Первая суббота в этом марте

      Лес после зимы пыльный. Слои прошлогодней листвы, только-только показавшиеся из-под истаявшего снега, ещё влажные. А ведь чуть — и запылят, как наступишь на них, провалишься ботинком сквозь ветхие слои листиков — скелетов, до самой земли. А пока нога приятно пружинила на листьях, и только верхний слой подсох на солнце, отдавая пыльным серебром. Вера оглянулась, прищурившись. Небо сияло немыслимо синим, единственное облако светилось, как новогодняя вата на елке. Елки, кстати, тут тоже были, прячась за светлыми стволами осин, слегка посеревших берёз и за сеточкой кустов ракиты, но и сосновая вечная зелень была неяркой. Пахло-то как… Первый раз одна выбравшись за длинную, муторную зиму в лес, Вера никак не могла надышаться. Несильный ветер менял эти волны запахов, как декорации. Вот мох, мокрый, густо поросший на поваленном стволе, полусопревшим и почти догнившим за зиму. А вот повеяло терпкой прошлогодней листвой, с ноткой плесени и мышиной надоедливой вони. А это — Вера улыбнулась, прикрыв глаза и с удовольствием вдохнув — это уже с реки. Привет от тёмных, холодных вод, ещё не принявших в себя привычный оттенок тины и преющих водорослей на отмели. Это был запах талого снега, сошедшего в реку, и не совсем слившегося с ней, не получивший в довесок улиток, тину и фиолетовую илистую грязь. Это уже потом. И пахло, наконец-то, оттаявшей землёй. Вера скользнула рукой по стволу осины, она и правда была пыльной — но шершавая поверхность светлой коры уже немного успела нагреться на солнце. Под ногами громко хрустнуло, и где-то рядом, в унисон, тоже сломалась, треснула какая-то веточка. Обычные лесные звуки, сквозь шум ветра и трескотню первых весенних птиц. Вера мотнула головой, отгоняя надоевшие мысли, и сосредоточилась на облаке. Оно сияло сквозь ветви, единственное на сегодняшнем празднично-голубом небосводе, и уже подобралось совсем близко к солнцу. Смотреть, как медленно облако глотает, светясь изнутри, солнечный диск — любимое занятие с детства. И Вера смотрела, пока не заслезились глаза, и пока внутри облака не засветилось контурами проглоченное солнце. Облако стало чётким, как будто вырезанным по краям — и небо вокруг него потемнело. Вот как оно бывает, чтобы было видно солнце, вокруг на контрасте сгущается мрак, и от этого противопоставления противоположностей, не совсем понятного, но так хорошо знакомого, захватывало дух. За спиной опять что-то хрустнуло, но Вера не стала поворачиваться. Прикрыв глаза от нестерпимой сини рукой, она всё ещё смотрела вверх. Порывом ветра смело лесные запахи, понесло далёким костром, и затрещал дятел. Вера опустила руку и закрыла глаза, тут же увидев на радужке тёмный бордовый диск безупречно круглой формы. Выдавить слёзы, зажмурившись — пусть сами стекут, не надо тереть глаза. Снизу опять затрещало, теперь сомнений не было, это чьи-то шаги. В лесу всё время так — сквозь привычный шум что-то вроде бы пробирается, трогает узор тонких веток, приминает подопревшую листву, шуршит и двигается само по себе. А ты вот думай, кто там и что. Лес, он такой. Но пора было открывать глаза, слёзы уже стекли, оставив на щеках слегка тянущие полоски. Резко повернувшись и в последний момент не став балансировать руками, она замерла. Ничего не было. Всё так же белели осины, редкие берёзки и синие небеса, с уже освободившимся от облачного плена солнцем. И прямо перед ней, на пыльном ковре прошлогодней листвы, медленно прогнулась и лопнула длинная берёзовая веточка, тонкая и успевшая иссохнуть за эту недлинную, первую весеннюю оттепель. Вера смотрела туда, не двигаясь и почти не думая. И такое тоже бывает, почему нет? Ей захотелось вытянуть вперёд руки, подбежать и доломать эту ветку, искрошить в труху и потом долго отряхивать пальцы от берёзовой пачкающейся грязи, она уже вспомнила, как это бывает. Или потоптаться на этом месте? Ботинками на тракторной подошве попрыгать, взрыть землю и листья, докопаться, возможно, до не растаявшего, серого снега, вывернуть его на солнышко, на белый свет, и… Теперь хрустнуло где-то сбоку, а потом ещё дальше, но треск был протяжный и отчётливый, так скрипит на ветру сухое, отжившее дерево, вот-вот готовое пасть и разбиться на неровные чурки и щепу. — Вера-а! — это был голос отца, и она, вмиг стряхнув оцепенение, пнула со всего размаху листвяный пыльный покров, и засунув озябшие руки в карманы куртки, быстро пошла на долгожданный зов из прошлого. Наконец-то. Лес снова просто стал лесом, солнце и синь сверху заставляли щуриться, а глухой звук шагов снизу — задавал темп и даже веселил, отдаваясь в ушах. — Вот, видишь? — папа, нагнувшись, тыкал пальцем в красный побег бузины, уже успевший выкинуть бутоны будущего цветения. — Ветка вверх тянется, это у неё синтез ауксинов, гормон роста. — Ну да, я помню, — Вера не наклонялась, как отец, у неё-то зрение было получше. Ей и отсюда хорошо видно. — И поэтому с плодовых деревьев нужно срезать вот такие прямые ветки, потому что они не плодоносят, а… — …только тянут соки наверх, тратят силы зря, всё правильно. — Отец кивал, тоже щурясь и улыбаясь за толстыми линзами очков, хитро поглядывая снизу. — Бузине-то всё нипочём, она своё вытянет, а сейчас, по весне, самое время, чтобы волчки у плодовых убрать. В саду, Вер. Его глаза смеялись, глядя на Веру слегка снисходительно и не совсем понятно было, серьёзно он говорит или нет. Впрочем, как обычно. Ничего не поменялось, разве что со временем он стал немного ниже, что ли. Нисколько не стесняясь Веры, отец с нескрываемым удовольствием оглянулся, с негромким: «Эх-х!» раскинул руки, посмотрел вверх, на сплетение ветвей, исчёркивающих небесную синь. Его лицо, лучики морщин за очками у глаз, крупный нос со старомодной толстой оправой — всё выражало то, что и она внутри всё-таки тоже почувствовала: ранняя весна, как никогда, требовала счастья. Несмотря ни на что. И Вера молча кивнула, и, подражая отцу, так же закрыла глаза, развела руки и, сделав шаг назад, косо сползла вниз по берёзовому стволу на пыльную листву, цепляясь драпом куртки за мелкие веточки. Капюшон мешал, тоже цепляясь и задираясь наверх, и она одёрнула его вниз, улыбаясь, не открывая глаз. И, наконец-то, стало хорошо. Солнце грело, ветерок аккуратно трогал щеку и шуршал редким оставшимся прошлогодним листком на тонкой веточке; опять затрещал дятел. Встать, отряхнуться, попрыгать на месте, восстанавливая кровообращение — заняло всего несколько секунд. Слегка улыбаясь, Вера быстро прошагала до машины, раздвигая по пути тонкие и цеплючие веточки подлеска, подпинывая при случае мешающие коряги. Сейчас к маме в больницу, а потом — на работу, сегодня вторая смена, и сдача отчёта на носу. А в следующую субботу, обязательно, на сад. Волчки резать. Хорошо, хоть есть, кому напомнить.