«Добро пожаловать в систему обслуживания Сергея Вражко – самую быстрорастущую и надёжную систему мира. Пожалуйста, подтвердите личность, введите Ваш персональный код в базе данных».
Он ничего не говорил. Не произнес ни одного слова, и Оливия была в этом уж точно уверена. Не стала ведь она глухая. Ни одного самого тихого и робко сказанного звука от него не услышала! Ботан даже не дотронулся до качающегося в воздухе экрана-облачка, который всё ещё уныло ухал и пустовал, но голос вновь отозвался и пролетел по небольшой камере сладким звоночком:«Принято».
Губы Ботана растянулись в ухмылке. В его глазах на секунду появилась эмоция. Искренняя, сильная, яркая. Заискрил неподдельный, всепоглощающий восторг, похожий на какое-то безумие, болезнь, порождающую в Оливии комок из раскалённой, рыжей ярости. Он ещё смеет улыбаться после стольких лет, у него ещё хватает смелости это делать… И Оливии казалось, что всё это сущий бред. Концерт. Цирк. Представление, которое с каждой секундой выходило из-под контроля всё больше. Не мог же он одной силой мысли что-то сказать этой тупой бандуре, неощутимым ультразвуком передавать сигналы… Чушь какая, чёрт возьми, творится у Вражко… Терпение Оливии лопнуло. Это была последняя капля. Стар не выдержала своего же собственного молчания. — Где Брайн, сука? — прошипела она на выдохе, глотая горькую пену, подступающую к горлу всё ближе. — Выпусти меня отсюда, выпусти, гад! Ботан прекрасно знал, что Оливия слаба, ничего не сумеет с ним сделать. Все её слова останутся лишь лишёнными смысла словами. Даже если она очень захочет, даже если в ней закипит невероятной силы гнев… Попросту не сможет навредить ему или сбежать из камеры. Не стоит отрываться от важной работы, выслушивая её поток негативных эмоций. С того момента, как Оливию привезли в тюрьму имени Сергея Вражко, прошла по меньшей мере неделя, и всё это время Стар безжалостно и регулярно накачивали наркотиками. Ботан лично об этом позаботился, он лично ответственен за её состояние, но совесть не мучала его душу, а даже наоборот. Он торжествовал, зная о том, что теперь Оливия не избегающий наказания провокатор и оппозиционер, готовый в любой момент нащупать их слабости и хорошенько огреть по спине, а некое подобие человека, извивающееся от новой дозы героина в одной из мерзких темных камер. Не стоит рисковать – не стоит жалеть Оливию. Слишком активно она мешала действующему режиму, слишком рьяно неслась вставлять ему палки в колёса и выставлять в худшем свете идеи Сергея Вражко, что таким существам, как она, нельзя давать даже малейшего спуску. Ей вводили в вены всё новые и новые, более агрессивные препараты, а Ботан надеялся, что химия обезглавит её сознание, сломит выносливость и заставит сдаться Вражко окончательно. Они морили её голодом и не давали ни крошки хлеба, что теперь она могла лишь жалко валяться, моля о пощаде и о помощи, чувствуя чудовищную ломку по всему телу. Ботан бы посмотрел на это уродское зрелище, но Оливия была слишком горда и упряма. Как и раньше. Что ж. — Брайн, к сожалению, ещё на свободе, — произнёс Ботан. — Но, я полагаю, ты поможешь нам в его поисках. Ведь так? Синий проводок с щелчком прикрепился к такому же синему брату-близнецу, висевшему по другую сторону от облачка, ярко-красный затем соединился с ярко-красным, зелёный – с зелёным… Ботан без особых усилий подключал проводки, а те счастливо хихикали, довольно гоготали, сплетаясь друг с другом в одно целое, в один толстый и длинный провод, обвившийся вокруг красного рычага. — Ты не понимаешь, что такое преданность, блядь, — проговорила Оливия, дёргаясь, словно в судорогах, сразивших её измотанное и тяжёлое тело. — Твой мозг превратился в кашу, а ты сам… Стал послушной шавкой Вражко, — она презрительно скривилась. — Прекрати-и-и, — издевательски протянул Ботан. — Это ты не понимаешь, что на самом деле значит слово «преданность». Ничего не осталось от прежнего Ботана. Всю его душу, характер, нрав истерзали в клочья и перекроили на новый лад идиотские идеи Вражко, которыми он напитал его прямо изнутри, кормил и кормит по сей день. Оливия знала, Оливия ещё до сих пор сквозь густой туман, который заволок её разум, соображала, что раньше, несколько лет назад, он был её другом, а теперь по своей воле закидывал ей на шею тугую петлю. Она не понимала, почему сердце дребезжит в груди, бьётся, как обезумевшая птица в клетке, пытающаяся вырваться на свободу, почему перед глазами порой расплывались и принимали чудные формы предметы, слепливаясь, как из пластилина, а настроение то поднималось, заставляя чувствовать себя отважнее, придавало уверенности и сил, то вновь падало, что Оливия чувствовала, как непроизвольно дрожали у неё похолодевшие синие пальцы и чужеродным куском валялись рядом ноги. Самые странные ощущения, которые только испытывала Оливия за всю жизнь. — Что у меня с ногами? Почему я почти не чувствую собственных, блять, ног? Вот почему?! — заголосила Оливия, вопрошая больше Ботану, чем самой себе. Но тот, как и прежде, ничего ей не ответил и даже не перевёл озадаченного взгляда, водя пальцем по мурлыкающему облачку. Тревога громыхала внутри, но Оливия всеми силами пыталась её утихомирить и заставить спрятаться далеко-далеко, куда-нибудь в самую тьму, потому что она ужасно мешала ей. Хотелось порвать Ботана на куски, выпустить острые когти и разодрать его ботанское лицо до булькающей крови, до вязкой жижи, сочащейся из глаз, сделать так больно!.. Оливия хотела отомстить, заплатить той же поганой монетой, которую отдал ей и Брайну Ботан, но её тело как назло было слабым, тяжёлым, исхудавшим, убитым какими-то паразитами, кишащими внутри, что мышцы словно окоченели, стали гигантскими булыжниками и не подчинялись сигналам мозга. Однако она не спешила сдаваться. — Ваша никчёмная оппозиция вызвала эмоции у людей. Но они ещё не понимают, что теряют, когда отказываются от власти Вражко. И ты не понимаешь. Бестолковая. Власти Вражко никто не сможет противостоять – эту простую истину с самого первого дня работы вдалбливали в голову каждому сотруднику офисов, тюрем, полиции, средств массовой информации, чтобы те были уверены в долговечности новой системы мира, чтобы работали на Вражко старательно, упорно, воодушевлённо. Ботан был убеждён в том, что это необходимо знать каждому. Он сам видел, как Вражко годами строил по кирпичикам этот новый мир, решал задачи, пытался всё изменить, чтобы потом раскрыть его, показать всем, что можно жить иначе. Разрушить к чертям то, что люди натворили за столько лет жизни, и исправить их грубые ошибки. Слишком крепко и умно строился новый мир, слишком много усилий было в него вложено, чтобы кто-то вроде этих двоих посмел усомниться в его правильности? Грандиозный проект ГНОМ, который показал свою эффективность и полезность, звуковое кодирование информации, позволяющее манипулировать сознанием, усовершенствование Ютуба – это невероятный прорыв, который Брайн и Оливия собираются безжалостно уничтожить? Брайн не одолеет Вражко. В одиночку – уж точно. Дерзкая Няня умерла ещё в феврале две тысячи двадцать первого, когда произошёл масштабный и самый главный запуск машины Вражко. Её обмякший труп валялся в одном из разгромленных офисов. Ботан разочаровался в их сопротивлении окончательно, когда осознал в здании Ютуба, насколько это глупо и бессмысленно. Теперь остались лишь они вдвоём – Оливия и Брайн. Без поддержки, без силы, без связи. Противный вопль Оливии заставил Ботана выплыть из океана мыслей, поглотившего его, в реальность. — Посмотрим, как ты запоёшь, Ботаник, когда Брайн наконец найдёт тебя и убьёт, — последнее слово она сказала с особым ядом, — прежде как следует перерезав твоим дружкам глотки. Он найдёт тебя, клянусь, отыщет и отомстит, предатель! Все её слова, выброшенные угрозы и клятвы – чушь, не имеющая совершенно никакого отношения к реальности. Вдохновение и неугасающая надежда шептали ей о победе, мысли кружились лишь вокруг сопротивления, что Оливии казалось, будто она в силах горы свернуть и всё-всё изменить в свою сторону. Возможно, такая рьяная уверенность – это побочное действие от препаратов. Она дёргает, рвёт руки, выворачивает их, как только может, но они словно прочно были приклеены к этой непонятной кушетке, застряли, не подчинялись. Ботан прицепил к ней прочные оковы, обвитые теми самыми проводками, чтобы она уж точно не сбежала и ощутила всю прелесть жизни в тюрьме Вражко. Но Оливия брыкалась на месте всё активнее, съёживалась, кряхтела и озлобленно рычала, как рычит тот, кто начинает постепенно ощущать, что проигрывает. — Он не найдёт меня, — просто сказал Ботан и усмехнулся себе под нос. — Вы никогда и ничего не сделаете нам. Оливия подняла голову на Ботана, а он стоял у машины, похожей на глыбу льда, порой бросая внимательные взгляды на Стар. Она тонкой ниточкой сжала побелевшие губы, которых уже практически не ощущала, справляясь с той волной чувства безысходности, бессилия, неизвестности, которая её вновь окатила. Никогда она ещё не ощущала этого настолько сильного, обволакивающего нутро вязкой, скользкой слизью страха. Он полз, как тяжёлая, размеренная кобра, не спеша рассекая её голень, бедро ледяным дыханием, сворачивал кишки в животе, отрезвлял и заставлял сжаться, чувствуя свою слабость, какую-то горькую ничтожность. Он закрался ей в душу, свернулся клубочком, а сердце стучало в груди, как бешеное, качало кровь без перерыва, без остановки. Она словно держала своё же собственное сердце в ладонях, чувствовала его напряжение, его толчки, импульсы, его работу, свою горячую кровь, пробегающую по сосудам. Но Оливия подозревала, что рано или поздно оно кольнёт слишком больно, лопнет прямо под рёбрами и превратится в сырую тряпочку. — Мир будет процветать, — в его стеклянных глазах Оливия видела лишь безразличие. Раньше они были наполнены тёплым добром, радостью и любовью. Раньше это был робкий, чувственный, милосердный Ботан, а сейчас… Оливия чувствовала на себе его скромные объятия, его лёгкие, почти что воздушные прикосновения, томные поцелуи, сейчас оставляющие лишь пронизывающие ожоги на коже и гниль в душе. Теперь это всё стало настоящей, натуральной ложью. Его глаза – пустота. Холод. Его глаза больше ничего не значат. А Ботан продолжил: — Мы сделаем мир чистым, прекрасным, общим. Мы создадим идеальную реальность, который не смогли добиться другие… — Заткни пасть! Закрой. Свой. Рот! — в отчаянии завизжала Оливия, из последних сил истерично вырываясь из оков, дёргалась и билась на поднявшейся кушетке как только могла. Она истощена. Она иссякает. Но всё равно пытается бороться с ним. Прибор показывал какие-то данные закорючками и значками на непонятном языке, но Ботан всё это читал и, судя по всему, прекрасно понимал, словно проделывал то же самое уже множество раз. Просто он всегда держал в голове, всегда знал, что никогда не ошибался. Система Сергея Вражко никогда не ошибается. Это закон. Как законы физики, которые никто не может нарушить. Простая истина, известная каждому школьнику – обыкновенная вода замерзает при температуре ноль градусов по Цельсию. Такой же элементарной истиной должно стать и то, что режим Вражко – самый точный и правильный, ведущий к успеху и к гармонии. Система превращает людей в зомби, потребляющих любые, даже самые ширпотребные, низкокачественные, порой бессмысленные видео на Ютубе, самую лживую, нелогичную и вывернутую наизнанку информацию, а Ботан твёрдо уверен: это необходимо, чтобы мир можно было сделать лучше. Стоит лишь применить манипуляцию, использовать звуковые уловки, посылающие закодированную информацию, заразить всех гениальными идеями Вражко… Люди никогда не одумаются, никогда не прекратят войны и катастрофы. Никогда не поймут, какую цену платят за свои глупости. Задача Вражко – умело привести мир к тому, чтобы безголовые, ужасно тупые люди сошли с ума окончательно и наконец-то признали его власть, его ум, его могущество, доверили ему всё, а он слепил для них что-то по-настоящему стоящее. В начале этого сложного пути нужно избавиться от несогласных, таких как Брайн и Оливия. От тех, кто не готов подчиняться для общего блага. Нельзя попросту убить Оливию. Нельзя попросту взять и расщепить её, убрать из этого мира, как хлам, мусор, валявшийся под рукой. Но преступников щадить нельзя. Оливию нужно довести до изнеможения, до предельного отчаяния, до нечеловеческих мучений, и это уже будет победой, потому что в её мозге, возможно, что-то щёлкнет и заставит подчиниться, сдать себя и Брайна с потрохами, избавиться, отказаться от сопротивления. Ботану просто не нужна была её жалкая смерть. Смерть человека, который, хоть и противен ему лично, но со своей непоколебимой преданностью мог бы быть полезен в новом мире. Но Оливия была уверена: она скоро умрёт. Когда они докопаются до правды и узнают, куда подевался Брайн, – замучают её до смерти. В этот же миг замучают. Задушат и выкинут. В этом новом мире любят только тех, кто любит Вражко. Кто не согласен, тех в утиль. Хотя и Оливия была отчасти права. — Теперь есть лишь один закон: не пытайся идти против системы Сергея Вражко, иначе эта система пройдёт против тебя, — ухмыльнулся Ботан по-волчьи, пальцами заботливо поглаживая и перебирая красную головку рычага. Рука его в любой момент готова была с силой дёрнуться к критической отметке и принести Оливии дозу нестерпимой, зверской боли, которая ей и не снилась. На экране что-то отобразилось ярким красным шрифтом, заалела надпись, что пульсировала, брыкалась и просила, упрашивала, молила на неё поскорее нажать:«Привести в действие».
Что значит «привести в действие»? Как это понимать? Кого это он собрался приводить в действие и для чего? В чём заключается суть работы этой махины? Оливия заверещала диким рёвом. Он вырвался откуда-то изнутри так стремительно, так резко, словно громкий, разрушающий взрыв, который разрезал, распорол, растерзал голосовые связки, как жадная, злая собака. Оливия ощутила, что сосуды внутри вмиг разорвались и скрутились в тугой узел, словно нитки, а нещадный и щипающий ток ворвался внутрь мощным потоком, будто шлюзы были распахнуты, и гигантская порция электричества хлынула в организм. Она не посмела не обойти каждую клеточку её тела, не посмела не навестить каждый орган, встряхнув и заставив непроизвольно дрожать. Ломило все кости, словно в один момент кто-то со всего маху швырнул её в стену, как волейбольный мяч. Ботан напряг руку, приготовился, плотно обхватил пальцами и рванул рычаг на себя, что тот свистнул от сильного и уверенного напора. Злостные слёзы хлынули из глаз, скользнули по нижнему веку и стремительно побежали по щекам, оставляя блестящие следы, но Оливия, сцепив зубы, что, казалось, сейчас они окончательно вырвутся, вывалятся из десны вместе с корнем, ошалелой болью гудя во рту, терпела, из самых последних сил пытаясь вырваться из лап машины. Ещё чуть-чуть, и она потеряет сознание, её глаза закроются от той немощности, усталости, что громыхала в конечностях. — Где Брайн? Говори живо! Где бы он ни был, мы найдём его, отыщем и заставим захлёбываться в собственной крови! Перед глазами поплыли тёмные пятна. Заволокло мысли, но их словно и не было в голове больше. Там был вакуум, пустота. Ничего. Совершенно. Лишь шипение тока, который драл ей мозги изнутри своими цепкими когтищами и радовался, трепетал, заливался смехом, хохотал от её бездарности, её состояния, когда даже заорать было невозможно. Оливия не чувствовала горла. Ей чудилось, что гортань кровавыми ошмётками залегла и больше не функционировала. Но она твёрдо знала, что до последнего вздоха будет держать рот на замке. — Не надейся его спасти своим молчанием, курва! Оливия пыталась ловить губами воздух, как обезумевшая, напуганная рыба, но получала лишь рваные, беспокойные вдохи, от которых становилось ещё хуже, от которых кружилась голова и вертела, таскала её сознание из стороны в сторону. Как змея на жаркой сковородке, Оливия крутилась, падала, билась кровавым затылком, откидывая отвратные тёмные кудри, вырывала синеющую руку из мёртвой хватки оков, но она лишь отзывалась рассекающей болью, ударяющей в спину, словно острым топором ей сверху донизу перерубали вдоль спинной мозг. Паршивая рука, паршивая-паршивая-паршивая! Хотелось порвать на себе одежду, эту чумазую тёмную майку и обшарпанные широкие штаны, которые теперь щекотали её чувствительную кожу и заставляли выть от боли. — Где ваша квартира? Где вы скрывались всё это время? Говори её адрес, Оливия! Она сцепила зубы ещё сильнее. Оливия ничего не скажет. Ни слова не произнесёт. Нужно выкинуть всё из памяти, выкинуть всё-всё из памяти… Выкинуть то, как она с Брайном бессонными ночами продумывала планы о том, как будет правильнее взломать систему Вражко изнутри, как можно заблокировать основные серверы, как работать с населением, с их подсознанием, на которое было оказано воздействие, как сорвать их планы и вернуть прежний мир. Без Вражко. Без этих уродов. З-забудь это сейчас же… Её будут пытать до последнего. До самого конца. Брайн ещё на свободе, он успел укрыться от полиции Вражко, успел каким-то образом сбежать. Он спасёт Оливию. Точно. Спасёт! Она до последнего будет верить, что Брайн отомстит этим ублюдкам за издевательства над ней. Всё сделает по-своему. Наперекор всем. Это обнадёживало. Они были последним сопротивлением режиму Вражко.