Всё кажется не таким на первый взгляд,
как есть на самом деле.
Сегодня ночью, в Радоницу, день мертвецов, всё было не так, как обычно бывает в этих забытых богами местах. Казалось, дикие волки, воющие на полную луну, прежде не драли глотки так, что в округе невозможно было встретить ни одной живой души: все крестьяне заперлись на засов в своих халупах, надеясь, что сегодня на них не обрушится какой зловещий рок. Самые мерзкие твари повылезали из своих нор и убежищ, дабы перекусить несчастливцем, который решил выйти этой ночью наружу. Однако, не эти твари волновали командира Центральной межи - заставы, стоявшей по самой середине континента, а те выродки, что недавно, точнее ещё летом, три месяца назад, посмели объявить королевству войну. Сейчас они прятались по кустам, расставляя, словно шахматные фигурки, своих лазутчиков по всей территории государства, но через год, а может и пару месяцев они перейдут в наступление, и тогда все эти кроты, как их называла обыкновенная солдатня, грянут как гром, перероют всё изнутри, и относительно мирная жизнь на их небольшом клочке земли будет разрушена. Авель, тот же самый ранее упомянутый командир Центральной межи, всматривался в висящую в небе кроваво-красную луну, ветвистые стволы деревьев, навивающие ужас, как будто ожидал засады. Скверное предчувствие, как червь объедало его изнутри. — Командир, опять всё о своём думаете? Войтек, как всегда, не мог заткнуться, а идиоты, как известно, много говорят, но абсолютно не по делу. Ему было всё равно кто перед ним - король или его прислуга, Войтек болтал без умолку со всеми. — Снесут нас к чёртовой матери и дело с концом, будет всем нам полная, извините за выражение, жопа! Хотя, Вам, командир, может и повезёт, если из плена сбежать сумеете, а то ведь и повесить могут. В плену то у выродков не так уж и плохо на самом деле, принципы у них есть, видите ли. — Не пытают, кормят хотя бы раз в день, а если пленный им без надобности, дарят безболезненную смерть, — утверждал Амадей Стоккер, правая рука Авеля. Мужчина частенько давал дельные советы, но на поле боя, честно сказать, был абсолютно бесполезен. Да он и сам предпочитал оставаться в тени и командовать подальше от военных действий, вместо самого командира, который в свою очередь с головой бросался прямо в разъярённую ораву. — Вот и я о чём! — поддакивал ему Войтек. — Не хороните королевство раньше времени, — басистый, чуть хриплый голос Авеля был по обыкновению спокоен и вдумчив. Он говорил так, что после повторять уже не приходилось. — Дал Триад лишь шайка головорезов, называющая себя империей, а на самом деле они также подчиняются королю, но при этом считают себя независимыми. Эти варвары на войну идут только потому, что их протектору взбрело в голову изгнать «падаль» с его земель. — Однако мы не можем отрицать военной мощи триадовцев. Манёвренность, скрытность и находчивость делают их непобедимым оружием в лесах севера. — Стоккер шёл по дороге, ведя под уздцы вороную кобылу, похрамывающую на левое копыто. — Да, лесов у нас хоть жопой жуй, — Войтек ни на час не расставался с бутылкой и сейчас он неспешна попивал самогонку из фляги. Она прибавляла ему силы, отваги и храбрости, а ещё немного третьесортного юмора. – Этот их чёртов король уже давно умом поехал, раз все у него в вольные города, то есть в Триад валят. Говорят, он как по утрам встаёт, пересчитывает сколько людей у него в королевстве осталось. Хромающая кобыла Стоккера встрепенулась, как будто почувствовав что-то неладное. Приземлившись на больное копыто, она раздражённо фыркала, вырывалась из рук офицера, как будто хотела поскорее сбежать из этого кишащего ночными хищниками места. — Ну, ну, дорогая, что такое? — Стоккер успокаивал, поглаживая шею внезапно взбрыкнувшейся лошади. Та продолжала встревоженно смотреть меж ветвистых деревьев, где глазу человека была видна лишь зловещая, непроглядная тьма. — Да ты кобылу свою больше жены своей любишь. — Не преувеличивай, — офицер ненадолго задумался, нахмурив густые угольно-чёрные брови. — А знаешь что? Так и есть! Моя чернявая хотя бы с другими мужиками не гуляет. Как-то раз вернулся я домой в отлучке без предупреждения, ты, друг мой, наверно уже понимаешь, что я там увидел. Она с соседом эскулапом спит! — Да и ты у нас, Стоккер, не такой уж и благоверный, всё по бабам шляешься, — колко подметил Войтек. Наблюдая, как багровеет лицо его товарища, мужчина ехидно усмехнулся, но, чтобы не ставить товарища в неловкое положение, решил сменить тему, однако на его постаревшем лице всё ещё продолжала блистать насмешливая улыбка. — Да, нынче всё совсем неспокойно. Авель же весь разговор двух товарищей шёл молча, как будто о чём-то напряжённо думал - это было свойственно для командира, поэтому в этот момент никто его трогал, но на самом деле сейчас его голова была пуста, а в груди всё никак не унималось трепещущее сердце. Раньше он такого за собой не замечал, хотя всегда тонко чувствовал опасность, но никогда это не вызывало у него волнения. В его душе гуляло навязчивое чувство, что непременно сейчас произойдёт поворот, переломное событие в его жизни. И это ещё больше пугало, ведь что может произойти в этом окружающем заставу нескончаемом лесу, где за несколько вёрст не встретишь ни одной живой души. Командир пытался отогнать от себя навязчивое чувство, но оно как будто вцепилось в него острыми когтями и не хотело отпускать. В следующую секунду Авель услышал подозрительный шорох в темноте ветвистых деревьев и направил в сторону шума пылающий огнём факел, и тут его спину обдало мерзким холодком. Зубастые твари, сытно ужинали, обгладывая чью-то несчастную руку, громко чавкали, разбрасывая вокруг склизкую зеленоватую слюну. Другие же упыри норовили перекусить горло путнику, который пытался отбиться от них увесистой деревянной палкой. Командир взобрался на лошадь, чтобы твари так просто не разорвали его глотку в клочья, высасывая из тела всю живительную жидкость. С мечом наперевес он понёсся вперёд, инстинктивно срубая клыкастым головы в полной темноте, не видя перед собой ничего, кроме своей цели. Отребья стремительно разбегались в разные стороны, длинными лапами цеплялись за ветки деревьев, головами свисая вниз, и в сумраке были видны лишь их люминесцирующие красным огнём глаза. Авель схватил за ворот одежды странствующего по этим лесным топям незнакомца, успев закинуть его в седло, перед тем как лысая кожистая тварь успела вонзить свои клыки ему в ногу. Тот показался командиру ни капли не напуганным будучи на волосок от смерти, когда он ненароком посмотрел в лицо путника, на котором виднелись свежие шрамы от упыриных когтей и обильно текущая из них кровь, окрасившая всю правую щеку алым, но его глаза не горели живительным светом, а казались безжизненными, словно путник уже отправился в путешествие на тот свет. Однако тот продолжал подавать признаки жизни, до боли впиваясь пальцами в левую ногу Авеля. И откуда у парня без сознания такая непреклонная воля к жизни? Отставший от остальных Стоккер, не жалея кобылу, резво взобрался в седло и шпорами ударил лошадь по бедрам, та взвизгнула, взмыла вверх, вставая на дыбы, и не обращая внимания на жуткую боль, ринулась догонять остальных всадников. Уже стони раз он проклял себя, за то, что взял с собой в патруль свою любимую, но раненую кобылу. Войтек бы сейчас был бы уже мёртв под телом огромной, размером со взрослого человека твари, если бы не подоспевший вовремя Стоккер, который успел вонзить меч инородному существу в глазницу, от чего тварь завопила пронизывающим всю округу предсмертным криком, который звоном отзывался в ушах. Офицер подал товарищу руку, лежащему на земле, окружённому десятком мерзких трупов, атаковавших солдата нескончаемыми толпами. Жеребца Войтека нигде не было видно, кажется, тот перепугавшись, кинулся вглубь леса и скорее всего уже был изодран в клочья. — Войтек, у тебя должна быть шумовая бомба! — донёсся до офицеров голос командира, который тем временем на скаку пытался пинками отбросить от себя вцепившегося в его левую руку упыря. Правой же он удерживал в седле тело незнакомца в тёмной мантии, который в страхе упасть с лошади вцепился железной хваткой в ту самую ногу, которой Авель безуспешно пытался отбиться от кровососа. Положение казалось патовым, единственным выходом оставалось поджечь фитиль шумовой бомбы и запустить механизм в толпу тварей, окружавших солдат со всех сторон, отпугнуть их лишь на пару минут, вырвать из лап смерти время, чтобы позорно бежать из боя. Войтек пошарил по подсумкам в поисках бомбы, источник огня долго искать не пришлось, благо брошенные в суетливом сражении на землю, пропитанные смолой, факелы продолжали гореть. Стоккер схватил один и поднёс к фитилю и тот вмиг заискрился, дальше оставалось только забросить взрывчатку подальше в скопище смердящих смертью, скалящих клыки тварей, и делать ноги как можно быстрее, спасаясь от оглушительного взрыва, отдающего звенящей болью прямо в головной мозг. Манёвр Авеля удался, но, как и всегда, даже в случае явной победы есть одно каверзное но: теперь командир двигался в противоположном от заставы направлении, то есть ещё дальше от спасительного убежища, когда повернуть обратно уже нет возможности, ибо в данный момент на шум уже начинают сбегаться ещё больше разъярённых тварей, пронзающих наступившую тишину своим могильным воем, и будет их уже чуть ли не в два раза больше, чем прежде, пока он, Авель, будет сражаться с ними один. Не считая потерявшего сознание юноши, в юности которого он уже точно убедился, когда солдат остановил лошадь у протекающей мимо Центральной межи речки, как её называли местные Тухли, а пахло чем то явно не свежим от неё периодически, особенно летом, будто долгое время в её водах разлагались тысячи трупов. Однако поздней осенью Тухля, слово по велению богов становилась самой обычной речонкой, со стремительным леденящим кожу течением, текущей прямо из скалистых заснеженных гор Кайрвента. Авель стащил с лошади незнакомца, с ног до головы, залитого кровью. Уложив его на опавшие с деревьев пожухлые листья, он похлопал перед его юношеским лицом в ладоши, смотря на которое у него язык не поворачивался назвать незнакомца мужчиной. С таким лицом он бегал когда-то давно по улочкам горного королевства Надира, в котором он и провёл всю свою, на самом деле не так давно закончившуюся юность, такие лица, не огрубевшие, от военной службы командир видел среди таких же беззаботных мальчишек, как и он. Но эти времена остались далеко позади, и, если бы не армия, командир выглядел бы точно так же, а не сверкал уставшим взглядом и тёмными от недосыпа кругами под глазами, а и без того серовато-русые волосы на голове не начали под грузом свалившихся на него обязанностей, покрываться едва заметными седыми волосками, от чего казались цветом, как шкура у домовой мыши. Авель правда был красив и пользовался большим успехом у знатных молодых особ, но отталкивал своим холодным нравом и непробиваемой скорлупой - защитой от внешнего мира, любую, что пыталась с ним хоть немного сблизиться. Что уж врать, сейчас всё так же оставалось без изменений, только теперь он отпугивает дам своим измученным, словно у заключённого на каторге видом. Не дождавшись ответа от лежащего перед ним без сознания тела, Авель спустился недалеко вниз по склону и зачерпнул ладонями воды из реки, от прохлады которой ему самому несчастного парня стало жаль, как бы у него сердце не остановилось, после того как он взбодрит его такой ледяной водичкой. Вернувшись обратно, стараясь расплескать как можно меньше жидкости, незнакомец по-прежнему лежал без сознания, тогда ничего не оставалось, кроме как окатить его лицо студёной водицей. Пространство вокруг разразилось мимолётным вскриком, и, если бы не Авель, вовремя закрывший юнцу рот ладонью, то тот бы своим визгом привлёк к ним излишнее внимание тварей, шарящих неподалёку. Сфокусировать зрение всё никак не получалось и единственное, что чётко видел недавно спасённый от упырей путник в непроглядной тьме – это поношенный шёлковый платок кроваво алого цвета, расшитого витиеватым узором на голове склонившегося перед ним человека со светло-голубыми, словно стеклянными глазами, которые как репейник цеплялись за самое его нутро. Черты же лица своего спасителя продолжали расплываться перед ним, мужчина кажется что-то говорил ему, но он ничего не понимал, воспринимая слова, как будто из-под толщи воды. Расслышав лишь вопрос о том, что он делал на тракте в полнолуние, успел ответить лишь невнятное «не знаю» и снова погрузился в темноту. А за спиной Авеля послышалось слюнявое, голодное рычание.