Ни слова.

      Дин внимательно рассматривал солнце, уходящее за горизонт, куда-то далеко.              Рядом сидит он. Он провожает светило небесно-голубым взглядом туда, где кончается день. Он смотрит куда-то вдаль, за само солнце, что последний раз нежными и мягкими лучами касается волос Дина, медленно, словно зачарованное, перебирая прядочки, словно разделяя их. Мужчина сидел, все глядя на свет такой огромной вблизи, и такой маленькой с Земли, звезды, что кидает последние рыжие следы по траве, забрызгивая все вокруг оранжевыми пятнами, оставляя свой отпечаток на тучах, что спешат скрыться далеко с людских глаз, в лужах, что оставил дождь, давая возможность природе вдохнуть свежий, влажный, нежный воздух, ставший прохладным, ненавязчивым. Дин приподнял уголки губ, внимательно наблюдая, как зажигаются первые звезды. Они по своему прекрасны. Подал слабый, холодный ветерок, нежно обдувая лица двух сидящих мужчин на краю возле самого озера, откуда доносилось лишь некое стрекотание. Медленно на небеса выползала Луна, обливая землю белым светом, что затмевал звездочки, и их стало хуже видно. Ночь потихоньку вступала в свои полноценные права, запечатлевая повсюду свои белые поцелуи. Мотор Импалы был тих — Дин его заглушил, чтобы тот не мешал этим двоим наслаждаться природой и друг другом. Винчестер-старший очень любил втайне от брата и других смотреть на природу с заката до глубокой ночи, или с глубокой ночи до восхода, ведь это так прекрасно, видеть, как ночью оживает своя среда, погружая тебя в неизведанный, чудный мир, отличный от нашего. И как прекрасно видеть угасающим этот мир, ведь он и так тоже необычаен, великолепен. Таинственен. Дин услышал шуршание — он положил голову ему на колени. Два глаза, цвета сапфира внимательно смотрели на Дина, целуя его взглядом, желая увидеть его настоящего, желая довериться ему и открыться, желая любви от него. И Дин дает ее. Он дает ее по мере возможности, и по мере того, что он не может сделать. Он готов отдать все, лишь бы он был рядом. Он — Кастиэль, чьи очи смурные, а одеяние грозное. Он ангел. А Дин всего лишь человек — хрупкий, ранимый человек. Но эта хрупкость воедино сливалась с великолепной стойкостью Кастиэля, словно сплетаясь, становясь нерушимым титановым барьером. Они оба давно поняли, что идеально дополняют друг друга. Нежный и грубый, веселый и серьезный. Два таких разных, но таких одинаковых… Сапфиры снова смотрели на Луну, а изумрудные глаза внимательно разглядывали лунную дорожку, что стелилась вдаль по воде, скользя между осокой белой быстрой змеей. — Кас? — тихо, словно боясь спугнуть Ангела, спросил Дин. В ответ тот лишь молча обернулся вновь к его глазам. — Почему небеса выбрали меня? — Не моя это воля, Дин. Моя воля лишь освободить тебя от оков адских. Дин… — Не говори больше ни слова, — удовлетворенный ответом, Винчестер наклонился. Горячие, пышные губы осторожно коснулись чужих, надтреснутых и нежных, рельефных, сминая их. Рука небрежно прошлась по прядям, оставаясь там, чуть сжимая. Это был не настойчивый поцелуй, не страстный и жаркий, а спокойный, красивый и очень аккуратный. Не было место грубости — любовь соединила сердца двух. Ангела, такого крепкого, нерушимого, неуязвимого, и человека, такого хрупкого, порочного и нежного. Они смогли друг друга поменять, осознавая это при каждом поцелуе, видя каждую эмоцию и черту в характере, которую каждый добавил друг в друга. Без слов они понимали простую, и одновременно такую сложную истину для них двоих. Истину, которую пришлось принять, переборов в себе множество препятствий, страхов, сломав внутренние преграды, в пыль стирая устоявшееся мнение. - Я тебя люблю, Кас, - незамысловато шепнул Дин, улавливая чутким слухом шуршание влажной травы, где пели сверчки, а возле озера тихо покачивалась осока. - Я знаю, Дин. Я тоже, - ответил глубоким голосом Кас, что продолжал лежать на коленях Дина, все сильнее проникаясь чувствами, запечатлевая в памяти прекрасный момент. И никого сейчас кроме них в этом мире нет.