ᅠ
ᅠ
Не самый подходящий момент.
Уж точно не тот, когда стоит делать предложение, при этом отбиваясь от толпы полудохлых пиратов Летучего Голландца. Так считает, конечно, только Чонгук. У него волосы мокрые, вьются у глаз и липнут ко лбу. У него напряжённое лицо, ловкие движения рук и изящное владение саблей. Его одежда пропитывается влагой морского шторма, мешает движениям и сковывает их.
Тэхён считает, что прекраснее никого не видел.
Он поворачивается к Чонгуку после того, как отбивается от очередного пирата и отталкивает его раненное тело от себя ногой. Чонгук рядом отражает ещё одну атаку.
Его волосы кольцами липнут к коже на висках. Он всё ещё прекрасен в таком амплуа для Тэхёна.
— Чонгук, выходи за меня!
Тэхёна это, в принципе, не смущает. Точнее смущает только факт, что, если он всё-таки извернется и поцелует Чонгука, то окажется нанизан на саблю ещё до их первой брачной ночи.
Самого же Чонгука смущает многое.
Например, сам факт предложения во время битвы на шатком корабле посреди шторма в море, где в любой момент их может унести под воду волной либо щупальцем кракена, обхватившего борт.
Никакой романтики.
Альфу не исправить, хотя Чонгук и видит в этом какой-то шарм. Тэхён заводит его за свою широкую спину с перекатами мышц, облепленную мокрой рубашкой, и блокирует двумя саблями удар мертвеца с Летучего Голландца.
— Не самый подходящий момент! — омега упирается своей спиной в спину Тэхёна и резко вскидывает вверх ноги, отталкивая безголового соперника ближе к борту. В два быстрых движения лишает его оружия и сбрасывает в бушующую пучину.
Тэхён отражает атаку сразу двоих, разворачивается ловко и приседает, когда на него летят сразу оба. Одному альфа перерезает глотку, а второму ноги.
Проблема лишь в том, что все они быстро восстанавливаются.
Зато людей Королевского флота невозможно воскресить.
Тэхён наносит одному из них удар в бок, при этом выглядя как чёртов морской бог, и Чонгук понимает, что слишком влюблён в него, чтобы отказать даже в такой неподходящий момент.
— Другого шанса может и не представиться, принцесса, — широкая усмешка Тэхёна заменяется тенью злости.
Он резко сокращает расстояние между ними и прижимает одной рукой Чонгука к себе за талию, второй ловко блокируя атаку члена Королевского флота.
Даже в такие моменты время может замереть на несколько секунд, чтобы позволить друг другу утонуть в глазах напротив.
Возможно, Чонгук всё-таки считает это романтичным, учитывая количество прочитанных им книг о морях и приключениях, о пиратах и их свободе. Все они так или иначе написаны о такой любви: запретной и опасной, но в то же время потрясающе крепкой и страстной...
Они отбиваются вместе, не отходя ни на шаг друг от друга. Альфа всегда рядом и готов в самую опасную секунду закрыть собой Чонгука. Омега же просто не даёт Тэхёну отвлекаться на его поиски по кораблю. Член Королевского флота замахивается на Чонгука, но тот ловко уходит в сторону, в воздухе слышен свист его сабли. Лязг стали о сталь смешивается с криками и звуками ударов волн о борта корабля.
Тэхён вновь притягивает омегу к себе за талию. Чонгуку кажется, что в глазах альфы настоящее звёздное небо.
— Я люблю тебя.
И разворачивает омегу так, чтобы тот вновь оказался за его спиной. Отражает одну атаку, вторую, только для того, чтобы Чонгук успел перевести дух. Одежда сковывает движения, мешает совершать более уверенные и быстрые манёвры. Тэхён все это игнорирует, маневрирует, словно бы родился с саблей в руках и в пиратской бандане.
Да и вообще...
Тэхён хватает Чонгука за руку и тянет за собой чуть дальше от сражения, ближе к капитанской каюте. Толкает к дверям омегу и закрывает собой.
— Я принял решение, принцесса. Теперь выбор за тобой.
Его слова, решимость в голосе и уверенные движения, которые не дают противникам подступить к Чонгуку ближе, лишают последнего на некоторое время чувств и, кажется, даже рассудка. У омеги внутри сердце готово совершить кульбит от счастья, нежности во взгляде пирата и в его действиях.
Тэхён возвращается к Чонгуку, стоит палубе в метре от них немного очиститься. Поворачивается спиной к сражению, лицом к омеге. Ожидает прямо сейчас такого важного и судьбоносного ответа. Ни капли романтики.
Чонгук вытягивает его из дверной ниши и задирает голову. На верхней палубе их капитан отражает атаки сразу нескольких мертвецов Голландца. Его фигура ловко уворачивается от очередного нападения, а кинжалы, которые, кажется, не заканчиваются, летят из его рук точно меж глаз противников.
— Хосок, пожени нас!
Тэхён кидает на Чонгука влюблённый взгляд, всё ещё крепко держится за ладонь омеги и не собирается больше никогда в жизни отпускать... Потому что и в горе, и в радости, и при смерти, и на корабле среди бушующего моря, и с толпой мертвецов вокруг.
Чонгук видит краем глаза приближение смазанного силуэта. Замахивается, даже особо не напрягаясь. Чужая конечность летит ему под ноги, но омега ловким движением отправляет её в полёт через борт, вместе с хозяином.
Хосок на верхней палубе отбивается от двух мертвецов одновременно: на него наваливаются сверху, придавливают к деревянным перилам с намерением перекинуть капитана через них. Хосок кряхтит и через силу орёт в ответ сквозь рев бушующих потоков волн:
— Не могу! — он отталкивает от себя мертвеца, но на него сразу наваливается второй. — Я сейчас немного занят!
Тэхён уводит омегу в сторону от нападающего. Сам отражает атаку, взмахивая саблей и вспарывая противнику живот. Тот падает на какое-то время, катится по ступеням, снося по пути ещё нескольких, но через минуту уже надвигается снова. Чонгук за спиной альфы отбивает саблей удар за ударом, разворачивается, чтобы нанеси последний сверху и перерубить шею мертвеца.
Тэхён задирает голову.
— Хосок, немедленно!
Бушующая вокруг битва и шторм за бортом не станут помехой его желанию поскорее соединиться узами брака с Чонгуком. Не в этой жизни, очевидно.
Хосок закатывает глаза на прямые приказы Тэхёна, отмахивается от очередного противника и точным движением руки отправляет кинжал в полёт – прямо между его глаз. Вскакивает на деревянные перила и удерживает равновесие. Его громкий голос, кажется, заглушает в сердце Чонгука даже шторм.
— Дорогие мои, мы собрались здесь сегодня, чтобы... — Хосок запинается, резко поворачивается на налетевшего на него со спины члена Королевского флота, — чтобы пригвоздить твои кишки к мачте, мерзкий сифилитик!
И с чавканьем вгоняет клинок в живот противника. Чонгук уворачивается от удара справа, позволяя Тэхёну поймать себя на лету. Его выжидательный взгляд вновь направлен на Хосока.
Тэхён отбивается, тянет на себя омегу и в лоб спрашивает:
— Чонгук, ты согласен быть моим мужем?
На лице напротив альфа видит улыбку шириной во всю необъятность синевы неба, а в глазах столько переливающихся эмоций, что можно сравнить с разнообразием коралловых рифов всех семи морей.
— Согласен!
Тэхён смеётся вместе с Чонгуком, тянется, чтобы притянуть к себе для короткого поцелуя.
— Я не сомневался, принцесса.
Омега тянется в ответ, но резко отталкивает альфу в сторону, перехватывает удар, подставляя саблю и не позволяя даже кончиком кинжала задеть его тело. Ловко уводит в сторону и смещает противника к борту. Чтобы уже оттуда блуждающие щупальца кракена утянули человека на дно бездны.
— А ты согласен быть моим мужем? — Чонгук задерживается на одном месте дольше необходимого. Ждёт ответа. — В болезни там и в здравии. Хотя в здравии, конечно, это маловероятно, но...
— Согласен.
Тэхён сразу не замечает налетевшего на них мертвеца.
В последний момент, когда альфа был уже готов заслонить практически официального мужа собой, гремит выстрел. Хосок, резко выдохнув, громко смеется и кричит на всю палубу:
— Властью данной мне, как капитану «Чёрной Жемчужины», я, — он деловито вращает вокруг себя саблей, расчерчивая налетающих мертвецов, — объявляю, — взмах руки, — вас...
Голос капитана глушится очередным грохотом от выстрела.
Чонгук цепляется за протянутую руку Тэхёна, приседает вместе с ним под рассекающую воздух сталь.
— Можете поце....
Хосок прерывается на середине. Его валят на пол сразу несколько мертвецов, но капитан перекатывается по скользким доскам и поднимается.
Тэхён же прижимает к себе Чонгука, собираясь поцеловать его прямо сейчас, в разгар битвы, с вероятностью в девяносто девять процентов быть в итоге нанизанным на саблю. Альфа склоняется и опаляет податливые губы омеги горячим дыханием, но Чонгук дёргает его вниз с большими от шока и страха глазами. Оба перекатываются по палубе.
Омега вскидывает голову и сразу пресекает попытку очередного мертвеца налететь на них.
— Целуйтесь уже!
Голос Хосока приводит их обоих в чувства. Тэхён принимает полусидячее положение и прижимает Чонгука к себе крепче, целуя сладко в распахнутые губы. Капитан целится с расстояния и простреливает нескольким противникам вокруг Чонгука и Тэхёна головы. В какой-то момент часть их команды закрывает влюблённо целующуюся парочку собой.
Тэхён пылко и крепко прижимает Чонгука к себе за талию. Ближе, крепче, пытаясь вжать в себя полностью, чтобы до ярких точек от атомных взрывов в глазах напротив. Пухлые сладкие губы впиваются в его в ответ с особым рвением, словно хотят забрать больше, поймать больше, запомнить. Чонгук держится за предплечья пирата, вскидывает ноги, чтобы скрестить их на чужой пояснице и больше никогда не отпускать.
Чонгук отстраняется с громким чмоком, ниточку слюны сразу же смывает ливнем, а омега лишь ещё секунду позволяет себе побыть слабым и беззащитным, прижимаясь лбом к крепкой шее Тэхёна. Капли дождя давно смыли с нее природный запах, он притупился от соли моря, запаха пота и трюма, но Чонгук всё равно жмётся, любит, целует. Целует так крепко, как его любят в ответ.
— Если мы сегодня не умрём, то я оседлаю тебя, — Чонгук сипит это прямо в губы альфы, прижимается своим лбом к чужому. Тэхён обнимает в ответ, сжимает ладони на чужой талии под плотно обтягивающей тело рубашкой сильнее, до синяков, и омега податливо выгибается едва ли не до хруста.
— Договорились, принцесса.
Тэхён вскидывает свои бедра, позволяя Чонгуку с удивлённым вздохом подпрыгнуть вместе с ним. Омега чувствует крепкую хватку на талии и то, как ловко пират переворачивает его в воздухе, закрывая собой от очередного нападения. На палубу с перемежающей хромотой ступает капитан Летучего Голландца, отмахиваясь от нескольких налетевших на него пиратов сразу. Тэхён успевает лишь закрыть собой Чонгука и выставить саблю вперёд, скрещивая сталь со сталью Дэви Джонса.
Чонгук, находясь близко к борту, вздрагивает, стоит щупальцу кракена обхватить его за лодыжку и опрокинуть на деревянную палубу. Омега через силу сдерживает крик, лишь рвано выдыхает, не позволяя Тэхёну отвлечься от Джонса. Хосок вовремя успевает несколько раз прострелить чудовищу конечность, после чего оно с диким воем уходит в пучину на какое-то время.
Тэхён всаживает саблю Джонсу прямо в область сердца, прорезая грудину, но тело мертвеца поглощает клинок с тихим хлюпаньем давно разложившихся внутри органов. Капитан Джонс поворачивает голову через плечо прямо к альфе и ехидно тянет:
— Парень, ты забыл? — мертвец хрипло смеётся. — Я бессердечная тварь.
И клешнёй резко загибает торчащий из груди клинок дугой, чтобы его невозможно было вытащить из тела. Сабля не принесла ему увечий, и Тэхён отступает на шаг назад, теряя и собственную уверенность, и оружие.
Чонгук крупно вздрагивает, когда клешня Джонса наотмашь бьёт дезориентированного Тэхёна по лицу.
Чонгук, отброшенный в сторону одним из мертвецов, падает на ступени лестницы, ведущей на верхнюю палубу. Тэхён лежит у ног капитана Голландца без доступа к оружию и с головокружением от мощного удара. Единственное сейчас, что он может сделать, это повернуть голову с обеспокоенным взглядом в сторону Чонгука. Омега смотрит на него в ответ со страхом и желанием вновь оказаться в надёжных объятиях альфы, подальше от этого хаоса.
Чонгук не смеет двигаться, потому что знает, любая его атака будет обезврежена тут же.
— Любовь, — Джонс, замечая переглядывания, хмыкает и растягивает слова, словно специально заставляет обоих забиться в агонии от томительного ожидания скорой смерти. В голосе мертвеца можно распознать нежность и умилённость, а в глазах мелькающие обрывки прошлого.
Чонгук дрожит от холода, не может сосредоточиться на чужих словах. Только смотрит, смотрит, смотрит. Впитывает каждый сантиметр родного лица, запоминает, прячет в себе маленькую копию Тэхёна, пытается взглядом передать то, что сейчас не может сказать словами.
— Ужасный недостаток. Но от него всегда можно легко избавиться.
Джонс вытягивает зажатую в клешне саблю прямо над распластанным на палубе Тэхёном. Альфа дышит глубоко, его грудная клетка поднимается и опускается под давлением кислорода в лёгких. Когда лицо мертвеца склоняется над Тэхёном так, что щупальца задевают ровную линию подбородка того, Джонс шипит:
— Скажи мне, ты боишься смерти?
Чонгук задушенно хрипит, видя как остриё сабли капитана упирается в шею альфы. Но громкий насмешливый голос за их спинами заглушает и стук сердца, и рокот волн, и крики разъяренных битвой пиратов:
— А ты?
Хосок стоит посреди палубы с кинжалом в одной руке и бьющимся сердцем в другой. Улыбка на его лице такая яростно-предвкушающая, что даже Чонгук на секунду пугается будущности Хосока, как следующего капитана Голландца. Но от облегчения не может сдержать улыбки и протяжного выдоха себе под нос.
Рядом с ногами Хосока валяется раскрытый сундук мертвеца, хранивший ранее сердце Дэви Джонса.
— Когда у тебя в руках чья-то жизнь – это так повышает тонус.
Капитан Голландца громогласно смеётся, запрокинув голову, после чего сразу с серьёзным лицом поворачивается к Хосоку и тянет:
— А ты жестокий человек, не так ли?
— Я всего лишь капитан корабля, на который ты со своей командой напал, — Хосок задумчиво кусает нижнюю губу и качает пару раз головой из стороны в сторону. Его голос не изменяет своим насмешливым ноткам. — А жестокость вообще понятие относительное.
Мертвец тянет рот в безгубой и беззубой улыбке. В его глазах пляшут волновые брызги вперемешку с огненными всполохами.
— Неужели?
Чонгук успевает проследить лишь резкий разворот Джонса на сто восемьдесят. А затем задушенный вдох Тэхёна, его выгнутую спину и острие сабли прямо в области сердца. Клинок с каждым сантиметром прорезает ткани, мышцы и кости с хрустом. Чонгук не может скрыть собственного крика из-за резко изменившегося лица Тэхёна. Альфа старается даже не стонать от боли, боясь напугать этим своего омегу, стоически терпит и смотрит, с каким наслаждением Джонс проталкивает саблю глубже в его тело.
Чонгук не двигается, даже когда мертвец оставляет клинок внутри и отходит, чтобы со стороны посмотреть на свою работу. Хосок, поражённый увиденным, так и стоит с занесённым для удара кинжалом и бьющимся в его пальцах сердцем.
Стоит Джонсу отойти на достаточное расстояние, Чонгук бросается к Тэхёну, хватая того за щёки. Он сам не замечает, как начинает дрожать, как слезы смешиваются с дождевыми каплями, как держится за альфу, повторяя одно и то же, словно заведённый.
— Тэхён, Тэхён! Пожалуйста...
Пальцами перебирает чужие мокрые пряди, убирает те назад, целует в холодную кожу. Сначала в лоб, потом спускается к закрывающимся глазам, носу, щекам, останавливается в долгом мучительном поцелуе на губах, но не чувствует ответного шевеления.
— Не умирай, пожалуйста! Нет, нет, нет!
Чонгук рычит от злости, когда не получает ответа от Тэхёна. Глаза альфы закрыты, грудная клетка еле успевает делать вдохи за последними отчаянными ударами сердца в груди. Секунды ускользают сквозь пальцы, не позволяя увидеть в последний раз любимые сверкающие любовью глаза. Омега хватает первый попавшийся клинок с палубы и летит на Джонса со спины. Мертвец поворачивается к нему в тот момент, когда омега вскидывает руку вместе с кинжалом и вонзает в подставленное плечо. Остриё с чавканьем входит внутрь, прорезает ломкие кости и ткани, но не причиняет боль. Зато Чонгук чувствует каждой клеткой, как клешня придавливает его к борту: злого, маленького и мокрого от пронизывающего дождя, но готового биться до конца, чтобы отомстить за Тэхёна.
— Не вставай у меня на пути, омега, — рявкает Джонс с таким пренебрежением и властью в голосе, что у Чонгука внутри всё только сильнее закипает от злости и всепоглощающей скорби одновременно.
Клешня капитана Голландца зависает в воздухе в каких-то сантиметрах от омеги, когда Хосок стремительно сокращает расстояние до умирающего Тэхёна и его же рукой, вложив в нее кинжал, пронзает бьющееся сердце Дэви Джонса. Мертвец же, почувствовав резкую слабость и отдавшийся в груди последний удар вынутого из груди сердца, едва успевает сделать вдох, прежде чем свалится мешком на палубу.
Чонгук отскакивает от него и ногой отталкивает от себя тело бывшего капитана, катящееся прямо за борт. Оно скрывается в морской пучине, падая прямо в устье вороночного урагана в море.
Летучий Голландец и Жемчужина, сцепившись мачтами, кружат по краю морской воронки, опасно кренятся в разные стороны и тянут за собой друг друга, начиная спускаться по краям воронки прямо в разверзшуюся пасть кракена на самом дне. Его щупальца обвивают Голландец и тянут к себе вместе с Жемчужиной.
— Часть корабля, часть команды.
Хосок отскакивает от тела Тэхёна в тот момент, когда мертвецы Голландца начинают вылезать на палубу и окружают убившего Дэви Джонса Тэхёна. Чонгука он цапает в объятия в последний момент и вздергивает один из тросов, несущий их на палубу Жемчужины.
Омега в его руках конвульсивно дёргается прямо к мёртвому телу возлюбленного, не может смотреть на него и слушать, как хор загробных голосов вторит одно и то же:
— Часть корабля, часть команды.
Один из мертвецов склоняется над бледным Тэхёном и заносит над его грудью кинжал. Второй подходит ближе и держит в руках проклятый сундук со старинными символами Богини Калипсо. Его хрипящий шёпот доносится даже до отчаянно вырывающегося из рук Хосока Чонгука.
— У Голландца всегда должен быть капитан.
Верёвки взмывают вверх в тот момент, когда из пушки Жемчужины к парусам устремляется ядро, разрывая сцепившиеся мачтами корабли.
Голландец исчезает в морской пучине, увлекаемый щупальцами кракена.
ᅠ
ᅠ
🏴☠️
ᅠ
ᅠ
— Ты обещал оседлать меня, если мы выживем сегодня, — Тэхён усмехается, откидываясь спиной на скалистую стену у берега моря. Чонгук с силой бьёт его по плечу, зарываясь опухшим от слез лицом в ямку надплечья.
Его волосы выгорели на солнце, кожа покрылась смуглым загаром, но глаза не утратили своей яркости и пылкости, что Тэхён в омеге безумно любил. Чонгук сидит на его коленях, обнимая до хруста плечевого пояса, но альфа лишь понимающе позволяет ему такую вольность, терпит всё, что делает омега, желая насытиться любимым телом и запахом.
— Фактически, твоё сердце находится в сундуке, так что ты умер, — Чонгук бурчит это куда-то в плечо, шмыгает носом и едва сдерживает выступающие на глазах слезы. Переживать заново смерть любимого омега бы ни за что в жизни не решился. Но сейчас, при такой близости, всё вокруг кажется лишь сном. Таким, что невозможно поверить даже спустя несколько горячих поцелуев, смешанных со слезами, улыбками и крепкими объятиями.
Тэхён теперь пахнет иначе: у него от шрама на груди тянет запахом крови, но та теряется среди закладывающего нос смешения запахов морской соли и ядреного бриза. От него пахнет смертью, Голландцем, но он всё равно тот самый Тэхён, за которого во время сражения на палубе Чонгук согласился выйти замуж. И все до сих пор кажется нереальным, несбыточным, а осознание того, что всего ради каких-то двадцати четырёх часов вместе ждать придётся целых десять лет, душит в груди всё остальное, заставляя болезненно всхлипнуть в чужое плечо.
Тэхён откидывает голову назад, сжимая зубы. Он сам понимает, что сейчас его положение не самое завидное: его омега страдает больше всех, не хочет отпускать. Но безграничное страстное чувство благодарности и нежной любви, тоскливое томящее ожидание наслаждения от последующих встреч топят его теперь уже бессердечное тело, наполняют теплом. Чонгук в его руках такой маленький, что обхватить двумя руками и спрятать от остального мира ничего не стоит. Омега плачет, потому что слезы душат изнутри, не щадят даже альфу, топят, толкают в пучину.
— Эй, мистер Ким, — Тэхён со смехом через силу отстраняет от себя омегу, который куксится от бьющего по глазам яркого солнечного света. Не желает отцепляться от альфы, хочет больше вдыхать в себя любимый запах, вжиматься в тёплое тело, продолжать обнимать. — Чонгук, я прошу, посмотри на меня своими прекрасными заплаканными глазами.
— Не хочу.
Чонгук сопит себе под нос, но всё равно смотрит на Тэхёна, заставляет себя слабо улыбнуться, чтобы получить широкую улыбку в ответ. Пират не обманывает ожиданий, дарит яркую и лучистую, прижимает, пальцами, зарываясь под ткань рубашки. Омега дрожит от прохладного, заползшего под одежду ветра, судорожно выдыхает, когда Тэхён ведет руками выше и оглаживает ладонями лопатки.
— Оседлаешь меня напоследок? — Тэхён скалится голодно, жадно, но Чонгук всё равно понимает, что, если откажет, альфа никогда не станет настаивать.
Однако сейчас, когда следующая встреча только через десять лет, Чонгук просто не может оставить его с отказом. Омега вжимается в тёплое тело, прижимается губами к чужим, вторгаясь в рот альфы мокрым языком. Пират дёргается от такой ласки, вскидывается бёдрами вверх, заставляя Чонгука охнуть в их сомкнутые губы и проехаться промежностью по ширинке альфы. Их тела двигаются в унисон, монотонно избавляясь от одежды. Тэхён благоговейно оголяет сначала омежье плечо, осыпает нежную кожу поцелуями, смакует вкус тела с примесью солёных морских капель и жаркого зноя. Чонгук плавится от каждого прикосновения, имитирует толчки, стимулирует внушительный бугор между ног альфы. Их стоны сливаются в один сплошной, громкий, нуждающийся.
Близость кажется отчаянной нуждой, но Чонгук отмахивается от удручающих мыслей, прикрывает глаза и с новой силой вбирает в рот нижнюю губу альфы, посасывая ее и смакуя теперь уже вкус своего мужа. Тэхён стонет, оглаживает ягодицы омеги через ткань, сжимает, раздвигает с особым удовольствием. Чувствует, как горячее дыхание опаляет ухо и шею, как Чонгук мечется от прикосновений, от желания близости и скорого проникновения.
— Я должен запомнить это на следующие десять лет, принцесса, — Тэхён говорит с усмешкой, но смотрит с такой заполняющей душу нежностью, что Чонгук вновь чувствует, как глаза наполняются влагой.
Вбирая в себя член альфы, Чонгук сжимается вокруг, сразу взглядом прося поцелуя и ласки. Альфа смеётся хрипло, трясётся всем телом и подтягивает бёдра Чонгука ближе. Тот охает, сжимается и слепо тычется холодным носом во впадинку между шеей и плечом. Движения судорожные, тяжёлые, глубокие. Омега поглощает его медленно, с наслаждением, закусывая нижнюю губу и заламывая брови.
Вид такого Чонгука, который поначалу огрызался на него и показывал зубы, а сейчас нежится в любви и называет полноправно мужем, нравится альфе до одури, до спертого воздуха в лёгких, до искр из глаз, когда очередное полное погружение Чонгука доводит до кульминации. Омега стонет высоко, припадает к обнажённой груди Тэхёна и пальцем невесомо очерчивает огромной шрам в проекции грудины, откуда вырезали сердце для Голландца.
Лёгкими поцелуями Чонгук спускается вниз по шраму, старается не задевать, чтобы лишний раз не причинить боли, но Тэхён всё равно смеётся, поглаживая мужа по пушистой от влаги в воздухе макушке. Чонгук трепетно касается груди, шеи, поднимается к лицу и смотрит на него сквозь закрытые веки, пытается воспроизвести в памяти любимые черты, чтобы в будущем это делать было легче.
Омега всё ещё сжимает внутри чужой член, не выпускает, продолжая чувствовать сперму в себе. То, как она стекает по основанию и липнет к бёдрам, когда Чонгук приподнимается на коленях. То, как Тэхён, желающий получить больше и оставить больше, вновь толкает омегу вниз, направляя в тело Чонгука головку. Раздвигает ей податливые края, припухшие от стимуляции, проталкивается глубже и с медленным наслаждением вновь оказывается внутри полностью.
Чонгук задушенно хрипит. Перестимулированные стенки одновременно с вновь охватившим удовольствием приносят лёгкое жжение. Омега цепляется за широкие плечи альфы, разрешает себе запрокинуть голову и не сдерживаться в стонах. Тэхён прижимает нежное тело к себе, смотрит на заломившего брови Чонгука с немым обожанием, любовью и нежностью. Осыпает напряжённый впалый живот бабочками-поцелуями, мелкими укусами вокруг пупка, поднимаясь выше к соскам.
Чонгук замирает на бёдрах Тэхёна и опускается на его грудь, прикрывая глаза. Член внутри остаётся неподвижным ещё какое-то время, омега наслаждается близостью своего альфы, своего мужа, пока солнце медленно заходит за горизонт. Тэхён помогает омеге привести себя в порядок и заправляет свою рубашку обратно в брюки.
Сундук с новым бьющимся сердцем альфа передаёт в руки опешевшему Чонгуку и резко выдыхает:
— Теперь моё сердце навсегда твоё, принцесса. Сохранишь его для меня?
И Чонгук с таким отчаянием прижимает к себе сундук, с такой силой сжимает ручки, что хрустят фаланги. Тэхён последний раз косится на горизонт. Омега понимает, что это последние его секунды на берегу за следующие десять лет.
Закатные лучи освещают широкие плечи. Тэхён вышагивает по песку со слепой уверенностью, что любить никогда не перестанет, всегда будет возвращаться только ради этого. Ради глаз, улыбки, смеха, поцелуев. Ради слёз прощания и радости встречи. Ради прикосновений, близости, ради любви и семьи. Ради своего омеги.
Чонгук откладывает сундук на один из небольших валунов и бежит по песку голыми ступнями вслед за своим пиратом. Его спина до невозможного напряжена и выпрямлена.
— Тэ!
И их тела сплетаются между собой, вжимаются друг в друга, отпечатывая в памяти образы, улыбки и последние секунды. Запах и близость. Желание поскорее увидеться вновь и никогда больше не расставаться.
— Не своди глаз с горизонта, Чонгук.
ᅠ
ᅠ
🏴☠️
ᅠ
ᅠ
Зелёная вспышка пронзит горизонт спустя десять лет разлуки. Чонгук в последний момент поймает на себе закатный луч солнца, прикроет глаза в нетерпении. А как только откроет, то любимые губы тягуче прошелестят в его горячее от чужого дыхания ухо неизменное и такое родное:
— Не сводил?
И Чонгук, чувствуя ком в горле, не сразу сможет ответить, но неизменно кивнёт и не захочет смотреть на своего мужа заплаканными глазами. Красными и опухшими, потому что до этого ночь провёл в терзаниях и сомнениях, ворочаясь в кровати и стараясь не поддаться истерике. Долгие десять лет текли для него, как настоящая каторга. Невозможность хотя бы одним глазом увидеть своего мужа сжигала изнутри всё это время истерзанное сердце, пока бьющееся Тэхёна хранилось слепо у Чонгука под боком.
Когда Тэхён обнимет его в ответ, прижмёт к себе всё такой же стройный, лёгкий стан омеги, приподнимет над зеленью под ногами и закружит в полёте, Чонгук будет смеяться. Так, как любит альфа, громко и заразительно, вцепится в плечи и будет смотреть сквозь слезы на мужа. Момент воссоединения будет теплиться в сердце каждый раз, когда Чонгук захочет пересчитать минувшие дни.
— Ни разу не скучал по тебе, — Чонгук будет ворчать это в плечо альфы, втягивать уже знакомый запах моря и ветра, но теперь вместе с ними можно отчётливо уловить тонкий шлейф смерти и гнили. Но омега, возможно, будет слишком увлечён, чтобы обратить на это внимание.
— Неужели?
Тэхён захочет рассмеяться на колкость мужа, но Чонгук опередит его:
— Ты оставил мне точную копию себя, я не мог скучать, — и посмотрит через своё плечо в сторону их небольшого дома на острове. Оттуда, вырываясь из высокой травы, выпрыгнет десятилетний игривый мальчик с россыпью веснушек на щеках и выгоревшими на палящем солнце волосами. Он будет удивительно похож на Чонгука, но соберёт в себе черты и пирата. Изгибы губ и носа, в которых омега будет постоянно видеть улыбку мужа, начнут наполнять его тоской сразу же, как только Чонгук возьмёт малыша на руки.
Мальчик будет бежать к ним через все зелёное поле, а Тэхён сразу осознает, что это их малыш. От счастья или недоумения, неожиданности или безразмерной любви к Чонгуку и их малышу или из-за громкого:
— Отец! – он не сможет пошевелиться ещё какое-то время...
Но это всё будет через десять лет.
А пока...
не своди глаз с горизонта.
