ШизоЛюбовь

      — Эй, пойдём на пару слов? — и всё внутри после этих слов у Ильи задрожало, от того каким серьёзным взглядом на него смотрел Кашин, будто одно неверное слово, и Коряков будет собирать себя по кусочкам.       Поднимаясь на негнущихся ногах, Илья проследил за тем, как за массивной спиной захлопнулась дверь на балкон. Даня выглядел раздраженным, нервным и злым, и Коряков не понимал почему. В начале вечеринки рыжий сам подошёл, улыбнулся, обнял, а потом начал что-то рассказывать, в перерывах как-то подшучивая, заставляя Илью смеяться с каждой шутки; сейчас же такая смена настроение пугала.       Их первая встреча случилась на вечеринке общих знакомых. Илью тут же повели знакомиться с самой известной личностью, которая только могла быть тут. С Даней Кашиным. И его шутки, горящие глаза и улыбка, заставляла всё внутри пылать заинтересованностью. И теперь, на каждой вечеринке Коряков всегда выслеживал глазами копну рыжих волос, что изредка мелькала в толпах. И когда, они всё-таки сталкивались взглядами, Илья сразу же шёл к нему. И это стало чем-то обыденным.       Сегодня же, они тоже обменялись привычными приветственными объятиями и всё пошло как всегда. Илья не контролировал количество алкоголя и всё сильнее ощущал, как на голову что-то давило и такая легкость во всём теле была, что хотелось просто лечь и заснуть, но слова Дани отрезвили разум за секунду.       Зажимая меж зубов сигарету, Илья толкнул плечом балконную дверь. Пошарив по карманам в поисках зажигалки, Коряков пристроился рядом, опираясь руками о перила, как неожиданно перед носом возникла чужая зажигалка, освещая все родинки на лице Ильи. Рыжий без лишних слов, поджег чужую сигарету, опять устремляя свой взор на улицу. Коряков только прошептал тихое «спасибо», наконец-то, чувствуя как горло наполняется дымом, а голова будто пустеет ещё сильнее.       Их окутала тишина, хоть из-за дверей всё ещё раздавались биты, но стоя на балконе, совершенно без обуви и тёплой одежды, каждое прикосновение тёплого плеча к себе ощущалось как что-то сказочное и было уже наплевать на пробирающий холод. Вот так стоять с Даней было приятно. Наблюдать за каждым его движением, как он медленно раскуривал сигарету, передавая её Илье, а потом без стеснения клал на его талию свою руку и собственнически прижимал к себе ближе. Видел же, как плечи синеволосого сжимались с каждой минутой сильнее, а руки дрожали, не от волнения, а из-за того, что он уже не чувствовал их.       Такие блестящие, из-за алкоголя и переизбытка чувств, большие карие глаза будто поедали Даню изнутри, а такой невинный взгляд заставлял разливаться приятному, тягучему теплу, заставляющему пальцы что-то вырисовывать на чужой талии.       — Ебать, ты красивый, — вырывается из бледно-розовых губ, а татуированная рука путается в синих отросших волосах. То ли из-за холода, то ли из-за чего-то другого, но щёки Ильи краснеют сильнее, а кончики ушей горят не холодным пламенем, а обжигающим, как и Кашин, к которому даже страшно было прикасаться, ведь обжечься об него было легко.       Сам по себе Кашин был как оголенный провод. Прикосновение к нему отдавались по всему телу маленькими разрядами тока, а его глаза всегда искрились какой-то эмоцией, которая была непонятна для Ильи. И даже сейчас, стоя прямо перед ним и вглядываясь в его лицо, Коряков не мог понять о чем тот думает, но зато сейчас он знал о чем хотел сам. Хотел уже сократить расстояние между ними и поцеловать его. Взгляд бегал по чужим веснушкам, бледным губам и голубым глазам, что ни на секунду не отрывались от него.       — Просто поцелуй меня.       И это становится отправной точкой. Эти три слова значали сейчас всё, и одновременно ничего. Хотелось просто уйти отсюда, но как же нужно было уже ощутить чужие прикосновения, чужие губы на себе и прижаться к нему всем телом, без какого-либо стеснения путая свои пальцы в коротких рыжих волосах. И Илья не был самим собой, если бы не поддался своим чувствам. Их носы столкнулись и на секунду Коряков остановился в двух сантиметрах от его губ, будто решаясь, но на деле просто смотря, как лазурные глаза закрылись, а светлые ресницы дрожали, предвкушая.       Даня сам подался вперед. Так долго хотел этого. Хотел узнать какие же на вкус эти губы, как же приятно сминать их в поцелуе и чувствовать как длинные пальцы путаются в его волосах. Сейчас всё взрывалось на тысячи фейерверков, а яркие светодиоды поблескивали на их лицах, а они сильнее жались друг к другу, сталкиваясь зубами и носами. Из-за громких битов, бьющих по ушам, не было слышно как балкон наполнился звуками слюнявых поцелуев, когда Даня поедал чужие губы, а Илья сжимал рыжие волосы в своих пальцах, удерживая и притягивая к себе сильнее. Татуированные руки забрались Корякову под худи, обжигая каждую частичку голого тела, выбивая из покрасневших губ судорожный выдох, что потонул в чужих таких же красных губах.       Хотелось быть ближе, прижиматься сильнее, чувствовать больше. Но всё, что они могли, так это чувствовать как раскаленные ладони скользят по их телам, а поцелуи становятся всё жаднее и грубее, что иногда поцелуи прерываются, чтобы просто успокоиться, но после возобновляются, с новой силой. Как же Даня давно хотел его. Целовать, трогать и кусаться, так, что с покрасневших губ срываются тихие стоны. А Илья теряется в ощущениях, в том как же приятно, когда тебя трогают как что-то сокровенное, целуют с таким желанием, что хочется раствориться в Дане.       Губы уже переходят на щеки, подбородок и шею, оставляя после себя мокрые следы. Илья только откидывал голову дальше, давая больше возможностей для Кашина, которому с каждой секундой было все мало и мало. Хотелось, чтобы Коряков уже наконец-то оказался на нём, в его кровати.       Отрываться было от него, чем-то невероятно сложным. Размытыми от возбуждения и слёз глазами Илья цепляется за Даню, что с маленькой улыбкой поглядывает на него и выглядел он сейчас так завораживающе, с покрасневшими губами и расширенными зрачками, что хотелось снова завлечь его в поцелуй, но так не хотелось прерывать эту тишину между ними. Крепкие ладони всё ещё сжимали его талию, а голубые глаза бегали то к губам, то к карим глазам.       — Я надеюсь, что ты поцеловал меня потому что хотел? — срывается с губ Ильи. Ему было страшно услышать отрицательный ответ, — Если ты пьяный или накуренный, то…       — Ты думаешь, что я накуренный? — со смешком спросил Даня, упиваясь тем, как забегали чужие глазки и хотелось заставить его смотреть только на себя, чтобы Кашин видел каждую его эмоцию, каждое изменение в лице, — Я поцеловал тебя, потому что давно хотел этого.       Хоть Илья и мечтал услышать от него такое, но вживую, наяву — это смущало до невозможности. Макушка уткнулась в крепкое плечо, желая скрыть свои покрасневшие щеки и кончики ушей. И пьянел уже Илья не из-за алкоголя, а из-за этого балбеса рыжего, что только ближе к себе прижимал, что-то шепча на ухо, посылая мурашки по всему телу.       И позже, они поедут к Дане, и Коряков проведет там всю ночь, но сейчас им хватало и этого. Простых объятий и тихих разговоров о чём-то сокровенном, на этом большом балконе.