Персики

Момошики никогда не забудет тот леденящий кровь крик Мицки. Это было в ту ночь, когда Каваки убил Боруто — Мицки прибыл как раз: когда мальчишка пробил тело Боруто, в котором был закрыт Момошики. И в том его крике было столько боли и отчаянья, что даже до умирающего Узумаки дошло. И даже до Момошики — он готов был признать, что это было страшнее и отчаяннее чем то, как они с ним сражались. А вспышка силы была просто смертоносной. Настолько, что Мицки и себя почти убил. Будто бы без Боруто и его не может быть. Узумаки Момошики, конечно, исцелил — всё же его сосуд — и Мицки это как-то уловил, сохранив в себе искру жизни. Восстановился. Только с ума сошёл, частично, и контроль потерял — успел немного подрать Каваки и Кода, чуть не задел человека с тенями и лиса. А потом болезненно жался к Боруто. Настолько болезненно и отчаянно, что у того слёзы на глаза наворачивались и душа ныла. Момошики не хотел этого всего знать, а тем более чувствовать. Но раз произошло слияние, сделать он ничего не мог. Лишь стараться не обращать внимание на этих глупых людей. Только, кто же мог знать, что чувства сосуда будут настолько сильны и так глубоко проникнут в него самого. Он догадался раньше Боруто и Мицки, почему Узумаки стало настолько больно смотреть на то создание. Почему Боруто казалось, что он чувствует Мицки, как себя самого. И почему слёзы, несчастные золотые глаза так ранят. Однако Момошики предпочёл бы не ощущать этого всего. Тем более, когда люди и сами догадались. Он бы не хотел видеть, знать, чувствовать, как Боруто обнимал Мицки. Как обещал, что всё будет хорошо. Не хотел чувствовать поцелуи. Но всё это было и невероятно злило. Только все эти чувства Узумаки и чувства Мицки, что сосуд пропускал сквозь себя, били во все нервы. Покрывали его как зараза. И странно было… Даже когда реальность была переписана желанием Каваки, это никуда не делось. Оно только становилось сильнее и отчаяннее — сильнее они оба желали всё вернуть. Момошики не понимал. Но, когда в следующий раз Боруто истратил все силы, он сделал что мог, чтобы вывести от удара сосуд, чтобы прикрыть замешкавшегося Мицки — конечно, тот не умер бы от такого, но им нужно было до конца справиться с Каваки. Никто из… них троих не хотел умирать. И Момошики никогда не забудет, что Мицки смотрел на него без страха. Лишь с вопросом «что с Боруто?» Но не боялся. Слишком странные ему попались существа… И их чувства и дальше сводили его с ума — по-другому он уже не мог описать это, всё время перетекая мыслями в мысли Боруто и… в чувства. И, чем больше это было, чем страшнее становилось вокруг, отчаяннее и опаснее — тем сильнее разгоралась их любовь. Ему некуда было деваться от этого, и он сам не понял, как его сломило, что он стал подсказывать и подталкивать руку Боруто. Просто, чтобы выжить?.. И ещё Момошики никогда не забудет тот персик, что в шутку Мицки нарезал и дал Боруто. «Для Момошики» — улыбнулся он тогда. Узумаки хмыкнул, а он… он почему-то чувствовал вкус куда более необычный, чем все вместе взятые плоды чакры, что он поглотил. И дело было совсем не в этом фрукте. Он всё больше и больше связывался мыслями с Боруто, уже не отличая почти — где его чувства и где чувства Боруто, и отголосками ловил чувства Мицки — в его движениях и слишком понимающих, слишком много видящих глазах. И в улыбке, в чакре, что так отчаянно защищала Боруто. Он настолько с ними срастается, что уже не может не смотреть, не чувствовать, не желать целовать и иметь Мицки так сильно, как Боруто. Не может не чувствовать самого Боруто. В какой-то момент у него в сознании всё окончательно плывёт, контроль перетекает совсем незаметно, и он не сразу понимает: что уже он сам целует это странное создание с золотыми глазами. А когда понимает… замирает, как и тело под ним. Высовывает язык изо рта Мицки, но не может заставить тело пошевелиться, чтобы отстраниться совсем или уйти обратно в глубину Боруто. И они все втроём так и зависают в мгновении как в пустоте. Мицки не может не понять что к чему. Он знает, что это он. Но через вечность Мицки расслабляется, открывает рот и запускает пальцы в его волосы, целуя в ответ. Его — Момошики. Это почему-то кажется лучшим, что он когда-либо испытывал. Они так и перетекают друг в друга, целуют и двигаются по очереди, вдвоём наслаждаясь Мицки, разделяя чувства. Боруто двигается размеренно, ощутимо и Мицки стонет: «Боруто», наслаждаясь этими толчками. Момошики вбивается более крепко, встряхивая постель, и Мицки сквозь тряску кричит: «Момо!» И выгибается. Целует его уже Боруто, успокаивая от таких несдержанных движений. Но они все втроём разделяют эти ощущения, и они… счастливы. Момошики никогда не забудет этих чувств. И будет держать их так же отчаянно, как и его любимые. Будет разделять всё на троих, так же отдавая Боруто все свои ощущения. И не исчезнет, чтобы не случилось.