Не оставляй меня

      Дмитрий попросил водителя остановиться у дома номер пять по улице Опавшей Листвы. Он был здесь частым гостем. Особенно в последние дни. Они с Чарли разыгрывали хрупкое и очаровательное начало отношений. Да, их пара существовала уже не первый год, но прессе знать об этом необязательно. Учитывая то, как Чарли реагировала на каждое упоминание о себе в новостях… Неудивительно. Сначала смерть деда, в котором она души не чаяла, потом борьба с родным отцом за наследство. А Ревенхайды были, пожалуй, одной из старейших и богатейших семей в Рейнте. И, как вишенка на торте, развод с Маркусом. Их союз всегда был лишь формальностью, но Маркус устроил целое представление: сначала отыграл ревнивого мужа на похоронах, а потом сорвавался на Чарли. На её теле до сих пор чернели синяки.       После пережитого любой бы впал в отчаяние. Чарли, конечно, говорила, что выдержит, что она в порядке. Но Дмитрий ясно видел: состояние её с каждым днем становилось всё более и более подавленным. И понимал: у всего есть предел. Ей нужна была поддержка. Такая, что не прячется от чужих глаз, не назначает тайных свиданий и не делает вид, что они друг другу чужие, стоит только показаться на людях. А потому он предложил разыграть свой маленький спектакль. Сейчас, как никогда, их сближение выглядело более чем логичным.       К тому же вывести в фаворитки внучку покойного посла Рейнта было отличным политическим ходом в условиях обострившихся отношений между Рейнтом и Заречью.       «Да я даже представить не мог, чем это обернется… Кто же знал, что болезнь таки подкосит Габриэля, заставляя выйти из игры. А с ним посыплются и все налаженные связи. На сцену же взойдут Флора Ревенхайд — бабка Чарли — и её протеже Маркус — обиженный муж, готовый вгрызться мне в глотку. И кто из нас двоих еще вампир…»       Дмитрий резко тряхнул головой. Откуда эти мысли? Габриэль Ле-Февер жив-здоров и через три месяца баллотируется на должность консула. Учитывая, что его поддерживает больше половины сената, в положительном исходе выборов сомневаться не приходилось. Флора же… Да, Флора — опасный противник. Её растущая популярность в Совете пугала. Но в сенат ей не попасть, по крайней мере пока. Все места чародеев занимали верные Габриэлю люди. А при таком раскладе Совет оставался лишь инструментом в руках доминирующей партии.       Что же касается Маркуса, то он просто тень Флоры, не более. Нужен был лишь для того, чтобы дотянуться до активов Ревенхайдов, доступа к которым Флору давно лишили.       За размышлениями Дмитрий не заметил, как стал поднимался по лестнице. И почему он не воспользовался лифтом?       Резонный вопрос вытеснили думы о предстоящих переговорах с Альвой. После — доклад разведки о ситуации во Врацлаве. За друзьями тоже нужно приглядывать. Сделки, поставки, законы, правки, переговоры, просители, письма, встречи, заседания, планы, речи — мысли сменяли одна другую, формируя привычный поток, шлейфом тянущийся за Дмитрием практически непрерывно. Управлять страной — нелёгкое бремя.       Взгляд внезапно уцепился за что-то знакомое. И когда он успел пройти больше тридцати этажей?       Но глаза не обманывали: на стене, аккуратно выведенные, алели цифры «35».       «Но разве они были красными?» — поймал себя на мысли Дмитрий.       На мгновение ему показалось, будто у пятёрки с кончика верхней черточки скатилась капелька краски. Краски ли? В том, как выглядела текущая из раны кровь, вампир не мог ошибаться. Но стоило моргнуть, как наваждение пропало.       «Заработался».       Дмитрий потёр ладонями лицо в безуспешной попытке стереть усталость. День выдался долгим.       Нахмурился.       Он не забрал цветы из машины? Странно, даже водитель напомнил ему об этом.       «Не спускаться же обратно вниз?»       Но почему он не воспользовался лифтом?       Вопрос ускользнул из сознания, как только рука сама собой потянулась к дверному звонку. Послышалась знакомая неприятная трель. Из всех изобретений, которым Дмитрий стал свидетелем, получившие лет тридцать назад популярность дверные звонки казались самыми раздражающими. Хотя, может, их появление просто наложилось на кризис второй сотни лет? С другой стороны, радио — самое громкое в прямом и переносном смысле изобретение прошедшего десятилетия — ему нравилось. Он даже лично курировал строительство целой сети вышек радиовещания по всей Заречи.       За размышлениями Дмитрий не замечал, как нажимал на маленькую белую кнопку снова и снова. В перерывах за дверью стояла тишина. Пугающая и, казалось, отдающая отчаянием тишина. Стоило осознать это, было уже невозможно избавиться от сковавшего холодом чувства тревоги.       Рука легла на дверную ручку, вторая толкнула дверь. Та бесшумно подалась.       «Забыла закрыть? Это на тебя не похоже».       Мысль отозвалась дрожью в пальцах.       Дмитрий перешагнул порог и оказался в просторном светлом коридоре.       — Чарли! — громко позвал он.       Но ответом ему была всё та же гнетущая тишина.       Взгляд метнулся к вешалке для одежды.       Чёрное кашемировое пальто, как обычно, аккуратно висело, вычищенное и разглаженное по плечам. Под ним стояли ботиночки. Значит, она дома.       — Милая, это я! — голос Дмитрия дрогнул.       Быстрым шагом он направился в гостиную. Пусто.       Спальня. Одна, вторая, третья.       Никого.       Ванная.       Дмитрий резко дёрнул дверь.       Закрыто.       Внутри всё перевернулось.       «Нет-нет-нет, это случилось позже. И не здесь! Не сейчас!» — думал Дмитрий, истошно колотя в дверь.       — Чарли! Чарли, милая, открой!       Но он знал: она не откроет.       Оставалось только выламывать. Навалившись со всей своей вампирской силой, Дмитрий толкнул. Раз, второй, третий. Наконец, древесина хрустнула, дверь резко распахнулась, впуская вампира внутрь.       Чарли лежала на холодном кафеле. Бледная и спокойная. Если бы не лужа слизи и пены рядом, можно было подумать, что она просто уснула. Да, в таком странном месте.       Дмитрий опустился на колени рядом с ней, рукавом стёр остатки рвоты с бледных губ, с ужасом понимая, что кожа, к которой он дотрагивается, холодная.       — Нет-нет-нет! Я ведь успел! Ты жива! Жива, Чарли!       Пока в разуме хаотично роились панические мысли, дрожащие пальцы безуспешно пытались нащупать пульс.       — Ты жива, милая, жива… — всё повторял и повторял он, гладя её по холодной щеке.       — Дмитрий!       Он вздрогнул, обернулся. Никого. Только вода в кране монотонно капала.       Кап… Кап… Кап…       Или это были его слёзы?       — Дмитрий!       Голос Чарли. Сквозь застилающую глаза пелену он напряженно вглядывался в её лицо, но она продолжала безвольной куклой лежать у него на руках. Только губы становились всё синее.       Он сморгнул слёзы, и, когда взгляд снова смог сосредоточиться, увидел знакомые серы глаза... Только смотрели они сквозь него. Синие губы едва шевельнулись:       — Проснись!              Он вздрогнул, распахнул глаза. Сердце бешено колотилось.       — Тише, тише, всё хорошо, — взволнованный голос Чарли прозвучал будто откуда-то издалека.       «Чарли? Но ты ведь…»       — Тише, — шепнула она ласково, аккуратно убирая налипшие волосы с его лба и стирая рукавом пот, — всё хорошо. Это просто сон.       Потребовалось несколько бесконечно долгих мгновений, чтобы пустота в голове обросла мыслями. Ещё несколько, чтобы осознать: всё происходившее не было реальным.       — Чарли, — прошептал он, дрожащими руками сжимая её ладонь и прижимая к щеке.       Тонкие пальцы оказались холодными. Дмитрий вздрогнул. Но Чарли нежно, чуть обеспокоено улыбнулась гладя его по голове.       — Да, милый?       — Чарли. — Ему пришлось снова сморгнуть пелену с глаз. — Не оставляй меня.       Она замерла на мгновение. Поняла, о чём он говорит. Потом тяжело вздохнула.       — Не оставлю, обещаю.