На мосту

Она стояла на мосту, мрачно глядя вниз. В пятнадцати метрах от ее ног, мерно шумела темная грязная Нева. Пожирая эту черноту глазами, она, казалось, не чувствовала тела. Там, на дне городской реки, где валяется мусор, сброшенный равнодушными гражданами, среди кусков арматуры и роя окурков, там… так тихо, хорошо. Лишь шаг, и этот мрак поглотит тебя с головой. Больше не будет ни страха за оценки, ни ругани с родителями, больше не нужно будет сравнивать себя со старшей сестрой и пытаться соответствовать. Ничто не важно, когда летишь с моста. В психологии этот феномен называют «call of the void» — зов пустоты. Спонтанное желание прыгнуть под надвигающийся поезд, которое некоторые специалисты трактуют как неправильно понятый сигнал безопасности от собственного мозга. Она сделала шаг, и руки уперлись в металлическое ограждение. — Лин, все готово! — крикнул темноволосый парень, стоявший от нее чуть поодаль. Он пятнадцать минут силился приладить явно использованную до этого лебедку к небольшой щели между бетонными плитами моста. Эвелина подошла и окинула взглядом конструкцию. — Хлипковато она выглядит. — Да ладно, с твоим-то весом грех бояться — он широко и уверенно улыбнулся. — Дэн, не ерничай, а то за Линкой спустим — послышался окрик откуда-то сзади. — Ага, вниз башкой — поддакнула она. — Народ хватит. Не хватало еще, чтоб нас заметили — послышался спокойный голос. На мосту в этот октябрьский вечер собрались четверо. Лина — юный уличный художник. Ее молодой человек — Павел. Студент технического вуза — Денис и лидер группы — Алексей. Ребята были знакомы далеко не первый год. Для них не в новинку ходить по тем местам, куда не ступала нога нормального человека. Окольными путями полезть на крышу, вместо того, чтоб заплатить 500 рублей за экскурсию? Да пожалуйста. Пройти три километра по лесу до заброшенного химзавода, а через час бегать от охраны? Почему бы и нет? Так что предложение нарисовать граффити на мосту абсолютно никого не удивило. Парни три дня искали подходящий для этой задумки мост сперва в Петербурге, а потом и во всей ленинградской области. Лина составила эскиз, который своим содержанием, как им всем показалось, должен был привлечь внимание общественности, но не местных властей и коммунальных служб. Денис же где-то раздобыл лебедку, а к ее тросу смог приделать подобие альпинистской страховки. Итак, план был прост и надежен: Леша вечером берет у родителей машину, забирает друзей и вместе они час едут к Ладожскому мосту, по приезде Денис прикрепляет лебедку к мосту, на ней спускает Лину на небольшой выступ, а дальше они по очереди охраняют художницу за работой. — Ты страховку проверила? — Леша медленно осмотрел Лину. Зрелище она составляла удручающее: на худощавое тело была одета ярко-желтая кофта, черная спортивная куртка, испачканная всем, чем только было можно, еще более грязные спортивные штаны и кроссовки. Некогда русые волосы, осветленные и окрашенные в розовый самой Линой, были заплетены в две коротенькие боксерские косички, из которых то тут, то там выбивались и топорщились ломкие волоски. На бледном лице и в ушах красовались несколько сережек. — Да чего ее проверять, помру и ладно — отшутилась она — проблем меньше будет. — А ну стоять — глубоко вздохнул и рывком развернул девушку — отставить суицид. Он несколько раз приподнял ее за ремни, проверил и затянул некоторые крепления. — Хватит ее лапать, — вмешался Павел — скоро стемнеет, начинайте уже. Парни помогли ей перелезть через ограждение, Павел подал сумку с красками. — Линк, а если все твои друзья с крыши прыгнут, ты тоже прыгнешь? — раздалась сзади шуточка. — Денис, — без тени улыбки вздохнула Лина — если бы мы с друзьями прыгали с крыши, я бы прыгнула первой. Впрочем это ложь. Она никогда не была первой. Ее старшую сестру Анну с десятилетнего возраста называли восходящей звездой художественной гимнастики. Бесконечное «бери пример с сестры». Анечка — родительская гордость. Ее медали и кубки маленькая Лина видела чаще, чем саму сестру. Неудивительно, что судьба младшего ребенка была предопределена с трех лет. Непроглядной вереницей тянулись тренировки, растяжки, занятия в зале и на ковре через все ее детство. Ошибки, падения, травмы. Тренер была недовольна, сколько она себя помнит, а на фоне сестры все становилось еще хуже. Тренировки казались бесконечными, их могло быть до девяти на дню. За ошибки били скакалкой, ругали, кидались всем, что на глаза попадется, а на растяжке держали в четыре руки. Лина просила родителей сменить хотя бы тренера, но увы, ее преподаватель считалась одной из лучших, удачей было то, что она к ней вообще попала. Когда Лине было десять, случилось удивительное, в ответ на детский отказ заниматься из-за больного колена, ей напомнили, что дверь открыта и здесь ее никто не держит. Обычно через пятнадцать минут заплаканного и пристыженного ребенка возвращали на занятие, однако Лину ни в коридоре, ни вообще в здании не нашли. От нее осталась собранная спортивная сумка и открытое окно в раздевалке. Тренер выгнала ее в этот же день, разделив жизнь на до и после. С треском рухнули родительские надежды и амбиции. Дома ругались так, что стены тряслись. Анна вмешалась лишь когда по Лине пару раз прошлись ремнем. Она популярно объяснила, что к большому спорту способны не все дети, и отчаявшись, к ней прислушались. Лина тогда впервые задумалась о ценности своей жизни. Точнее об отсутствии этой самой ценности. Встав ногами на металлический выступ, она стала намечать края будущего граффити. Она без особых усилий выпросила художественную школу, с горящими глазами показывала наработки, родители отмахивались, безразлично повторяя из раза в раз «красиво, очень красиво». Она отдавала всю себя рисованию, скетчбук оказался надежным хранителем подростковых переживаний. Черным цветом она залила фон. Светло-серым начала размечать основные линии построения. Через пару лет обучения она начала звать родителей на ученические выставки, однако в отличие от ее позорных соревнований, сюда они не ходили. Нет, они совсем не изверги, ее поздравляли и хвалили, но все равно не приходили. С тринадцати лет Лининых работ они не видели, она просто перестала их показывать. Полностью наметив лицо, она начала закрашивать ее, помечая темно-серым тень. Первым человеком, который который пришел на выставку, стал Павел. Увлекаясь фотографией со старших классов, он был очень впечатлен ее работами. " У тебя анатомия в работах не нарушена, прям как в учебниках по биологии, обалдеть…» Потом он же познакомил ее с ребятами, рассказал о стрит-арте, предложил попробовать. Это они впервые купили ей аэрозольные краски. Она перешла к детальной проработке лица и глаз. Но за подобное счастье приходилось платить, причем в прямом смысле слова. Статья УК РФ 214. Вандализм. Карается штрафом в размере до сорока тысяч рублей. Мама считала, что ее дочь связалась с дурной компанией, что они на нее плохо влияют. Ей запрещали выходить из дома, сажали под домашний арест, выкидывали в помойку краски, забирали телефон. Осталось только наметить блики в глазах и оставить подпись. Она посмотрела вниз, от черной мглы ее отделяли лишь несколько креплений на страховке. Ведь сколько бы она сейчас не старалась, сколько бы сил не вложила, ее работа продержится здесь не больше месяца. Сколько раз она уже сидела в детской комнате милиции? У нее три привода туда. А если их снова поймают? Из-за одной нее на учет могут поставить всех. Почему она выбрала именно это хобби? Именно эту компанию? Все это ни за что не кончится ничем хорошим. Что же она со своей жизнью делает… В нижнем правом углу работы она поставила что-то вроде росписи. Она крикнула наверх, чтобы ее поднимали. В ответ ей сказали «окей» и Лина начала медленно отрываться от выступа. Примерно через полметра ее дернуло, с моста донесся мат и крики, Денис высунулся, хотел сказать, что лебедку немного заело и ей главное не дергаться, как вдруг раздался жуткий срежет. Лина камнем полетела вниз. Мальчики кинулись крутить ручку обратно, но это было бесполезно, фиксатор, который останавливал вращение барабана сломался. Они поняли это слишком поздно. Павел сумел схватить трос руками, но это лишь немного замедлило падение, от резкого натяжения, дешевый карабин, которым страховка и крепилась к тросу не выдержал. Она рухнула в воду. Холодно. Темно. Все правое плечо, предплечье, часть бедра и спины, все ныло от удара об воду. Легкие горят. Ее накрыл животный ужас. Она вертела головой во все стороны, не находя ничего, кроме черноты, бесполезно дергала руками и ногами, быстро выбиваясь из сил. Однако что-то тянуло ее вверх, вскоре волосы коснулись поверхности. Вынырнув, она стала жадно хватать ртом воздух. Рядом с ней, все еще перекинутая через плечо, плавала ее сумка. Она была доверху наполнена аэрозольными красками. Держась за сумку, она догребла до замусоренного берега. Встав на твердую землю, она рухнула без сил, тупо глядя на ночное мутное небо. Через пять минут к ней уже подбежал Павел, он обернул ее рабочей курткой Лешиного отца, она очень кстати валялась на заднем сидении, и на руках понес к парням в машину. — Она дышит? — Снимай мокрую одежду — все трое суетились вокруг нее, снимая страховку, вещи, зачем-то проверяя пульс. — Да все со мной в порядке, живая я — наконец выдала Лина. Все вздохнули и, усевшись, двинулись домой. Она сидела на заднем сидении, в одном белье, укутанная в походный плед и Пашину ветровку. Волосы розовой соломой сохли на плечах. В руках дымился чай из термоса. Они ехали молча, но Лина сияла, ее не пугало, что домой ее занесут, обернутую в плед, что на руке и бедре красуется огромный синяк, что родители будут кричать, а граффити скоро замажут. Она была абсолютно счастлива.