***
Ну, так. Две недели наблюдений утвердили меня в верности первоначального диагноза. Дурное настроение — имеет место быть. Ангедония, сиречь безразличие к тем предметам и занятиям, которые ранее были источниками удовольствия, в наличии, чем иным объяснить отказ от ежегодной охоты? Сонливость — можно и так назвать это состояние; сегодня Стах опять отказался выходить из гроба, то есть вот уже пятнадцатую ночь кряду упорно валяется под закрытой крышкой и нипочем не хочет восставать. Более того, у него совершенно пропал аппетит. Но самый тревожный симптом выявил я не далее как вчера: возвращаясь с неурочной прогулки под дождевыми облаками и подходя уже к склепу, услышал я звонкие голоса. Я было удивился: что это делают дети под дождем в заброшенной части кладбища? Осторожно, прячась за кустами, приблизился я и получил ответ: трое мальчишек разожгли костерок прямо перед дверьми нашего обиталища, на верхней его ступени и, укрывшись от дождя под дверным козырьком, ничтоже сумняшеся пекли на углях репу! И Стах не вышел, не шуганул их, как следовало бы, не прогнал по домам, чтоб не трепали портки по недолжным местам, нет — а ведь даже не спал при этом! Когда я, призвав скромные способности свои, прогнал детей прочь (пришлось шуметь по кустам, подражая неумело диким зверям — то вою волка, то тявканью лисицы, то рычанию медведя; не поручусь, что мне удалось достичь сходства, но испугать детей удалось, убежали без оглядки), он просто лежал, вперившись в темноту, и даже без крышки. А на расспросы мои и укоризны отвечал лишь: «Ну и что?» и «Да и пёс с ними». Безразличие! К себе, к окружающим, ко всему. Ergo: melancholia nigra in scaena acuta. Черная меланхолия в стадии обострения. Пора приступать к решительным действиям. Кровопускание, по понятным причинам, мы применить не можем. Попробуем иначе. Если пациент отказывается от того, что раньше любил, попробуем предложить какое-либо иное занятие. Совсем иное. Совершенно.»***
— Занялся бы ты, Сташек, рукоделием! С минуту ничего не происходило, а потом произошло: стоящий на невысоком постаменте гроб содрогнулся, крышка слетела с него, едва не зацепив доктора. Пан Станислав сел в гробу и уставился на пана Вениамина, не поверив своим ушам: — Чем? Чем мне, Веня, заняться? — Рукоделием, — безмятежно ответил доктор. — Чем-нибудь этаким… Да вот хотя бы и вязанием. Последние две недели доктор вел себя… ну как-то слишком по-докторски: днем вскакивал то и дело, подходя к гробу друга, прислушивался: все ли в порядке, мертв ли Стах по-прежнему, только что под крышку не заглядывал. Ночами же настойчиво уговаривал встать, пойти перекусить, сыграть в шахматы или еще чем-нибудь заняться — до того извел заботой, что Стах не сдержался и пару раз отправил приятеля на… в общем, послал. Доктор, однако, не унимался. А теперь вот придумал что-то и вовсе несусветное! — А я уж подумал, мне послышалось. Да ты, Веня, с глузду съехал, не иначе? (Доктор, надо сказать, был очень доволен. После стольких попыток он добился-таки своего — заставил Стаха подняться. А значит, начало положено. Продолжаем!) — Отнюдь нет. Я в совершенном уме и трезвой памяти. И полагаю, что тебе необходимо какое-то занятие. — Ну да, ну да. Вязание, — кивнул Стах. Он был уже на ногах — ясно, что покоя сегодня не будет, тогда и смысла нет валяться. — Да, друг мой, вязание. Прекрасное занятие! Помогает одновременно и сосредоточиться, и отвлечься, воздействует благотворно на развитие мелкой моторики… — А чего не вышиванием? — Стах усмехнулся ехидно. — Крестиком? — Ну, крестиком — это, конечно, перебор! Хотя вот бисерная вышивка… Хм… Нет, я думаю, всё же вязание. А? Или… Нет, если ты хочешь вышивать, то… — Да не хочу я вышивать! — закричал Стах. — Какого вообще ляда?.. По стенам склепа с шуршанием посыпались мелкие ошметки отсыревшей штукатурки. — Тише, тише, — доктор умиротворяюще похлопал Стаха по плечу. — Не хочешь вышивать — не надо! Я совершенно с тобой согласен: вязание все же больше тебе пристало. Поскольку ты у нас — самый что ни на есть рыцарь. Стах фыркнул пренебрежительно: никогда он рыцарем не был! И вообще, на дух их не переносил — сплошь напыщенные фанфароны, какого ни возьми. Тевтоны так уж точно, да и другие от них недалеко ушли. Да и невкусные к тому же… А пан Вениамин, словно не замечая, заливался соловьем: — Вязание ремесло почетное, недаром же Жоффруа… как его там, запамятовал, включил его в список умений, необходимых юноше, стремящемуся быть посвященным в рыцари. Тут уж Стах не выдержал: — Веня, уймись. Не было такого. — Ну, не было — так не было, — покладисто согласился пан доктор. — Но ты все равно должен попробовать. — Веня, — Стах ухватил друга за обе руки и как только мог проникновенно посмотрел ему в глаза, — успокойся. Какая муха тебя укусила? Не буду я вязать. Мне это незачем. Это вообще никому не нужно. Давай лучше в шахматы сыграем? Доктор даже не попытался вырваться. Он лишь кивнул и спросил кротко: — Ты как предпочитаешь, спицами или крючком? — Ы-ы-ы, — только и смог выдать Стах. — Ты прав, как всегда, — доктор аккуратно высвободил запястья. — Ну и хватка у тебя, Сташек, чуть кости мне не переломал. Я тоже думаю, что крючком удобнее. Во-первых, ну, где мы тут возьмем спицы? — А крючок? — ласково, как малого ребенка спросил Стах. — Крючков-то тут у нас видимо-невидимо! До него внезапно дошло: Венька заболел. Переутомился в постоянной заботе о благополучии друга. И съехал с катушек. Это же очевидно. Все понятно. Непонятно только, что с этим делать. Наверное, для начала нужно его успокоить. Не спорить и во всем соглашаться. А потом уложить спать. А может, он просто есть хочет? — Веня, а ты не проголодался? Но доктор не дал сбить себя с верного курса. — Крючков у нас тоже нет, — сказал он с некоторым огорчением. — Но это беда небольшая. Ты вполне можешь вязать когтем! Нужно только отрастить его подлиннее, чтобы он загибался. И нет, я не проголодался. То есть, подкрепиться уже и можно бы, но я вполне могу потерпеть еще недели две. А то и три. — Веня, прекрати! — терпения Стаху хватило ненадолго. — Что ты несешь? Какие крючки, какие спицы? Ты с ума сошел, что ли? — Ну что ты, Сташек, я в совершеннейшем порядке! Просто я хочу, чтобы ты связал… что-нибудь. — Точно. Ты с ума сошел. И что я теперь с тобой, с сумасшедшим, буду делать? В одном склепе? Пан Вениамин засмеялся — смех его ничуть не походил на дикий хохот безумца. — Вот и не спорь с сумасшедшим. А лучше… Свяжи-ка ты, Сташек, коврик! Стах прикрыл глаза и сосчитал до трех — на большее его просто не хватило. Но даже это помогло немного успокоиться. — Ну, хорошо, — сказал он, — допустим. Коврик. — Да, — подтвердил доктор. — Коврик. — А зачем? — вкрадчиво спросил Стах. — Ну… — доктор не сразу нашелся, что ответить, впрочем, думал он недолго. — Постелить поверх гроба, например! — А ты что, мерзнешь, что ли? — Нет, — с достоинством ответил пан Вениамин. — Я, разумеется, не мерзну. Но во время дождя вода со свода капает прямо на крышку. И прегромко! Мешает спать. А коврик вполне бы помог. — Ну ладно, — с трудом удержавшись от скрежета зубовного, сказал Стах. — Допустим. Допустим я решил связать коврик… — Обещаешь? — обрадовался доктор. — Нет! — отрезал Стах. — Не обещаю. Просто хочу спросить. — Нет, Сташек, ты обещал! Не увиливай! Ты сказал: «Я решил связать коврик». А твое слово — кремень, это всем известно. И Стах снова прикрыл глаза и сосчитал уже до пяти, сраженный внезапными зигзагами докторовых умозаключений. Пора заканчивать этот бредовый разговор! — Так вот, — Стах говорил подчеркнуто спокойно. — Допустим — допустим! — я решу связать коврик. Оставим тот факт, что вязать я не умею — подумаешь, пустяки какие. У меня один вопрос. — Да, друг мой, — склонил голову доктор. — Какой именно? — Из ЧЕГО? — Стах развел руками, приглашая доктора оглядеться. — Из чего мне тут вязать коврики?! Доктор окинул взглядом знакомый до мелочей интерьер родного склепа — довольно скудный интерьер, надо признать: только и было там, что два дубовых гроба на возвышениях да покрытые облезлой штукатуркой стены под деревянным низковатым сводом. Да, вязать тут было решительно не из чего. — Ну? — торжествуя, спросил Стах. — Успокоишься теперь? — Надо подумать, — сказал пан Вениамин. — Признаться, этот аспект я как-то упустил… — Вот и подумай! — припечатал Стах. — А то совсем сдурел! И меня чуть с ума не свел. Доктор молчал, и на челе его читалась напряженная работа мысли. — Сташек, а Сташек… А если придумаю? — Что именно? — мрачно пробурчал Стах. — А если придумаю, из чего, ты свяжешь коврик? — Ну, думай, если хочешь, — сказал Стах. — Но обещаешь? — Чёрт с тобой, — плюнул Стах. — Придумаешь — тогда и поговорим. Всё. Я спать пойду. И пошел.