Счастье для них

Денёк выдался жарким. На дворе август месяц. А городе стояла невыносимая жара. Даже кондиционеры не спасали. Поэтому приходилось пить много воды, чтобы нормально охладиться. Дазай спокойно сидел в комнате возле окна и гладил свой большой круглый живот. Он был бременен, и уже наступал девятый месяц. Юноша был счастлив носить в себе новую жизнь. Хоть ему и пришлось бросить попытки суицида, он всё равно не жалел о своём положении. Омега подошёл ближе к открытому окну и начал гладить занавески. Они были сделаны из приятной шёлковой ткани. Цвета они были пурпурно-красного. Он помнил, как выбирал их на день рождение мужа. Дазай знал, что его мужу понравится. Ведь Фёдор всегда был рад получить подарок от своего любимого омеги. Дверь открылась. В комнату вошёл Достоевский собственной персоны. Лёгок на помине, как говориться. Федя нёс в руках кружку чая виде кролика. Это была любимая кружка Дазая. Омега улыбнулся, и подошёл к альфе. Они ласково переглянулись, и шатен получил свой чай. Но только Дазай отвернулся, как Достоевский обнял его, и сразу же его руки оказались на круглом животике Осаму. - Как наш малыш? – тихо произнёс брюнет. - Сегодня пнул меня ножкой, когда я поднимался по лестнице. – ответил омега. - Наверное, хотел, чтобы ты упал. – с сарказмом ответил Фёдор. - Весь в меня. Парни прошли в спальню. Альфа помогал своему мужу лечь на кровать, сняв с него тапочки. Японцу не очень нравилось, когда он самостоятельно не мог сделать то, что легко мог сделать каждый. Но Федя лишь забавлялся лёгкими возмущениями своего мужа. Дазай прижался головой к груди Достоевского. Было слышно тихое сердцебиение. От этого медленного такта ударов, Осаму стал засыпать, хоть и медленно. Русский ласково гладил омегу по волосам. Они были немного кудрявыми и непричёсанными. Было забавно играться ими. Глава крыс чмокнул шатена в лоб и уснул вместе с ним. Прошёл промежуток времени, и Дазаю стало больше и больше страшно ждать того дня, когда он увидит на свет их с Фёдором ребёнка. То ли ответственность, то ли страх расстаться с комочком тепла и любви внутри него. Осаму стал снова заниматься резаньем вен, чтобы хоть как-то отвлечься от плохих мыслей. Но это сразу же понял Фёдор. И конечно, он решил серьёзно поговорить с мужем на эту тему. Вечер 17 августа. На улице только-только начал наступать закат. Солнце стало красноватого цвета, и оно начинало спускаться к земле. На эту картину стоило наблюдать с балкона на кресле. Осаму заворожённо наблюдал за этой картиной, попивая при этом холодный чаёк с лимоном. Но его наблюдения прервал Достоевский, который сел напротив мужа со скальпелем в руках. Дазай испуганно взглянул на него. В его глазах был гнев и недопонимание. Омега хотел отвернуться, но его подбородок взяли холодной рукой, и приблизили к себе. Не сбежать. - Дазай. Кофеёк мой, скажи честно: ты опять начал заниматься этим? Тон был серьёзным, и врать в такой ситуации было невозможно. Осаму смутился от стыда и послушно кивнул. Его переполнял страх, так как Достоевский мог и наказать японца за такое. А телесные повреждения могли принести травму их будущему ребёнку. На великое удивление, Фёдор лишь отбросил скальпель куда подальше. Он пересел на кресло к мужу, и посадил того на колени к себе. И внимательно взглянув своими аметистовыми глазами в душу Дазая. - Тебя что-то тревожит? Может расскажешь мне? Я тебя всегда поддержу. – на лице главы Крыс промелькнул озабоченный взгляд. - Ты точно всё выслушаешь? – озабоченно поинтересовался Дазай. - Конечно, солнце. - Хорошо. Я боюсь. И не знаю, чего именно, будто что-то угрожает жизни нашему малышу. Может волнение и ответственность так действуют, а может моральное состояние. И я до сих пор не могу в этом разобраться. Как думаешь, что это? Минута тишины. Альфа задумался и сосредоточенно смотрел куда-то вверх, видимо переваривая сказанное. - Наверно волнение и ответственность. – ответил Фёдор. - Ух… - слетело с уст Дазая. - Но не волнуйся, я буду заботиться о тебе и о нашем будущем малыше. Ведь для меня важна моя семья, хоть у меня и суровый характер. Ты мне дороже золота и бриллиантов. Дороже сокровища как ты, мне не сыскать нигде во вселенной. Даже если у тебя будет клон-двойник, я не буду любить его, так как он всего лишь жалкая подделка. Из глаз Осаму пошли слёзы. Он не ожидал услышать такое признание в любви от своего молчаливого мужа. От него несло теплом, от чего Фёдору стало жарковато. Он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Дазай решил повеселить мужа, и поцеловал его в открытый участок кожи. Наступила ночь. Прохладный ветерок гулял по полу дома. Парни лежали в обнимку без одеяла. Они грели друг друга теплом, и им не нужно было ничего больше. Но во время сладкого сна, Осаму пронзила резкая боль в животе. Он вскрикнул от боли, и схватился за живот. Промеж ног стало мокро. Неужели роды? Прямо сейчас? Тяжёлое дыхание и вскрик омеги, заставило Федю проснуться. Обычного человека могла охватить паника, но Достоевский мыслил трезво, и поэтому быстро вызвал скорую, чтобы отвести мужа в больницу. Дазая везли в отделение родов. Воды уже отошли, и поэтому началась невыносимая боль. Всё это время, Достоевский находился рядом и помогал своему омеге морально. Держа хрупкую руку, альфа беспокоился за жизнь мужа. Вот больница, вот белые стены, и врачи принимают роды у Осаму. Хоть он и любил боль, но те ощущения, которые он испытывал сейчас – были гораздо болезненнее, чем когда-либо. Шатен понимал, что уже через несколько минут, и всё кончиться. Боль продолжалась, а малыш никак не мог найти путь наружу. Акушерки делали всё возможное, но пытка продолжалась ещё тридцать минут. Фёдор же всё это время сидел в коридоре и нервничал. Ему никогда не было так страшно за жизнь Дазая. В этот момент он понял, что шатен может и не вынести родов. Но этой теории он старался опасаться, и подтверждать её не хотелось. Дверь из операционной открылась. Стояла молодая акушерка и счастливым видом. - Фёдор Достоевский? – спросила она. - Да. Что… - хотел спросить Фёдор. - Поздравляем. У вас здоровый мальчик. А господин Дазай чувствует себя прекрасно. У альфы словно гора с плеч свалилась. Он был так рад, что хотел просто смеяться от счастья. Ему разрешили пройти в палату. И Достоевский увидел, как на мягкой кровати лежит его муж, а на ручках он держит маленький комочек, завёрнутый в белую пелёнку. Русский присел рядом с Дазаем. Тот обратил на него внимание, и улыбнулся. Он протянул их сына мужу в руки. Тот аккуратно взял ребёнка на ручки, и начал присматриваться в маленькое личико чада. На лице Фёдора появилась искренняя улыбка, которая заставила Осаму смутиться от умиления. Достоевский остался на ночь с Дазаем в больнице, чтобы не дать ему скучать. Ночью они почти не спали, ведь родительское счастье переполняло их двоих. Альфа много раз обнимал Осаму, и благодарил его за такой замечательный комочек счастья, о котором они будут заботиться всю жизнь.