Абсолют: Тип Земля

      Тонкая и длинная трещина в пространстве, зависшая в полуметре над землей, пульсировала тревожным красноватым сиянием, чтобы спустя пару секунд резко раскрыться широким овалом, словно вход в какую-то пещеру. А ещё через мгновение, сквозь тонкую и непрозрачную плёнку магического барьера изнутри образовавшегося прохода, словно прорывая тягучий кокон, показалась чья-то рука, после часть туловища, голова, пока под вечные хмурые грозовые тучи Земли Теней не ступил молодой парень, со странным копьём в правой руке, и чьей-то отрезанной уродливой головой с огромным единственным глазом точно посередине, в левой руке.       Он был залит кровью, буквально выкрашен в насыщенный алый цвет с головы до ног. С кончиков прядей его мокрых и слипшихся от крови волос на землю падали густые кровавые капли при каждом сделанном шаге. Верхняя часть его одежды превратилась в лохмотья, не годные даже пойти на половую тряпку, открывая усеянный не зажившими до конца ранами и ожогами торс юноши. С нижней частью его одежды ситуация была не сильно лучше, но по крайней мере на его бедрах было достаточно ткани, чтобы сохранить его скромность. Хотя вряд ли молодой парень задумывался о своей скромности в этот момент. Обуви на его ногах не было, в какой-то момент она просто разошлась по швам и была брошена, так что с тех пор он передвигался босиком. Все эти раны и лохмотья на нём рисовали вполне очевидную картину о молодом воине, только что прошедшем настоящую мясорубку, которая лишь подчеркивалась изменением в его верном оружии, подаренным ему его наставницей. Некогда белоснежное посох-копьё в его руках пропиталось кровью настолько, что вряд ли когда-либо сможет вернуть себе прежний чистый цвет.       Но помимо ужасного внешнего вида, юношу сопровождал не менее ужасный и насыщенный металлический смрад пролитой им крови, который словно прилип к нему и теперь следовал по пятам, как верная собака.       Два аметистовых глаза смертельно уставшего юноши тут же впились в женщину с пурпурными волосами, вольготно сидевшую у небольшого костра и жевавшую кусок сочного, только что пожаренного на этом же костре, мяса. Женщина приветствовала его, подняв над головой кость с мясом, от которой только что откусила. На что вышедшей из бреши в магическом барьере парень сузил глаза, после чего фыркнул и направился к костру, возле которого не замедлил упасть, специально аккуратно уложив возле себя отрубленную голову. Нельзя было не заметить, с каким удовлетворением он смотрел на свой варварский трофей, с которым он решил вернуться обратно. Было что-то темное и мстительное, прячущееся в краешках его глаз. С этой отрубленной головой точно была связана какая-то история.       Рука испачканного в крови парня только потянулась к нанизанному на палку над костром куску мяса, как его протянутая конечность вздрогнула от укола боли. Кончик алого копья, от которого исходила ощутимая кожей аура угрозы, на сантиметр вошёл в его кисть.       — Ты серьёзно? — Юноша недоверчиво повернул голову и посмотрел на свою наставницу, которая проколола его руку, чтобы он не дотронулся до куска мяса над костром.       — Это моё мясо, — она не моргая, холодно смотрела на него своими алыми глазами, сидя с противоположной стороны костра.       — У тебя уже есть! — Возмутился он, указав на кость в руке женщины.       — Это тоже моё мясо, — как само собой разумеющееся ответила она.       — Да ладно тебе, Скатах, я провёл две недели питаясь одними только фоморами, потому что там, куда ты меня отправила, почему-то не было ничего другого, чем можно было бы питаться! Ты хоть представляешь, насколько отвратительны они на вкус? После всего этого я готов убить за один единственный, хорошо прожаренный стейк.       — Представляю, — женщина всё ещё ни разу не моргнула, следя за своим кусом мяса. — Мясо все ещё моё. Если так сильно хочешь мяса, то пойди сам убей зверя, сам разведи костёр и сам пожарь.       Между ними установилась напряженная тишина, во время которой они боролись взглядами. Холодные и непоколебимые рубины против пылающих голодом и юношеским огнём непокорности аметистов. Несколько секунд они глядели друг на друга, пока проколотая рука воспитанника древней ведьмы не попыталась дернуться вперед к мясу на костре, но её вновь удержало алое копье в крепкой хватке женщины. Напряжение между ними подскочило на новый уровень, они оба сузили свои глаза.       — Не будь такой жадной, ведьма, — с рычанием из горла выдавил из себя молодой лансер. — Разве ты не слышала, что жадность — это грех? — Его рот медленно растянулся в опасном оскале, обнажая его подросшие клыки, он совершенно не шутил, когда сказал, что готов убить за кусок хорошо пожаренного мяса.       — Впервые слышу подобную глупость, — с маской фальшивой скуки на лице ответила ему Скатах, за внешним безразличием она прятала обещание сломать руки своему глупому ученику, если он не отступит. — Мясо всё ещё моё.       Казалось, что в этот миг сам мир замер на месте. А в следующий момент всё полетело в ад со скоростью метеора.       Одно алое копье столкнулось со своим младшим собратом того же цвета, ученик бросил вызов своему мастеру. Вокруг них тут же вспыхнуло несколько десятков рун, как в воздухе, так и на камешках у них под подошвами ног, чтобы, спустя миг, скрыть две фигуры, зрелую женщину и её воспитанника, в нескольких куполах взрывов, пламени и молний. За считанные секунды мирная, почти летаргическая равнина превратилась в небольшой филиал ада на земле. В единую какофоническую симфонию ожесточенной битвы смешались звуки грохота взрывов магии и свист пробивающих звуковой барьер двух алых копий при каждом новом выпаде или взмахе.       Так началась, то, что в будущем историки назовут первым Великим восстанием против Ведьмы.       Спустя пять минут.       — Всё кончено Скатах, я стою выше тебя! — Почти маниакально смеялся молодой парень, стоя на скале, которую он же сам создал ударом ступни по земле, вырвав из почвы целые глыбы камня.       Ниже него стояла взрослая женщина, чьи пурпурные волосы развевал начавшийся спустя некоторое время после начала их битвы сильный ветер.       — Ты недооцениваешь мою мощь, глупый ученик, — фыркнула она в ответ, не желая признавать, что с тактической точки зрения преимущество действительно было в руках её ученика.       Это глупое дитя было на тысячу лет недостаточно близко, чтобы бросать ей вызов. И древняя ведьма-королева намеривалась наглядно продемонстрировать разрыв между ними.       Спустя ещё пять минут.       — Нееееет! — В несогласии ревел юноша, не желая верить и признавать собственное поражение в этом противостоянии. — Даже силой, которая и не снилась моему отцу, я всё ещё не могу победить, — он стиснул зубы от обиды.       Перед ним стояла Скатах, а в её руке был тот самый кусок мяса, из-за которого началось сражения. И она собиралась вот-вот откусить от него.       — Мммм, вкусно, — ведьма наслаждалась вкусом первого укуса.       — Я был так близок… так близок… всего в одном шаге от величия, — он упал на колени, потеря всякую волю к дальнейшему сражению.       Скатах уничтожила не только его тело, но и дух.       — Нет ты не был, — холодные слова женщины словно ледяные стрелы пронзили сердце юноши. — Итак, ученик, чему тебя научили последние десять минут?       Юноша задумался на миг.       — Тому, что ты бессердечная, жадная, старух… ай-ай-ай! — Алое древко Гаэ Болга, жестокой и неотвратимой немезидой, врезалось в макушку парня, от чего тот едва не откусил себе кончик языка.       — Ответ неверный, — рука женщины сжалась на её оружии слегка сильнее, чем в этом была нужда. — Вторая попытка, дитя? — От того, как был задан этот вопрос по спине её ученика пробежался вполне однозначный ледяной ветерок.       Как бы намекая, что лучше ему в этот раз ответить правильно.       — Чтоб ты подавилась, — «пожелал» он ей, нога Скатах дернулась совершенно случайно. — Ауч! Хватит меня избивать, когда я даже не могу ничего сделать тебе в ответ!       — Разве так было не всегда? — Она приподняла правую бровь.       — Это не значит, что мне это должно нравиться, ауч, хватит уже, садистка! — Он схватил двумя руками её стопу, которой она пинала его задницу. В ответ Скатах просто приложила каплю больше силы. — Ведьма!       Ах, крики боли и мольбы о пощаде от её учеников никогда не устареют.