Вопрос доверия

Томми спросил однажды, сложно ли это — убить человека? Человека? Очень сложно. Руки трясутся, очко сжимается, кажется, что сам скорее сдохнешь. Другое дело — убить врага. Врагов Саймон разделывает, не моргнув глазом. Томми не понимал, как это. Томми был нормальным. Саймон всегда мыслил категориями, так было просто легче. Однако именно в армии он эту особенность отполировал, именно тут она пригодилась как нигде кстати. В голове у Саймона все люди делятся на “человек” и “враг”. И Филипп Грэйвз расчеловечивается с каждым растянутым в нос словом. — Это перебор, Грэйвз, — встревает Джонни, когда американец начинает вменять Алехандро сотрудничество с наркоторговцами. — Не надо, — тыкает в него пальцем Грэйвз. Солдаты ЧВК группируются чуть ближе, и Саймон чувствует, как у него встают дыбом волосы на загривке. — Не делай этого. И никто не пострадает. — Ты что, нам угрожаешь? — Призрак перемещает аккуратно вес вперед. С одной стороны, он еще надеется на недоразумение, но с другой — уже просчитал положение каждого бойца на дороге. — Солдат, я не угрожаю, — уверенно тянет Грэйвз. — Я рекомендую: никаких глупостей. — Я звоню Шепарду, — предупреждает Джонни. Поворачивается к Грэйвзу спиной и успевает сделать два шага. — Генерал Шепард передает вам привет, — произносит американец, и Саймон чувствует, как холодеет нутро. Шум дождя отходит на второй план, он внимательно ловит каждое слово. — Он знал, что вам не понравится. — Он в курсе этого? — Призрак пытается сообразить, кто именно и когда решил их наебать. — Он лично поручил мне довести эту операцию до конца, так что угомонитесь и не мешайте работать профессионалам! — пока Грэйвз толкает свою пафосную речь, Саймон ловит взгляд Джонни. Читает там то, что уже давно понял сам. — И вообще, какого хрена я вас тут уговариваю? Хватит. У меня приказ. И у вас — тоже. — Какого хера ты о себе возомнил, cabrón? Внутри мой отряд! — Алехандро пытается отстоять своих ребят, но без толку — Грэйвз сообщает с ухмылочкой, что его отряд уже задержан. Алехандро кидается на американцев, но те швыряют его о борт джипа. Поднимают дула автоматов… — Грэйвз, какого хрена! — кричит Джонни, и по нему открывают огонь. Призрак приходит в движение — оглушает локтем в нос бойца сзади, вспарывает шею ближайшему и метает нож в третьего, пока из-за машины справа раздаются звуки борьбы, выстрелы и болезненный вскрик. Призрак бежит вокруг джипа, видит Джонни на земле, дыхание застывает в легких… Но — он шевелится! — Эй, Джонни! — кричит Саймон онемевшими губами. — Вали отсюда! Соуп! Беги! Сержант кряхтя поднимается и прыгает из под обстрела в кустарник на краю дороги. Призрак разбирается с еще двумя бойцами, которые пошли его окружать, и сам смывается в черноту ночи с другой стороны. — За ним! Живо! — рявкает Грэйвз на фоне автоматных очередей. Призрак скользит в грязи куда-то вниз, в кювет. Стреляют не в него. Дерьмо. Джонни возможно раненый и только что потратил все патроны из пистолета. — Найти! — раздается приказ Грэйвза сквозь шум дождя. Призрак пригибается ближе к кустарникам и бежит, стараясь не громко хлюпать водой в канаве. Город — в четырех километрах по пересеченной местности. Их там будут ждать, но в полях ни ему, ни Джонни точно ловить нечего. У них есть шанс, пока не взошло солнце, однако при свете дня их найдут быстро. Почему сейчас, Грэйвз? Предательство — штука банальная, но каждый раз, как впервой. Призрака давно не предавали вот так, в лицо. Последнее время все чаще за спиной. Может, потому что боятся. Грэйвз в свойственной ему американской манере чертовски самоуверенный. Но Призрак действительно не был к этому готов. Не сумел подать знак Алехандро, не смог помочь Джонни. И Шепард пустил их в расход? Ласвелл с ними? Прайс? Дерьмо. Каждый раз — как впервой. Призрак сглатывает горечь с языка и отставляет эмоции в сторону. Почему сейчас? Грэйвз должен был захватить базу Los Vaqueros хотя бы пару часов назад, когда они все возвращались с миссии. Уже тогда он мог бы качать права, разобраться с ними в вертушке или в машине. Но… В воздухе было слишком опасно, а в машину они сели втроем. Грэйвз еще хотел поехать с Алехандро, обсудить детали дальнейшего сотрудничества. Говнюк. Но Джонни тогда громко пожаловался, что его вырубает, и что он собирается отоспаться по дороге на базу. Алехандро сказал, что и сам не прочь отдохнуть, а договориться они смогут на базе уже со всей его командой. Он сел на переднее с водителем, а сержант и Призрак — сзади. Джонни и правда тут же отключился, уронив голову ему на плечо, и даже Саймон немного вздремнул с открытыми глазами. Полезная привычка, когда хочешь напугать до чертиков юных салаг. Или когда хочешь немного сдохнуть в перерывах между пыточных сессий. Или, видимо, когда тебя собираются предать, но не уверены, что получится. Так что Грэйвзу пришлось устраивать свое маленькое представление поздно вечером, прямо на КПП, где Алехандро не увидел своих людей. Маска, едва подсохшая после миссии в море, снова промокла до нитки. Его куртка, штаны и броник не в лучшем состоянии, но пока он двигается, будет тепло. Главное, чтобы перчатки не скользили на оружии. Призрак продвигается к городу, сохраняет радио-молчание, пытается просчитать следующие шаги. Шепард. Ласвелл. Прайс. Кому-то можно доверять? Ругает себя за дурацкий вопрос. Никому. Только Алехандро, у которого отжали собственную базу, и Джонни, который тоже сейчас в бегах под этим гребаным дождем. Джонни… Призрак наступает на горло своему беспокойству. Сержант — отличный боец, каких поискать. Он выживет, доберется до города, а там они найдут друг друга и выберутся из этой вонючей кучи дерьма. Призрак перечисляет в уме оставшиеся на нем припасы и оружие: пистолет с неполным магазином, один охотничий нож и еще три метательных. Не густо. Думал, что на базе восстановит арсенал. Эти сволочи специально собрали их автоматы и винтовки после миссии, а Призрак ничего неладного и не почуял, как последний идиот. И все же, как глубоко ведет кроличья нора? Что Грэйвз, Шепард и еще неизвестное количество людей пытаются прикрыть, раз готовы пустить в расход… Кого именно? Тоже вопрос насущный. Алехандро и целое подразделение мексиканской армии. Двух офицеров международной оперативной группы. Кого еще? Может быть, попробовать выйти на связь с капитаном и предупредить? Саймон скрипит зубами от собственного бессилия. Он понятия не имеет, кому может доверять. Врубает радио аккуратно, подключается на каналы бойцов Грэйвза и подслушивает треп о распределении по улицам города, и отрядах на всех въездах и выездах. У них приказ проверить каждую машину и вывести из строя, чтобы ни у кого не осталось возможности сбежать. Понятно. Значит выбираться будет на транспорте ЧВК. Призрак фильтрует информацию и пытается сконцентрироваться на том, что знает: на американских боеголовках в руках иранских террористов и мексиканском наркокартеле. На Гассане и Валерии, и том, как они связаны с генералом Шепардом и Грэйвзом, и почему конкретно Алехандро, Джонни и Призрак в эту схему не вписались. Городские огни становятся все ближе, то и дело слышны выстрелы, Призрак пригибается ниже к земле и перебегает первый освещенный участок рядом с грунтовой дорогой. Радио давит на уши вражескими разговорами и нехваткой голоса Джонни. Черт, Призрак привык к его болтовне. Где он сейчас? В каком состоянии? Руки так и чешутся закинуть позывной, но Призрак знает — еще нельзя. Единственное утешение — про его поимку (или устранение) сразу сообщили бы Грэйвзу. Отсутствие плохих новостей — очень хорошие новости сейчас. Призрак вспоминает первое появление ЧВК Грэйвза им на подмогу, поимку Гассана, сегодняшнюю миссию на нефтяной вышке, которая, уже кажется, прошла в другой жизни. Что он прозевал? Призрак скрывается в кустарнике на краю освещенного пространства — пустой асфальтовой дороги и низких домиков с мощеными проулками — позволяет себе отдышаться и осмотреться. И во время паузы воспоминания из реально другой жизни просачиваются на поверхность. Предательство майора и пытки… Саймон смаргивает дождь из глаз. Предательство бывших сослуживцев и убийство всей его… Ну нет, отставить. Вот уж действительно не время. Призрак подрывается с места, бежит в узкий кривой переулок, прислушивается к крикам на испанском и американскому говору. Они ищут Гассана и двух британцев. Горячая шотландская кровь Джонни не простит такого оскорбления. Призрак всем сердцем надеется, что найдет его первым. Сержант… Кишки связываются узлом в брюхе. Сомнения проклевываются в сознании. Мысль о сослуживцах не дает покоя. Знал ли Шепард, что Призрак уйдет от погони? …мог ли предположить, что для его поимки понадобится подсадная утка? Да не, слишком долгосрочная игра… Джонни — новенький в команде, но все-таки… Все-таки что? Он спал на плече Саймона буквально час назад. И это показатель?.. Призрак осматривает аккуратно улицу впереди, перебегает из арки к мусорным бакам, кислая вонь стоит густо во влажном воздухе, забивается в нос. За углом дома слышны голоса двух бойцов, отчитывающихся о своем местоположении. Переулок заливает ярким светом фонариков, Призрак почти не дышит и сжимается в комок. Свет шарит еще пару мгновений по стенам и окнам, потом — сворачивает в другую сторону. Глушителя с собой нет, так что Призрак достает два лезвия из ножен на спине. Он выплывает из-за баков, осматривает улицу и дома цепким взглядом. Мог бы проскользнуть мимо патруля, но соваться вглубь города безоружным не хочется. Призрак следит за шагами, чтобы не наступить в лужу. Подкрадывается прямо за спины врагов. Так и заработал свое погоняло. Одному нож в горло сразу, провернуть. Другого — пнуть в живот, дезориентировать ровно настолько, чтобы успеть метнуть лезвие, и тем ножом, что еще в руке добить. Быстро и бесшумно. Призрак осматривается еще раз бегло, не засек ли кто. Снимает автомат с ближайшего, собирает запасные магазины, вынимает свои ножи, вытирая о чужую форму. Потом хватает за шкирки оба еще булькающих тела и волоком тащит обратно в проулок за мусорные баки. Натруженные мышцы гудят, сколько часов он уже на ногах? Дождь смывает потеки крови с мостовой. Когда эти двое не выйдут на связь, Тени начнут суетиться, но к тому времени Призрак надеется, что успеет прорядить их порядком. Не, погоняло он заработал еще сопливым кадетом, когда пугал товарищей внезапным появлением из-за плеча. Не объяснять же им, что он с детства научился передвигаться тихо, чтобы не потревожить ненароком батю, который любил распускать руки. А вот Джонни — он не может не думать о Джонни — получил дурацкую кличку Мыло, как самый быстрый убийца в своем отряде. Только и слышно по радио “Чисто! Чисто! Чисто!”. Да нет, не, не может же… Но все меняется так быстро в этом мире. Грэйвз за что-то борется, Шепард — тоже. Так ли неожиданно, что товарищи Саймона могли перевести его самого в категорию врага? Могли подготовиться заранее, могли… Подстроить предательство в лицо, чтобы он не заметил еще одного за спиной? Слишком много чести тебе, Призрак, почему не улучить момент и не пустить просто пулю в голову? И потом — Джонни стрелял в этих ублюдков, они стреляли в него. Из-за очередной крыши он замечает две высокие башни католической церкви. Неплохое гнездо, если доберется, но главное — хорошая точка для встречи с сержантом, ее должно быть видно с любой улицы в городе. А пока улицы эти кишат американцами, Призрак подтягивается в ближайшее открытое окно, прячется в темной комнате с разбитой мебелью. Бойцы Грэйвза тут уже побывали. Цель положена, однако рука замирает на кнопке радио. Он слышал выстрелы, но что он на самом деле видел? Как Алехандро бросился на американцев, Джонни подал голос и в него начали стрелять. Поправка — в его сторону. Сержант стоял с другой стороны джипа, Призрак не видел, что там происходило, да и сам был занят. Помнит выстрелы, звуки борьбы, короткий вскрик. Бойцы ЧВК весьма натурально пригибались и падали от ответного огня, и когда Призрак обогнул машину, то увидел Джонни уже на спине. Призрак сам вполне смог бы выдержать выстрел в броник от товарища, чтобы запутать врага… Саймон замирает. Тело прошибает холодный пот, хочется поежиться. Хочется закрыть глаза, и притвориться, что этого дня не существует, что это все — очередной кошмар. Отставить. Он не имеет права застывать, не имеет права останавливаться и сомневаться, но… Саймон совсем запутался. Близкие голоса американцев выводят из оцепенения, толкают на ноги, подгоняют в спину. Судя по звуку шагов — человек пять, без подмоги связываться слишком рискованно. Призрак крадется по темному коридору, выворачивает в комнату и тут же аккуратно переступает через… Игрушку на полу. Тускло поблескивающую пластиком фигурку. Чувствует, как дергается лицо в яростном спазме. На мгновение проскакивает мысль все-таки вернуться и разделать столько американцев на фарш, сколько успеет. Трясет коротко головой, подходит к окну, осматривает двор снаружи и медленно раскрывает створки. Это предательство играет с ним злую шутку, делает эмоциональным. Воспоминания, подозрения — заглушают голос разума. Какова вероятность, что для поимки/убийства одного Призрака будут внедрять целого оперативника в команду? Вот именно. Стремится к нулю, слишком сложно. Даже если предположить, что Призрак нужен в качестве наживки — для кого? Он сильно сомневается, что Ласвелл или Прайса на него можно выманить, если запахнет жареным. Он понимает, что скорее всего не настолько ценен. Так что ему надо собраться и вытащить Джонни отсюда. С другой стороны… Призрак матерится под нос, когда чуть не сталкивается с отрядом американцев, приходится перемахнуть через витую железную ограду и как можно тише свалиться в чью-то клумбу, замереть в цветах. Бойцы ЧВК тащат двух плачущих мужчин, которые уверяют их по-испански, что ничего не знают. Все эти крики заглушили действия Призрака, но нельзя так просирать бдительность. Не теряйся в своей голове, Саймон. Он перекатывается на ноги, пересекает очередную улицу, пробирается во двор, в надежде на сквозной проход. В окнах вспыхивают фонарики, Призрак ползет, пригибаясь у самой стены. Ему надо связаться с Джонни, молчание затянулось. С другой стороны… Новенький в команде — еще не успел проникнуться, не успел со всеми познакомиться. К такому можно найти подход, что-то объяснить, что-то посулить. Джонни не глупый, конечно, не поведется так уж легко, но их отряд в таких заварушках участвовал, что мало не покажется. Любую операцию можно таким боком вывернуть, что еще вопрос встанет, кто тут на самом деле террорист. Джонни не глупый, но у Призрака руки по локоть в крови — не отмоешься. За любую ошибку казнить можно. Да, за какую-нибудь обещанную справедливость, в теории, сержант мог бы… Дерьмо. По крайней мере, Джонни точно не продался бы. Хоть эта мысль утешает. Он любит болтать. Постоянно языком цепляется с кем-нибудь в свободное время, словно треп ему необходим, как воздух. Рассказывает о своей семье тем, кто скучает по родным. Готов без умолку обсуждать племянников с теми, у кого есть свои спиногрызы. Хвастается, как играл в футбол в школьной команде, с теми, кто любит затирать за спорт. С Призраком об их задачах, о тактике, о снайперках. О чем душа пожелает. Он любит болтать, а Саймон не прочь послушать. Нет, у Джонни все есть. Его не купишь. Призрак останавливается в какой-то нише, вжимается в стену, сливается с тенями. Напрягает слух. Поблизости чисто. Нажимает на кнопку раз, два, три. Находит условленный заранее канал. Выдыхает: — Соуп, это Гоуст. Как понял? — тишина. Лишь легкий белый шум пустых радиоволн. —Джонни? — сердце падает в пятки. Затянул. Слишком долго морозился, слишком долго сомневался. — Джонни, как слышно? Одно бесконечное мгновение, и… — Слышно. До боли знакомый хриплый голос на другом конце. Саймон позволяет себе опустить голову на миг: — Думал, потеряли тебя. В ухе тяжелое дыхание и задушенный болезненный стон. — Ты ранен? — Призрак рыскает взглядом по улицам. Если Джонни не может передвигаться, то Саймону надо направляться в его сторону, и он понятия не имеет, куда. — Я в порядке. Призрак удерживается от того, чтобы закатить глаза. Упрямый осел. Наверняка ведь врет. — Посмотрим, насколько ты в порядке. Береги кровь, она тебе еще пригодится. А потом одергивает себя… — Спасибо за совет, — шепчет голос Джонни в ухе. А вдруг не врет? Призрак отделяется от стены, проходит мимо трупов гражданских, брошенных прямо на мостовой. В небесах отдаленно гремит гром. Он зажимает в губах ткань маски, выдавливает из нее пару капель дождевой воды вперемешку с пылью и собственным потом. Без крови — уже хорошо. Глотает в пересохшую глотку. — Ты где? — спрашивает Джонни тихо. — Я иду к церкви, — уклончиво, но правдоподобно. Он ответил бы так в любом случае, ведь канал могут прослушивать. — Встретимся там. И через вдох: — Ты умеешь импровизировать, Джонни? Ты умеешь лгать? — Был главным клоуном в классе, сэр, — голос напряженный, он там, может, со всех сторон зажат. — Тебе понадобятся все твои навыки. Совет? Угроза? Сам уже ничего не понимает. — Грэйвз и Тени тут устроили бойню. И не говори, Джонни. Призрак осматривает улицу впереди, считает американцев — часть отделяется, остаются двое и идут в его сторону. — Ищут Гассана, — выдыхает и замолкает. Наблюдает внимательно за противниками, слушает, не вернутся ли сейчас остальные. — Гассана и нас, — кажется, Джонни там в гуще событий. Призрак чуть приседает, напрягает ноги, и достает нож. У него хорошее положение, густые тени. Тут главное не дышать. — Вот поймаем этих уродов… — пара бойцов строят планы. Они равняются с ним и не успевают среагировать. Одному он вгоняет лезвие под челюсть сразу же, второго хватает за вскинутое дуло автомата, дергает на себя и чуть вверх, вырывая из рук, а потом долбит обратно прикладом в лицо. Солдат вскрикивает, отшатывается, но Призрак тянет его снова на себя и погружает вынутый нож в глазницу. Призрак физически сильнее, и иногда этого достаточно. Оба трупа он укладывает в этой арке, прячет в тенях, думает — этот урод поймал вас первым. — Твою ж мать, — выдыхает Джонни по радио. На заднем фоне слышны голоса американцев. Призрак напрягается, но продолжает свой путь, пробирается в еще один разоренный дом. По крайней мере сержант не зовет на помощь, не кричит от боли. Тогда дела их были бы совсем плохи. Если бы это была ловушка, то такая, да? Они бы сделали вид, что поймали Джонни и держат живым. — Ни хрена себе, — так много болтает, его же могут услышать, но Призрак не способен промолчать в ответ: — Что там у тебя? — Кровавая баня. Бедолага. Конечно, он переживает за гражданских. Призрак поднимается на второй этаж здания, ищет выход на крышу, думает попытать там счастья. По радио выдохи и шуршание — признаки бурной деятельности. — Лучше за свой зад переживай, у тебя там ноль союзников. А сколько у Саймона союзников? Он бросает затею с крышей и заходит в квартиру, переступая через щепки выбитой двери. — Но мы же друзья, да? — произносит тихий голос в его ухе, и даже радиопомехам не скрыть надежду в этом тоне. Призрак сжимает зубы до скрипа: — Мы напарники. Дружба в уставе не прописана, Джонни. Мгновение тишины и потом, с явной усмешкой: — Ага, а что в уставе насчет рукодельных масок сказано? Призрак моргает разок, опешив, и уже придумывая остроту в ответ, как понимает, что по лестнице за ним поднимается отряд американцев. Призрак пересекает коридор, слышит, как Тени замолкают вдруг — засекли? — врывается в комнату, видит балкон напротив двери. Выскакивает на него, осмотревшись быстро. Балкон достаточно длинный — Призрак отходит к крайней решетке, делает широкий шаг и мощный толчок, левой ногой запрыгивает на перила, отталкивается — и приземляется грузно на балконе соседней квартиры. Где-то начинает лаять собака, колени его за такие финты не благодарят. Призрак закатывается в квартиру и вскакивает на ноги, почти не дыша бежит из комнаты, осматривает коридор мельком, крадется по деревянным половицам. Из помещения справа доносится хруст битого стекла под подошвой. Призрак застывает, смотрит, что в коридор падает только одна длинная тень, и достает нож. Вычисляет примерно расстояние, выглядывает из-за стены и метает нож в шею солдата с очень удивленным выражением лица. Порывается было подобрать свое лезвие, но со стороны лестничного пролета доносится: — Первый этаж чистый, — Призрак тихо пробирается к другой стене, застывает у косяка. — Принял, пять-два уже внутри, будем ждать. Первым в дверном проеме появляется дуло автомата, и потом на миг поворачивается влево — неудачный выбор — Призрак делает полшага, боец успевает открыть рот, но уже слишком поздно — Призрак сворачивает ему шею. А потом оперативно сваливает вниз по лестнице, осматриваясь на каждом шагу. Сейчас тут появится подкрепление, их он дожидаться не собирается. На улице прибавилось активности, но ему удается удачно скрыться за припаркованной машиной со сдутыми колесами, Призрак слышит, как отряд из четырех американцев заворачивает в дом, из которого он только что вышел. Рассчитывает момент, когда они уже не смотрят на улицу через дверь и еще не добрались до окон, и делает ноги оттуда. Пригнувшись спешит к черному зеву переулка. Все это время по радио доносятся разнообразные звуки — вздохи, тихие ругательства — признаки жизни. Призрак дает глазам привыкнуть к тьме, идет глубже в проулок между двумя кирпичными стенами без окон. Напрягает слух. Вроде чисто. — Как ситуация, Джонни? — выдыхает во влажный воздух. — Наемники убивают всех на своем пути, — звучит тут же ответ. Призрак доходит до тупика — такая же кирпичная стена. Но, как и все строения здесь, невысокая. За ней — тихо. Ему достаточно вытянуть руки вверх и чуть-чуть подпрыгнуть, чтобы зацепиться и подтянуться. Осмотреться аккуратно. — Военные преступники, — отвечает он. Перед глазами — мусорные баки, решетка и, самое главное, задний двор церкви. — Мне тоже хочется совершить парочку военных преступлений, — рычит сержант в ухо. Да что ты говоришь, Джонни? Хотя Саймон прекрасно понимает порыв. — Это тирания. Так нельзя, — осаживает его, ждет реакции. Американцы перемещаются по площади перед церковью, там горят яркие огни. У заднего входа стоит один боец, боязливо осматривается. Внутри наверняка больше. С площади отделяются еще двое, идут в эту сторону. Призрак скрывается обратно за стеной, смотрит внимательно во тьму проулка. — Думаешь, нам разрешат на них поохотиться? — тихий голос по радио. — Разрешение не нужно, Джонни. Мы сами по себе. Слова эти звучат приговором. Скоро проулок пойдут проверять, за церковью сейчас трое, а у него осталось только два метательных ножа. Холод от стены просачивается через слои мокрой одежды. — А как насчет капитана Прайса? Призрак морщится под маской: — Прайса здесь нет, верно? Старик не сможет нас вытащить, — знать бы только, что он попытался бы. — Не в этот раз. — Я верю в капитана, — горячий шепот. Убедительный. Убежденный? — Если бы он знал, то был бы здесь. Саймон закрывает глаза, чувствует, как гнется спина от усталости и неподъемных воспоминаний. Выдыхает: — Осторожнее с доверием, сержант. Близкие ранят больнее всего. Рукояти ножей ложатся в ладони, как влитые. — Хороший совет, старлей. Когда вырасту, хочу стать таким, как ты. Невольная улыбка растягивает губы. Призрак встает, разминает мгновение шею и игнорирует тоску, стиснувшую сердце: — Ты хочешь стать лучше меня, Джонни. — Стану, — уверенное заявление где-то на другом конце города, который кишит врагами. — Молодец, — Призрак подтягивается еще раз, всматривается в пространство перед церковью и дорогу, по которой проходят мимо двое американцев. — Думаешь, я так долго протяну? Все еще болтает! — Не факт, — ворчит Саймон и ловит момент для того, чтобы перевалиться через стену. Убивать патрульных нельзя — ему надо, чтобы о захвате церкви не узнали как можно дольше. Призрак пригибается за мусорными баками, ливень усиливается, глубокие лужи на дороге покрываются пузырями. Он смотрит в спины патрульных, смотрит на бойца в дверях церкви — его лицо крайне опрометчиво обозначено красной точкой зажженной сигареты. Но у Призрака не снайперка в руках, а нож. Надо подобраться ближе. На заднем дворе церкви стоит приземистое строение — что-то вроде сарая, и трансформаторная будка рядом. Далее — пустой участок голой травы и потом у ступеней, которые ведут к двери, растут пышные кусты роз. Призрак пихает в карман грязную консервную банку из кучи мусора, в которой сидит, закрепляет краденый автомат на спине и бросается вперед. Белый шум дождя чуть приглушает его шаги по брусчатке и металлический звон забора, через который Призрак перемахивает с разбегу. Он приваливается спиной к стенке сарая, внимательно следя за улицей в обоих направлениях, он здесь как на ладони, но одна пара патрульных уже слишком далеко ушла, а вторая еще не объявилась. Кидает аккуратный взгляд на бойца в дверях, на бледное лицо, резко освещенное пламенем зажигалки. Призрак срывается с места, пригнувшись как можно ниже к траве. Этот боец на короткий миг ослеплен, но он не глухой, так что уже через пару шагов Призрак падает лицом в грязь и напрягает каждый мускул, чтобы не издать ни звука, пока ползет в кусты. И каким-то чудом он доползает. Призрак чуть сдвигает свои наушники, прислушивается, как боец затягивается, постукивает нервно пальцами по бронику. Из кустов его не достать, так что Призрак меняет нож в левой руке на консервную банку и прицеливается. Он со всей дури швыряет банку в стену самой церкви, прямо над задним выходом. — Что? — боец вскидывает свой автомат, делает шаг вперед, шаря дулом во все стороны. Призраку этого достаточно, он поджидает момент, когда боец развернется полностью, испугавшись, что ему заходят за спину, поднимается из своих кустов и метает лезвие в открытый участок шеи… …нож не входит в плоть, а падает, оставляя глубокий порез. Боец прижимает руки к шее и пытается хрипеть в радио. Призрак начал двигаться еще когда лезвие покинуло пальцы, и он понял, что не попадет. Он бросается на ступени церкви, выхватив последний метательный нож, одной рукой отбивает дуло автомата, а другой вскрывает глотку американца окончательно двумя короткими движениями. Призрак зажимает рот бойца, пока полные ужаса глаза тускнеют и цепляющиеся руки опадают мягко. Вдыхает едкий табачный дым, а потом тащит тело обратно в дверной проем. Там он примеряется, приваливает труп к деревянному косяку, достает свой крупный охотничий нож и всаживает в шею насквозь и в деревяшку. Труп повисает безвольно, как тряпичная кукла. Призрак продевает руки бойца через лямку автомата, меняет положение головы. Низкая видимость из-за ливня и тьма должны помочь обманке продержаться. Призрак снимает с него радио — даже если никогда в жизни не сумеет подделать акцент, попробует ответить щелчками, если будут звать. Ну или узнает по этому каналу, что этого бойца пошли искать. Потом хочет сходить поднять свой нож со ступеней, но слышит голос за углом здания— следующая порция патрульных. Призрак скрывается внутрь тихой, пропахшей благовониями церкви. Сначала крадется в темном коридоре, проверяя помещения, потом наконец-то находит главный зал. И в нем только одного бойца, который стоит у стены, недалеко от главного входа, и смотрит через узкие кафедральные окна на улицу. Он ожидал, что здесь будет куда больше народа. Неужели американцы не предполагали захвата такого стратегического объекта? Думали, что они с Джонни будут только драпать, а не давать отпор? Призрак наблюдает за бойцом, думает про акустику и сводчатые потолки, из-за которых по всему залу слышно каждый шорох. Думает про расстояние до врага, деревянные скамьи между ними, колонны, за которые тот мгновенно спрячется… Потом поднимает взгляд на темный провал над дверями главного входа — балкон, хор, где поблескивают тускло во мраке трубы органа, и на который ведут галереи по обеим сторонам зала. Призрак пятится обратно во внутренние помещения церкви, подхватывает походя свечу из подсвечника, находит узкую винтовую лестницу, мимо которой прошел раньше и бесшумно поднимается наверх. На галерее пусто и темно, и Призрак почти не дышит, когда пробирается под витражными окнами ближе к органу. С улицы все еще раздаются выстрелы и редкие раскаты грома — хоть какое-то прикрытие шуршанию его мокрой одежды. Боец все еще увлеченно смотрит в окно. Призрак огибает аккуратно орган, теряет противника из виду, останавливается где-то над ним, примеряется и закидывает ближе к распятью свечу, которая падает с глухим стуком на мраморный пол. — Кто тут? — сразу же напрягается боец, вскидывая автомат в руках. — Билл? Из-за перил видно лишь дуло автомата, которое передвигается ближе к колонне, а потом и сам солдат выползает чуть дальше, пригибаясь к скамьям. Этого вполне достаточно — Призрак перепрыгивает перила галереи и обрушивается всем своим весом на бойца, одновременно вгоняя нож в основание шеи. Они падают среди скамей, дерево трещит и ломается под спиной Призрака, впивается во все мягкие места, которые не защищены броней. Он позволяет себе промычать недовольную ноту в нос, но тут же поднимается на ноги. Переворачивает еще дергающееся тело мыском ботинка. Он устал. Наклоняется и проворачивает нож на выходе, чтобы уж наверняка. Снимает его радио тоже. Оставляет бойца среди разметанных скамеек, а сам выбирается из щепок. Направляется в сторону главного входа и предбанника, откуда ведут винтовые лестницы на галерею и дальше — на колокольни. В предбаннике Призрак делает ставку на левую башню и вздыхает, представляя себе долгий подъем. Но ничего не попишешь — одна ступень за другой — он забирается на самый верх. Он переступает через пару растяжек на темной лестнице и тешит себя надеждой — там кто-то есть! И у этого кого-то вполне может оказаться снайперская винтовка в руках! Призрак не радуется раньше времени, конечно, и двигается еще аккуратнее прежнего, когда чует свежий воздух с улицы. Лестница заканчивается дверью, открытой нараспашку, деревянным настилом и кованой решеткой по периметру колокольни. И слева от выхода расположился снайпер ЧВК. Призрак примеряется мгновение к его распростертой фигуре, кидает взгляд на соседнюю башню, проверяя наличие второго снайпера. Нет, этот боец один, а значит Призрак может просто подняться на площадку и прыгнуть на врага, погружая нож в позвоночный столб между шлемом и броником. Американец даже мяукнуть не успевает. Призрак отваливает его тело от снайперки, нащупывает его радио в карманах жилета и делает погромче, наушник кладет поближе. Рядом выкладывает два других украденных радио, вполуха слушает вражескую болтовню, пока проверяет функционал винтовки и всматривается в прицел. Ну наконец-то. Джонни все это время докладывал периодически о найденных полезных вещах, из которых может смастерить орудия, просто показывал, что еще жив и двигается, но уже несколько раз Призрак слышал свой позывной, сказанный все более напряженным голосом. — Джонни, — выдыхает, пробегая перекрестием по улицам города, по головам Теней. — Гоуст! — столько облегчения в голосе. Саймон же не придумывает, да? — Жив? — Жив, цел, — отмахивается Призрак. — Доложи обстановку. — Я в переулке с воротами, пока чисто. Уклончиво. Призрак раздумывает делиться ли своим местоположением. Может, этого от него и ждут? Чтобы облегчил задачу и сам признался? Он так долго жует свою мысль, что сержант подает голос первым: — Видел того пса в клетке? Какого пса? Призрак припоминает, что слышал лай сегодня. Черт. — Если там у тебя кто-то гавкает, мочи сразу и меняй позицию, не рискуй. Призрак всматривается в темные улицы, ищет знакомую голову с дурацким ирокезом, но находит только группировки Теней. — Жестокий ты, Саймон, — от этого шепота в ухе выживание даже в их максимально дерьмовой ситуации начинает казаться выполнимым. Ну или у Призрака просто хорошее воображение. — Что такое “две ноги и много крови”? — произносит он вдруг. — И что же? Саймон подавляет щекотание в груди от собственной шутки: — Половина собаки. На том конце радио повисает молчание. — Жаль, что спросил, — бормочет Джонни, и Призрак чувствует, как растягиваются губы в ухмылке. Его глаза сканируют перемещения бойцов Грэйвза. У американского снайпера задача была непростая — найти иголку в стогу сена, а вот Призрак может разгуляться. — Тебя даже могут наградить, — тянет он в радио. Только доживи. — Медалью? — шепот сержанта перекрывают помехи. Или шум дождя. — Фантиком на грудь, — Призрак представляет себе Джонни в парадной форме, какой он горделивый и лощеный трется среди больших шишек, очаровывает на следующее повышение. — Фигня все это, — рычит сержант в ответ. Вот только за что его награждают? Внизу на улицах трепещут под дождем цветные флажки, натянутые между зданий. Город под гнетом наркокартеля, но они как-то жили рядом со своими палачами. Американцы убивают всех без разбора. Призрак находит одного бойца, отделившегося от стада. Проверяет линии взглядов, чтобы никто не смотрел в его сторону, ждет, пока боец не зайдет с фонариком в проулок. Выдыхает и плавно нажимает на спусковой крючок. — Ты говорил, что хочешь победы? — шепчет в радио, когда винтовка привычно бьет в плечо, а американец окрашивает красным кирпичные стены. — Поздравляю, ты победитель. Их первая миссия вместе, голубые глаза, сверкнувшие в свете фар, кулак, стукнувший непринужденно по его плечу. Джонни раскатисто произносит что-то очень шотландское в ухо. — По-английски, МакТавиш, — просит Призрак, всматриваясь в реакцию остальных бойцов. Если они смогут вычислить угол попадания, то ему придется делать ноги. — Извините, сэр, — язвит сержант со всем британским акцентом, на какой способен. — Иди ты на хрен. Американцы суетятся, распределяются, но не идут штурмом на церковь. Ему везет. Джонни тогда, перед первой миссией, показался Призраку заносчивым засранцем, он таких много повидал. — Так-то лучше, — сейчас Саймон знает, что Джонни — единственный в своем роде. Снайперские трюки следует приберечь для сержанта, когда он доберется поближе, но в то же время Призрак хочет облегчить ему задачу и немного уравнять шансы. Призрак прислушивается к болтовне по радио, слышит, что некоторые бойцы начинают нервничать. Видит, что улицы, где он оставлял трупы, уже перекрыты. Действовать надо аккуратно. Пошатнуть уверенность Грэйвза чертовски приятно, но нельзя заставлять его паниковать. Призрак не хочет быть свидетелем тому, на что эта крыса способна, когда загнана в угол. — Церковь на севере города, — напоминает он по радио. — Главное, доберись туда, а дальше прорвемся. Тяжелое дыхание ему в ответ. В сторону Призрака все еще не срывается целая армия. Но он и не сказал, что находится здесь, верно? Шепот в ухе: — Грэйвз ловит копов. Призрак находит в прицел площадь с казнью местных жителей. В глубоких тенях вокруг не замечает движения, которое могло бы выдать лишнего наблюдателя. Где ты, Джонни? — Сейчас он судья, прокурор и палач, — Призрак говорит очевидные вещи просто, чтобы не молчать. Когда они молчат, мысли впиваются в мозг и перемешивают калейдоскоп из осколков воспоминаний всех их прошлых разговоров и совместных миссий в поисках хоть каких-то зацепок. Сейчас, когда он устроился в привычной роли, ему почти не надо думать о задаче — эта часть мозга, которая отвечает за попадание по цели в любых условиях, работает у него уже на автомате. Со снайперской винтовкой в руках Призрак привык развлекать себя рассуждениями. В этот раз рассуждения не самые веселые. Сержант бормочет в ухо, что нашел химикаты, и Призрак улавливает нотку воодушевления в низком голосе. О, да, Джонни способен собрать взрывчатку из коробки стирального порошка, изоленты и какой-то матери. Призрак и сам отличается неплохой изобретательностью, когда припрет, но в школе был туповат для химии. А вот Джонни с малых лет интересовался реакциями веществ и как бы по-новому что-нибудь поджечь. Он рассказывал о том, что горение водорода не видно в дневном свете, с такой яркой улыбкой… Призрак молчит, не отвлекает, пока сержант пыхтит над своими бомбами домашнего разлива. Сам не хотел бы, чтобы кто-то начал под руку советовать, как вычислять навес выстрела, в зависимости от силы ветра и расстояния. Джонни отчитывается, что смастерил пару дымовых бомб, наличие которых сильно повышает его шансы на выживание. А потом добавляет: — Гоуст, у тебя все ножи на месте? Призрак моргает. — Не все. — Значит, я нашел твой ножик, — теплый тон, и… Едва ли речь про тот, который остался на ступенях церкви, значит… — Часть этих трупов сделал я. Мгновение белого шума. — Ты прошел здесь? Грэйвз вряд ли тратил время на то, чтобы переместить тела, у него сейчас есть задачи поважнее, а людей для их выполнения становится все меньше. — По пути к церкви, — признается Призрак, перемещаясь по крыше чуть в сторону и нацеливаясь на тот дом, где оставил свой нож в шее американца. Вся улица перекрыта, как Джонни пробрался туда? К церкви он оттуда не сможет пройти коротким путем, придется обходить все кордоны по зданиям. Призрак перебирает пальцами на винтовке, придумывает путь для Джонни и потом — непрошенная мысль. А вдруг Джонни там не крадется? Вдруг его просто пропускают? — И бросил меня? — низко в ухе, недовольно, даже немного обиженно. Чувство вины пропарывает потроха. Нет, слишком сложно, не может быть… — Я привык работать в одиночку, — отмазка, чтобы прикрыть собственную паранойю, потянуть время. — Это называется “своих не бросаем”... — бормочет Джонни. Или?.. Или они не были уверены, что Призрак пойдет вызволять своего сержанта, если тот попадется, так что выманивают его на встречу?.. Призрак закрывает глаза на мгновение и трясет головой, чтобы прояснить мысли. Это не помогает. — Ты, главное, доберись до церкви, — произносит тихо в радио. — Просто хочу, чтобы ты добрался сюда живым и невредимым, — просит. Он здесь должен быть ближе к богу, да? Мог бы начать молиться. — Один из нас должен выжить, чтобы все рассказать. — Привязался ко мне, да? — Джонни, как акула, чует слабину за километр и тут же впивается в самое больное. Саймон сжимает зубы: — По нулям. Тебе еще идти и идти. Выдох в радио, и Призрак не может уловить тон, невольно представляет оживленное лицо, но теперь сомневается в искренности каждого слова, каждого взгляда. Что такого Джонни может сказать, чтобы Саймон поверил? Поверил так, как того хочет. — Джонни, Грэйвз ищет нас изо всех сил. Почему? Давай, скажи что-нибудь… Он понятия не имеет, какие слова могут развеять подозрения. Или проговорись, проболтайся, выдай себя, чтобы Саймон мог сдохнуть в очередной раз. — Грэйвз и Шепард в этом замешаны, — рокочет низко шотландский акцент в ухо. — Как бы то ни было, мы по уши в дерьме. Мы должны докопаться до правды. Саймон выдыхает бесшумно. Разочарованно. Ответ ему ничего не дает. Но он и сам был бы не прочь докопаться до правды. А пока что… — Такие проблемы решаются прицельным огнем, — Призрак находит следующего одиночку, забредшего слишком далеко от своих товарищей, и снимает его, подстраиваясь под звуки выстрелов снизу. На сердце не становится легче. А на уме… Джонни с самого начала привлек внимание. Не потому что был отменным солдатом, талантливым практически во всех боевых сферах — только таких в их подразделение и берут. А потому что считал нормальным подойти к Призраку, шлепнуть по плечу и начать о чем-то болтать. Эта фамильярность хоть и раздражала, но… заинтриговала чуть-чуть. Призрак привык, что его обходят стороной, он предпочитает такой способ общения — сведенный на нет. Он уважает Ласвелл (уважал — сейчас все покрыто туманом сомнения), считает (считал) капитана Прайса и сержанта Гэррика своими друзьями. Но даже с ними у него сравнительно прохладные отношения. Он же не слепой, видит, как они общаются друг с другом. Новички его искренне боятся, все остальные из страха или уважения держатся на профессиональном расстоянии, что Призрака в полной мере устраивает. Все, кроме Джонни, который, кажется, не особо верует в звания и ранги, и даже на поле боя может начать спорить с приказом. На совместных заданиях с Призраком такого не случалось, но от других лейтенантов он слышал жалобы и даже в файле у Джонни красным значится “неподчинение”, после простыни заслуг и умений. Все плюсы, однако, перевешивают минус. А минус этот выражается в том, как Джонни общается на равных и с кадетом, и с генералом. И с Призраком. Саймон пытался пихнуть сержанта в категорию “подчиненного”, но тот упрямо не давался, постоянно нападая со всей своей дружелюбностью. Так он стал “Джонни”. Потому что “Джон” — это капитан Прайс. Призраку надо как-то их различать, верно? Легкий перестук пальцев по металлу винтовки. “Бросил меня?” Еще раз, чтобы руки не застывали, оставались подвижными даже после многих часов в одной позе. “Привязался?” Еще раз, быстрее. Нервничаешь, Саймон. Была ли у Джонни цель? Знает ли он, как близко… Одергивает себя. Призрак одергивает себя. Сосредотачивается на задаче, на голосах американцев по радио, на перемещениях врагов по городу. Они говорят, что тоннели затапливает. Призрак переводит взгляд на площадь перед церковью, изучает улицы и видит, наконец, темные провалы, ведущие в подземные сооружения, и воду, поблескивающую в свете фонарей. — Льет как из ведра, — весьма вовремя и с чувством ругается Джонни с сильнейшим шотландским акцентом. — Дождь — это хорошо, — утешает Призрак, — он смоет твои следы. — Их тоже, — чем хуже ему приходится, тем сильнее проступает его говор, да? — Сейчас нас волнуешь ты, Джонни, — шепчет в радио, чувствует, как просачивается под мокрую одежду усилившийся ветер. Или это просто расстройство из-за того, что они никак не могут Призрака найти? — Я тебе все-таки нравлюсь? — с усмешкой в голосе. Тело начинает остывать, и Призрак запирает в себе дрожь, напрягая все мышцы разом. — Ты мне нравишься живым, — хрипит в радио и не успевает прикусить язык. Джонни замолкает, а Саймону хочется взглянуть в его глаза, схватить за плечи и вытрясти правду. Призраку, однако, хочется удариться головой о стену, потому что сегодня она у него явно криво прикручена. И в этот момент он впервые ловит в перекрестье прицела смазливую рожу Грэйвза. Призрак замирает, палец сам ложится на спусковой крючок. Грэйвза окружают его бойцы со всех сторон, сразу просекут местоположение Призрака и придется бежать. Он не сможет помочь Джонни. Но отвлечет на себя внимание, да? Ах, нет, сержант бросится его спасать. …наверное. “Бросил меня?” Грэйвз машет руками, раздает указания, двигается в сторону одного из зданий. Призрак хочет напомнить зазнавшемуся американцу о смерти. Но… — Полцарства за глушитель, — бормочет недовольно низкий голос в ухо, и указательный палец Призрака расслабляется, Грэйвз скрывается внутри здания. Взглянуть еще хоть раз на Джонни Саймон хочет сильнее. — Как обстановка? — шепчет в радио. — Я в кофейне, — тут же отвечает сержант. Призрак всматривается в огни города внизу, ищет взглядом подходящее здание: — Возьми нам чаю. В ухе звучит белый шум вздоха: — Чертовы британцы. Призрак хочет улыбнуться, но голос Джонни звучит коротко. Устал? Или ранен и это кровопотеря? Он отсюда ничего не может сделать. — Ты мне будешь должен, — объявляет вдруг сержант. — С чего бы? — Призрак всматривается в окна здания с тематической вывеской при входе, но ничего толком не видит. — Мы решаем проблемы друг друга, — убежденно говорит Джонни. — И какая же у меня проблема? — спрашивает Призрак, искренне интересуясь, о чем тот ведет речь, помимо всех их очевидных трудностей. — Маска, — протягивает тихо Джонни, чуть ли не ласково, — сними ее. Сердце Саймона внезапно бьется о грудную клетку. — Показать лицо? — выговаривает он, не веря своим ушам. — Да, сэр, — Джонни там явно смелеет, со всех сторон окруженный врагами. Саймона так, напрямую, еще никто, кроме медиков, не спрашивал. — Никак нет. — Ты такой страшный? Губы сами растягиваются в невеселой ухмылке: — Скорее наоборот. И слышит ответную улыбку в голосе Джонни: — Сомневаюсь. О, да, Саймон никого не хочет ослепить своей неземной красотой, поэтому и держит свою исполосованную шрамами морду за семью печатями. И это ведь не как у Джонни — пара красивых тонких полосочек, которые только придают шарма и мужественности. Нет, Саймона нарезали основательно, так, чтобы запомнил на всю жизнь, чтобы с таким лицом его лишь мама родная могла любить. Призрак сжимает зубы. Вспоминает, как ему ломали нос, давали немного зажить, ломали снова. И снова. И… Нет, не ходи туда. Но прошлые предательства уже весь вечер проворачиваются ножом в ребрах. Он не помнит всего, что с ним делали, и очень этому рад. Однако некоторые воспоминания мозг любит прокручивать в самые неудачные моменты. О том, как ему надрезали углы губ, и потом пытали так, чтобы кричал, чтобы сам рвал свой рот дальше. О том, как накачивали наркотой и обещали, что снимут кожу, и срезали лоскуты, и он был уверен, что ему уже содрали лицо, и вместо него остался только… голый череп. Призрак моргает. Не ходи туда, ты нужен Джонни. …о том, как начали гноиться раны, и он заработал заражение крови из-за земли, забившейся в… Вернись, вернись, не время, Саймон. О том, как он не узнал себя в зеркале после всех операций. О том, как надел маску с черепом, и это оказался вид куда более привычный. Призрак, ты нужен ему! — Джонни, — зовет хрипло в радио. — Потом! — в ухе пыхтение, звуки борьбы. Призрак врубается мгновенно. Рыскает взглядом по каждому закоулку рядом с кофейней, видит группы врагов, но они не кидаются куда-то в одну сторону, а планомерно обыскивают здания и улицы. На мгновение кажется, будто из одной темной арки валит дым, но из-за дождя ничего толком не понять. — Живой? Пауза, тяжелое дыхание и, наконец: — Ага, держусь еще. Облегчение вырывается из легких со вздохом. Не время раскисать, Саймон. Давай, соберись. — Два хомячка в коробочке. Годами проверенный способ вернуть себе рассудок. А еще ему просто необходимо услышать голос Джонни. — Так? — выдыхает сержант удивленно. — Один спрашивает другого, “Ну что, умеешь водить?” По радио повисает долгая пауза, наполненная осуждающими помехами. Саймон оскорбляется: — Немного армейского юмора. — Очень немного, — жалуется Джонни, а Призраку становится легче дышать. — Еще одну? — Ну давай, — соглашается быстро, несмотря на свои стенания. Призрак раскидывает мозгами, перебирая свой каталог острот, для сержанта только самое лучшее! Ну или самое ужасное, как посмотреть. Кстати… — Почему слепые не прыгают с парашютом? — эту он придумал после того неудачного заброса в джунгли. — Не говори мне… — Джонни явно предчувствует что-то нехорошее. — Их собаки-поводыри пугаются до усрачки, — произносит Призрак довольно. — Господи, что тебе собаки сделали? — ругается сержант, но в голосе слышен смех. — Мы так можем всю ночь. Призрак был бы не против. — Этого я и боюсь, — бормочет Джонни, но не просит Саймона заткнуться. Затыкается он самостоятельно, когда находит еще одного бойца в переулке и… тот прижимает к стене женщину. Призрак выдыхает. Там темно, бойца почти не видно. Считай выстрелы снизу, подстройся. И нажимает плавно на курок одновременно с кем-то, кто казнит гражданских в городе. Женщина вздрагивает и явно кричит, но быстро зажимает рот кулаком. Оборачивается на мгновение, размазывая кровь по лицу и поправляя одежду, не мешкая убегает дальше по проулку. Она вряд ли выберется живой, но… Некоторые люди, когда берут в руки огнестрел, чувствуют непередаваемый прилив ощущений. Они чувствуют, будто заполучили способность вершить чужие судьбы. Они упиваются властью. Призрак создан для того, чтобы опускать таких людей с небес под землю. Как иронично, что кличку ему дали за бледную кожу и бесшумную поступь, а похоронили заживо только через семь лет. Как корабль назовешь… Призрак выбрался из собственной могилы, но чувствует скрип земли на зубах до сих пор. И считает своим священным долгом напоминать о смерти тем, кто этого заслуживает. Призрак сам выбрал это подразделение. Он достаточно хорош, чтобы скрыться даже от них, уйти на покой, но он верил… Верил, что их разведданные точны, что ему никогда больше не придется входить в деревню и зачищать дом, только чтобы потом услышать, что произошла страшная ошибка. Он верил в Ласвелл и Прайса. Верил в Шепарда. В какой момент эти люди заигрались с властью? В какой момент Призрак пойдет напоминать тем, кто считает, будто держат его поводок, что они тоже смертны? Он склоняет голову и аккуратно снимает еще одного американца. Им с Джонни еще надо выбраться отсюда живыми. — Старлей, я в баре, — сообщает сержант через пару мгновений. Призрак бросает выслеживать одного из бойцов и ищет глазами соответствующее здание. Надеется на яркие неоновые вывески с кактусами. — Любишь текилу? — представляет Джонни за стойкой, расслабленного и улыбчивого. Крепкий алкоголь в стакане и на губах. — Сейчас бы не отказался, — льется шепот в ухо. Призрак моргает, сглатывает слюну в пересохшую глотку и выдыхает: — Убил бы за виски. — Шотландский? — живо интересуется сержант. — Я пью бурбон, — вынужден разочаровать Призрак с ухмылкой. — Прям как хороший американский мальчик? — рокочет Джонни, и ухмылка Саймона тает. Выдох застревает в легких, руки сжимают крепче винтовку. — Именно. Обожаю Кентукки, — мысли его, однако, сосредоточены не на виски. — Да ты совсем того, старлей, — бормочет Джонни. — Это точно. Сержант замолкает, и тишина впервые за вечер приносит толику облегчения. Нет, он все еще предпочитает голос Джонни молчанию и неизвестности, но то, что они говорят друг другу… Однако дело даже не в этом, верно? Дело не в том, что они говорят, а в том, что Саймон думает. Он мыслит категориями, он легко определяет, где лежит та или иная черта в общении с другими людьми. Обычно он достаточно дисциплинированный, чтобы не позволять вольностей даже в мыслях, однако сегодня его разум расшатало до основания. Да, Джонни перепрыгивает любые поставленные перед ним преграды и проведенные черты, словно играет в классики, но Саймон при этом не должен шагать ему навстречу! Призрак следит внимательно за перемещениями бойцов по городу, высматривает, откуда сержант может появиться, и как ему можно помочь. “Да ты совсем того…” Призрак знает, он прекрасно осведомлен. Они все немного того — в их должностные обязанности входит убийство людей, сюда нормальных не берут. Но Саймон в курсе, что он “того” чуть сильнее, чем все остальные — признаки буквально налицо. А Джонни… Дружелюбный, надежный, хороший Джонни. Со своей большой любящей семьей и кучей друзей, и здоровыми отношениями… Нормальный. Призрак не знает, как и почему сержант такой, и что забыл в их мясорубке. Знает только, что есть разница между Саймоном, который уже ничего не чувствует при виде кишок товарищей, и Джонни, который явно переживает за блюющих новичков. Сопереживает. Который способен предоставить свое плечо и поддержку, который находит слова утешения, и говорит от всего сердца. И Саймон завидует. Этой способности — быть человеком, а так же… На мгновение сам хочет стать блюющим новичком. — Гоуст! — тревожный шепот прорывает белый шум. — Джонни, ответь, — Призрак готов сорваться с места по первому зову. — Я нашел тоннель. Он пробегает взглядом по кордонам Грэйвза и всем чернеющим выходам из подземных сооружений, которые находятся в поле видимости: — Затоплен? — Да, придется поплавать, — голос недовольный, усталый. — Площадь с церковью на том конце тоннеля, — напоминает Саймон мягко. — Еще немного, ты почти у цели. В ухе — далекий вдох и снова белый шум. На шутки уже не осталось ни сил, ни времени. Радио должно выдержать заплыв. Оно же выживает в этом гребаном ветхозаветном потопе. Призрак присматривается к отрядам бойцов рядом с площадью — слишком много. Но по крайней мере на улицах перед церковью припарковано пара джипов ЧВК, хоть один должен быть на ходу. По радио американцы ноют про ливень и про нулевые результаты поисков. Это хорошо, пусть устанут, пусть потеряют бдительность. Джонни уже почти добрался, и Призрак просчитывает варианты, как ему быстрее и безопаснее драпать с этой колокольни. Они выберутся, и окажется, что Саймон — просто свихнувшийся параноик. Что сержант никогда и не думал его предавать, что каждое сказанное слово было правдой. Они выберутся, и Саймон подберет все свои рассыпавшиеся мысли, спрячет их снова по категориям. И Джонни никогда не узнает, что занимает слишком много места в его голове. Они выберутся. — Гоуст, тут все перекрыто, — хрипит низкий голос в ухо. Они уже на финишной прямой. Призрак всматривается во тьму улиц внизу не моргая. — Попробуй срезать через магазины, — советует тихо. — Там полно Теней, я их задержу, а потом мы встретимся у церкви, захватим машину и свалим. — Понял. — Задай им жару, Джонни, осталось недолго. Еще чуть-чуть… Призрак почти не дышит, когда слышит в ухе болезненное “Блять!”, и потом все три вражеских радио оживают криком: — Всем Теням, враг возле церкви! Тело двигается быстрее осознанной мысли, перекрестье находит бойца в открытом дверном проеме, за его спиной мелькает знакомая фигура на полу… — Убей!.. — рычит Грэйвз одновременно с тем, как палец зажимает спусковой крючок. Знает, что пуля угодила в плечо, но в сторону этого дверного проема бегут еще двое, и Призрак не промахивается, пробивая две головы за секунду, и тут же возвращается, добивая упавшего первого. — Да ну нахрен! — голос и картинка перед глазами впервые совпадают. В перекрестье прицела светлые глаза раскрыты широко, а губы выговаривают слова: — Гоуст, это был ты? — А кто еще? — Призрак уже слышит по вражескому радио вопли про колокольню. — Шевелись! Среди бойцов Грэйвза начинается ажиотаж по направлению к церкви, Призрак успевает снять еще одного солдата, прежде чем подрывается на ноги, бросая снайперку на месте. — Джонни, в церкви гости, и они не за отпущением грехов сюда пришли — Призрак рявкает, стаскивая со спины автомат. — Иди на ступени, я буду там. — Понял, старлей! Узкая винтовая лестница дает преимущество, когда Призрак приседает и начинает поливать пулями трех американцев, которые пошли на него штурмом. Он перепрыгивает через их тела на пути вниз, слышит, как бегут на него бойцы со стороны черного хода, отстреливается, стараясь экономить патроны. Выскакивает в главные двери спиной вперед, застреливая еще двух Теней, которые нагнали его в предбаннике. Поворачивается к трехметровому решетчатому забору, огораживающему церковь с этой стороны. — Гоуст! — по ту сторону забора на ступенях Джонни стоит, вскинув автомат, черное дуло, направлено прямо… — Соуп! — сердце обрывается и ухает куда-то вниз, но тело подчиняется собственной логике — ноги Призрака несут к сержанту во весь опор. Он способен лишь смотреть в красивое лицо смерти. Пуля свистит мимо уха, за его спиной раздается вскрик и звук падающего тела. Призрак с разбега залетает на стопку палетов, сложенных у забора в виде укрытия, подтягивается и отталкивается от кованого металла, переворачивает тело в воздухе, приземляясь грузно на скользкие от дождя гранитные ступени. — Нам нужен транспорт, за мной! — думать некогда, реагировать некогда, и тем более некогда кривиться от боли в каждом суставе. — Будь начеку! Они бегут мимо горящей легковушки, мимо бронированных грузовиков ЧВК, которые будут слишком неповоротливы на узких улочках города. — Контакт! Прямо по курсу!.. — кричит Джонни, но Призрак уже отстреливается. — Вижу! Следи за переулком! — краем глаза замечает, как Джонни снимает бойцов, выворачивающих слева. Сам перезаряжается за кузовом грузовика, убивает двоих впереди и еще одного справа, бежит дальше. Знакомые шаги слишком далеко за спиной. — Не отставай, Джонни! Замечает машину с горящими фарами — на ходу? — Соуп, пикап впереди! — отстреливается от врага за спиной из-за высокой гранитной клумбы, смаргивает дождь из глаз. — Вижу! — натруженно, но близко. Бежит к левой стороне машины, вовремя соображая, что они не в Англии. Слышит автоматную очередь сержанта. — Джонни, я поведу, садись рядом, — вытаскивает труп гражданского из-за руля. Американцы расслабились, не вывели пикап из строя. Сержант запрыгивает в машину, захлопывая дверцу, Призрак вторит, нащупывает ключи в зажигании: — Ну вот, Джонни, — выдыхает, все еще не до конца уверовав сам. — Прорвался. Сержант поворачивается со счастливой ухмылочкой: — Мы прорвались. Призрак моргает. Заднее стекло вылетает на них осколками, и они оба пригибаются инстинктивно от жужжащих пуль. Призрак заводит машину, пока Джонни поворачивается на сиденье и отстреливается. — Держись, — хрипит Призрак, бросая машину в задний ход и давит двух бойцов под колесами. — Это тоже вариант, — выговаривает Джонни, и тут же вскидывает пистолет, левой рукой вжимая Саймона в сиденье. — Назад! Двумя выстрелами сержант убивает американца, который был в секунде от того, чтобы застрелить Призрака. — Спасибо, — выдыхает тот, и дергает за рычаг передач. Пора отсюда валить. — Гони, я прикрою. Джонни оборачивается снова, отстреливаясь, пока Призрак таранит кордон из колючей проволоки и наспех составленных лавок. Пикап мотает из стороны в сторону, лобовое стекло полностью покрывается мелкими трещинами, но хотя бы подушка безопасности не раскрывается, на том спасибо. Джонни кидает на него недовольный взгляд, будто хочет сказать, чтобы вел ровнее, но держит язык за зубами. Призрак держится за руль и топит педаль газа, позволяя инстинктам выворачивать на кривых улицах. Джипам Грэйвза еще надо объехать все те грузовики. У них с Джонни еще есть преимущество. Призрак высматривает более менее прямой участок дороги между домами и просит не глядя: — Выбей лобовое. Джонни примеряется, немного съезжает по сиденью и пинает ногой в угол окна два раза. По стеклу бежит еще больше трещин, на пару мгновений Призрак вывешивается в разбитое боковое окно, чтобы видеть дорогу, пока Джонни вырывает лобовое левой рукой и выбрасывает на обочину. В машину тут же бьется пронизывающий до кости ветер, еще сильнее остужая мокрую одежду. Краем глаза Призрак замечает, что Джонни морщится. Черт. Пикап вырывается с городских улиц, виляет по асфальтовой трассе. Призрак еще несколько напряженных минут вглядывается в зеркала заднего вида, и поскорее сворачивает на проселочную дорогу, в надежде скрыться от погони среди густых кустарников. Дождь наконец-то заканчивается. Призрак бросает взгляд на правую руку сержанта с размазанными кровавыми потоками. — Куда тебя ранили? Жгут есть? Черт, кажется, Джонни на ногах держался исключительно из-за адреналина. С каждым мгновением, проведенным в относительной безопасности машины, он все больше сползает по сиденью, а кожа в свете фар выглядит совсем серой. — Плечо, — морщится снова он. — Аптечку снял, когда на базу возвращались. Дерьмо, дерьмо, нет, ну что за издевательство. — Ты же находил веревки, скотч, сам говорил! — рычит Призрак, вычисляя, когда и где сможет остановиться, чтобы оказать первую помощь и при этом не попасться Грэйвзу. — Правая рука нужна была, — голова Джонни трясется на подголовнике, когда они выезжают на грунтовую дорогу. — С онемевшей сдох бы быстрее. Он же еще купался в этом гребанном тоннеле, бегал все это время с пулей в плече. Призрак выходное отверстие заметил бы. — Снимай пока броник, — командует, осматривая темные кусты по сторонам дороги, пытаясь понять, куда кинуться. — А как же романтический ужин сначала? — Джонни ухмыляется бледными губами, но берется за застежки жилета. — Букет цветов… — У тебя там сейчас расцветает букет заражения в этой ране, — ворчит Призрак. — Ммм, — он смотрит невольно, как Джонни облизывается, — сейчас и за сухпаек бы убил, но представляешь, мы в ресторане… — нет, Саймон хочет представить их в больнице, где Джонни оказывают профессиональную помощь. — Что бы ты заказал? Я бы взял стейк. — Суши, — бормочет Призрак первое, что приходит в голову. Смотрит, как Джонни справляется со всеми застежками, но будто бы сдается, обессиленный. — Не думал, что тебе нравится сырая рыба! — голубые глаза сверкают во тьме, но ресницы дрожат, словно сержант борется со сном. — Держись! — Саймон выворачивает руль, и машину трясет безбожно, когда они переваливаются с дороги в высокую траву. Сержант бьется раненым плечом о дверцу, шипит от боли, но даже этот звук лишен привычной энергии. Нет. Ну нет. Не для того Призрак чуть с ума не сошел от переживаний и собственной паранойи, чтобы Джонни теперь сдох от потери крови. Он заглушает движок, включает освещение в кабине и поворачивается к сержанту, отстегивая свою аптечку от пояса. — Давай, Джонни, говори со мной, не молчи, — бормочет пока стаскивает одеревеневшие перчатки с рук. — Все солдаты в части подхватили вшей, — произносит вдруг сержант, пока Призрак стаскивает с него броник. — Ну? — А капитан даже не чешется. Призрак достает ножницы из своей аптечки со вздохом и смотрит на вялую улыбку Джонни: — Это ужасно. Улыбка становится чуть менее вялой. — Да ладно, покажи тогда класс, — низкий голос чуть дрожит, когда Призрак придвигается к нему и начинает аккуратно срезать мокрую окровавленную футболку. Призрак кидает взгляд на бледное лицо, которое вдруг оказывается непозволительно близко. Длинные темные ресницы отбрасывают тени на щеки, когда Джонни опускает глаза. — Что сказать человеку, который боится кататься на велосипеде? Саймон отлепляет неторопливо ткань от красной воспаленной кожи, оголяет пулевое отверстие из которого медленно вытекает еще одна струйка густой темной крови. Джонни шипит ему прямо в ухо, но не дергается. — Ммм, что? — У страха глаза — велики. Джонни соображает не сразу, за это время Призрак успевает покрыть себя проклятиями за то, что не запаковал новые стерильные перчатки в аптечку, обеззаразить свои руки и обработать кожу вокруг раны спиртовой салфеткой. Сержант пихает его в ребра здоровой рукой: — Нет, твоя не лучше. Не смей думать, что твоя хоть в чем-то лучше! — Не толкайся, — предупреждает Призрак, набирая обезболивающее из пластиковой ампулы в инсулиновый шприц. — Расскажи мне еще про ресторан, давай. — Ммм, — Джонни усмехается, но тут же хмурится недовольно, когда Призрак обкалывает вокруг раны короткими движениями, — у нас все по классике, свечи на столе, белая скатерть... — Ага, небось еще живая музыка играет? — поддерживает фантазию Призрак пока достает щипцы и обрабатывает их спиртом. — Что мы пьем? Джонни придвигается еще ближе, Призрак пихает в его здоровую руку фонарик и направляет свет. — Вино, конечно же, а ты как думал? — сержант пыхтит, когда Призрак погружает острые кончики внутрь раны. — Т-там же... Красное с мясом, белое с рыбой, да? Призрак сосредоточен на том, чтобы нащупать осколки пули и при этом не копаться лишний раз в плече сержанта. — Никогда не чувствовал особой разницы, — бормочет не сильно задумываясь над словами. — Не люблю вино. Щипцы задевают что-то твердое, и Джонни ахает, дышит коротко через рот. — З-знаю, помню, — выпаливает скороговоркой. — Прости, старлей. Призрак вытаскивает металлический осколок из раны, подхватывает полившуюся струю крови салфеткой, отбрасывает пулю на приборную панель. — За что еще? Затуманенный от боли взгляд голубых глаз следит за кляксами крови на черном пластике машины: — Не успел захватить тебе бурбон. Призрак застывает на мгновение. Серьезно? — Ага, в следующий раз, когда на тебя будет охотиться целая армия, без бухла не возвращайся, — ворчит он, и цепляет второй осколок, застрявший в мышце. Задыхающийся низкий смех немного похож на всхлипы. Призрак стряхивает остаток пули и всматривается в рану, утирая выступающую кровь. Поправляет немного позу Джонни, достает обеззараживающее средство и поливает обильно, может лишь надеяться, что этого и антибиотиков будет достаточно. — Где ты этому научился? — спрашивает Джонни тихо, наблюдая за тем, как Призрак достает из аптечки изогнутую иглу с уже продетой зеленой нитью. — Там-сям, — Призрак примеряется, думает, что трех швов должно хватить. — Сказал же, что привык работать один. Обычно сам себя латаю. — Надо будет взять у тебя уроки, — Джонни уже совсем не морщится, когда игла протыкает кожу. Наконец-то обезболивающее подействовало. — Надеюсь, тебе они не понадобятся, но лучше так, чем дохнуть, да? — пальцы Призрака все бурые от крови, липкие, но швы он кладет точно и аккуратно. Чтобы на Джонни были только красивые шрамы. — Спасибо, Саймон. Низкий шепот и... Чужой лоб тыкается в его плечо. Призрак моргает. Застывает на миг, пораженный догадкой. Джонни доверяет ему. Безоговорочно. Бесповоротно. Верил каждому слову, сказанному по радио, верит сейчас, подставляя шею. Рука на горячей коже дергается. Руки снайпера не дергаются по определению. Призрак подавляет в себе жгучее желание провести ладонью по этому беззащитному загривку, зарыться пальцами в короткие волосы. Соберись. Ты ему нужен. Призрак завязывает узел на последнем шве, обрабатывает кожу вокруг раны еще раз, достает бинты для перевязки. “Бросил меня…” — стучит в голове с каждым ударом сердца. Бросил... Он не хотел, это все его голова... Как не хотел бросать их... И они все умерли из-за него, Джонни чуть не умер из-за него, ничего не изменилось, он ни капли не изменился. Призрак перевязывает плечо, но сердце его стучит где-то в глотке. Саймон чуть не потерял Джонни из-за собственного страха и сомнений. Он завязывает бинт, пальцы невольно соскальзывают на теплую кожу, натыкаются на мокрую холодную ткань свисающей с одного плеча футболки. — Джонни... Призрак аккуратно отстраняется, ловит лицо сержанта ладонями. — Гоуст? — кристально голубые глаза впиваются в него взглядом, расширяются от неожиданности. Призрак проводит большим пальцем по мягкой нижней губе, оттягивает ее немного вниз и запирает в своем теле предательскую дрожь. — Бледные десна, сильная кровопотеря, — слова падают в хрупкую тишину между ними, и Саймон чувствует своими пальцами резкий вдох сержанта. — Когда доберемся до базы, сделаю тебе переливание, у нас одна группа крови. Призрак отстраняется, наблюдает за тем, как Джонни моргает на него ошалело, старается не зацикливаться на мысли о его собственной крови в этих горячих венах. — Сними футболку, у меня есть термобелье на смену. Призрак хлопает по одному из карманов на поясе, достает два туго закрученных пакетика, один кидает сержанту. Никаких шуток про ресторан, пока Призрак выбирается из машины, чтобы не биться головой о крышу при каждом движении. Надо же, Джонни способна заткнуть только массовая кровопотеря и полевая операция, кто бы мог подумать. Призрак поворачивается спиной к машине и берется за застежки броника. Первым его предал отец, и он даже этого не помнит. Не знает, когда тот впервые его ударил, помнит только, что начал этого ожидать, начал втягивать голову в плечи, замирать при звуке тяжелых шагов, и надеяться, что он ни в чем не провинился в этот раз. Саймон терпел и старался переключать гнев отца на себя, чтобы тот не трогал маму и младшего брата. Получалось не всегда, но он старался. Саймон старался быть хорошим, уверенный, что это он все портит и все делает не так, пока наконец обида, накопившаяся за долгие годы, не вылилась наружу. Пока он не понял, что с каждым днем отец становится слабее от своей выпивки, тогда как Саймон становится все сильнее и крупнее, и отец больше не может смотреть на него свысока. Пока он не поймал занесенную над ним руку, не сжал собственный кулак и не дал сдачи. Призрак снимает броник, бросает под ноги. Хватается за воротник мокрой куртки и стягивает через голову. И все было хорошо, все было лучше, по крайней мере, до тех пор, пока Саймон не вернулся из школы и не обнаружил сгорбленную фигуру отца на кухне. И мама извиняющимся голосом говорила, что ему совсем некуда идти. Ее предательство было вторым. До тех пор он придумывал ей оправдания. До сих пор он придумывает ей оправдания. До сих пор пытается понять… Куртка падает туда же на землю, и Призрак берется за футболку. Саймон не смог простить. Он стал резче, стал раздражительнее с ними со всеми, стал повышать голос и когда Томми захныкал от его крика, то подумал: “Я же тебя не бью, какого хрена ты распускаешь сопли?” Мокрая ткань ползет неприятно по чувствительной коже. Он думал раньше, что сбежал в армию от отца-пьяницы, превратившим его детство в ад. Думал, что бросил маму и Томми с ним. Футболка оголяет бледную спину и коллекцию шрамов, металлические жетоны бьются в грудь с тихим звоном. На самом деле он бежал от себя самого. Понял уже позже, что испугался, когда начал в зеркале видеть лицо отца и ту же безумную ярость в глазах. И все равно — из-за него, из-за его слабости, тупости… Он бросил… Футболка падает под ноги. Пока Саймон кинулся убивать других людей, Томми разрушал себя наркотиками. Саймон взбесился, когда узнал, куда уходят деньги, которые он им отправлял, но потом понял — Томми был нормальным. В отличие от него. Холодный воздух напоминает очертания шрамов там, где ему сдирали кожу со спины. Саймон вернулся как спаситель в их жизни — помог матери, отправил Томми в клинику. А потом бросил их опять, только чтобы его предали снова и снова. Призрак стаскивает с головы маску, отжимает в кулаке балаклаву и позволяет ей выпасть из ослабших пальцев — белый череп взирает на него пустыми глазницами с земли, напоминает о каждой совершенной ошибке. Чувствует взгляд Джонни между лопаток, как прикосновение, как клеймо. Саймон безоружен, а без маски он не просто голый — он обнажен до костей. Джонни может сделать сейчас с ним все, что хочет, да? Саймон смотрит, как над полями вьется предрассветный туман. Вдыхает ночную прохладу, чувствует, как заполняются легкие, как расправляются ребра. Как с выдохом приходит облегчение. Саймон нагибается, подбирает маску, как старого друга, а не проклятье, и натягивает обратно на голову. Джонни не отобрал у него это решение, и однажды Саймон наберется смелости показать все свое уродство. Он достает вторую термо-футболку из пакетика, надевает, поворачиваясь в сторону машины. Джонни, застывший на сиденье, захлопывает рот с щелчком и отворачивается резко. Саймону видны лишь розовые уши и скулы. Ну, если он способен краснеть, то еще не все потеряно, до базы доживет. Призрак подбирает свои мокрые шмотки и броник. Куртку кидает на заднее сиденье машины, в надежде, что подсохнет, жилет кладет поближе и садится за руль. Призрак заводит мотор, выкатывается обратно на дорогу с тряской, шатанием и звоном битого стекла в салоне, дает газу. Надо убраться как можно дальше, пока серые сумерки еще скрывают их от непрошеных глаз. Джонни старается держаться, но его все равно мотает на ухабах: — Господи, кто учил тебя водить? — жалуется он слабо. О, голос прорезался. Призрак пожимает плечами. Говорить “никто” становится немного стыдно. Сержант все еще тревожно бледный. Призрак думает про свою раскрытую аптечку, засунутую между ними на сиденье, и еще один вариант, как он может помочь. — Будешь?.. — достает из нее обрезанный блистер без маркировки. Джонни медленно на него моргает: — Я уже колол себе адреналин сегодня. — Ничего, поспишь на пару часов дольше, — Призрак выдавливает маленькую таблетку и ломает в пальцах надвое. Одну половину отдает Джонни, который глотает стимулятор без разговоров — доверяет, доверяет, доверяет — над второй раздумывает мгновение, но потом прячет обратно в упаковку. Лучше его кровь останется чистой для Джонни, Призрак может еще часов пятнадцать функционировать без особых проблем. — Саймон, какого хрена? — Джонни нарушает тишину через несколько мгновений, и Призрак улыбается невольно под маской. — Когда ты сказал, что у тебя есть сменная одежда, я себе представил что-то существеннее этой сеточки, — он указывает здоровой рукой на их экипировку. — Мы выглядим, как стриптизеры! Призрак скашивает глаза на возмущенное лицо сержанта, еще не такое оживленное, как обычно, но ближе, ближе. И потом опускает взгляд на полупрозрачную футболку, обнимающую его фигуру. — Это тактическое термобелье. Его носят под другими слоями, слышал о таком? Скулы Джонни снова заливает краска. Призрак стискивает руль сильнее. — То есть ты все это время вот так выглядел под своим прикидом? Это бесценная информация. Голова сержанта откинута на подголовник, на губах снова играет ухмылка. — Ничего не хочу слышать от человека, у которого из одежды только пять одинаковых футболок. — Эй, я бы попросил. И вообще, мы в Мексике, здесь жарко! А ты кутаешься в гребаный шарф! Ветер залетает сквозь пустые рамы машины, ворошит выбившиеся темные пряди на лбу. Прищур голубых глаз прогревает нутро. Джонни этого не знает, но улыбка не покидает лицо Саймона еще долгое время.