nevertheless

      Гарри не понимал в чем дело. Никогда раньше он не замечал за собой такого поведения и даже не знал, как это можно было назвать. Хотя, может, на это просто не было времени во время постоянных пряток от Воландеморта? Сейчас парень, вспоминая семь прошедших лет, с трудом структурировал свои мысли и не мог нормально выстроить цепочку событий: все прошедшее казалось дурацким сном. И самое главное: каждый день до окончания войны Гарри желал, чтобы это скорее закончилось, он представлял, как счастливо он заживет, избавившись от груза, что приносил ему лишь один маленький, еле заметный под челкой шрам. Но сейчас победа не имела ни малейшей ценности. Воландеморт умер, пеплом растворившись в воздухе, всего за пару секунд. И ради этих пары секунд Гарри убил всю свою сознательную жизнь. Казалось, он заплатил за эти секунды всем тем, что было для него дорого. Однако это был неравноценный обмен. Обман, мошенничество. Юноша чувствовал, будто его ловко обвели вокруг пальца.       Министерство образования приняло решение провести год седьмого курса заново, то есть назначить восьмой. Это решение нашло поддержку в кругах школы чародейства и волшебства, так как фактически год прошел в суете и спешке, что значительно повлияло на качество получения и подачи школьной программы. Гарри никак не отнесся к данному заявлению: раз решили, значит надо. Он все равно не знал, чем сейчас ему заняться: его идея стать мракоборцем сейчас казалась ему какой-то пресной. Где-то в уголке своего сознания он все же услышал тоненький голос разума, кричавший, что ему не хочется возвращаться, что ему срочно нужно идти работать, нельзя расслабляться.        - Гарри, его больше нет. Все закончилось, - Гермиона взяла шатена за руку, выслушав его сомнения по поводу возвращения в школу, - ты не должен больше постоянно оглядываться назад и искать подвоха. Знаешь, мне кажется, что у тебя опыта и знаний уже вполне достаточно, чтобы начать государственную службу. Но мне кажется, тебе лучше доучиться. Даже Рон остается, хотя, мне, конечно, кажется, что это из-за меня...       Она осеклась, заметив плохо скрываемую улыбку друга.       - В общем, я приму любое твое решение. Но последнее слово за тобой.       Юноша не стал долго раздумывать, на следующий же день объявив Гермионе о своем решении остаться. Он не знал, что сподвигло его на такое умозаключение, наверное, ему просто было интересно: каково это - провести год в Хогвартсе без страха быть убитым каждую ночь, или может быть потому, что у него из головы все никак не выходил один-единственный человек...       Северус Снейп. Северус. Снейп. Он занимал столько места в черепной коробке Гарри, что с каждым днем это все больше становилось непозволительным. Единственное, что могло заставить Поттера улыбнуться и просиять счастьем было то, что профессор выжил и остался безнаказанным (не без стараний победителя Того-Кого-Нельзя-Называть, конечно). Гарри чувствовал бы огромную несправедливость, если бы со Снейпом поступили бы как-нибудь не подобающе. Он все еще помнил, как вызывал колдомедиков к полуживому Снейпу и орал на того, чтобы он не смел закрывать глаза. А потом сам каждый день вваливался в палату и, встречая взгляд черных, уставших глаз, устраивал получасовой монолог, так как способность говорить вернулась к профессору далеко не сразу.       Он вдруг почувствовал тягучее, бурлящее в крови чувство сожаления, когда, вылив чужие слезы в омут памяти, посмотрел то, причиной чего являлось такое... своеобразное отношение профессора к студентам и особенно к нему, к Гарри. Эта история крутилась, крутится и наверняка будет продолжать крутиться в голове парня еще неопределенное количество времени. Поттер как никто другой понимал Снейпа. Ему казалось, будто общее горе делало их намного ближе, чем каждый из них мог себе представить. Смерть любимых объединяла лучше любого приятельства.       С конца войны прошло три месяца. До возвращения в школу оставалось меньше тридцати дней. И при каждой мысли об этом Гарри чувствовал, как его все его нутро сжималось до размеров пылинки, а кожа покрывалась мурашками. Ему очень хотелось оказаться там, но он боялся этого не меньше, чем жаждал.       За лето Гарри не заметил, как одиночество стало частью его жизни. Он практически не виделся с друзьями: Рон все время проводил во Всевозможных волшебных вредилках, а Гермиона, как это бывает, слишком усердно готовилась к началу нового года в Хогвартсе. Первые два месяца Гарри довольствовался лишь частыми походами в Мунго к Снейпу, утверждая себе, что это из-за большого беспокойства за директора, но на деле чувствуя удушающую вину, словно камнем лежавшую на его плечах. Ему не следовало так о нем думать. Никогда.       Но когда Северуса выписали, он восстановившимся и уверенным голосом кратко и ясно изъявил:       - Мистер Поттер, мне, несомненно, лестно, что я удостоился столь частыми вашими посещениями, однако могли бы вы выполнить одну маленькую просьбу?       Тогда Гарри с энтузиазмом закивал: он был готов на что угодно для него.       - Могу ли я попросить вас не появляться на мои глаза до начала учебного года? Позвольте мне прийти в себя от созерцания вас почти на ежедневной основе.       Юноша облегченно выдохнул: язвит, значит, все в полном порядке. Но вот только...       - Сэр? Вы остаетесь в школе?       Снейп повернулся к нему с таким видом, будто этот вопрос был наиглупейший из всех тех, что ему приходилось слышать.       - Конечно, Поттер. А кто будет преподавать защиту от темных искусств? Вы, что ли? - он даже посмеялся с такого нелепого предположения, - Боюсь, в таком случае максимум, чему научатся ученики, так это летать на метлах. Иронично, не правда ли?       - Я думал, вы не захотите возвращаться в школу, - Гарри посмотрел в пол, но, услышав шорох мантии, поднял взгляд на осторожно складывающего ее в черный чемодан Снейпа. Было даже удивительно, что он сейчас не в ней - он был одет в черные брюки и заправленную в них белоснежную, выглаженную рубашку. Гарри позволил себе удержать взгляд на этой картине: профессор очень изменился за время в больнице, похудел, лицо его перестало выражать постоянную напряженность, а слова вылетали изо рта будто даже мягче, без стремления разрезать и тишину, и слух собеседника. Сейчас парень видел перед собой высокого, стройного мужчину с приятным голосом и, кажется, еще больше отросшими волосами. И юноша впервые поймал себя на мысли, что ему.. понравилось увиденное?       - Я тоже думал, что вы не захотите, Поттер. Вы же сами не хуже меня понимаете, что иногда жизнь очень непредсказуема, - Снейп застегнул чемодан и повернулся к Гарри, - спасибо, что проведывали меня. Я рад. До свидания, Гарри, - он вышел из палаты, наверняка направляясь уведомить вышестоящее руководство о своем уходе.              А Гарри лишь стоял на том же месте, где и все время. "Гарри"? "Спасибо"? "Я рад"? Юноша держал пари: ему показалось.

***

      Гарри правда выполнил просьбу профессора: он не напоминал о себе четко до начала сентября. Но вот только Снейп напоминал о себе каждое утро, каждый день и каждую ночь: Гарри просыпался с мыслями о нем, жил целый день и засыпал с мыслями о нем. Он действительно скучал по профессору, по частым визитам, по усталым, оценивающим черным глазам, по черным, спадающим на глаза волосам, по черным брюкам и по заправленной в них рубашке. Он ощущал странное тепло по отношению к нему и не понимал природу этих чувств. Гарри выучился гулять одному, пристрастился к книгам, к маггловской музыке, но каждое его действие сопровождалось мыслями о нем. И почему-то хотелось поговорить со Снейпом. Именно поговорить, услышать ответы, а не просто сидеть и слагать в пустоту все что в голову взбредет. Хотя, было ясно, почему: все же один нырок в омут памяти породил еще больше вопросов, чем ответов. Но у юноши не было ни единой идеи, как можно было бы реализовать это желание.

Два месяца спустя

      Сегодня Гарри проснулся не от напавших на него с утра пораньше солнечных лучей, ковром расстилающихся по комнате и требуя от хозяина дома открыть глаза непонятно зачем и даже не от звонка будильника, а от сильной тряски собственного плеча. Пробуждение совершилось за секунду, Гарри даже перепугался такой неожиданности.       - Вставай, ты все что можно уже проспал! Рон в школьной форме нависал над приятелем и с недовольным лицом пытался разбудить его.       - Что? Сколько времени? - Поттер натянул очки, поднимаясь на локтях и с раздражением сбрасывая с себя руку Уизли.       - Уже достаточно. Завтрак ты проспал. Но я, как твой самый лучший на свете друг, конечно, взял тебе кое-чего.       Ни завтрак, ни Рон, ничего не волновало Гарри. Кроме одной вещи:       - Какая первая пара?       - История магии, - парировал Рон, - скажи спасибо, что не ЗоТИ. Пошли уже! Надоело тебя ждать.       Гарри спешно оделся и они с Роном вышли из спальни.       Под монотонную лекцию Биннса Гарри, вертя в ладони перо и частенько поглядывая на часы, старался придать своим мыслям какой-то определенный характер. Дело в том, что юноша думал обо всем какими-то отрывками, не оканчивая своих мыслей, забывая о чем-то на полпути. Рассеянность была совершенно не нужна ему в новом учебном году. Ему следовало поговорить об этом с Гермионой, она бы точно дала дельный совет. Кстати говоря о Гермионе... и о Роне, и обо всех его друзьях и не совсем друзьях: парень изменил свое отношение практически к каждому. С Роном они будто отдалились, с Гермионой - сблизились. И, Гарри мог поклясться - если бы Драко остался на восьмой курс, он попытался бы вновь завязать приятельские отношения с ним, что семь лет назад были упущены, и бледная ладонь слизеринца больше никогда не протягивалась ему в дружелюбном жесте.       Глядя на свой и остальные факультеты, он видел, что достаточное количество ребят не занимали сейчас своих мест за обеденными столами, пустовали и их места в классах. Не слишком много было тех, кто вернулся. И Гарри все еще думал, что потянуло его за язык сказать Гермионе, что он тоже остается? Поттера расстраивали эти вещи. Но была и другая сторона медали - брюнет научился радоваться мелочам. Даже тем, что были совсем-совсем маленькими.       - Домашнее задание на доске. Урок завершен. И не сметь использовать чар для увеличения объема текста! - до Гарри вместе с ветром, донесшимся из приоткрытого окна и взъерошившего творческих беспорядок на голове, донеслись профессорские слова и он, обрадовавшись и не обратив никакого внимания на доску, поплелся из аудитории. Живот яростно заурчал и пришла идея найти Рона, обещавшего съестного.       - Когда летом я помогал брату в магазинчике, я слышал, что все еще много людей говорят о его возвращении. Мне кажется, это возможно...        - Не мели ерунды, рыжий! Ты своими глазами все видел.       Гарри жевал сэндвич, наблюдая за разгоряченным спором Рона и Кэти Белл. Он не понимал, зачем эти двое вообще вспоминают об этом.        - А ты, Гарри, что думаешь?        - Я думаю, что в случае его возвращения, я прыгну с астрономической башни, потому что второго акта этого спектакля я не выдержу.       Это заявление вызвало смех присутствующих, однако Гарри не поддержал их. Он действительно бы выстрелил в себя авадой, если бы существовала хоть единая возможность такого хода событий.       - Самое страшное сейчас, Рон, это не возвращение убитого, а пара Снейпа. Я ни черта не помню по защите. С этим, казалось, согласились все. Не Воландеморт был настоящим квестом на выживание, а пара с "ужасом подземелий". Особенно для Гарри, мысли которого этот самый "ужас подземелий" занимал и днем, и ночью. Снейп был ему будто бы ближе после времени, проведенного в больнице, но он боялся, что это не взаимно. Боялся и хотел ошибаться.       - Восьмой курс, в класс, - дубовая дверь открывается, и черная мантия показывается быстрее ее обладателя, так же быстро, как появилась, исчезая в глубине помещения.       Студенческий шум затихал по мере прохождения в класс и рассаживания по местам. Гарри занял единственную оставшуюся свободной парту вместе с Невиллом. Рон, растолкав всех локтями, уселся рядом с Гермионой. Гарри был за них, несомненно, счастлив, однако кошки все же скребли по сердцу своими наточенными, острыми когтями, с каждой раной принося осознание собственной печали. Гарри тоже хотел быть любимым.              - Что ж, полагаю, каждый из вас уже успел оценить важность науки защиты от темных искусств? Если бы вы не умели пользоваться даже легчайшими из них, одного из присутствующих в этом классе уже не было бы, - Снейп снова это делал. Но в этот раз Гарри точно понимал: его не раздражает излишнее внимание профессора к собственной персоне. Наоборот, это даже... будоражит? Будоражит взгляд черных глаз, обрисовавших контур силуэта юноши и последовавшее за этим движение профессорских рук, наглухо запахнувших мантию. А еще этот голос, которым Снейп произносит каждое предложение, в котором намекает на Поттера. В такие моменты в его голосе будто бы мелькало нечто большее, чем простая издевка, это была ранее неведомая ее форма, та, которую профессор будто прятал, выпуская наружу только в моменты, когда дело касалось одного несносного студента...       Гарри вдруг почувствовал еле заметное пробежавшее по телу волнение, которое мимолетным дуновением пронеслось с головы до пят, заставив поежится на месте и немного задрожать. Что это было, сэр? Сделайте так еще раз.       - Тема урока на шестой странице. У вас две минуты записать тему и основные положения. Затем я начну.       В гробовой тишине был слышен шорох пера по пергаменту. Но Поттер слышал, а точнее видел, кое-что еще: глаза профессора, отрываясь от черкания в каких-то бумажках (кажется, самостоятельная работа пятого курса), постоянно сталкивались с его, Гарри, глазами. Ему хватало этих пары секунд, чтобы почти прочувствовать слияние черного и ярко-зеленого. Но профессор слишком быстро отводил взгляд, лишь заметив ответный, так что времени на продолжение мыслей о том, что из себя могли представить черный и зеленый вместе, не хватало.       - Вы уже закончили, Поттер? Или тема урока написана у меня на лице?       - Закончил, сэр, - Гарри вдруг повело от такой внезапности. Ладони вдруг вспотели, а по всему нутру пронесся уже знакомый холодок волнения и... возбуждения? "Вы поймали меня, профессор. Но ведь я сделал это раньше", - пронеслось в мыслях. "Лучшая защита - нападение? Хорошо, я понял, сэр".              То ли сейчас, то ли глубокой ночью, мечась в бессоннице и прокручивая в голове эту ситуацию, парень точно понял, чего он хотел от Снейпа и откуда брал начало холодок внутри вен каждый раз, когда Снейп находился в поле зрения. И это осознание не сказать, что сильно радовало.       Северус Снейп виделся Гарри... он даже слов не находил для описания. Это был мужчина, ради которого Гарри совершил бы самый дурацкий поступок в своей жизни. Если бы ему предложили одну ночь со Снейпом взамен на смерть, он бы посмеялся с такого предложения, принял бы душ, переоделся в пижаму, попрощался бы с Гермионой и Роном и без задней мысли отправился бы в подземелья. Крепкий юношеский стояк вскоре стал обычным делом на парах зельевара, и Гарри пристрастился к ношению скрывающей все за своими складками мантии. Каждый вторник для парня был более, чем волшебным: пара с Северусом проводилась лишь раз в неделю. И Гарри скучал. Скучал так, что вечерами, закрывшись пологами на своей постели, чувствовал, как скручивало все тело от дикого желания оказаться рядом, ощутить хотя бы одно-единственное касание, присутствие рядом. Юноша кусал губы в попытках жалостливо не застонать от безысходности: Гарри влюбился так, как никогда не влюблялся ни в одну девчонку. Отсутствие Северуса рядом ощущалось физически, и Гарри не преувеличивал. И он совсем не думал о том, что в ту же секунду, когда он мечется на кровати, сгораемый жгучими языками пламени одиночества и ощущения собственной ненужности, его профессор ходил кругами по кабинету, думая о том, как хорошо было бы, если бы это недоразумение со взрывом на голове оказалось на пороге его кабинета.       Северус успел понять, что что-то не так с его чувствами к Поттеру еще тогда, когда тот притаскивал апельсины в Мунго с частотой раз пять в неделю, и его совсем не смущало, что их количество в вазе не уменьшалось, потому что Снейп их не ел, он все равно накладывал сверху. Снейп помнит, как впервые подумал, что это было...мило? А затем, в школе, Поттер стал вести себя еще более странно. Однажды на отработке произошел случай, который поставил директора в ступор, который заставил потерять покой, который выводил из себя, но которым Северус до сих пор греет свое черствое сердце, вспоминая о нем каждую холодную осеннюю ночь:       Поттер вдруг закашлялся, отрываясь от очищения грязных котлов после практической работы второго курса Когтеврана: эти дети совершенно не умели варить зелья и единственное, чего они добивались, так это черной сажи на дне котелка, которую Гарри сейчас чуть не зубами выскребал. Хотя, он старался сильно на них не злиться, так как был уверен: его котел однажды тоже кто-то натирал. В легких вдруг резко стало саднить, дышать стало тяжелее, и юноша, упершись руками о пол, отвернулся от объекта работы и пытался поймать чистый воздух без примесей химии.       - Что с вами, Поттер?       Гарри попытался прошептать что-то похожее на "аллергия", но получилось не очень похоже. Вдруг на его плечо опустилась чужая ладонь, затем перебралась на подбородок и подняла голову Гарри. Вторая рука тут же подала стакан холодной воды.       - Пейте.       Гарри выпил, из-за трясущихся рук проливая половину жидкости на футболку и поддаваясь Снейпу, уверенно поднимающего его на ноги и отводящему подальше от котлов, действительно пахнущих химикатами. Теплые ладони вдруг обхватили лицо юноши и Северус, фиксируя положение головы, заглянул в глаза, увидев зрачки, покрывшие почти всю радужку глаз. Следующим последовало заклинание, принесшее с собой приятный холодок, отрезвивший непутевого студента.        - Гарри, у тебя аллергия?       - Да, сэр. Но я не знаю на что, но на что-то из... порошков.       - И ты начал работу, даже не сообщив мне! А если бы ты тут умер, глупый мальчишка? На это Поттер только улыбнулся, все еще стоя почти что в объятиях профессора и чувствуя себя намного лучше.        - Вы бы точно спасли меня, сэр. Я доверяю вам. Северус потребовалось время, чтобы найти ответ на это. Получилось не слишком многословно.       - Ты никогда не перестанешь быть ребенком, Гарри.       - А вы назвали меня по имени, профессор. Что делал Поттер? Зачем он акцентировал на этом внимание? Северус выпустил его плечи из своих ладоней, и ему показалось, что Гарри сделал движение, будто бы в попытке удержать эти руки..?       - Сегодня я могу отпустить вас пораньше, Поттер. Не хочу отвечать на вашу смерть в моем кабинете.       - Даже если я сейчас уйду, вы все равно однажды убьете меня, сэр. И мне кажется, что очень скоро, - Гарри развернулся к профессору полностью, дерзко глядя в глаза и ощущая, что прямо сейчас заявить: "Я люблю вас, сэр, и хочу, чтобы вы сейчас же взяли меня на этом столе", было очень просто. Он и сам не ожидал от себя такой смелости. Кажется, виноваты были все еще летавшие в воздухе облачка химикатов.       - О чем это вы, Поттер? Вы надышались? Мне кажется, вам лучше отправиться в Больничное Крыло, иначе придется в психбольницу...       - А вы не понимаете, о чем? - Гарри шагнул ближе, теперь уже задрав голову, чтобы смотреть в глаза высокому профессору, - Вы точно должны были догадаться...       - Поттер... - Северус сложил руки с замок за спиной, выравнивая осанку и смотря на избалованного юношу сверху вниз, - мне кажется, вы не совсем отдаете себе отчет о том, что вы говорите. Вам лучше стушеваться прямо сейчас, идиот. Иначе это может привести к непоправимым последствиям. Его оскорбления. Его власть. Его преимущество. Его сила. Его рост. Его глаза. Его губы. Его голос. Гарри сгорал прямо сейчас. Сгорал в агонии. Эти черные глаза прожигали насквозь.       Именно это заставило юношу прийти в себя и осознать, насколько далеко он зашел. Он испугался собственных слов.        - Сэр... простите, - он отвел глаза, смущенно прожигая взглядом пол, все еще стоя непозволительно близко к Снейпу, - я... я не знаю, что со мной. Мне пора. Извините. Я посещу Больничное Крыло. Северус не стал задерживать его. "Не знаю, что со мной". Зато директор прекрасно знал. Примерно то же, что и с ним. Оставшись один, он устало протер глаза, облокачиваясь на стоящий позади стол и благодаря мантию за способность скрывать стояк. Их проблемы были одинаковы.       Снейп и сам понимал, что совершенно точно должен был взашей вышвырнуть мальчишку из своего кабинета и выразить желание больше никогда не созерцать этого больного героя войны. Почему он этого не сделал?       Или, может быть, дело было не в этом зеленоглазом кретине, а в самом зельеваре? Скорее всего, это именно ему следовало как можно скорее отправиться в комнату с мягкими белыми стенами, нет? Но почему? Да потому что Северусу это нравилось. Он разгадал парня еще задолго до того, как сам понял, что с жаром бы ответил на первый шаг, совершенный Поттером. И, по-видимому, этот шаг был совершен еще тогда, в больничной палате.       И что только Гарри, молодой и очень даже симпатичный все еще гриффиндорец с большим будущим, нашел во взрослом, вечно ворчливом, холодном и непреступном мужчине, да и еще не выдающемся особой красотой? О, юноша знал ответ на этот вопрос: его обжигал этот лед, обжигал так, что на пострадавшем участке тела чувствовались отголоски пламени.       Северус знал: ни единая из его фантазий, ни единый из помыслов в отношении этого никогда в жизни не дающего покоя придурка не должны были заиметь хоть малейший намек на воплощение в реальности. И, признаться честно, это осознание будто тончайше отточенным лезвием проводило по еле зажившим шрамам самой первой его любви и снова пускало теплые струйки крови, на ходу замерзающие и превращающиеся в лед. Снейп давно не верил, что внутри него осталось хоть что-то живое, хоть единственное чувство, подтверждающее, что он все еще человек, а когда оно появилось и зельевар позволил себе помыслить о том, что желание присуще человеческому существу, а следовательно Северус - человек (согласно совершенно логичной аксиоме о том, что все люди смертны, Сократ - человек, значит Сократ смертен), то это долгожданное ощущение чего-то отдаленно похожее на привязанность пришлось сломать, запереть глубоко в себе, не дать ему воли расцвести. И что же делать? Это проклятие? Северус Снейп - человек, который никогда не будет счастлив? Если Гарри Поттер был подростком с разыгравшимися гормонами, считавшим, что переспать с профессором было бы здорово, то тот самый профессор поклялся себе никогда не обрекать сына Лили на то, о чем он мог бы пожалеть.