косые линии змеиных ноздрей, как только проваливается в беспокойный, полный тревоги и страха сон? Какая мать должна знать о количестве сдержанности, которую таит в себе её дитя, отчаянно сражаясь за собственное достоинство в попытках не дернуться, приняв шелест листьев за змеиное шипение? Драко сдавленно дышит и кусает край одеяла, упорно всматриваясь в темноту, чтобы в очередной раз доказать себе – тени не скрывают в себе длинную худую фигуру в черной мантии, ухмыляющуюся как всегда самодовольно и, если честно, чертовски скверно. Он обшаривает просторную комнату взглядом, уверяя себя – на столе лежит всего лишь скинутый в спешке теплый шарф, а не свернувшаяся кольцами змея. Малфой выдыхает и переворачивается на спину, потому что белый потолок – мимолетное спасение, заставляющее воспаленный мозг работать как надо, не превращая кривые тени в мнимые подобия Пожирателей. Парень повыше натягивает сбившееся одеяло, стараясь согреться – в его комнате не зажигали камин вот уже несколько месяцев, потому что призраки следуют за ним и там. Один единственный, превращаемый бурным воображением в обгоревший труп друга, который он никогда не видел и, слава Мерлину, не увидит. Ему почти девятнадцать, и он начинает сгибаться под тяжестью своей жизни. Драко просыпается за тяжелым дубовым столом – в этот раз из-за спины, заболевшей от неудобного положения и сквозняка, врывающегося в комнату через распахнутое окно. В его глазах Атлантическим океаном плещется отвращение, когда он рассматривает заполоняющие широкий стол бумаги – очередной возложенный на него крест, потому что нет ничего важнее имени, которое у них отобрали, важность которого он пытается вернуть кровью и потом. Малфои оказывают материальную поддержку пострадавшим, Малфои появляются на всех судах и дают нужные показания, Малфои делают всё возможное, чтобы не утонуть в направленных на них ненависти, злобы и жажды мести. Один Малфой, если быть точным. Малфой, который в рекордные сроки учится быть представителем своей семьи, чтобы закрыть от ударов дурной прессы мать; который феноменально быстро постигает искусство того, как не бледнеть и не дрожать, глядя в лицо людям, которые хотят видеть его мертвым или за решеткой. Драко, который с той же скоростью забывает, что такое сливочное пиво, снитч и отдых, разговоры со сверстниками в гостиной и прогулки по Хогсмиду. Драко больше не надо говорить: «Мой отец узнает об этом», потому что «об этом» достаточно узнать ему самому. Ему двадцать, и он ведет борьбу за свою жизнь вот уже второй год. Он не спит уже второй день, сидя у кровати матери, которая находится в некотором трансе, оцепенении после известии о том, что её муж – Драко как-то забывает прибавить к этому «его отец» – не вынес нахождения в Азкабане. Нарцисса не плачет, и он не винит её, потому что он, в принципе, не может её ни в чем винить, а еще по причине того, что, кажется, перестал любить своего отца уже давным-давно, и чувствует облегчение. Драко, видимо, никогда не перестанет думать о том, как и насколько глубоко отец втянул семью в этот цирк уродов, в это дикое безумие, которое чуть не сожрало их с потрохами. Нарцисса не плачет, но он и не видит признаков облегчения на её лице – оно, замершее, словно маска, не выражает абсолютно ничего, словно она потеряла очередной кусочек мозаики, картинка которой составляла ее привычную жизнь. Ему нестерпимо хочется усмехнуться, потому что его жизнь представляется ему разбитой, растоптанной и развеянной по ветру, и он порой задыхается, когда пыль от этой старой трухи забивает ему нос и горло, потому что, ну черт возьми, ветер дует во всех направлениях. Драко думает о том, что Гарри Поттер однажды точно напишет автобиографию – он не любит, но умеет учить, а опыт — это именно то, что нужно человечеству. Никто не должен повторить их ошибок. Ему двадцать три, и он думает, что, если бы его попросили написать собственную биографию, он бы сказал что-то вроде: «Вам было бы противно об этом услышать, мерзко читать и вы абсолютно точно не хотели бы пережить это». Он не спит, вот уже полчаса неподвижно сидя у кроватки с ребенком – его ребенком – и молча наблюдает за спящим мальчиком. Альянс с Гринграсс был скорее необходимым и выгодным, чем желанным, но Драко абсолютно точно отвык от того, что в его жизни всё идет правильно и так, как ему хочется. Но сейчас, сейчас он смотрит на лицо собственного сына и задыхается от непонимания и страха. Скорпиус – то, чего не было в планах. Скорпиус – маленький мальчик, для которого Драко боится стать таким же отцом, как Люциус. Потому что Малфой делает то же самое – он трудится ради имени семьи, делая всё возможное, всё, на что способен и поначалу неспособен, он зарыт по голову в работе и закрыт в себе наглухо, полный собственных страхов, гонимый призраками прошлого. Потому что он никогда не любил своего отца, не любит свою жену и не научился испытывать к матери ничего, кроме благодарности и желания защищать – Драко не знает, как он собирается полюбить этого ребенка, где ему найти силы и мудрость не поступать так, как поступал в свое время Люциус. Малфой точно уверен, что он хочет защитить сына от ужасов войны, от людей, все еще желающих их семье смерти, что он хочет научить Скорпиуса поступать правильно, дать ему жизнь, а не ее жалкое подобие с ярким ярлыком «Малфой» на лицевой стороне. Он понимает, насколько далеко он зашел и как много ему еще предстоит сделать, потому что времени расслабляться просто нет, ему неуютно засыпать – тревожность и страх переполняют его каждую ночь, ведь сейчас ему надо защищать свою семью еще сильнее. Драко впервые со своего совершеннолетия плачет, говоря себе, что найдет внутри столько любви, сколько вообще потребуется, чтобы этот мальчик вырос счастливым, в хорошем мире и нормальной семье. Скорпиус никогда не испытает того, через что прошел его отец. Ему двадцать шесть и у него все еще есть обязательства, удерживающие его на ногах. Он все еще не знает, действительно ли он хочет оставаться стоять. Малфои в смерти становятся будто еще бледнее – практически фарфоровыми, ненастоящими, хотя, на самом деле, ненастоящими они выглядят и в жизни. Нарцисса даже в гробу выглядит гордой и важной, даже в старости выглядит чертовски прекрасно и всё так же холодно – хотя Драко всё еще хранит в памяти моменты, наполненные ее улыбкой и радостью, моменты, которые она провела рядом с внуком. Малфой прекрасно знает, насколько сильно она любила его, насколько рьяно готова была защищать от всего, но нисколько не винит мать в том, что она так мало проявляла любви к нему после войны. Потому что все они после войны были не более, чем поломанными игрушками разбалованного мальчишки. Драко нисколько не в обиде на неё за то, что это ему пришлось поддерживать её, что это он заботился о делах семьи на протяжении всех этих лет – и нет, он не винит ее в том, что не помнит, что такое нормальная жизнь. И сейчас, видя ее такую бледную и спокойную, ему даже становится немного легче – от того ли, что его отпускает беспокойство за мать или от того, что с его плеч с громким гулом валится один из камней, что он тащил всё это время. Вместе с тем он чувствует, как что-то глубоко внутри в очередной раз с треском ломается, оставляя с осознанием одиночества – в нем беснуется и кричит маленький ребенок, который не хочет чувствовать себя брошенным, хочет уткнуться матери в сгиб плеча и рассказать, как тяжело ему было всё это время, как он желает спокойной жизни без постоянной необходимости встречать ошибки прошлого лицом к лицу, без их прошлого в принципе. Ему тридцать семь, и он снова чувствует себя ребенком с одной лишь деталью – ребенком брошенным. Он чувствует себя сиротой. Драко, конечно же, однажды перестает бояться огня и змей, кошмары снятся ему все реже, хоть и остаются всё такими же тяжелыми и темными, норовя затянуть в свою глубокую бездну и уничтожить его там же. Он вне сомнений дает сыну всё, на что способен – пытаясь стать лучшим отцом, чем Люциус, он выжимает из себя все силы, перерабатывает свои страхи и поражения в бесценный опыт, который весь, без остатка передает Скорпиусу. Драко пытается отдать мальчику столько любви и внимания, сколько в принципе может найти в себе. Он защищает свою семью с хладнокровностью и хитростью слизеринца, находя в себе столько храбрости, сколько можно найти у типичного гриффиндорца. «Малфой» - он давно уже не понимает, что несет в себе эта фамилия, но продолжает биться за ее стойкость всю свою жизнь, потому что фамилия оберегает семью и будет хранить даже после его смерти. Фундамент, который он укрепляет со времен войны, необходим ему прочным и стойким, для будущих поколений, для будущих «Малфоев», ни один из которых не должен прожить жизнь так, как проживает её Драко – от таких мыслей становится горько, но он вовремя напоминает себе, для чего и зачем это делает. Слизеринец смотрит на мир с унынием и усталостью закованного в цепи дракона и справляется со всем, что встает у него на пути, будто сжигая его пламенем, идущим изнутри. Ему уже много лет, и он умирает, не простив себя, не простив своего отца и отчаянно скучая по матери. Драко Малфой умирает, зная, что сделал всё, что было в его силах, чтобы история больше не повторилась. Он умирает, отчаянно опасаясь провалиться в один из своих кошмаров, которые так часто снились ему по ночам – потому что это его персональный Ад и личный крест, страхи маленького мальчика, которые он пронес с собой через всю жизнь. Но он неизмеримо горд тем, что сумел выстоять и не выказал слабости. Как настоящий Слизеринец.