По Ту Сторону Лезвия

Шеф вернулся к началу рабочей недели, и Чан его уже поджидал под дверьми офиса словно огромный сторожевой пёс. И крайне опасный. Чан сидел, уперев локти в колени, и исподлобья наблюдал, как шеф здоровался с другими сотрудниками на пути к офису. Встал, практически преградив тому путь. Хоть они и были примерно одного роста, Чан по комплекции значительно его превосходил. Тонкая тканевая куртка облегала широкие плечи, широкую грудь. Большая ладонь сжала пустой стаканчик из-под кофе, так что он смялся в комок картона. — Почему доступ к хранилищу закрыт? — Чан звучал спокойно, но грубо нарушал субординацию. Он не обратился к стоящему выше по званию соответствующе, даже не поздоровался. Но он мог себе это позволить. Бан Чан был на особом счету. — И тебя с добрым утром, Бан, — шеф на мгновение остановился, считывая окрас чужого тона, но затем обошёл препятствие, открывая дверь в офис. — Давай внутри поговорим. Чан зашёл и упал в кресло рядом с рабочим столом, пока шеф спокойно прошёл к столу, по пути сняв и аккуратно повесив своё пальто на вешалку. Провёл руками по чёрным волосам, приглаживая их, и опустился на компьютерное кресло напротив. — Зачем тебе доступ к хранилищу? — шеф, не глядя на своего подчинённого, взял в руки папку, которая лежала на столе, открыл, внимательно читая содержание первых страниц. — Я хотел осмотреть вещи информатора. И доступ раньше никогда не ограничивался, в чём дело? Мужчина за столом поднял глаза на Чана. Напряжённый, нетерпеливый, агрессивный. Хоть Бан и говорил сдержанно, но его эмоции были как открытая книга. И его состояние волновало. Если такого, как Чан, не спускать с цепи на охоту, то он эту цепь просто перегрызёт и нападёт на хозяина. С ним нужно обращаться очень осторожно. Чан обладает невероятным умом и целеустремлённостью, но он также взрывоопасен. И чёрные как ночь глаза смотрели на него внимательно, серьёзно, анализируя его состояние, решая, какой этой фигурой ход сделать так, чтобы партия не рухнула. — Дело в том, что сейчас некогда отвлекаться на мелочи, нам предстоит большое дело, капитан. Сейчас я тебя обрадую, — шеф откинулся в кресле, улыбаясь, замечая, как Чан замер. — Нам удалось вычислить крупнейшую нарколабораторию в Сеуле. Скорее всего, она напрямую связана с синдикатом. Рейд через три дня, ты его возглавишь. Шеф удовлетворённо отметил, как Чан ожил. Брови разгладились, на губах появилась улыбка. Он слишком много времени провёл, гоняясь за тенью, и начинал выходить из себя. Настоящее дело, важное дело, да и ещё и такое, где он может проявить себя физически — то, что ему нужно. Охота для цепного волка. Прошло ещё не меньше двух часов, прежде чем Чан покинул офис шефа. Они обговорили все детали рейда, был приглашён командир штурмового отряда, план был также согласован и с ним. Чан, как акула, чувствовал запах крови. И следующие три дня он почти не мог спать, думая о задании и о том, что это должна быть не просто нить, а целая красная дорожка, ведущая к синдикату. В день рейда всё шло гладко. Идеально. Полицию никто не ожидал, преступников удалось застать врасплох и даже живыми. Сама лаборатория была в полностью рабочем состоянии, были конфискованы килограммы самых разных наркотических веществ. Многие из задержанных уже имели криминальную историю и отправились за решётку моментально, получая максимальные сроки. Чан позаботился об этом лично. Но больше всего его интересовал руководитель лаборатории, главный из этой группировки. Его он решил допрашивать самостоятельно. — Сколько он уже внутри? — Семь часов. Чан кивнул, допивая свой кофе и выкидывая очередной бумажный стакан. Заставить подозреваемого ждать часами допроса — обычный подход. Так человек устаёт, выматывается. Он сидит в тусклом маленьком помещении в одиночестве, не зная, когда же, наконец, зайдёт следователь. Это облегчает допрос, увеличивает вероятность того, что преступник ошибётся, отвечая на вопросы. Чан открыл дверь, зашёл. В комнате не было мебели, кроме простого стола, двух стульев и камеры, направленной на лысого мужчину в татуировках. Тот молча и спокойно сидел, враждебно глядя на вошедшего капитана полиции. Бан занял место напротив и сложил руки перед собой, вперил немигающий взгляд в преступника. К удивлению обоих, дверь открылась вновь, и зашёл ещё один человек. — Шеф? — Чан удивлённо обернулся на подошедшего молодого мужчину в костюме. Тот лишь встал за спиной капитана, прислонившись к стене. — Прошу, продолжай. Я лишь хочу поприсутствовать, — тихо сказал тот, делая жест рукой, мол, вмешиваться он не собирается. Чан вернулся к допросу, начав с обычного перечисления прав, потом обвинений. Затем приступил к основной части — составлению истории. Тут требовалось участие задержанного. Чан в основном говорил сам, лишь задавая уточняющие вопросы. Использовал стратегии допроса: смотрел, с какими эмоциями мужчина отвечает на самые простые и абсолютно не важные вопросы, а с какими эмоциями — на вопросы, которые его скомпрометировали бы, сравнивал. Специально допускал ошибки, чтобы тот его поправил, но задержанный слабо отзывался на все попытки Чана вытащить информацию, в основном молчал или отвечал неопределённо. Это ожидаемо. — Ты же понимаешь, что вас просто кинули? Картель, на который ты работал, вас сдал полиции. Это было абсолютно случайное предположение. Пальцем в небо. Чан решил просто попытать удачу, видя, что допрос ни к чему не приводит. У него даже ещё не было ни единого доказательства, что лаборатория хоть как-то связана с мафией. Но каково же было его удивление, когда по лицу мужчины прошла судорога злости, и он впервые осознанно посмотрел на Чана. Нужно было срочно продолжать давить в это место: — Ты думаешь, нам важна ваша лаборатория? Да это просто мелочь, по сравнению с тем, на кого вы работали, кто вас предал. Нам нужен только картель, не вы. Нам нужны эти ублюдки. Чан внимательно смотрел, как допрашиваемый начал злиться. Бинго. В самую точку. — И мы их посадим всех до единого, если ты дашь нам информацию, — увидев оттенок сомнения в глазах напротив, Чан быстро продолжил, — тебе дадут минимальный срок. Обещаю. Мужчина скривился, откидываясь на спинке твёрдого стула. — Эти сукины дети, этот чёртов Ли…— но на этих словах он замер и побледнел, словно увидел привидение. Чан почувствовал, как волна адреналина, вызванная почти сорвавшимся с его губ признанием, спадает. Что произошло? Чан бросил быстрый взгляд себе за спину на шефа, но тот лишь также вопросительно посмотрел на него. Больше допрашиваемый не сказал ни слова, несмотря ни на обещания, ни на угрозы. Тогда Бан просто передал его в руки другому отделу, который с ним будет общаться на другом языке. На языке пыток. Что поделать, полиция прибегает и к такому методу. Цель слишком важна и в этом случае действительно оправдывает средства. Допрос с пристрастием займёт время. Но в этот раз Чан сидеть сложа руки и ждать не собирался. У него было ещё одно дело.

━─━────༺༻────━─━

К моменту, когда водитель подъехал, Минхо скурил уже третью сигарету, а Хёнджин так и не пошевелился, разве что глаза закрыл. Уснул? Или потерял сознание. — Занеси его в машину, — встав и отряхнув брюки, Минхо приказал водителю. Он уже по опыту знал, что младший слишком тяжёлый, чтобы его таскать самому. Водитель без каких-либо комментариев поднял Хвана на руки, положил на задние сидения дорогого автомобиля. Минхо тоже сел назад, приподняв голову Хёнджина, который начал болезненно стонать из-за всех этих передвижений, и положил её себе на колени. — Домой. Второй раз уже так едет Минхо. Под колёсами шуршит ровный асфальт, за окном машины проносится ночная улица, на коленях тяжесть, которая мерно дышит, в руках мягкие пряди. Всего второй раз, но почему-то это ощущается таким привычным. Дома Минхо приказал положить Хёнджина в отдельную комнату. В огромном особняке Ли их было полно. Также сказал вызвать ему врача. Того, как-никак, избили. Сам тем временем стал думать, как ему поступить. Хёнджин должен остаться здесь. Он в ужасном состоянии. Не только физически. Для плана же нужно, чтобы он полностью поправился. Минхо почему-то был уверен, что как только этот зверёк придёт в сознание, то тут же попытается сбежать. Из-за этого Минхо добрые полчаса прикидывал, а не надеть ли на него ошейник с цепью. Эта мысль определённо нравилась. Даже очень. Но с сожалением Минхо её отбросил — это бы не пошло на пользу ментальному здоровью младшего. Он и так достаточно внёс своего вклада, чтобы его окончательно разрушить. Теперь нужно будет действовать иначе. Откинув идею посадить Хёнджина на цепь, Минхо придумал кое-что получше. Хёнджин спал долго. Вместо снов были лишь тревожные образы, хаотичный калейдоскоп событий, лица. Кажется, он успел простудиться, пролежав на морозе на асфальте бог знает сколько времени. Его лихорадило. Периодические пробуждения тут же сменялись провалом обратно в бессознательность, стирая грань между реальностью и сном. Через всё это пробивалась ноющая головная боль, тупая боль в ноге, а также режущая боль в горле из-за сухости. Хотелось пить. И холод. Было очень холодно. Настолько, что Хёнджин проснулся. Обстановка вокруг была незнакомой, но это сейчас не важно. Мысли были спутанными и заторможенными и всё, на чём они сфокусировались — холод. Холод и жажда. — Что? Что ты говоришь? Чей-то голос рядом. Нет сил оглянуться. Просто холодно. Холодно. Холодно. Через пару мгновений сверху опустилась приятная тяжесть. Стало теплее. Второе одеяло. Хорошо. Уютно. — У тебя температура. Выпей. Губ коснулась рука. Не грубо, но настойчиво просунула в рот таблетку. Сразу появился и стакан с водой перед носом. Сделав усилие, чтобы поднять голову, Хёнджин выпил почти полный стакан воды и снова отключился. Но в этот раз сон был спокойный, головная боль отступила, тело стало согреваться. Неизвестно сколько прошло времени, в один момент Хёнджин просто окончательно проснулся. Отчасти потому что ужасно хотелось в туалет. Он, кажется, много пил. Голова уже не болела, но зато заболела чуть ли не каждая мышца в теле, когда он попытался сесть. — Проснулся? Подняв глаза на источник звука, Хёнджин увидел человека, которого он хотел бы видеть в последнюю очередь. В самую последнюю. Желательно вообще никогда. — Что? Ты? — прохрипел Хёнджин, откашливаясь и оглядываясь по сторонам. — Где я? Ты опять меня похитил? Минхо сидел с телефоном в руках в большом мягком кресле неподалёку, лицом к Хёнджину. Он что-то смотрел на экране, лишь на секунду подняв глаза, чтобы ответить. — Ты слишком высокого мнения о себе. Кому ты нужен? Зачем тебя похищать? — Тогда какого чёрта я здесь? Ли вздохнул и опустил телефон. Сделал такое лицо, будто говорит с умственно отсталым: — Я тебя подобрал с улицы, где ты замерзал как собака бездомная. Ещё и побитая. Не помнишь? Хёнджину потребовалась всего пара секунд, чтобы вспомнить. Боль в теле обрела смысл. Но всё происходящее оставалось таким же бессмысленным. — Это же были твои друзья. Те, кто избили меня. Зачем ты меня сюда притащил? Почему ты меня там не бросил? — голос почему-то такой хриплый. И заслезились глаза. Хёнджин не пробыл в сознании ещё и пяти минут, но уже чувствовал, что устал. Вселенская усталость начала давить сверху, вызывая лишь желание лечь и никогда не подниматься. Минхо теперь смотрел на Хёнджина так, будто ничего важнее в мире для него не существовало. Он анализировал, собирал каждую малейшую деталь и сохранял. Заметил, как у того дрогнули губы, заслезились глаза. Как он опустил голову, как ссутулены его плечи. Он был всё ещё бледен, с разбитой губой, которая… почему-то смотрелась так красиво. Ему идёт. Но что важнее — он, кажется, звучал обиженно. — Хёнджин… — Минхо говорил тихо, спокойно, но подчёркивал каждое слово, — … я больше не дам никому тебе навредить. Тот поднял свои карие влажные глаза, посмотрел на Минхо взглядом, в котором была целая вселенная разных эмоций. Обида? Непонимание? Страх? Усталость. Печаль. Недоверие. Полные губы дрогнули, будто хотели что-то сказать, но передумали. Хёнджин хотел ответить, хотел послать Минхо подальше, но почувствовал, что сейчас не до этого. Туалет. Срочно. Откидывая одеяло и поднимаясь на ноги, Хван одновременно понял сразу несколько вещей: он был в чужой одежде, в длинных плотных серых шортах, такой же большой серой футболке. В этом было удобно. Ещё он понял, что чувствует ужасную слабость и головокружение. И что он не может стоять. Но не из-за того, что в глазах потемнело, а из-за того, что с его ногой было что-то не так. Не успев встать, Хёнджин упал на четвереньки, больно ударившись коленями об пол. Нога ужасно болела, и на неё невозможно было опереться. Удивлённо посмотрев на неё, Хван увидел гипс. Минхо всё это время с интересом наблюдал из кресла, улыбнулся. — У тебя сломана нога. Придётся походить в гипсе дней двадцать. Чёрт. Хёнджин поморщился и попробовал опять подняться на ноги, опираясь о прикроватный столик. Опять закружилась голова. Он сам не дойдёт. Невозможно сделать и шаг не падая. Да он и не знал, куда идти. Чёрт. Чёрт. Чёрт. — Помоги… — прикрывая глаза, Хёнджин сделал над собой чудовищное усилие, чтобы это произнести, почувствовал, как горят щёки, — мне нужно в туалет. Минхо коснулся языком верхней губы, широко улыбаясь, но почти сразу спрятал эмоции, сделав нейтральное выражение лица. Без лишних слов подошёл и положил руку младшего себе на шею, сам одной рукой придерживал его за бок, в области рёбер. Как бы Хёнджин этого не хотел, ему пришлось опираться на Минхо, хромая по коридору, который сейчас не было настроения рассматривать. А он был красивый, с ковром, картинами. Но всё, что занимало сознание — твёрдые плечи врага, за которые Хван держался, его пальцы, сжимающие бок, до носа доносился даже его запах. Чудовищно некомфортно находиться с ним настолько близко, но выбора не было. Минхо довёл его до двери, не сказав ни слова, и оставил одного. Это всё, что было сейчас нужно. Справив нужду, Хёнджин кое-как добрался до зеркала. Вид там был не воодушевляющий: бледный цвет кожи, обострившиеся черты лица, кажется, скулы стали более выражены. Уставшие глаза, беспорядочные волосы, разбитая губа с запёкшейся кровью. Из-за широкого воротника футболки были отчётливо видно кровоподтёки на плечах, шее, руках, синяки переходили и на грудь. Больше всего волновала нога. Это было так некстати. Хёнджин попытался вспомнить, каким образом его так ударили, но понял, что это бессмысленно. Его пинали пятеро. Он их даже не видел в тот момент. Минхо ждал в коридоре, облокотившись на стену, опять глядя в телефон. Услышав звук открывшейся двери, он встретился глазами с Хёнджином. Тот смотрел исподлобья с какой-то странной эмоцией, которая, впрочем, сразу утонула в усталости. Протянул руку. Минхо молча подошёл, подставляя плечо. Добравшись до постели, Хёнджин просто отключился. Не было сил даже что-то делать с тем фактом, что Минхо опять упал в кресло рядом, почему-то не уходил. Просто хотелось спать. Спать и, возможно, не просыпаться. Спустя вечность разбудило настойчивое касание к плечу. — Эй, просыпайся. Тебе надо поесть. Хёнджин лишь что-то вымученно простонал, пытаясь перевернуться на другой бок, отвернуться, но рука на плече удержала на месте. — Хёнджин, — голос рядом звучал так мягко, — просто поешь. Открыв глаза, Хёнджин секунду смотрел на Минхо, не понимая, почему он здесь, потом вспомнил. С какой-то досадой отметил, что видеть его каждый раз после пробуждения становится странным обычаем. Тот сидел на постели рядом, в руках держал тарелку с чем-то, что вкусно пахло. Когда он попытался скормить что-то ему с ложки, Хёнджин резко пришёл в себя, отстраняясь и кидая на него гневный взгляд. — Ешь тогда сам, — Минхо протянул тарелку, вкладывая её в руки младшего, и ушёл к себе в кресло, ложась в него поперёк, доставая телефон. Недоверчиво переведя взгляд с Минхо, который уже на него не смотрел, на тарелку в руках, Хёнджин решил всё-таки попробовать. Это был горячий суп, который одним запахом сводил живот. Вкусно. — Мне нужно домой. — Зачем? — не отрываясь от телефона, спокойно спросил Минхо. Его тон и вопрос на секунду застали врасплох. В смысле «зачем»? — Я там живу вообще-то. Папа… — Мой менеджер уже позвонил твоему отцу, сказал, что ты остаёшься у нас в гостях на какое-то время. Твой отец был не против, — на этих словах Минхо встретил потерянный взгляд карих глаз. Он увидел, что Хёнджин растерялся, не понимал, что ему делать в этой ситуации. Нужно его удержать до того, как он сам примет решение уйти. Потому что если этот упрямый зверёк что-то для себя решит, то задача усложнится в разы. А к насилию сейчас прибегать нельзя. Нужно не дать ему думать то, о чём он сейчас думает. — Слушай, — Минхо сделал безразличный вид, — просто оставайся здесь, пока не поправишься. Тут есть врач, еда, да что угодно. Можешь просто попросить — для тебя всё сделают. Считай, что я хочу искупить вину. Хёнджин понял, что как бы хорошо ни звучали эти слова, до тех пор, пока они принадлежат Минхо, он им не поверит. Он враг. Был им с первой секунды, остаётся до сих пор и будет им всегда. — Если хочешь, — тёмные глаза цепко смотрели прямо на Хёнджина, — я могу уйти. Минхо заметил, как замер Хёнджин, как недоверчиво на него посмотрел. — Могу оставить тебя одного. Прислуга будет приносить еду. Если что-то понадобится, ты можешь просто поднять трубку. Минхо показал на чёрный телефон на прикроватном столике. Сам поднялся с кресла, потягиваясь. — Я вообще могу сюда больше не заходить, — наклонив голову набок, он улыбнулся, — если сам не захочешь. Хёнджин пару секунд просто смотрел прямо на Минхо с тарелкой в руках. Прищурил глаза. — Да. Уйди. Не верилось, что старший сдержит слово. Хван вообще ни единому его слову не верил, но тот улыбнулся, пожал плечами и, сложив телефон в карман, молча вышел. И больше не появлялся. Вообще. Хёнджин поддался соблазну, хоть и на малый промежуток времени, спать в тепле и комфорте, есть самую вкусную в мире еду. Всего на несколько дней. Он знал, что отец вряд ли переживает о нём и, скорее всего, даже рад тому, что ему самому не нужно хоть на какое-то время заботиться о ребёнке. Он бы не смог позволить себе врача, всё это питание. А ещё просто не было сил что-то решать. Не было ни сил, ни желания. Почти всё время просто хотелось спать. Хёнджин всё ещё чувствовал себя неуютно, зная, что это дом Минхо, но тот и вправду больше не показывался на глаза. Периодически приходил врач, проверял состояние Хвана, даже принёс ему костыли, и тот теперь сам мог передвигаться. В один момент Хёнджин почувствовал в себе чуть больше сил. А ещё почувствовал одиночество. К нему он привык, и это, кажется, устраивало, но сейчас стало появляться странное ощущение тюрьмы. Красивой уютной тюрьмы. Он засыпал и просыпался один. Иногда видел прислугу, которая с ним не общалась кроме дежурных вопросов. Подумав, что его действительно никто не держит, Хёнджин решил немного пройтись по дому. Стало интересно осмотреться. И он был ошеломлён тем, насколько роскошен был дом Минхо. Каждая деталь, каждый предмет мебели, каждая картина и ваза так и кричали о богатстве. Хёнджин хромал по коридору, глядя по сторонам и чувствуя себя здесь настолько неуместным. Будто бездомный грязный кот, ворвавшийся на чаепитие Елизаветы Второй. Вдруг неожиданно он чуть не столкнулся с кем-то. Взрослый крупный мужчина придержал Хёнджина за плечи, чтобы тот не упал. — Хван Хёнджин, — голос его звучал глубоко и дружелюбно, — рад видеть, что ты на ногах. Хёнджин почувствовал себя так неловко. Он смотрел в лицо хозяину дома. Господин Ли. Даже без представления он сразу понял, что это отец Минхо: из-за сходства черт. За всё это время он даже ни разу с ним не здоровался, не поблагодарил за гостеприимство. Так невежливо. Склонившись, насколько позволяло его состояние, Хёнджин поздоровался и поблагодарил хозяина дома за всё. Но тот лишь посмеялся и похлопал небрежно по худому плечу. — Это ерунда. Каждый мальчик должен пройти через драки в юношестве, это неотъемлемая часть нашей природы, — господин Ли смотрел с одобрением на гипс, — и это помогает в становлении мужчины. Дерись и побеждай, Хван. Хёнджин немного опешил от этих слов. Во-первых, его впервые поощрили за драку. Во-вторых, Минхо, похоже, не упомянул своему отцу, что по факту ни с кем Хёнджин и не дрался. Его просто избили ногами пять человек. Сразу же после такого короткого знакомства господин Ли стремительно ушёл куда-то дальше. Он вёл себя так, будто нахождение здесь постороннего побитого юноши было чем-то абсолютно нормальным. Немного подумав, Хёнджин прошёл дальше по коридору, переходя в небольшой уютный зал. Тут стояли диваны, большой стол. Окна от пола до потолка выходили на красивый сад, предзакатные лучи солнца красиво освещали деревянную мебель, большой белый ковёр. На этом ковре, опёршись лопатками о диван, сидел Минхо. Хёнджина он не заметил с такого ракурса, а ещё был увлечён чем-то, что вертел в своих руках. Хёнджин нахмурился и хотел пойти обратно, но внимание привлекло его занятие. Минхо сидел босиком в домашней одежде на пушистом ковре, а в руках держал маленький ножик и что-то деревянное. Он вырезал фигурку из дерева. Почему-то это удивило Хёнджина. Почему-то показалось, что Минхо не может заниматься чем-то настолько… человеческим. Это выглядело так уютно и спокойно. В воображении Хёнджина Минхо из хобби мог иметь только разве что распивание пива с друзьями и задирание младшеклассников. Хоть ни за одним, ни за другим он замечен и не был. — Как ты себя чувствуешь? Хёнджин вздрогнул и встретил тёмные глаза Минхо. Его присутствие было обнаружено, и это заставило чувствовать себя некомфортно. Хёнджин стоял, опираясь на один костыль, и прикидывал, стоит ли ему просто уйти или ответить. Минхо выглядел так спокойно. Но Хёнджин лишь видел притаившуюся змею перед собой. — Я поеду домой. Слова сами сорвались с губ. Хёнджин пока не решил, когда он хочет вернуться, но столкнувшись опять с Минхо, он вспомнил, как сильно не хочет находиться с ним рядом. Вспомнил, что он в логове врага, каким бы уютным оно ни было. — Хорошо, — Ли просто пожал плечами, поворачиваясь к своей фигурке и рассматривая её. Это было какое-то животное, но с такого расстояния Хёнджин не смог разобрать какое, — без проблем. Завтра утром тебя водитель отвезёт, сейчас уже поздно. Немного подумав, Хёнджин решил, что его устраивает такой расклад, и вернулся к себе, чтобы потом много часов подряд смотреть в потолок и думать. К телу вернулась часть сил, нога всё ещё болела, но синяки сходили. Если физически улучшения были, то морально ничего не менялось. Хёнджин чувствовал себя так же опустошённо. Будто жизнь вокруг текла как-то автоматически, без его участия. Он ел, он пил, он даже ванну принимал несколько раз, но живым себя не чувствовал. Не было ни грусти, ни радости. Даже все эмоции, что вызывал Минхо, были лишь какими-то отголосками настоящих чувств, эхом. Он всё ещё пугал, раздражал, злил, но это казалось таким незначительным. На это не было сил. Просто не было сил. Разбудило ощущение прогнувшегося рядом матраса. Открыв глаза, Хёнджин поначалу ничего не увидел, но потом понял, что сейчас глубокая ночь. В комнату проникал только свет луны и лишь слегка освещал человека рядом. Господин Ли. — Хёнджин… Большая рука легла на плечо мальчика, который вообще не понимал, что происходит, и большими глазами смотрел на мужчину перед собой. Это сон? Нет, не похоже. — Я здесь, чтобы сказать тебе… Хёнджин был ещё очень сонным и всё ещё не мог понять, о чём говорит господин Ли, но сознание уловило странную интонацию. Он будто бы подбирал слова. Медленно, со вздохами. — Твой отец… Хёнджин просто слушал, лёжа в темноте и глядя на человека перед собой. — Он… Может, всё-таки сон? — Вчера покончил с собой. Да, скорее всего сон. Эти слова не имели смысла. Всё происходящее не имело смысла. Зачем господину Ли быть в комнате Хёнджина посреди ночи? Что-то ему говорить? Просто сон. Хотелось просто спать дальше. — Мне очень жаль, Хёнджин. Почему этот голос такой мягкий, заботливый? Ему грустно? Почему? Большая рука мягко сжала плечо. — Ты можешь пока оставаться здесь, если хочешь… Оставаться? Зачем? — Я утром поеду домой, — сонно пробормотал Хёнджин, вспоминая договор с Минхо. Мужчина рядом замер. Его глаза блестели в темноте. — Хёнджин, твоего отца не будет завтра дома. — Почему? Хёнджин нахмурился. Где-то внутри что-то начало вибрировать. Будто ровную поверхность воды потревожили. На секунду он обрёл способность видеть будущее, и он знал, что не хочет слышать то, что сейчас услышит. Что сейчас всё изменится. Сейчас всё сломается. Мир схлопнется. Он будто бы в замедленной съёмке видел, как мчится в пустом поезде к обрыву. Только спрыгнуть уже никак. Первые вагоны уже сошли с рельс. — Твой отец… Пуля в замедленном действии летела прямо в сердце. Только двинуться он не мог. Мог только смотреть. — Покончил с собой. Проходит насквозь. Пробивает сердце. Вырывает куски вместе с собой. Вот только боли нет. Только звон в ушах. — Мне очень жаль… Оказывается, всё это время тело было не его. Оно не было настоящим. Принадлежало кому-то другому. Он его не чувствовал. Оно не болело. Оно не жило. Сердце вырвали, но Хёнджин этого не почувствовал. Ведь это не его сердце. Чьё? Капли крови зависли в воздухе. Чьё? Пуля продолжала свой полёт. Чьё?.. Если сердце не его, то зачем переживать… Боли нет. Страха нет. Он свободен. Его нет. Вагоны один за другим разбиваются о скалы. Так медленно. Бесконечно долго. Дыра в груди. Вот только не в его. В чьей-то. Пол уходит из-под ног. Его вагон разбивается. Хорошо, что его в нём не было.

━─━────༺༻────━─━

Когда Хёнджина только привезли в особняк, Минхо передал его прислуге, которая приготовила комнату, переодела его, вызвала врача. Сам Минхо пошёл к отцу. Вкратце описал ситуацию. — Какое-то время здесь поживёт мой… — тут Минхо понял, что не может найти слово. Друг? Враг? Одноклассник? Проект? Питомец? Понимая, что пауза становится слишком длительной, Минхо кашлянул и быстро продолжил, — Хван Хёнджин. Ли-старший, если и заметил заминку, то никак не отреагировал, лишь поведя густыми бровями, и возвращаясь к чтению каких-то документов. С отцом было просто. Он никогда не вмешивался в планы сына, даже не пытался их понять. Он позволял Минхо получать опыт, совершать ошибки, пробовать всё, что ему нравится, спонсировал любую его идею. Но одновременно с этим более строгого родителя нужно ещё поискать. Он позволял сыну многое, но не прощал ничего, что портило бы его имидж или имидж семьи, не позволял проявлять слабость, не позволял бояться чего-либо. Наказания его были жестокими, но прибегал он к ним редко. Всё-таки Минхо был одарён прытким умом и быстро выучил границы, за которые ему переступать не стоило. Ли-старший, краем уха выслушав короткий доклад сына, опустил бумаги и посмотрел на его удаляющуюся спину. Что там был за «мой Хван Хёнджин» его не особо интересовало, но он заметил знакомое поведение в сыне. Таким он бывал, когда увлечётся новой идеей. Обычно Минхо был ленив, пассивен, раздражителен. Мог неделями просто лежать у себя, не зная, чем заняться. Сейчас же он выглядел собранным и сосредоточенным. В глазах была искра. Мужчина пожал плечами и вернулся к чтению. Чем бы дитё не тешилось… Сидя в мягком кресле и нетерпеливо покачивая ногой, Минхо наблюдал, как медсестра измеряла пульс Хёнджина, его давление, что-то себе записывала. Врач задумчиво прощупывал рёбра, потом худые ноги. Хёнджин лежал без сознания на постели, Минхо сидел рядом, пристально наблюдая за работой медиков. — Сотрясения, кажется, нет, — задумчиво говорил врач, не отвлекаясь от своего дела, — … кости целы. Минхо нахмурил брови и закусил губу. — Доктор… — встретив вопросительный взгляд мужчины, Минхо вздохнул, — у меня к вам будет одна просьба.

━─━────༺༻────━─━

Минхо, конечно, не спал в ту ночь. В ту самую ночь. Отец сам решил сообщить Хёнджину новость. Так, возможно, и лучше. Минхо облокотился на стену в коридоре. Ждал. Темно. Тихо. «Я поеду утром домой». До слуха едва донёсся этот голос. Приглушённый. Такой мягкий. Тишина. Ни плача, ни криков. Дверь открылась. Отец вышел, молча посмотрел на Минхо и просто ушёл к себе. Отец был спокоен. Как и сам сын. Проводив взглядом удаляющуюся большую фигуру, Минхо ещё пару секунд постоял и бесшумно зашёл в комнату. Привыкшие к темноте глаза сразу нашли постель, Хёнджина, его лицо, едва освещённое лунным светом. Его глаза были сухие, едва приоткрытые. Смотрели просто куда-то вверх. Лицо ничего не выражало. Он потерял всё. Абсолютно всё. Друзей, семью и в конечном итоге себя. Минхо так же бесшумно подошёл и мягко сел на край постели. Хёнджин не отреагировал. Даже не моргнул. Неживой. Только едва слышимое тихое дыхание было признаком, что он ещё здесь. — Хёнджин… Шёпот. Мягкий. Тихий. Не громче лепестка, упавшего на землю. Хёнджин был в пустоте. Вокруг не было ничего. Только темнота. Даже его не было. Вдруг что-то коснулось его лица. Едва ощутимо, невесомо. Нервные окончания посылали сигналы в мозг, передавали это ощущение, заставляли тот работать. Тёплое касание. Такое лёгкое. Будто крылья бабочки. Коснулось лба, волос. В пустоте теперь было только оно. И ничего больше. Зачем оно здесь? Когда вокруг больше ничего нет, даже мельчайшая деталь становится центром вселенной. Минхо даже задержал дыхание, проводя кончиками пальцев по мягкой чёлке, едва касаясь кожи. Взгляд Хёнджина был направлен в никуда, но его ресницы дрогнули. Продолжая плавное движение, Минхо согнул пальцы, тыльной стороной провёл по виску. Медленно. Мягко. Тысячелетия, проведённые в вакууме, обнуляются. Ведь здесь появилось что-то. Оранжевый свет. Искра. Волна. Едва уловимая, но постоянная. Спектр красного, жёлтого. Просто начала существование. Зачем? Тепло. Это понятие уже забылось. Или его никогда не было. Но сейчас оно есть. Пушистые ресницы медленно сомкнулись. И между ними блеснула влага. Минхо смотрел. Так, будто ничего важнее нет. Ничего важнее и не было. — Хёнджин… Голос. Искра разгоняла мрак. Голос тянул за собой из бесконечной бездны. Покой нарушен. Зачем? Пальцы на мгновение усилили нажатие, слегка поворачивая голову к себе. Хёнджин приоткрыл глаза. Блестящие. Влажные. — Хёнджин… Минхо убрал руку. Просто сидел. Рядом. Видел, что Хёнджин здесь. Что он его слушает. Что он его почувствовал. Отреагировал на его касание. Видел, как карие глаза сквозь полуприкрытые веки смотрели на его руку. Видел, как блестела не сорвавшаяся слеза. — …иди ко мне. Голос мягкий, но это не мягкий звук живых лепестков, это мягкий звук ножа, входящего в песок. Последний ход. Минхо сделал свой последний ход в этой партии. Каждый его шаг вёл сюда. К этому моменту. Он продумал всё. Он ход за ходом отрезал Хёнджину все пути отступления, все его возможные ходы. Пока не остался всего один — который Минхо ему оставил. Скрипнула кровать. Шелест одеяла. Минхо лишь поднял руки, когда Хёнджин к нему метнулся, уткнулся лицом в колени, схватился руками за его ноги. Его начало трясти. Он заплакал горько и сильно, словно поток наконец пробил плотину. Опуская руки на дрожащие плечи, прижимая их к себе, Минхо улыбался. Лань подстрелили. На поляне был её оленёнок. Он остался один. Испуганный, потерянный, не имеющий шанса на выживание без мамы, он метнулся к единственному живому существу, что тоже было на этой поляне. Вот только это был охотник.