История в сослагательном наклонении

Когда Нечаев оказывается в кабинете у Сеченова, он сомневается. Майор не собирается мстить ни за назойливого Захарова, ни за жену, лица которой даже не помнит, ни за внезапную тёщу бабу Зину, но за себя самого немного обидно. Сколько ещё Сеченов собирался скрывать всю эту историю со стиранием памяти? А главное зачем ему это надо было? Нечаев ощущает себя так, будто его окатили грязной ледяной водой, – П-3 мелко дрожит и нервно злыми глазами мечется по комнате. Перед ним всегдашний километровый ковёр, всегдашний громадный стол с бумагами и буднично нависающая над ним фигура Дмитрия Сергеевича. Но в мыслях П-3 полный кавардак, и ХРАЗ на ладони угрожающе шевелит усиками. Нечаев не знает, как вести себя в этой ситуации, – и как вообще можно было в неё попасть? – и поэтому привычное «Шеф» вырывается само собой. П-3 хочется, чтобы Дмитрий Сергеевич лучисто взглянул на него, приобнял за плечи и убедил, что всё – вздор. И когда Сеченов не глядя произносит «защищать», внутри Сергея что-то обрывается. Его Волшебник превращается в злого колдуна. Ну не может же так быть, что вся жизнь (всего два года, ну и ладно) была ложью – думает Нечаев разглядывая летящую на него Катерину Близняшку. А потом в голове наступает только мутный шум. Мелькают железные руки, ноги, где-то там вспыхивает пятном невозмутимый Сеченов. Но вопросов и сомнений больше нет. И пистолет вылетает из рук Дмитрия Сергеевича сам собой. И пуля впивается в жилетку шефа без ведома Нечаева. Только когда Сеченов валится на колени, шум в голове П-3 уступает пустоте и отчаянию. Сергей всё ещё не думает, но отчетливо и больно чувствует. Сердце конвульсивно сжимается на каждый хриплый стон боли Дмитрия Сергеевича. Каждое слово лупит по перепонкам и сознанию. Нечаеву больно за с треском разбивающийся мир, больно за себя и своё обманутое доверие и больнее всего за этого человека на полу. Того, кто подарил ему эту Вселенную, того, кому П-3 собственноручно всадил пулю в живот. Когда ноги подкашиваются, Сергей безмерно рад упасть. Удар почти не чувствуется, зато в сердце всаживаются иглы от встречи взглядом с лежащим напротив Сеченовым. Академик неотрывно смотрит на Нечаева тёмными глазами. Но в них нет ни укора, ни злости. «Чёрт бы побрал его холодность!» – рассердился бы от непонимания Сергей обычно. Но сейчас Нечаев, всем телом развернутый к Дмитрию Сергеевичу, видит в этом безэмоциональном взгляде всё. «Вот прекрасная смерть» – мелькают в глазах Сеченова толстовские строчки. Академику хочется ухмыльнуться, но губы каменеют. Он, распластанный на полу, только неподвижно смотрит на такого же молчаливого, с бездонным взглядом, визави. Нечаев шагает в открывающиеся двери лифта. Тело гудит, ноги затопляет тяжесть. А в голове приятное: «я всё сделал, все поручения теперь выполнены». Лифт шумит вверх по шахте, и кабина взлетает под самый шпиль Челомея. Сергей выскакивает на этаж Сеченова, но у дверей кабинета замедляет шаг. – Так, точно ведь всё хорошо прошло, по указаниям? Хорошо… должно быть, хорошо, – бормочет себе под нос Нечаев, тревожно хмурясь. Вдохнув, шагает за разъезжающиеся железные затворы кабинета. В первую секунду П-3 не видит Дмитрия Сергеевича – место за столом пустует. Руки майора непроизвольно сжимаются в кулаки. Но наконец Сергей замечает Сеченова у стены: тот нежно расправляет на деревянной панели карту Советского Союза. Дмитрий Сергеевич оборачивается на нервного Нечаева и кивает: – Сынок, ты молодец. Как всегда самый быстрый и надёжный у меня. Нечаев застывает и впивается глазами в Дмитрия Сергеевича. Вот так, всё хорошо. Он и правда не подвёл в этот раз. Сергей, бывало, срывал задания, но как же хочется быть этим самым надёжным! Он только с удвоенной силой будет делать всё, чтобы оправдать слова шефа. – Служу Советскому Союзу! – запоздало выбивается у Нечаева. – П-3, ты сам как, в порядке? – Сеченов мимолетно проходится взглядом по телу Нечаева и, не дожидаясь ответа, отворачивается обратно к карте. Майор вздрагивает от неожиданных ощущений. – Вот он, Советский-то Союз, – мечтательно протягивает Дмитрий Сергеевич, – Взгляни сюда. Ему мы жизнь и посвящаем, его и ведём к звёздам. А ты один из проводников тоже, Сергей. Сеченов поглаживает карту пальцами и любовно смотрит на точки городов, границы регионов, а потом переводит взгляд на Нечаева. Сергей подставляется под это ещё не остывшее выражение тёмных глаз и жадно следит за кистями Дмитрия Сергеевича. – А вот сердце нашей страны, – академик ведёт указательным пальцем по Западно-Сибирскому округу и останавливается на одной из точек, – Предприятие. Нечаева от этих плавных движений укачивает. Он всматривается в движение запястных костей под кожей, в переливание голубых венок. Нечаеву отчаянно хочется прикоснуться к этим рукам, хотя бы невзначай дотронуться. Не думая, Сергей тянется к месту на карте, где застыл палец Сеченова. Но Дмитрий Сергеевич за секунду до соприкосновения отдёргивает руку – привычка выстраивать многокилометровое нейтральное пространство вокруг личного. – А это... что? – хрипло выдыхает Нечаев и указывает на пометку рядом с Предприятием 3826. Сеченов отвечает задумчиво и не сразу: – Главная вышка связи со всеми остальными центрами страны, – шеф мутно смотрит на Сергея, будто и не видя его очертаний. Нечаев иногда уже замечал такой взгляд. Волшебник медленно прибавляет, – П-3, это хорошо, что ты интересуешься. Похвала греет как весеннее солнце – так невесомо и ярко. Нечаев отводит слишком блестящий взгляд от лица Дмитрия Сергеевича, и прячет на его бледных руках. Когда Сеченов узнаёт о падении П-3 с высоты, он переживает: не вызывает по срочной связи, не посылает докторов, а просто долго ходит по кабинету из угла в угол. Сергей же неглупый – сам дойдёт доложить. И Сеченов просто ждёт. "Ну же, Дима, всё нормально, а дел у тебя по-прежнему гора", – уверяет себя академик. Но работа не идёт. Сеченов раздражается, злится, трёт веки. Да в конце концов с этой перчаткой можно ведь просто запросить удалённую диагностику состояния подопечного! За дверьми кабинета все уже знают, что к Сеченову нельзя – ждать придётся до вечера, а то и до завтра. Дмитрий Сергеевич раздражается на самого себя и на то, что чему-то удалось вывести его из внешнего равновесия. Сеченов знает сам, как он страшен и безобразен в гневе. Ему противна эта эмоция и то, что кто-то может её застать, а ещё невыносимее – что она обрушится прямо на этого свидетеля. "То-то весь коллектив Предприятия узнает кто ты, Дима", – шипит сознание. Сеченов с размаху швыряет своё тело на кресло: спокойно, спокойно, спокойно. Усилием выравнивает дыхание и закрывает глаза. Ближайшие несколько часов Дмитрий Сергеевич проводит за продуктивной работой. Нечаев, видимо, надеется, что известие о его травме не дойдёт до шефа, и потому отмалчивается. "Не доложил сегодня, так придёт завтра, а заодно получит выговор" – вертится едкая мысль. Но на кухне, за полуночным стаканом воды Сеченова застаёт воспоминание: образ только собранного заново из плоти и металла П-3 на больничной койке. Дмитрий Сергеевич навещает свой эксперимент часто: разговаривает с врачами в его палате, смотрит жизненные показатели на мониторах и проверяет реакцию на обращения, касания. П-3 пока ещё не приходит в сознание. Но когда он впервые за свою новую жизнь открывает глаза, все врачи суетливо кого-то зовут. И заходит он, академик Сеченов. – С пробуждением, П-3, – холодно улыбается мужчина. Вечером того же дня он закроется у себя в кабинете, достанет бутылку коньяка и, пряча от смеха лицо в ладони, будет повторять "получилось, получилось!" А П-3, пока не знающий ни имени, ни рода деятельности этого отстранённого статного человека, каждый раз ищет его глазами, будто чувствует призрачную связь с ним. Он узнаёт однажды, что руки у того холодные, а во взгляде могут смазано мелькать волнение, довольство, н е ж н о с т ь ? П-3 разглядывает аккуратную бороду с проседью, исследует оттенки его голоса, заучивает жесты рук. С момента пробуждения Нечаева Сеченов начинает бывать в госпитале нечасто. Но во все те разы, когда лечащие врачи собираются в палатах больных, запоминается взгляд единственного человека. И таких встреч людей в белых халатах, и пациентов – немало, но застывает на сетчатке только одно. П-3, полулежащий на койке, с беспокойством перебирает пальцами – ему непонятны и неприятны все эти разговоры о нём в третьем лице. Майор пытается держать насупленный вид, но выражение глаз, которыми он постоянно ловит Сеченова, выдаёт его. П-3 смотрит почти жалобно, непонимающе блестя зрачками. Нечаев видит только Сеченова – единственного знакомого и, кажется, близкого человека – и реагирует только на его голос. Сеченов старается делать вид, что не замечает этого прожигающего взгляда. А у самого на холодных ладонях выступает пот. Иногда щенячье выражение глаз Нечаева становится невыносимым до одури, и Сеченов ощущает, что теряет контроль. Пациент идёт на поправку, а беспокойство академика только растёт, поэтому Дмитрий Сергеевич заходит в палату П-3 всё реже, пока совсем не перестаёт. Сеченов просыпается с такими же потными холодными ладонями. За завтраком безуспешно пытается согреть руки о чашку с горячим кофе и чуть не расплёскивает его на выглаженные штаны. В первый же час работы раздаётся сигнал о прибытии П-3 в Челомей. Сеченов приподнимается навстречу Нечаеву и скрещивает руки. – П-3, ты опоздал, – чеканит Волшебник, – ты должен был сообщить о происшествии ещё вчера. Что с рукой? Дмитрий Сергеевич хмурится и злится, а Нечаев – этот огромный военный, с шеей и лицом, разукрашенными мелкими кровоподтеками, и прижатой к широкому туловищу рукой, – сжимается под недовольным взглядом начальника. – Дмитрий Сергеевич... – мнётся Нечаев, – шеф, со мной всё нормально, я готов приступить к новым задачам. Он пытается придать голосу как можно больше бодрости, но сам от каждого неловкого движения рукой едва заметно морщится. – Да какие задачи! – вскипает Сеченов, – отвечай на вопрос. – Я упал с дерева, – понурившись выдыхает майор, – но ничего серьёзного! Перелома, вроде нет, – сам прощупал – только рука побаливает немного. – Немного. – хмыкает академик, – Так, ну а боевой раскрас? Сергей следит за тем, как напряжение в голосе спадает и Сеченов слегка ослабляет хват тонких пальцев на собственных предплечьях. – Там ну, это, – Нечаев стыдливо вжимает голову в плечи, – ну, под деревом заборчик такой маленький для цветников был, и... кусты. – Ну и дурачина, – вдруг совсем не по-директорски прыскает Сеченов, – и как ты там не убился только! Я уже не буду спрашивать, зачем ты полез на дерево... – У меня бельё сдуло с верёвки на балконе, – задушено мяукает Нечаев и тут же жалеет, что сам признался в такой невозможной глупости. Дмитрий Сергеевич поднимает бровь, устало улыбается и оценивает взглядом ущерб имущества. Оглядывает внимательно ссадины на лбу и скуле, спускается к шее – ближе к плечам уже начинает расцветать синим и наполовину прячется под водолазку здоровый фонарь. Сеченов подносит руку и слегка тянет горло кофты вниз. Где-то в дальнем углу сознания мелькает мысль, что такие синяки на горле Серёжи должны оставаться только от его, Диминых, поцелуев. Сеченов ненарочно задевает своими как всегда холодными пальцами горящую кожу, и П-3 прошивает током насквозь. – Прости, – бормочет академик, рассчитывая, что это вылетевшее само собой не будет услышано. А Сергей слышит и думает совершенно о другом: о том, как этими изящными кистями Дмитрий Сергеевич мог бы оставлять на шее П-3 сколько угодно синяков. Он мог бы грубо хватать майора за горло, сцеплять пальцы в кольцо и давить, заставляя чувствовать искры под веками. Нечаев гулко сглатывает и отчаянно поднимает глаза на лицо начальника, вперившись зрачками как тогда, в больнице. Сергей помнит, что у Сеченова тяжелый карий взгляд, но сейчас радужки настолько тёмные, что внутри что-то ухает вниз. А Сеченов прячет руки в карманы и продолжает путешествие взглядом по телу Нечаева. Только когда Сергей неуютно поводит плечами и сжимает бёдра, Дмитрий Сергеевич возвращается в реальность. Как можно более невозмутимо он кивает на повреждённую руку П-3 и глухо командует: – Зайдёшь к врачу – повязку попроси. Два дня на поправку, дальше не пожалею. И чтобы без выкрутасов больше, Серёж. Непривычное для слуха обращение вырывается бесконтрольно, и Сеченов злится на себя. Не успевая заметить реакцию Нечаева, он резко отворачивается к столу и хватает ближайшую стопку бумаг. – Свободен. – только ещё бросает через плечо. – Ты не был ещё ни разу в наших запасных квартирах для работников? Нечаев шагает по коридорам за Сеченовым. Тот мерно стучит пятками и не смотрит на собеседника, говоря всё вперёд. – П-3, ты многое не помнишь о комплексах. А в Челомее вообще мало времени проводишь, но хочу, чтоб ты знал на всякий случай. Следующий коридор, в который они заворачивают, похож на гостиничный, и двери напоминают не офисные, а обычные, для жилых помещений. Сеченов замедляет шаг и роется в кармане. Извлечённым ключом он отпирает замок, щёлкает ручкой и заходит внутрь квартиры. Дмитрий Сергеевич не оглядывается на Нечаева, зная, что тот без колебаний проследует за ним. – Это не единственный наполовину жилой этаж – в башне таких три. В квартирах никто не живёт постоянно, но любой сотрудник может остаться здесь переночевать по надобности, – произносит Сеченов, стоя к Нечаеву спиной, и, опираясь о подоконник, смотрит на Предприятие в окно. Сергей рассматривает типичный советский интерьер. Квартира оказывается неожиданно родной и уютной. Внутри теплеет: будто домой вернулся. Но не в свою холостяцкую однушку, а в дом, какой-то другой дом, будто из прошлого. Дмитрия Сергеевича непривычно видеть в таком интерьере, и образы в голове Нечаева путаются и нахлёстываются друг на друга. В такой квартире хочется поставить чайник и прилечь на диван под настенным ковром. А Дмитрия Сергеевича просто хочется: его руки в волосах, его дыхание на шее… П-3 ощущает, что плывёт в этой слишком расслабляющей атмосфере. Все потаённые мысли при слабом контроле лезут в глаза. Нечаев страшится того, что он, на секунду кажется, способен сделать за закрытыми дверьми. – Ну как тебе квартирка, сынок? – вклинивается в мысли голос Дмитрия Сергеевича. – Я бы в такой остался… – всё ещё не выйдя из прострации, ляпает Сергей. – Что ж, всегда пожалуйста, – хмыкает Сеченов. Он вдруг задумывается и, вскинув брови, хитро и озорно командует, – П-3, подойди. Нечаев не замечает, как оказывается напротив академика. – Ну-ка, а попробуй здесь правда пожить пару дней. Возьмёшь с собой чего или кого захочешь, а у меня всегда под рукой будешь. Маленький эксперимент над продуктивностью. У Нечаева в такой близости от Сеченова и слов о том, что можно взять кого хочешь, голова съезжает совсем. «Эксперимент». П-3 хватает Дмитрия Сергеевича обеими руками за тонкую талию словно куклу – немного не расчитывает силу – и утыкается носом и губами в его шею. Сергей никогда самовольно не дотрагивался до Сеченова, особенно так, поэтому самое пошлое и дерзкое, что он может себе позволить, – поцелуй в шею. Но мокрые и отчаянные поцелуи продолжаются, а Дмитрий Сергеевич всё не отталкивает, не кричит. Нечаев с усилием не смотрит ему в глаза, перемещает ладони на загривок, а губами наконец, распалившись, решается найти губы. В первое мгновение Сеченов просто приоткрывает рот, но потом внезапно слабо отвечает. Нечаев от этого становится грубее и напористее, а телом бессознательно теснит академика к подоконнику. Наконец, Сеченов, оказываясь поясницей прижатым, отклоняет голову назад и резко разрывает поцелуй. Нечаев смотрит прямо и совершенно не знает, чего ждать. Сеченов почти чёрными радужками разглядывает испытующе. А потом вдруг подаётся бёдрами вперёд, разворачивая их. Сеченов хоть и холодный, но не железный. Голос звучит хрипло и глухо: – Диван. От этого железного тона у Сергея зудит внутри. Нечаев пытается вспомнить, где он находится, но только отступает на шаг назад и не может сориентироваться в пространстве. Сеченов не даёт ему много времени на размышления: хватает на предплечье и ведёт куда-то за собой. Дмитрий Сергеевич пытается не думать. Особенно о том, что, хоть и исполняет давние собственные и, оказывается, и серёжины желания, возможно, совершает ошибку. А Нечаев наоборот бесконечно прокручивает в мыслях картинку со стороны. И от этого внизу живота всё больше и больше жжёт огнём. Сергей пропускает тот момент, когда Сеченов сажает его на диван, надавив на плечо. Он пьяно разглядывает своего начальника и тянет к нему ладони – пытается запомнить Дмитрия Сергеевича касаниями. – П-3, руки. Приказ звучит глухо и серьёзно. Сеченов, сидящий на коленях у Нечаева, раздвинув ноги, и ведущий пальцами по груди майора, останавливается. П-3 в ответ жалобно смотрит на академика, и руки тотчас кладёт на диван. – Вот так, молодец, – улыбается краешком губ Дмитрий Сергеевич. Нечаев счастливо выдыхает и сползает пониже, чтобы Сеченову было удобнее. Он будет терпеливым, он будет послушным для Дмитрия Сергеевича. Волшебник мнёт округлые плечи и грудь П-3. А потом вдруг пересаживается глубже, – с колен на бёдра – и елозит, расставляя ноги шире и притираясь к паху Сергея. Нечаев, совершенно забывшись, стонет. Ему хочется схватить руками Дмитрия Сергеевича за таз и прижать к себе ещё ближе, но с огромным усилием П-3 выполняет приказ и удерживает кисти на диване. Сеченов нежно – «и откуда это в нём?» – мелькает у Сергея, – целует в губы. Он делает это так сосредоточенно и серьёзно, как и всегда всю свою работу. Нечаев, грубый и резкий со всеми, благоговейно подчиняется Дмитрию Сергеевичу. Он приподнимает подбородок и расслабляет язык, когда Сеченов целует глубже. Не думать уже получается гораздо лучше. Дмитрий Сергеевич тяжело дышит, отрываясь от Нечаева. Абсолютно чёрными глазами он смотрит, будто решая что-то для себя, на расслабленное счастливое лицо П-3. На пару минут на бёдра Сергея возвращается лёгкость, и только тогда он понимает, насколько возбуждён. Однако обратно Сеченов уже не садится – он расставляет колени по обе стороны от серёжиных ног, рукой опирается о спинку дивана и нависает над Нечаевым. Когда Дмитрий Сергеевич расстёгивает ремень, майор осознаёт, что сейчас будет. Сеченов определённо знает толк в издевательствах – что над другими, что над собой. То, как Дмитрий Сергеевич громко дышит прям над Нечаевым, растягивая себя, невозможно. А ещё хуже, что он при этом поднимает взгляд на Сергея. Нечаев, не имеющий возможности сейчас дотронуться ни до себя, ни до такого невыносимо красивого Сеченова, проклинает своё неумение ослушаться приказов. "Инсульт молодеет, ебучие пироги", – выкатывается случайная фраза в серёжино сознание. Наконец, Дмитрий Сергеевич возвращает из-за спины руку и выпрямляется. – Снимай, – хрипло кивает он на комбинезон Нечаева. Майор даже в армии раздевался, кажется, медленнее. Сергея всего потряхивает от напряжения, когда он отбрасывает вещи в сторону и возвращается в исходное положение. Нечаев широко раскрывает глаза и ловит взгляд Дмитрия Сергеевича – так, могло бы показаться, смотрят на божество. Сеченов ухмыляется, поддерживая зрительный контакт, и резко насаживается. У П-3 из-под век летят звёзды. Сергей впивается пальцами до побеления в край дивана. Свистящее дыхание резонирует в комнате неприлично громко, а когда Сеченов ускоряется, к нему прибавляются задушенные стоны Нечаева. Дмитрий Сергеевич сосредоточенно закусывает губу и крепче перехватывает запястьями плечи и шею подчинённого. Энергичными рывками полулежащего Нечаева он почти вдавливает в диван. – Дми-трий... Серге-евич... – ловя воздух ртом, П-3 хочет спросить жалобно, но не может закончить мысль и просто осторожно касается руками кожи Сеченова. – Можно. – отрывисто выдыхает тот, поняв вопрос по одному только взгляду. Нечаев подкручивает таз и вцепляется пальцами в бёдра Дмитрия Сергеевича, помогая ему удерживаться сверху. Сеченов замедляет темп и меняет угол. Он старательно насаживается на всю длину, а Сергей, направляя, помогает двигаться размеренно, хотя у самого терпения уже едва хватает. Дмитрий Сергеевич за всё время не издаёт ни одного лишнего звука, не считая тяжёлого дыхания, в отличие от Нечаева, который негромко, но стонет на все лады. Даже и сейчас Сеченов в моменты, когда попадает в нужную точку, изгибаясь и запрокидывая голову, только беззвучно приоткрывает рот. Именно в этот момент Серёжу вдруг колет мысль о том, как сильно Дмитрий Сергеевич пытается запрятать все свои эмоции и ощущения. Чтобы казаться железным, непробиваемым. Отбросить в сторону ради человечества и цели всё то, что его самого делает человеком. И Нечаева так ярко прошибает приступ безмерной, абсолютно дикой и едва совместимой с жизнью любви. Сползая с коленей П-3, Сеченов на грани слышимости шепчет нежное "Серёжа". Он гладит ладонью мокрый ёжик волос Нечаева и притягивает его голову к своей груди. Сергей уже не видит, но Сеченов устало прикрывает глаза и наконец беззаботно улыбается. Дмитрий Сергеевич, лёжа на полу своего кабинета, медленно моргает.