Тепло скрывающее правду

      Нацу был счастлив, восхищен подаренной вещью. Она была мягкой, но пахла как отец. Кто бы мог подумать, что из папиной чешуйки можно было сделать столь потрясающую вещь. Но их учитель умела и знала много!       Он радостно улыбается, и завязывает шарф на шее, но слишком туго, отчего рвано выдыхает и краснеет от нехватки кислорода. — Ох, Нацу, — качает головой учитель, и предлагает помощь. Мальчишка покорно угукает, задирая высоко голову, подставляя шею.       Развязывая тугой узел, женщина осторожно обмотала его шею, и добро улыбнулась. Потрепала розовую макушку. — Так удобней?       Ребенок радостно улыбается и кивает. С восхищением смотря в карие глаза учительницы. Она была красива, приятна и добра. Тепла как родной огонь отца, от которого ему всегда было уютно. А её голос он готов слушать всегда, он нежен, убаюкивающий… отчего на многих уроках он спит, после чего остальные дети подшучивали и лезли в драку.       Однако учитель всегда разнимала его с детьми и долго разговаривала на тему можно ли драться. И тогда недовольно фыркая, он кивал, и бросал косые взгляды в сторону задир. Нехотя извинялся, под строгим взором карих глаз.       Он всегда ластился об теплые руки учителя, наслаждаясь их теплом, и запахом самой Анны. Он был тонким, неуловимым и обыденным, но при этом отличался от всех, кого он знал и встречал.       Вот и сейчас, он прижимается к ней, обнимает за талию, и запрокидывает голову, заглядывая в родные карие глаза. Снизу-вверх. Это немного не нравилось Нацу. Он хотел смотреть наоборот, как на Венди, но… учитель говорила, что он вырастит и будет выше нее. Так что он подождет. — Спасибо!!!       Анна улыбается и вновь гладит его по волосам. — Пожалуйста, Нацу. Я хочу, чтобы этот шарф согревал тебя, когда тебе будет одиноко…       В её словах и глазах отразилась толика грусти, которую ребенок не мог понять. Её причины. А помершая улыбка вызвала легкое беспокойство. — Но мне не одиноко, — уверенно начал Нацу, — Папа здесь, ты — здесь… ну и остальные — тоже.       Учительница хмыкает, криво улыбается, и наклоняется, обнимая его. Эти объятья были столь крепки и жаркие, что Нацу не мог вздохнуть. Сердце бешено билось, он теснее прижался к ней, вдыхая нежный аромат. Он любил, когда его обнимала учитель. Потому что эти объятья были теплы, приятны и нежны. Отец не мог его так обнять — случайно раздавит. Все же Ингнил — дракон, а драконы — огромные существа. Да и…       …Объятья Анны самые лучшие. Самые желанные.       Она отпускает его, садится на корточки, теперь смотря на него снизу-вверх. Берет его руки в свои, и водит большими пальцами по ладоням. — Я рада, что ты не одинок. Но… бывают разные ситуации… — Я всё равно не буду одинок!       Анна улыбается. Радуясь за ребенка. Пусть так и считает. Пусть так и думает. Это самое лучшее решение. Самое оптимально. Только так, эти дети смогут спасти будущее. — А когда выросту, то буду выше тебя! — Хо-хо, — выдает легкий смешок учитель, — буду ждать этого…       Он одаривает её уверенным взглядом серых глаз и широкой улыбкой. Сейчас он такой солнечный, что это греет сердце. Ведь Нацу и остальные детки — спасение всего мира. Это жестокая правда, которую Анна надеется похоронить в своей могиле.