Одним толчком убить ладью живую
Арсений проснулся от того, что кто-то ужасно громко хлопал дверцами. Казалось, что с каждым ударом от головы парня отламывался один кусочек. Протерев заспанные глаза, он приподнялся на локтях. Возле шкафа возилась Суркова, пытаясь что-то найти, а возле её ног тёрлась кричащая Рыся. — Рысь, не пищи, — недовольно фыркнула она, отодвинув от себя кошку. — Сейчас я найду, чем тебя накормить… — Она Рыся, — язык очень вяло ворочался во рту. — А весь корм на кухне. Вздрогнув, Оксана едва ли не прищемила себе пальцы. — Ну, ничего себе, Попов, это рекорд! Всего лишь два часа дня, — она присела на кровать и взглянула на болезненно бледное лицо друга: — Не надоело спать? На самом деле Арсений пару раз просыпался ещё часов в шесть-семь утра: оделся, убрал улики ночного казуса и на всякий случай отправил Юре полусонное объяснение-извинение. — Ты как? — Оксана обхватила его голову, заставив посмотреть в глаза. — Выглядишь, если честно, паршиво. Арсению всё утро казалось, что он персонаж игры и кто-то просто управляет им. И никак помочь он себе не может. Голос подруги доносился будто из-под воды, неотчётливый и глухой, что разобрать его бормотание было невозможно. Арсений лишь прикрыл глаза, попытавшись сосредоточиться. Хотя бы как-то, хотя бы немного. — А я и есть паршивый человек, — он с внезапной горячностью набросился на Оксану с объятиями. Он стиснул её плечи, сжав в кулаки ткань футболки. — Прости меня, если сможешь, я ужасный друг… — Матушки мои, ты чего? — Оксана отодвинула его от себя и заметила, как глаза напротив стали наполняться влагой. — Всё хорошо, каждый может перебрать… Арсений хотел было возразить, но визг Рыси заставил его зажмуриться и обхватить голову. — Да накормите её кто-нибудь! Бедное животное… Арс, она у тебя целое утро кричит, сделай что-нибудь.***
«Снежная королева» возобновилась прямо-таки со второго числа. Многие не ожидали увидеть в такой день огромную толпу: всё-таки праздники были только в самом разгаре. Кто-то уехал, кто-то до сих пор не мог оклематься. Но пензяки как культурные люди и второго января оббивали ступени театра. С каждым разом отыгрывать становилось легче. Реплики говорились сами собой, а костюмы будто бы теряли вес. Становилось даже как-то обидно, что через неделю придётся вместе с ёлкой оставить до лучших времен и яркие декорации, и хорошее настроение. Во время «беготни» вокруг ёлки Арсений споткнулся взглядом об одно лицо. Родное лицо, которое он не видел года четыре. Все вокруг вмиг стало серым, он уже не видел ярких цветов. Тело сковала паника, что не давала вдохнуть полной грудью. Момент ощущался как затянувшееся дежавю, которое тянуло Арсения вниз, будто подталкивало к чему-то ужасному и волнительному. — Ну, здравствуй, Сеня, — в то время, когда артистам надо было переходить на сцену, Попова остановила женщина. — Ты что здесь делаешь? — Арсений опустил взгляд на держащие его запястье пальцы и дёрнул рукой. — Как же! Мне же интересно, чем занимается мой сын… — Не ври, тебе никогда не было это интересно, — почувствовав, как дрожит голос, парень стиснул край рубашки. В памяти кровавым фейерверком вспыхнули обрывки фраз. Мать постоянно говорила одно и то же, словно робот. Её запрограммировали на несколько колких и обидных фраз — вот она их и произносит. — Я же тебе говорила, что не смогу прийти на ваш дипломный спектакль. Я занята: у меня маникюр. Не буду же я его из-за этой брехни переносить. Вы там в свои игрушки играете, дурью занимаетесь, а меня, пожалуйста, не втягивай. Или — Какие карманные расходы? Ничего тебе я не дам. Сам выбрал такую профессию несчастную — сам и зарабатывай. И что, что ты студент? Надо было, как я говорила, на юриста идти. Тогда бы я давала тебе денег… Всё, уйди отсюда. А бывало даже — Убери телефон: я не хочу смотреть твой сценический танец. Что я там не видела? Пляски непонятные… Сень, не мешай, пожалуйста. У меня в сериале интересный момент. И даже так — Ой, ну, что ты расстраиваешься? Что у вас там может не получиться? Сидишь себе, кривляешься — вот и вся ваша профессия. — А как оказалось, мой сын ничем полезным не занимается. Ты серьёзно столько лет трепал мне с отцом нервы ради того, чтобы вокруг ёлки скакать? — У меня есть серьёзные роли. — Пятиминутные? — фыркнула женщина. — Ты не думай, я хожу на твои спектакли, чтобы себя развлечь. — Скорее, чтобы поиздеваться. — Моргать боюсь: вдруг твой выход пропущу. Из-за спины матери показалась тёмная макушка девочки. Арсений с трудом узнал в ней свою сестру: её выдавали лишь такие же небесные глаза и вороные волосы. — Она так выросла… — конечно, в последний раз Попов видел её ещё совсем малышкой, а именно в тот день, когда родная мать без капли сожаления по окончании института выставляла его за дверь квартиры, потому что «Ты уже взрослый — живи самостоятельно, а у меня между прочим маленький ребёнок на руках!» — Да, я надеюсь, что после сегодняшнего дня она поймёт, что актёрский путь — это путь в бездну, — женщина стиснула плечо младшей дочери, чтобы та не путалась у зрителей под ногами и не приставала к актёрам, а то мало ли те негативно повлияют на деточку. — Даже боюсь около вашего театра проходить и видеть свою фамилию на афишах. Срам какой-то! Арсений, ты позоришь всю свою родословную, а она, чтобы ты понимал, берет начало… Арсений спрятал руки за спину, когда почувствовал, как они задрожали. Он прикусил кончик языка до мучительной боли, чтобы невольно не сорваться на мать и не выставить себя в худшем свете. О, как он долго не слышал этих ужасных реплик, от которых замирало сердце! Крики боли и разочарования застревали в горле. Хотелось крушить от досады абсолютно всё, что попадается на пути, но Арсений как настоящий актёр продолжал держать лицо. — Всё в порядке? — предательская слезинка всё же сорвалась с его ресниц, когда чья-то рука аккуратно коснулась его плеча. Парень тут же поймал кончиком пальца признак слабости и растер по щеке. Он обернулся: позади стояли Юра и Марина, такие же растерянные. Такие же ничего не понимающие. — Пойдём, у нас скоро спектакль, — Кравец, как никто другой, за милю чувствовала чужую боль. Она подхватила коллегу под локоть и направилась в сторону служебного коридора. — Кто эта женщина? — Юра еле догонял их. — Моя мать, — последнее слово получилось выговорить уж очень сипло и с максимальной неприязнью. — Твою же мать… — Сурков закрыл лицо ладонями. — Вы же не общаетесь, не так ли? — Так я и считал, — Арсений ещё сильнее ускорил шаг, будто бы желая убежать от проблем. — Но она по-тихому посещала наши спектакли и смотрела на то, как я блистаю в двадцать пятом ряду. Как только после глубокого выдоха воздух вновь стал наполнять лёгкие, Попов больше не мог себя контролировать. Всё внутри рвалось на части, голова раскалывалась, а сердце болезненно сжималось. — Не удивлюсь, если узнаю, что абсолютно каждый человек в зале желает мне зла. — Где вас носит? — стоило лишь троице подняться на сцену, на них тут же с кулаками набросилась Утяшева. — Три минуты осталось! — Но успели ведь, — Юра по-доброму развёл руками. Ляйсан Альбертовна иронически погрозила ему кулаком и скрылась за другой кулисой. — Всё хорошо, — улыбнувшись так, как умеет только он, Арсений отстранился от Марины. — Я справлюсь. Сейчас в его груди сидело желание показать матери, что он в первой линии так же отлично смотрится, как и в двадцать пятой. А также неплохо было бы своей игрой пробудить в сердце сестрёнки любовь к театру, чтобы матери жизнь мёдом не казалась.***
Вся Новогодняя суета закончилась так же незаметно, как и началась: спектакли сменяли друг друга, приближая скорый отъезд Сурковой. Девушка и сама не заметила, что вошла на пензенскую сцену в последний раз, последний раз поклонилась, держась за руки с коллегами, уже успевшими стать семьёй, последний раз зашла в гримерную. И покинула стены драматического театра раз и навсегда. В сердце Оксаны всё равно ютилась надежда на то, что она ещё раз побывает здесь, хотя бы в роли зрителя. Но как скоро это произойдёт, никому не было известно. А произойдёт ли вообще? Но всё это лирика. А в действительности компанию ждал перрон. Оксана ещё никогда не видела друзей такими грустными. Внутри души она невольно корила себя за то, что стала причиной их печали. Вот сидела бы себе в Пензе, но нет, захотелось так кардинально поменять место работы. — Ну, что вы моськи такие печальные сделали? — она улыбалась через силу, несмотря на то что сердце бешено стучало об ребра навязчивым желанием их сломать. — Встретимся же ещё. С молниеносным ударом и натиском пронёсся очередной поезд. Состав с двумя сотнями пассажиров на борту промчался по рельсам и скрылся из виду. На перроне прибытия поезда ожидало около пятидесяти человек. Большинство встречало родственников. Все выглядели сонными, несмотря на то что на улице стоял вечер, несколько помятыми. У многих из-под курток торчали пиджаки. Ужасно, когда люди нужны друг другу, а за окнами виднеются разные города. Арсений таким беззащитным казался на перроне, совсем ребенком, у которого забрали игрушку, что он так долго просил. От безысходности он был готов шагнуть на рельсы. Он поднял глаза к небу, чтобы, как всегда, не разреветься самым первым: — А вот это облако похоже на огромного слона, проглотившего шляпу! — усмехнувшись, он ткнул пальцем на мимо проплывающее облако. Остальные непроизвольно тоже запрокинули головы. Вечер был тих, спокоен, словно всё вокруг поставили на паузу. И всё же как прекрасен этот купол над головой. В обыденные дни люди вовсе не обращают на него внимания. Небо было по-январски чистым — ничто не могло мешать солнечным лучам окрашивать всё вокруг в различные оттенки желтого и розового. — Сегодня скончался выдающийся человек, — нарушив тишину, вполголоса проговорил Юра. От подобной реплики Оксана невольно вздрогнула: — Что ты такое говоришь? — Видите, как небо засияло? Оно с распростертыми объятиями встречает ещё одного ангела. Повернувшись к жене, Сурков притянул её к себе за талию и прошептал над самым ухом: — Сколько бы ты не прожила на земле, я хочу, чтобы ты помнила, что я люблю тебя… Арсений невольно отвернулся, зажмурившись от раздирающей душу мысли. Юра никогда не выберет его. Стук колёс, гудение, редкие всхлипы прохожих — всё перемешалось и соединилось в один огромный ком, заложивший ему уши. — Ты хотя бы навещай нас. Посмотришь, как другие артисты занимают твои роли, — усмехнулся Антон. — Непременно, — в ответ улыбнулась Суркова. — Но они не справятся с этими ролями так, как справлялась ты, — Юра вновь впечатался губами в её щеку. — Эй, не обижай, — недовольно закатила глаза Катя. — Мне между прочим её Марилонда досталась. За обсуждением профессиональных и не только тем компания не заметила, как на часах выстроилось время пребывания поезда, который вот-вот унесёт Оксану за сотню километров от Пензы. Лёгкий толчок, и корпус девушки поддался в сторону: поезд тронулся. Медленно поплыло здание вокзала за окном, а затем картинки всё быстрее менялись, по мере того как состав набирал скорость. Прикрывая улыбку ладонью, Оксана некоторое время наблюдала за тем, как Юра догонял поезд, пытаясь не поскользнуться. Он махал руками во все стороны и, что-то крича, посылал воздушные поцелуи. Вскоре многочисленные машины и домики остались далеко позади, а их места заняли большие белоснежные холмы, которые волнообразно то поднимались, то опускались под равномерный стук колёс, отдающийся в ушах железным звуком.____________
Всю дорогу от вокзала до театра Юра сидел задумчивый. Все ощущали, что из его прочной стены вытащили один кирпичик, являющийся основой, и теперь вся конструкция едва ли не падает. Взглянув на печальное лицо мужчины через зеркало заднего вида, Арсений осознал, что сегодняшний вечер так спокойно не пройдёт. И действительно, ближе к семи часам в дверь постучали. — Арсюш, не занят? — сначала в дверном проеме показалась русая макушка, а после и весь Сурков. — Поговорить хотел. — Заходи, раз пришёл, — спустив Рысю с колен, Арсений поднялся с кровати и занял противоположный от входа угол. Нарушать дистанцию длиной в пару метров никто не хотел. — Мы с тобой взрослые люди, поэтому давай начнём сразу с сути, — но даже эта реплика выдавала всю тревогу, скопившуюся в груди мужчины. — Сегодня на перроне я сделал выбор, который обдумывал около месяца. Никак по-другому я поступить не могу и думаю, что ты поймёшь меня. Я не могу оставить семью. Не могу, и точка. Сегодня от меня уехал один мой самый любимый человек, а второй сейчас сидит в комнате в конце другого коридора и смотрит мультики, чтобы как-то отвлечься. У меня, наверное, больше и нет в этом городе никого. Прикусив нижнюю губу, Арсений повернул к окну голову, и повисла звенящая тишина. Её нарушал лишь звук настенных часов. Такой раздражающий, действующий на нервы. Если Арсений вырвет тонкие стрелки и разобьёт стеклянный циферблат на мелкие осколки, то, возможно, сможет хоть ненадолго успокоиться? Если будет уже не единственным сломанной вещью в чистой, опрятной комнате. Человеческий организм куда сложнее часового, но вдруг и внутри него незаметно повредилась какая-то шестерёнка. Заменить изношенную или повреждённую деталь на новую — просто. А сердце? Что делать? — То есть в Новогоднюю ночь тебе было абсолютно всё равно на семейные ценности? — на этот момент разочарования не было никакого, присутствовала скорее злость. — Каждую измену сопровождал алкоголь. Состояние аффекта — вот и всё. — Это не снимает с тебя обвинения. Юра, ты изменял и не раз. Ты не святоша, так что нечего читать речи о ценностях супружеской жизни. — Мне показалось, или ты просишь меня остаться? — прищурился Сурков. — В этом-то вся твоя трагедия, Арс. Ты умоляешь на коленях, не замечая, как кожа в этом чувствительном месте покрывается синяками. Каждая реплика лишь усугубляла ситуацию: что говорить, если Арсений до сих пор любит. Надеется, что одной фразой всё возможно исправить. Пусть и понимает, насколько бесполезно тешить себя пустыми иллюзиями. — Бесспорно, ты прав, я грешник. Но лучше я разорву нашу любовную линию сейчас, чем в будущем. Прости, если подавал ложные надежды, — Юра замолчал, и вновь комнату окутала тишина: — Ты скажешь что-нибудь? — Я всё понял… — Может, ещё что-то? — Проваливай. Суркову второй раз повторять не надо. Он молча кивнул и вышел из комнаты, аккуратно притворив за собой дверь. Оставшись один, Арсений лишь нервно комкал пушистое одеяло. Мысли, переплетённые с обрывками мужского голоса стали невыносимо громкими. И те холодные слова продолжали звенеть в ушах, сколько бы парень ни накрывал голову подушкой, пытаясь хоть как-то заглушить их. Наверное, со стороны он представлял жалкое зрелище. Растрёпанные волосы спутались, но никаких сил приводить их в порядок не находилось. Покрасневшими глазами Арсений уставился в потолок, тяжело задышав. Уже как полчаса не может успокоиться, раз за разом прокручивая в сознании свои планы на будущее и юрин ответ. Совсем не тот, который мечтал услышать. Отказ полностью уничтожил морально. На людях, на сцене ещё как-то удастся сохранять лицо. А что делать в комнате, оставшись в одиночестве? Арсений безостановочно терзал себя мыслью: как же так? Его искренние чувства не взаимны. Но он не сможет забыть всё, что их связывало. Конечно, как стереть из памяти театр? Закрывая глаза, он видит юрину мягкую улыбку и слышит его прекрасный голос, пусть и произносящий то, что сам Арсений предпочёл бы не слышать никогда. Зациклился. Принять бы всё и идти дальше, как ему многие советовали. Но разве реально разлюбить по щелчку пальцев? Чем больше Арсений пытался убедить себя в том, что жизнь не закончена и всё ещё впереди, тем глубже погружался в апатию. Зациклился. Ужасно зациклился. В эту минуту ничто не вызывало прежнего интереса. «А если вновь встретиться, поговорить?» — мелькнула в голове странная мысль, вынудив нервно заворочаться в поисках удобного положения. С подавленным раздражением Арсений стукнул подушку и сразу же уткнулся в неё лицом. Встретятся они. А дальше? Как смотреть в карие глаза? Что говорить? Ничто, наверное, уже не будет так, как раньше. И это пугало получше всяких фильмов ужасов. Настолько, что Арсений не заметил, как вновь заплакал, заглушив тихие всхлипы подушкой. Кусал губы едва ли не до крови, не обращая внимания на боль. Может, физические раны и вовсе ничто, по сравнению с тем, что творилось в душе. Возможно, Юра больше не захочет его видеть. Решит прекратить общение. И встретятся они разве что на репетициях. — То, как ты воешь, слышит весь театр, — Арсений невольно вздрогнул, когда его затылка коснулась рука. По одному лишь прикосновению он сразу угадал пришедшего. Наверное, в театре есть только один человек, готовый вместе с Поповым пройти весь путь от начала до конца. — Мне всё равно, — всхлипнув, он присел на кровати, прижав колени к груди. — Я роль репетирую. — Какую? Царевны Несмеяны? — усмехнулся Антон и утер влажные дорожки с чужих щёк. — В общем, заходил Юра, — Арсений накрыл ладонью кошачью голову, когда та уткнулась ему в ребро, — и задушил все мечты о совместном будущем. Мы не сможем быть вместе.