Жизнь - эстетика наблюдения За падением, за падением
– Ну и что ты там застыл? – хранитель облака смотрит на него через зеркало, даже не обернувшись. – А ведь пару минут назад был такой дерзкий, – Кикё усмехается. Издевается. Закуро постепенно снова начинает закипать. Ну да, это его Кикё сейчас разнимал с Блюбелл – Закуро её провоцировал, будто специально, несмотря на то, что его неоднократно и очень доходчиво просили этого не делать, даже Бьякуран. А потом его провоцировала уже она. Но пока это выглядело со стороны забавно, никто всерьез не обращал на них внимания, прекрасно понимая, что они просто привыкли так развлекаться. Но ровно до того момента, пока их "дружеские перепалки" не перешли все разумные границы. Закуро окончательно потерял над собой контроль. Черт его знает, что такого успела наговорить ему Блюбелл, что Закуро мгновенно вскипел, подпалил комнату, и тогда Кикё уже всерьез пришлось вмешаться. Закуро прекрасно видел, кто перед ним находится. Возможно, и так же прекрасно соображал, что делает. Но при этом совсем не постеснялся со всей своей дури врезать хранителю облака по лицу: "Не лезь не в свое дело!". Возможно, он уже давно хотел это сделать, а тут Кикё будто специально сам под горячую руку попался. – Через десять минут у меня, – приказ прозвучал тихо и удивительно спокойно. Невероятно, что хранитель облака остается спокойным и улыбается даже в такой ситуации – когда большую часть лица покрывает кровь, а по подбородку и шее густо стекает алое, стремительно заливая белоснежную футболку и пол под ногами. От этого становится реально страшно. Даже жутко. Оттого вся решительность резко улетучивается, только что начатый Закуро пожар мгновенно угасает, а сам он забывает, что его так разозлило. Теперь ему хочется вместе с Блюбелл смыться куда-нибудь за диван, чтобы его вообще не было видно – нельзя. Отпущенные ему десять минут кажутся пыткой – это слишком много и слишком мало одновременно. Впрочем, эти десять минут были не для хранителя урагана, а для Кикё, чтобы привести себя в порядок. Наверняка не без помощи Дейзи. А Закуро отлично понимает, что на этот раз влип по-настоящему. Его нисколько не удивляет, что Кикё пригласил его на разговор один на один – он предпочитает сам решать подобного рода проблемы в семье и не беспокоить босса по мелочам. Бьякурану, по большому счету, всё равно, каким образом Кикё поддерживает дисциплину – главное, чтобы все Погребальные Венки работали слаженно и так, как он хочет. У Кикё полный карт-бланш на выбор методов и средств воспитания. Зато Закуро прекрасно знает, что эта хрупкая внешность, манерность, вежливость, мягкость, заботливость – бутафория. Не за красивые глаза Кикё лидер. Ой, не за красивые глаза, будь они неладны! И когда он так начинает – ничего хорошего ждать не стоит. Закуро нерешительно застывает на пороге и нервно сглатывает – ему нечего сказать в свое оправдание. Его тысячу раз просили играть, но не заигрываться. Заигрался. И перспектива еще раз неделю выковыривать из своего тела растительность, которая забавы ради будет прорастать изо всех его щелей в любой момент, ему совсем не улыбается. Впрочем, не только растительностью хранитель облака может его "порадовать" – у Кикё в запасе полно неприятных сюрпризов, что до конца жизни хватит его мучить. Одного он только не делает – не отвечает грубой силой на грубую силу, а действует хитро, продуманно, со вкусом, так что месяц потом придется спать с открытыми глазами, каждую секунду ожидая чего-нибудь эдакого. Нужно в срочном порядке извиниться, но слова не находятся. "Я больше не буду?". Детский сад. – Ну так что же? Или тебе помочь подобрать нужные слова? – Кикё прекрасно видит замешательство хранителя урагана, ощущает страх и будто читает его мысли. И наслаждается этим. "Сучка!", – ругается про себя Закуро, и кажется, что не зря ему врезал – от этого прям гордость начинает распирать, но буквально секунду. Вот Кикё уже оборачивается, расплывается в ласковой улыбке, откидывает за спину густые волосы, мягкой волной упавшие ему на плечи – сейчас поманит к себе: "Подходи, не бойся. Я не кусаюсь". А то как же! Может, какой дурачок и повелся бы, но Закуро прекрасно знает этот жест, маленькое шоу, дает полюбоваться на себя перед неминуемой казнью. Лучше подойти самому, а не вынуждать его делать шаг навстречу – тогда все, тогда точно будет больно. И вся гордость мгновенно рассыпалась, разбилась, упала. Как и он сразу решительно приближается, падает на одно колено и хватает хранителя облака за руку, прижимается к ней губами с тыльной стороны ладони. Будто этого достаточно, чтобы выразить свое искреннее раскаяние. Но Кикё все же замирает, смотрит на него сверху вниз с нескрываемым любопытством. А Закуро, словно щенок, просящий защиты, утыкается носом в худое бедро, и взгляд не поднимает – понимает, что ему только что дали шанс извиниться самостоятельно. И целует уже это бедро, худую острую коленку сквозь плотную ткань, и поднимается выше. Не знает, почему это взбрело ему вдруг в голову, но показалось уместным. Никогда этого не делал, но... а черт с ним! Если уж унижаться, то до конца. Если красиво слова подбирает не умеет, то и так может доказать, что его рот на что-то, кроме ругательств, способен! Кажется, Кикё именно это и хочет видеть. И Закуро решительно припадает губами к его паху, дергает замочек молнии вниз. – О-хо. Это что-то новое, Закуро, – Кикё усмехается, но не пытается его отстранить, хоть и заметно, что он слегка дрогнул от столь неожиданного порыва хранителя урагана. – Это от кого же ты нахватался подобной мерзости? – запускает пальцы в его встрепанные волосы, ласково так, словно, вопреки своим же словам, и правда поощряет к дальнейшим действиям. – Думаешь, мужчины подобным образом должны решать свои проблемы? – и тут же хватает его за подбородок, отнюдь не ласково вздергивая голову хранителя урагана вверх, что тот едва не прикусывает себе язык. И смотрит в его глаза пристально, внимательно. Закуро снова начинает злиться, изо всех сил стараясь не демонстрировать своего раздражения – потерпит, хоть челюсть и начинает сводить от того, как он стискивает зубы. Кикё больше не улыбается и не усмехается, а откровенно насмехается над ним, так что в дополнение к сведенной челюсти начинает гореть лицо. – Впрочем, мужчины и не ведутся на провокации маленьких девочек, – произносит Кикё и как-то брезгливо его отпускает, похлопав по щеке. – Так что попробуй. "Ах ты гад! Ну гад же самый натуральный!" – скрипит про себя зубами Закуро, теперь во всей полноте ощущая, в какой унизительной позе и ситуации оказался, и весь его энтузиазм только что полностью сошел на нет. "Но, прав, сучка, боже, как он прав!", – хранитель урагана столько раз укорял сам себя, что ведется на девчачьи провокации, но ничего с этим поделать не мог. "Может... а хрен с ним! Пусть наслаждается", – окончательно решает Закуро про себя и уже уверенно расстегивает чужие брюки. Быстрей начнет – быстрей закончит. Это не так уж мерзко, как могло показаться. И уж точно во сто крат лучше треклятых колокольчиков в теле. К тому же сам вызвался – никто ведь не заставлял. Да и Кикё удивительно приятно пахнет, чистый, ухоженный, и кожа на ощупь такая нежная, что совсем не трудно провести по ней языком, аккуратно, с опаской еле касаясь кончиком языка, будто боясь действовать решительней. – Ну что же ты опять смутился? – а хранителя облака это явно забавляет. Он снова запускает пальцы в густые красные волосы, проводит за ухом, но не подталкивает, не контролирует, позволяет Закуро самому действовать так, как он считает нужным. И на том спасибо! Хотя, наверное, было бы и легче, если бы Кикё схватил его за волосы, подтолкнул – тогда можно было бы расслабиться. Но расслабляться никто не позволяет, как и Кикё никакого возбуждения явно не испытывает – член вялый. Ну и как ему продолжать, если на его действия ноль реакции? Хотя, если как следует постараться... И Закуро прикладывает все усилия – сразу вбирает член полностью в рот, умело или не очень, но делает все то, что понравилось бы ему самому. Член-то у всех устроен одинаково. И через несколько минут уже ощущает, что его действия возымели должный эффект – член хранителя облака постепенно напрягается и уже не так легко поместить его в рот целиком, а чужие пальцы в его волосах слегка тянут, направляя движение. – На меня смотри, – звучит приказным тоном, и Закуро поднимает взгляд. И тут же понимает, что сделал это зря! Кикё больше не улыбается, он выглядит внушительным, сосредоточенным и серьезным, когда смотришь в его лицо так, с высоты его паха. Разглядывает, откровенно оценивает, а Закуро, напротив, в такой унизительной позе с членом во рту застыл, и слюна течет с уголка губ, как у собаки Павлова. И хранитель урагана чувствует, что пропал. Потому что внезапно становится невыносимо тесно в собственных брюках. Его это неожиданно заводит, и хочется продолжать. Но уже не в качестве извинений, а просто потому что нравится! И он принимается за дело с особым энтузиазмом, не отрывая взгляда от чужого лица. Чуть ли не стонет вслух от собственной же похоти, в очередной раз пытаясь вобрать член целиком в рот. И не считает время, в паху ноет, ноги затекли, челюсть тоже, а оторваться он все равно не может, и усиливает ласку, чувствуя, как напрягся, слегка дрогнув, член хранителя облака. Куда он кончит? На лицо или в рот? Наверное, по взгляду Закуро уже понятно, чего он больше всего ждет и хочет – только прикажи, и он послушно откроет рот пошире. – Ах, нет, – и Кикё упирается в его грудь острым коленом, отталкивает от себя. Закуро неуклюже заваливается на спину, резко выпустив член изо рта, и выглядит совершенно растерянным. Почему он его прервал? А Кикё, к еще большему разочарованию хранителя урагана, застегивает ширинку. И сразу же наступает жесткой подошвой лакированного ботинка на его пах, совсем не щадя. Закуро успевает лишь дернуться, даже пискнуть не успев от резкой боли, но тут же по брюкам расползается постыдное мокрое пятно – он кончил. Это слишком неожиданно для него, слишком сильно, но так же внезапно и хорошо. – О-хо. Ты полон сюрпризов... – Кикё смотрит на него вновь насмешливо, чуть склонив голову набок, но с любопытством, и нет ни брезгливости, ни отвращения во взгляде бирюзовых глаз – это странно. Особенно, когда Закуро сейчас сам готов под землю провалиться от стыда и отвращения к себе. – Ты мазохист, Закуро? Тогда это многое объясняет... – и ногу с его паха не убирает, но надавливает уже мягче, будто поглаживая, будто задумался. – И что же мы будем с этим делать?..***
В последнее время Закуро ведет себя идеально. Или почти. По крайней мере, гораздо лучше, чем от него обычно ожидают. Ни одного лишнего бранного слова или приступа агрессии. Эмоции не имеют значения, когда знакомые тонкие пальцы невесомо, будто случайно и невзначай, вдруг пройдутся по его шее чуть ниже линии роста волос, стоит только немного выйти из себя. Тут уже не до каких-то девчачьих провокаций и всего остального, когда перед глазами вспыхивают совсем другие картины – как на шее затянется ремень, словно удавка, острое колено упрется между лопаток – будет больно. Он знает, что означает этот жест, и тело мгновенно охватывает дрожь. И это не страх. Это предвкушение. Ждать только невыносимо. Но ждать приходится – потому что сразу нельзя, таковы правила. Кикё просто обожает заставлять его ждать. Хоть и делает вид, что это не специально – всегда становится такой занятой чем-то сверхважным, когда у Закуро уже начинает кончаться терпение, и все его попытки проявить инициативу жестоко игнорирует. Но нет-нет, да и подойдет в самый неожиданный момент: "Через десять минут", – еле слышно, совсем ласково, у самого уха, так, что больше никто этого не замечает. И Закуро мгновенно теряет связь с действительностью – теперь есть только эти десять минут и совсем другая реальность. И изучил его всего очень быстро – откопал и вытащил наружу все его тайные желания и страхи, о которых Закуро не подозревал даже сам. И просто грязно всем этим пользуется, каждый раз подкидывая очередной сюрприз. Закуро с ужасом смотрит на кубик льда между тонких влажных пальцев, холодная капля капает на его разгоряченный живот – он в ответ шипит. Он слишком горяч и ненавидит холод. Правда. До такой степени, что на лед даже смотреть больно. Такая банальность... для обычного человека это может быть в удовольствие, а для него настоящая пытка. Так что вскоре терпение кончается – хранитель урагана пытается увильнуть, уйти, отстраниться от прикосновений холода к коже, когда лед плавно скользит по его груди, животу, спускается ниже, уже почти касается головки напряженного члена, что начинается паника: "Только не там!". И уже умоляет Кикё остановиться, откровенно, с такими жалобными интонациями в голосе, которых сам от себя никогда бы не ожидал: – Хватит! Мы так не договаривались! – Хо-хо, разве мы о чем-то договаривались? – мурлычет у его лица хранитель облака, склонившись над ним, щекоча его кончиками волос, случайно упавшими на обнаженную грудь. Это приятно – голос приятный, его близость приятная, запах волос приятный, игривое касание чужой ладони к внутренней стороне бедра приятное... И кривящиеся в улыбке губы выглядят приятно раскрасневшимися – хранитель урагана мог бы их коснуться, но нельзя. И этот запрет на поцелуи тоже сейчас кажется приятным. Закуро сдается, только еще раз дернув руками, туго оплетенными гибкими и колючими стеблями, буквально пришившими его к спинке постели, так что пальцы уже онемели и суставы начинают ныть – Кикё совсем с ним не церемонится. Ну и пусть! Пусть только не останавливается, когда оказался так близко, что разум затуманивается. Закуро облизывает пересохшие губы и прикрывает глаза. – Не смей, – тут же одергивает его хранитель облака. Закуро знает, что Кикё не любит, когда он так делает, наоборот, требует, чтобы он смотрел на него, наблюдал за всем, что происходит – не дает ему сбежать из этой реальности и расслабиться. Приходится смотреть. И Закуро смотрит: то на лед, скользящий по его телу и оставляющий влажные дорожки на раскрасневшейся коже, то с ещё большим ужасом, когда тонкие стебли начинают обвивать его напряженный член и медленно проникают туда, куда не положено. Колючие и неровные – опять это ужасное ощущение, будто его разрывает изнутри, и Закуро жалобно скулит, громко, протяжно, пытаясь вскинуть бедра, свести ноги вместе, извернуться, скинуть эту гадость с себя – бесполезно. "Гребаный любитель гербариев!", – ругается про себя хранитель урагана. Да, Кикё определенно обожает творить всякие гадости. Еще и чужое колено жестко врезается в таз, прижимая его плотней к постели, пресекая попытки сопротивляться. Конечно, сколько бы он ни скулил – Кикё не остановится, пока видит, что член Закуро стоит и истекает смазкой. Он может сколько угодно брыкаться, но реакции тела не скроешь, когда обнажен, а ему самому приходится в такие моменты принимать собственные же извращенные желания и мириться с ними. За всеми этими метаниями Закуро пропускает, как в его задний проход проникает холодный кубик льда. И весь мир мгновенно концентрируется в одной точке. Одного мало – он быстро растает в горячем теле, так что Кикё, не стесняясь, добавляет ещё. – Прекрати. Пожалуйста... Что мне, блять, сделать, чтобы ты прекратил?! Я не могу так. Правда не могу, – почти уже ноет Закуро. Он может вытерпеть многое, но у всего ведь есть предел. – Как всегда, думаешь только о себе, – Кикё усмехается, и Закуро слышит, как расстегнулась молния чужих брюк. Теперь-то он думает не только о себе – а еще и о твердом члене, который бесцеремонно и на всю длину проникает в его задний проход следом за льдом – это легко, когда он такой мокрый. Невероятно! Ему даже не больно от грубых фрикций. Ему плевать, что по простыням течет не только вода, окрашивая их бледно-алыми разводами. Ему даже плевать, что он никогда раньше... а тут позволяет такое. Ощущения внутри просто невероятные, взрываются фейерверком – быстро тающий холод и горячий член. Буквально через минуту он уже на пределе, выгибается, сам пытается податься бедрами навстречу, требуя резче, требуя глубже, и умоляет теперь не останавливаться и дать ему кончить. – Терпи, – звонкая пощёчина возвращает с небес на землю. Закуро замолкает, только открыв рот и тяжело дыша, пытаясь сфокусировать взгляд на холодных бирюзовых глазах напротив – никогда он еще не был настолько уязвим. Но и это оказывается до одури хорошо. И его снова хватает ненадолго...***
У этой игры есть правила: "Будь послушным. Будь вежливым. Будь терпеливым. Будь благодарным", и тогда снова услышишь заветное "через десять минут". И это, черт возьми, работает! Одно только не дает покоя: – Почему ты... – Закуро не может правильно сформулировать свой вопрос и от этого начинает злиться. Но еще больше злит ситуация, когда Кикё в очередной раз отталкивает от себя, не дав довести его до конца. – Я недостаточно стараюсь? – в голосе хранителя урагана так и чувствуется обида и даже некий упрёк, когда Кикё застегивает свои брюки и небрежно откидывается на постель, подперев голову рукой, с любопытством разглядывая раскрасневшееся от стыда и злости лицо Закуро. Будто снова оценивает и ждет, как далеко тот готов зайти. – Я могу лучше! Ты же знаешь... Что я должен сделать? – Закуро не собирается оставлять это просто так. Не сегодня. Потому что он не понимает, за что Кикё так поступает с ним. Он ведь делает всё правильно – он делает абсолютно все, что Кикё пожелает. Или он недостаточно хорош, что хранитель облака не может с ним кончить? Как он вообще может сдерживаться так долго? Или просто... чёрт его знает, что просто! В любом случае это бесит, а обида становится все сильней и сильней с каждым разом. Они "играются" уже несколько месяцев. Достаточно, чтобы не хотелось думать, что это всего лишь один из извращенных методов поддержания дисциплины. И Закуро настойчив – решительно снова оказывается близко, трется щекой о чужое бедро, целует его сквозь ткань и тянется к застежке на чужих брюках. Ему это нужно. Ему это важно. Ему жизненно необходимо знать и видеть, что он тоже, хоть капельку, интересен хранителю облака. Кикё останавливает его молча – мягко проводит пальцами за ухом и вдоль подбородка, так что Закуро даже на секунду показалось, будто он получил одобрение на дальнейшие действия. Но счастье длится недолго – Кикё снова отталкивает его от себя, ясно давая понять, что сегодня уже не позволит себя касаться. Приходится отступить, прежде чем вспыхнуть от негодования. С каких пор хранитель облака научился так ловко манипулировать его эмоциями! – Тогда зачем ты это делаешь? – не выдерживает Закуро, выпаливает зло и раздраженно, а смотрит при этом, как побитый щенок. Он неожиданно хочет выяснить все отношения и расставить все точки над "i". Потому что эта неопределенность невыносима, когда Кикё, обычно все всегда объясняющий предельно простым языком, с ним – с Закуро, – в такие моменты ведет себя совсем иначе и заставляет бесконечно теряться в догадках, будто специально, чтобы хранитель урагана надумывал себе все, что только его фантазия позволит. И утопать в этих фантазиях все глубже. И Закуро отчаянно хочет это прекратить, потому что он и так уже утонул, оказался на самом дне – дальше просто некуда. – Не заставляй меня думать, что ты конченный идиот и до сих пор не научился отличат игру от реальности. Ты спрашиваешь, зачем? Это ведь так очевидно – мне нравится смотреть, как ты деградируешь, – непринуждённо смеется Кикё, сразу же находясь с ответом, будто уже давно ожидал подобного вопроса. – И более того – все понимаешь и даже получаешь от этого удовольствие. Это забавно. Как низко ты готов опуститься ради того, чтобы я унизил тебя еще больше? Закуро вспыхивает от негодования. А это на самом деле чертовски больно. Терпеть физическую боль гораздо легче. Тем более, что в последнее время это, наоборот, доставляет лишь удовольствие. Но моральную... Кажется, хранитель облака нашел очередной способ, как унизить его сильней и растоптать его гордость окончательно. Это он его до сих пор так наказывает? Кикё поразительно злопамятен – этого не отнять. Закуро понимает, что сам виноват – сам вручил этой суке в руки инструмент для манипуляций и унижений. Он мог не падать тогда на колени, и сейчас бы не было так больно. Он мог не вестись на его манипуляции. Мог отказаться. Мог сказать "нет". Мог. Все мог! Но не стал этого делать. Потому что ему самому этого хотелось. И Кикё будет пользоваться его слабостью до тех пор, пока не придумает что-то ещё более изощренное. Или не найдет себе другую жертву. Досадно. Ужасно. Невыносимо. А самое страшное то, что Закуро уже не может без этого – он и не заметил, как впал в какую-то наркотическую зависимость от их извращенных игр. Он сам теперь будет к нему идти, сам будет унижаться, сам будет просить, умолять, выпрашивать, получать в ответ обидные реплики... И сойдет с ума от безысходности. От этого еще больней и откровенно мерзко. От себя мерзко. И смотреть на хранителя облака мерзко, а не смотреть тоже уже не может. – Ах ты паршивая сука! – злость достигает своей высшей точки, и Закуро вдруг ловит Кикё за бедра, рывком стаскивая с постели на жесткий пол, так что длинные бирюзовые волосы взметнулись и, кажется, он даже услышал удивленный вздох. Хуже всего то, что Кикё прав! Прав, черт бы его побрал! И да, Закуро теперь всё прекрасно понимает и терпеть этого больше не намерен: сам дал – сам взял. И заставит эту суку считаться с ним! Раз отказаться от него не может, то сам заставит его скулить и извиваться под собой, и выпрашивать еще. Странно, что Кикё до сих пор улыбается и смотрит на него спокойно, не сопротивляется и не пытается даже отпихнуть или приказать слезть с него. И даже никакой угрозы во взгляде – только любопытство. Немыслимо! Чтобы кто-то вот так грубо уложил его под себя и не пожалел бы об этом в ту же секунду? Кикё никогда не будет терпеть подобного обращения. Кикё себе цену знает. В отличие от него. И прикасаться к себе не позволяет, как бы Закуро не просил, – только сам. А сейчас позволяет. Но и хранитель урагана уже готов к любой неожиданности – вряд ли будет больней, чем сейчас. И когда напряжение, повисшее в воздухе, становится слишком явным, Кикё сам кладет ладонь на его грудь. Но не отталкивает, касается мягко, почти игриво, и кажется, наоборот – поощряет к дальнейшим действиям. И Закуро опять перестает понимать происходящее – что ему с этим делать? Это новая игра или угроза? Не такой реакции он ожидал... А тонкие пальцы уже скользят по его груди, ключицам, шее, зарываются в волосы на затылке, невесомо и ласково. Закуро знает, что подобная нежность коварно-обманчива, и вдоль позвоночника непроизвольно проходит неприятный холодок. Но тут же чувствует прикосновение теплого языка к губам – он так долго этого ждал! Сейчас-то до него доходит весь смысл! И хранитель урагана мгновенно теряет голову, злость и негодование отходят на второй план. Он не собирается больше сдерживаться, не будет упускать свою возможность – целует глубоко, долго, жадно вылизывая, терзая чужие мягкие и податливые губы, не позволяя ни ему, ни себе сделать даже вдох. И Кикё отвечает на его поцелуи, но не направляет, позволяет Закуро целовать так, как хочется ему одному. И делать то, что хочется ему одному. И он делает – спешит избавить Кикё от его проклятой рубашки, скрывающей желанное тело, отрывая пару пуговиц в порыве, и пытается прикоснуться везде и сразу, пока можно, – жадно скользит руками по груди, по ребрам, по животу, стремясь прижать обнаженное тело к своей груди плотней, касаться откровенней. "Щекотно", – Кикё тихо смеется, немного сбивая его пыл, но, напротив, подставляет шею под нетерпеливые поцелуи, окончательно обвивая хранителя урагана руками. – А ты действительно идиот, Закуро, – Кикё смотрит на него внимательно и серьезно, уже не смеется, пальцами задумчиво вырисовывая узоры по его спине между лопаток. – И правда ведь не отличаешь реальность от фантазий... – и вдруг расплывается в коварной улыбке, от которой внутри всё холодеет. –И что же мы будем с этим делать? И Закуро с ужасом понимает, что снова серьезно влип...