Ожидаемый исход

Слэш
PG-13
Завершён
50
Пэйринг и персонажи:
Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Награды от читателей:
50 Нравится 2 Отзывы 8 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста

***

      Тело уже остыло после сражения. В ушах не грохотали выстрелы, не слышались стоны раненых и скрип тросов УПМ. Но мышцы всё ещё были напряжены, готовые для атаки, и мысли шли цепким чередом, не позволяя сторонним эмоциям брать верх. К этому порядку Аккерман привык за долгие годы борьбы с титанами, его он придерживался и сейчас, в борьбе с людьми. Ощущение, что вся его жизнь — это ужасно растянутая кровавая бойня, уносящая с каждым годом всё больше людей вокруг него, быстро переросло в уверенность. Он почти привык к этому и уже не разделял сражение с титанами в прошлом и войну против всего мира сейчас. Почти, потому что вне зависимости от количества им убитых — легче из раза в раз не становилось. А потому он предпочитал не думать, отдаваясь телом и разумом инстинкту и силе, текущей по венам с рождения. За годы он обрёл уверенность в себе и своём теле, ничто — ни время, ни жертвы не было способно разрушить въевшийся в кожу и мышцы порядок — идеально отлаженный механизм. Этот порядок был именно тем, что позволяло выбраться живым после каждого боя, что позволяло не сломаться под весом убитых тел и не захлебнуться в крови товарищей. Ничто не изменяло его холодной уверенности и безупречной смертоносности уже долгие годы после смерти Фарлана, Изабель, бесчисленного количества солдат. Но появился он и Леви ощутил нечто иное, нечто новое. Тогда, когда совсем ещё подросток со страстью и безумием говорил об убийстве всех титанов, находясь в оковах по ту сторону ржавой решётки. Тогда Леви ощутил разряд, пронёсшийся по всему телу. Позыв к действию, импульс и уже через мгновение он сжимал холодный металл решётки и смотрел в лицо монстра. Он сам не до конца понимал после, с чего вдруг взял на себя ответственность за безопасность жителей стен и сохранность Эрена. Он никогда не был тем, кто жаждет ответственности. Но тогда ему было нужно это. Он не был уверен, что это не станет ошибкой. Как и всегда. Но что-то особенное, нестерпимо влекущее было на дне зелёных глаз монстра по ту сторону решётки. И Леви не смог противиться. Если бы знал, как много потеряет по вине этих глаз — бежал бы на край света не оглядываясь.       Этот импульс и потеря контроля преследовали его каждый раз, когда он смотрел в сияющие изумрудами и неизведанной морской гладью глаза. Они затягивали, как самая жадная пучина. Он пытался противиться ей, однако у него никогда не получалось. Его самоконтроль трещал по швам быстрее, чем он осознавал это. Он понимал, что проигрывает без борьбы каждый раз, когда годы ранее, ещё когда ни ему, ни кому-либо на острове не открылась тайна мира за стенами, позволял подростковому угловатому телу вжимать себя в холодную каменную стену, когда цеплялся огрубевшими пальцами за одежду и вечно пылающую кожу, когда целовал, самозабвенно и торопливо, ловя рваное дыхание и преданный шёпот. А затем его брали прямо на видавшей виды скрипучей постели, заставляя забывать о холоде подземелья с въедающимся запахом сырости и плесени, о титанах за стенами и грядущем сражении, которое вновь унесёт множество жизней. Каждый раз как в первый и последний. Тогда он проигрывал зелени глаз каждый раз, своему влечению и искренности, что получал с каждым неумелым, но жадным и отчаянным поцелуем, в том числе и самым первым, инициатором которого был сопляк с силой титана. Леви прекрасно помнил, как Эрен зашёл в тот вечер после вылазки в его комнату, притворяя за собой дверь и прижимая ту спиной. Смотрел в пол около минуты, жуя свои пухлые, вечно изодранные, даже несмотря на нечеловеческую регенерацию, губы. Леви сидел в кресле, без форменной куртки, просто в рубашке и ремнях, которые почти не снимал уже долгие годы. — Капитан, простите…       Он извинялся тогда. Долго и искренне. За смерть командора, за стольких погибших и всё прочее, в чём не был виноват. А потому Леви лишь влепил ему хорошую затрещину, едва тот закрыл рот. Хотя конечно хорошей она была только для Эрена. Капитан был уверен, что тогда бил дай бог в треть своей силы. — Мне казалось, я уже отучил тебя винить себя в том, что не мог предугадать и изменить. Эрен, твоей вины в случившемся нет. Если хочешь кого-то винить, то вини врагов. Обрати свою страсть к свободе, ненависть и желание мести против врагов. Не против себя.       Эрен тогда смотрел на него своими большими глазами, полными благоговения и странной нежности. Леви ощутил, как спирает дыхание и воздух вокруг словно густеет. А затем пацан подался вперёд, неловко преодолевая стол, зацепляя угол и наверняка больно ударяясь бедром, чтобы затем столкнуться своими губами с его. Получилось так неуклюже, что Леви даже не сразу понял, что именно Эрен сделал. Потребовалось несколько мгновений горячих влажных касаний, чужого дыхания рядом и каштановых волос, щекочущих лоб. Но когда понял, то оттолкнул того одним толчком в быстро вздымающуюся от волнения грудь. Кажется, недоумение на его лице испугало Эрена куда больше, чем если бы Леви разозлился, и тот сделал шаг назад, отводя потемневшие глаза в сторону и словно пытаясь слиться с полумраком комнаты. Хотя его пылающее алым лицо едва ли можно было упустить из виду, как и тяжёлое дыхание с хрипотцой.       Тогда Леви наконец понял, что все взгляды восхищения, внимательность к его советам и то, как пацан ловил каждое его слово и жест — всё это было большим, чем просто уважением к старшему товарищу, уважением к сильнейшему войну или дань субординации. Это было бо́льшее — страстное, искреннее, первое и голодное. И это большее искрилось в глазах подростка, который смотрел теперь на него пытливо, набравшись уверенности от промедления старшего, явно удивлённый тем фактом, что его мозги всё ещё не украшают коридорную стену. А бесы на дне этих зелёных омутов буквально кричали Леви, что пацану мало. Он продолжал поджимать свои губы, скользить по ним кончиком алого языка и Леви ощутил, как мысли пустеют, заменяясь звоном и жаждой чужого тела, отчаянным голодом по пустоте в мыслях, по спокойствию, что могут подарить чужие руки. Он в странном порыве притянул к себе Эрена за шею, едва не царапая влажную кожу короткими ногтями, наклоняя к себе и целуя. Та ночь была очень долгой, наполненной рваным дыханием и жаром, а ещё блаженной пустотой в мыслях и чувством защищённости. Леви был как никогда жив в ту ночь.       Леви не жалел о произошедшем ни на утро, ни спустя дни, недели или месяцы. Эрен подарил ему то, что заставляло Леви дышать глубже, спать крепче и быть живым. Его демоны, призраки товарищей за спиной отступали при сияющем зелёном взгляде и бережных касаниях гладких смуглых пальцев к его болезненно бледным и огрубевшим.

***

      Сейчас, стоя перед этим же человеком Леви не ощущал импульса и успокаивающего тепла, но ощущал чувство, недостойное сильнейшего бойца человечества. Страх. И даже не то неконтролируемое природное чувство перед опасностью — нет, его Леви никогда не стыдился. Не боятся только дураки или смертники, а он никогда не был ни тем, ни другим. Леви боялся иначе, боялся беспомощно, боялся посмотреть в когда-то зелёные глаза и не увидеть в них той бездны, в которой пропал годы назад, не увидеть глубокой зелени, не увидеть жизни. И именно этот страх перед тем, кого он никогда раньше не боялся, кого не думал, что может бояться, заставлял ощущать себя ничтожеством, распарывал грудную клетку, наполняя её непрекращающейся ноющей болью и отчаяньем. Однако годы эмоциональной закалки не прошли даром и едва ли хоть один человек на дирижабле мог заметить, как сжимались кулаки, влажные от холодного пота и каким напряжённым было лицо из-за натянутой на него наспех невозмутимости и ложной ярости.       Однако глаза не врали, но Леви всё же посмотрел в чужие, надеясь и на их искренность. Впервые за долгое время обретя такую возможность. Конечно ещё во время боя Аккерман наблюдал за атакующим титаном, уничтожающим Либерио, растаптывающим виновных и невиновных без разбора, сражающегося без жалости и сомнения с другими носителями титанов. Но тогда Леви видел лишь монстра, о существовании которого знал ещё давно, разглядев его на дне живых зелёных глаз. И видя сейчас того во всей своей ужасающей красоте он не был удивлён. Заворожен до холодной дрожи, но не удивлён. Для своего народа Эрен стал тем, кем был всегда в глубине души. Сейчас, смотря уже в глаза человека, Леви ощущает, как внутри что-то трещит, осыпая сердце острыми осколками. Глаза напротив не блестят. Зелень теперь похожа на трясину. Всё ещё утягивает в себя, но обещает лишь погибель. Нет сочной листвы, океанских брызг и золотых всплесков совсем у зрачка. Нет того Эрена, который боролся за свободу и жизнь, который мечтал. Теперь есть лишь тот, кто знает истину, кто не мечтает, а следует цели, приняв любые жертвы. Который наконец разглядел масштаб этих жертв в войне за свободу.       Эрен приоткрывает сухие губы, выдавая неживое, но наполненное неясной тяжестью «Капитан». И Леви бьёт. Сильно, яростно, со всеми чувствами, с отчаянной надеждой сбить эту маску, удерживающую прежнего Эрена в плену «надежды человечества». Но его нет. Точнее нет маски. Леви знает это. Тот, кто перед ним — это выросший Эрен, знающий больше любого присутствующего здесь, носящий на себе большее из существующих в мире бремя. Это не чужак, натянувший шкуру «надежды человечества». Это лишь то, что они сами взрастили своей неспособностью понять, принять решение или найти выход. Это чудовище, что родилось из недр острова Парадиз. Носитель атакующего лишь мимолётно проводит по лицу, стирая кровь. Удар не наносит ему серьезного вреда и вряд ли стал неожиданностью для Йегера, хотя Аккерман видит, как Микаса за его спиной порывается защитить Эрена. Даже после им сотворённого и сказанного. Она как всегда преданная до отвратительного. И глупая. Ужасно глупая.       Леви рвано выдыхает сквозь зубы. Слова, что тогда слетают с его губ полны злости, усталости, страха, сожаления, боли. И Эрен видит это, смотря на него своими обманчиво мёртвыми тёмными глазами. Считывает без капли труда, как и всегда. Леви никогда не чувствовал себя таким голым под этим взглядом. Сейчас на нём даже кожи нет и он ощущает боль в связках шеи и плеч. Слишком напряжён, слишком пытается держать лицо, не показать своей слабости и того, как разрушается изнутри его самая уязвимая часть, отданная Эрену ещё давно без остатка. Эрен же лишь смотрит, препарируя капитана взглядом, говоря про письмо на остров с усталым раздражением.

***

      Леви часто перечитывал его письмо домой. Без конца, изучая каждый изгиб почерка и подобранное слово. До тех пор, пока буквы не сливались в кашу, перестающую иметь хоть какой-то смысл. Однако он так и не разгадал его, видя лишь холодный расчёт, план, которому их, демонов острова Парадиз, заставляли следовать. Именно заставляли. Эрен знал, что никто на острове не сможет отказаться от прародителя, от «надежды человечества» в его лице.       До побега Леви был уверен, что знает пацана как облупленного и куда лучше кого угодно понимает тяжесть его ноши. Однако Эрен вырос. Слишком резко и незаметно для капитана. И Леви ощутил, как связь между ними трещит по швам. Он перестал понимать его, стал находить незнакомый маниакальный блеск в его глазах и сгустившуюся у зрачка темноту, которая его пугала. Они отдалились, а затем Эрен ушёл, не оставив Леви шанса попытаться что-то изменить. Аккерман до сих пор винил себя за то, что не успел сделать хоть что-то, набраться смелости, чтобы спросить. Время было упущено и сейчас, когда он смотрел на возмужавшего молодого мужчину перед собой, прошедшего через одному ему ведомый ад, он уже не видел того Эрена, что стал бы его слушать. И оттого ему было особенно горько. И оттого он с жалостью смотрел на его друзей, которые всё надеялись, что Эрен будет их слушать, что разговоры с ними для него значат хоть что-то до сих пор. Леви понимал, что Эрен изменился. И что теперь среди всех его близких людей не осталось ни одного, достойного знать, что происходит в его патлатой башке. Эрен отказался от всех, кто был ему дорог, мотивируемый лишь ему понятными целями. У Леви осталось лишь сожаление, беспомощность, к которой он не привык и одинокое сожаление. Хотелось вцепиться в Эрена до синяков и трясти, умоляя дать ответы, но он лишь зажмурил глаза до пятен под веками и попытался поспать. До прилёта на остров оставалось всего пару часов.

***

      Ветер. На открытой местности это вполне обычное и привычное явление, но Леви замерзает, даже несмотря на летнее щедрое на тепло солнце и плотный зелёный плащ на плечах. Потому что мёрзнет изнутри и поделать с этим ничего не получается. Всё лишь усугубляется, стоит ему посмотреть в широкую спину под грязно бежевым марлийским плащом. Прямую, напряжённую и безразличную. Однако несмотря на этот расползающийся под рёбрами холод на месте окровавленной рваной раны и понимание, что Эрен изменился, перестал быть «его», Леви всё равно выпрашивает у Ханджи возможности поговорить с Йегером наедине. Та недоумевает, но со скрипом соглашается, видимо сдавшись под пронзительным и невероятно тяжёлым взглядом серо-синих глаз. Леви сам почти не понимает, почему вдруг пытается поговорить, хотя очевидно шанс достучаться до Эрена утрачен ещё давно. Отойти от дирижабля достаточно далеко, чтобы не было слышно, оказывается мало. Эрен продолжает идти, словно позади него всё это время не находился его капитан, не сверлил взглядом острые лопатки под тканью, подбирая на языке разные начала неминуемо тяжёлого разговора. Он продолжает идти и Леви приходится нагнать его, схватив за локоть и дёрнув, при этом обходя спереди и нагоняя грозного вида на лицо, привычно сдвигая тонкие чёрные брови. — Мы достаточно ушли. Или ты собрался весь остров обойти лишь бы не в подземелье?       Бросает едко, мельком глянув за спину Эрена и с нервозностью отмечая, что люди у дирижабля из-за расстояния превратились почти в силуэты, не отличимые друг от друга. Сглатывает ставшую вязкой слюну, но упорно пялится на предателя, вернув ему взгляд. Так его окрестили на родной земле. Узурпатором он стал в Марли. Для Леви он остался Эреном. Пусть и изменился так сильно, но сейчас Аккерман ощущал, как в этом взгляде, заметно потемневшем, вновь начинает проглядывать такая родная зелень. Они смотрели друг на друга без слов слишком долго, просто наслаждаясь свободным ветром, теребящим одежду и волосы. — Почему ты действовал в одиночку, сбежав? Неужели мы давали тебе повод сомневаться в нас? — это не то, что он хотел спросить, но это то, что он должен был спросить, оставаясь капитаном. — Я никогда не сомневался в вас, капитан. — он вдруг чуть наклоняется, становясь ближе и Леви не может не ощутить волнующую дрожь в солнечном сплетении от близости крепкого тела и того, как стремительно наливаются сочной зеленью откровенные раскосые глазищи напротив. Совсем как раньше. До этого Леви не имел возможности заметить, как Эрен возмужал и вытянулся за прошедшее время. Теперь он был сильно выше, раздался в плечах и склонялся к капитану, чтобы смотреть в глаза и избавлять его от необходимости так сильно запрокидывать голову. — Не сомневался? Но я тоже не был в курсе твоего плана. Так ты демонстрируешь своё доверие? — он не может сдержать становящуюся невыносимой дрожь в груди и отворачивает лицо, пряча глаза за рваной отросшей чёлкой. — Я не говорил вам лишь потому что не хотел, чтобы вы разделяли со мной это бремя.       Леви цыкает, резко испытывая волну раздражения из-за того, что этот сопляк говорит. Поднимает яростный взгляд, наполнившийся сталью, хватает рукой отвратительно пыльный воротник когда-то белой и сейчас почти незастёгнутой рубашки, притягивая того опасно близко. — Я и так разделил это бремя с тобой! На моих руках кровь, на руках твоих друзей кровь! Эрен, мать твою, ты втянул нас в это без нашего согласия, чем это лучше?! — Я говорю не о Либерио. Обо всём… — он вдруг замолкает, словно останавливая себя. Леви буквально видит, как Эрен обрубает истину, пряча её в собственной голове. Но продолжает смотреть. Глубоко и откровенно.       И это становится последней каплей. Леви ощущает, как звереет, встряхивая того за ворот со всей силы так, чтобы отросшие каштановые патлы били по лицу их обоих. — Ты блядский эгоист! Ты оставил всех позади! Эту помешанную на тебе девчонку, Армина, весь Парадиз! Даже меня… И всё ради… — он вдруг замолкает, пальцы бессильно отпускают грязно-белую ткань. Сложно поверить, что он действительно сказал это. Горло сдавливает невыносимо, Леви впервые кажется, что он готов заплакать от того, как ничтожно звучит и насколько лишён смысла этот разговор. — Капитан… — Леви видит, как глаза Эрена медленно наливаются мягкой зеленью. Горячая ладонь касается его правой щеки и скулы, мягко гладит большим пальцем гладкую кожу. Леви замирает. Касание мгновенно согревает словно покрытую льдом кожу. Леви прикрывает глаза, ощущая слабость и усталость. Ему хочется раствориться в этих руках, забыть обо всём кроме Эрена. Хотя бы ненадолго. Эрен продолжает гладить его лицо, проводит большим пальцем от брови почти до острой челюсти. Невероятно нежно, словно считывая пальцами рельеф и запоминая, словно Леви не солдат, закалённый войной, а лепесток только-только распустившегося цветка. Ресницы Леви трепещут, когда вслед за рукой он ощущает тёплый поцелуй на щеке, правом веке и скуле, а затем его за талию притягивают ближе, вынуждая почти приподняться на носочках. Тёплый плен сухих губ окутывает, Леви ощущает, как собственные наливаются кровью и податливо размыкаются. Он знал, что не захочет сопротивляться. А потому лишь проскользнул рукой на чужую жаркую шею, находя опору и прижался ближе, до возможности почувствовать стук сердца друг друга — ускоренный и сильный, почти один на двоих.       По началу почти целомудренный, поцелуй набирает обороты, становясь всё более сбитым, торопливым и жадным. Они знают, что времени слишком мало, а потому цепляются друг за друга отчаянно. Леви ощущает ладони, почти грубо стиснувшие рёбра, наверняка способные оставить синяки. Это не волнует его, мысли заполняет лишь стук собственного сердца и жажда. Невыносимое жаление почувствовать больше, дольше. Но у них нет вечности, в которой они нуждаются. Нет даже часа. Леви едва может думать, всё ещё оглушённый, когда Эрен отстраняется, рвано дыша и цепляясь большими ладонями за его талию, словно пытается вплавить его в себя. Вжимает почти до боли и невозможности дышать, едва не отрывая от земли. Чёртов сопляк…вымахал. Леви поднимает ладонь по шее выше тянет того за отросшие, наверняка немытые патлы, зарывшись в них пальцами. Эрен сдавленно шипит, размыкая ненасытные объятия, затем убирая чужую маленькую ладонь из своих волос, чтобы переплести пальцы, позволив Леви на несколько мгновений зацепиться взглядом за разницу в размере их ладоней. Притягивает к лицу, чтобы поцеловать от костяшек до кончиков пальцев. Леви замечает, что тот как-то особенно трепетно касается указательного и среднего, но не придаёт этому слишком большого значения, когда укладывает эту ладонь на крепкую грудь под рубашкой, чтобы ощутить всё ещё ускоренный стук сердце и жар кожи. Такой родной и необходимый сейчас. — Капитан, я сделаю ещё много ужасных вещей. И я не хочу, чтобы вы были на моей стороне в этой борьбе. Потому что слишком дорожу вами. — Подаёт голос почти неожиданно. Хриплый, наполненный голодом, но серьёзный и невыносимо тяжело ложащийся на сердце. — Эрен, что ты… — он не может понять, но сердце стискивают стальные прутья, а Эрен же тихо шепчет «не надо», вновь вжимая того крепче, пока крепления УПМ на теле капитана до боли не врежутся в возмужавшее тело. — Делайте то, что должны, не сомневайтесь и не сожалейте. Я свободен и этого ничто не изменит. Я не позволю отобрать свободу у себя или у кого-либо из вас. Обещаю. А потому просто доверьтесь мне.       Он вновь тянется за поцелуем, но Леви не позволяет, надавливая на чужую шею до боли и вынуждая Йегера расцепить стальные объятия. — Нет уж, следующий поцелуй только когда сбреешь эту мерзкую поросль с лица. — Эрен глухо посмеивается, когда Леви щёлкает его по подбородку с колючей щетиной, после чего кивает послушно и отступает на шаг. Его глаза всё ещё сверкают зеленью на глубине, но Леви видит там боль и неясную ему тоску, про которую хочет спросить, но не находит сил. Лишь смотрит в ответ, понимая, что им пора возвращаться на дирижабль и что разговор, на который Леви так рассчитывал, не открыл ему никаких карт. Но допытываться не имеет смысла. И Леви не хочет, сдаваясь. В конце концов Эрен действительно свободен в своих решениях, а ещё своеволен до ужаса. А потому он лишь машет ладонью, как бы говоря «давай-давай» и подгоняя того к дирижаблю.       Если бы Леви тогда знал, что дальнейшие события разделят их так надолго, если бы знал, что это будет их последний поцелуй — ему было бы плевать на нелепую маскировочную небритость и стойкий запах крови и пыли от одежды Эрена. Ему было бы плевать на ожидающих товарищей у дирижабля, на Марли и долг. Он бы выпытал у Эрена всё до последней истины, он бы нашёл выход, он бы… Но он не знал. А потому отпустил. И доверился.       Жалел ли Леви о том, что тогда не остановил Эрена, не допытывался о его истинном плане любыми способами? Да. Но он знал, что Эрен сделал свой выбор ещё давно. Что всё, что он делал, было лишь продуманным до деталей планом. И заставить его отступиться от него не получилось бы это ни у одного живущего на земле. Леви не был в истерике, когда оказалось, что свободу для острова «надежда человечества» видит в уничтожении человечества за пределами острова. Какая злая ирония. Но он ощутил лишь невыносимую пустоту и безысходность. Он уже тогда знал, что потеряет Эрена, чувствовал той частью, что прикипела к сопляку намертво. И он хотел уйти за ним, выполнив лишь последнюю свою миссию. Ту, что пообещал выполнить Эрвину, ту из-за которой лишился пальцев и глаза… Эта миссия напополам с отчаянным желанием увидеть Эрена и заставляла его изломанное тело двигаться вперёд, выполняя, что должно.       В результате действий горстки не совсем плохих, но и не очень хороших людей гул был остановлен, общий враг человечества повержен. Микаса, которой Леви предоставил шанс убить Эрена и которую почти заставил сделать это, не желая брать на себя эту участь, но при этом понимая почти изначально, что это будет неминуемо, отчаянно и нездорово целовала его отрубленную голову, будто поклонение остаткам возлюбленного могло его вернуть. Воцарился хаос, который угрожал перерасти в очередное кровопролитие и который не скоро утихнет. Леви не было дела. Раны давали о себе знать, отбирая последние силы, мыслями и сознанием он был уже с павшими товарищами, отчаянно понимая, что не видит среди них Эрена. Однако судьба не была к нему благосклонна и то, что он принял за смерть оказалось лишь его бредом после сражения, в котором он находился, пока не оказался в больнице на Парадизе, напичканный лекарствами и перемотанный бинтами. Тень человека, ветеран, прошедший войну, отобравшую всех его близких людей. Но живой. Словно в насмешку или назло.       Позже, когда раны зажили, и его выписали из госпиталя оказавшимся прикованным к инвалидной коляске из-за раздробленной ноги, Леви первым делом приехал к дереву, под которым Микаса похоронила Эрена. А точнее его голову. Остальное тело растворилось в основателе. Он долго, в мучительной тишине наступающего вечера смотрел на скромный надгробный камень, словно тот мог дать ему ответы. Но у Леви был лишь один вопрос. — Ты не знал, что я не смогу жить без тебя, да?       Едва заметная тоскливая улыбка полоснула чуть искривлённые шрамом губы. Травмированная рука скользнула по идеально заточенному лезвию лежащего на коленях ножа. Леви казался почти забавным контраст идеального орудия и его самого — когда-то сильнейшего война, а сейчас лишь тени былого величия. Он прикрывает глаза, наслаждаясь тёплым вечерним ветром. В голове проскальзывают воспоминания. Удивительно яркие и громкие, зовущие, бесценные и любимые. Боли почти нет, когда отлично заточенное орудие глубоко полосует бледное запястье. В какой-то момент руки Леви слабеют и нож почти бесшумно скрывается в траве. Он не открывает глаз, уже знающий, что вскоре сможет посмотреть в любимую зелень глаз опять.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.