Отнятый у вечности

      Пока Амала жила в Англии, она пробовала чай масала лишь однажды, и ей не понравилось. В нем не хватало то ли пряных ноток корицы, то ли тягучей сладости миндаля. Хотя ресторан, в который она тогда забежала, прячась от косого дождя, был на хорошем счету у ее знакомых.       С недавних пор Амала научилась варить нехитрый индийский напиток сама.       Вскипятить воду, бросить в нее черный чай в гранулах, добавить пару ложек сахара, а еще лучше — меда, потому что с медом получалось вкуснее.       Амала заглянула в маленький холодильник. Молока в стеклянной бутылке оставалось на самом дне. Значит, и специй придется использовать вдвое меньше.       После кипения дать чаю настояться и пить теплым, ни в коем случае не горячим.       Амала поставила чашку на плетеную подставку, а рядом положила сухой бутон гвоздики. Жизнь камнем летела в пропасть, но такая мелочь, как свежесваренный чай, давала какой-никакой повод притормозить и в десятый раз подумать, что ей делать: уехать обратно в Англию, подальше от творящейся в Калькутте чертовщины, или все же попытаться смириться с тем, что она — Басу, и принять не только дарованные судьбой привилегии, но и ответственность?       Выбор ей предстояло сделать самой, без чьих-либо советов и помощи. Пока до нового лунного цикла еще оставалось время.       Амала отставила чашку и глубоко вздохнула. Открыть бы окно да развеять стоящий в ее временном жилище запах благовоний! Они не помогали сосредоточиться, а лишь мешали и неизбежно напоминали о нем.       Тяжелые ноты жасмина, разбавленные горьковатой свежестью бергамота… Будоражащий мысли запах можно было вытравить из комнаты, но не из воспоминаний.       Не о том она думает! Ох, не о том…       На пути в ванную Амала распустила высокий хвост и позволила лиловому халату свободно скользнуть со смуглых плеч. В одинокой жизни все же были свои преимущества. Например, в жару можно было весь день ходить по дому в одном нижнем белье или даже без него. Можно было ложиться спать с рассветом или не ложиться вовсе, наблюдая, как над столицей Западной Бенгалии, купаясь в золотисто-оранжевой дымке, восходит раскаленное багряное солнце.       Но Амала бодрствовала не потому, что упивалась своей свободой. Напротив, она тосковала…       Повернув кран, украшенный крошечной золотистой змейкой с рубиновым глазом, Амала встала под душ. По плечам и спине растеклись горячие потоки. Видимо, напрасно она мечтала о прохладе, к которой привыкла в сумрачно-дождливом, но по-своему уютном Лондоне. Амале было немного стыдно, ведь когда она встретила его, на какое-то время и думать забыла о проблемах, что беспокоили ее до отъезда из Англии.       Амала поглубже вдохнула клубящийся вокруг пар.       — Рэйтан, — произнесла она одними губами. Ему необязательно было находиться рядом — от одного лишь звука его имени все вокруг наполнялось смыслом.       «Он словно белый лотос… — подумала Амала, обводя душистым куском мыла шею и плечи, — умудряется оставаться чистым, когда вокруг столько грязи».       На ее взгляд, невозможно было сохранить руки и помыслы чистыми, когда Кали-юга из мифа превратилась в реальность. Их несовершенный, но все же по-своему прекрасный мир мог схлопнуться, исчезнуть… И в том была вина людей — измельчавших и готовых грызть друг другу глотки за место под солнцем.       А может, младший Дубей окончательно заморочил ей голову?       Амала пригладила волосы — ручейки юркими змейками поползли по поднятым рукам, окаймляя ее грудь с темными ареолами. Напор воды был слабым, но освежиться все-таки удалось.       В роскошных съемных апартаментах, как обычно, стояла духота. Амала решила, что до утра как-нибудь стерпит и отправится к Дубеям, ибо там он точно будет, а вот ее без приглашения вряд ли навестит.       «Ты должна решить. Сама. Я до последнего не стану вмешиваться».       Он ведь уже пообещал ей быть рядом, несмотря ни на что. Амала была рада, но втайне надеялась, что обещанное все же не придется исполнять. Именно поэтому она не приглашала его, хотя могла.       Амала вынесла важный урок из недолгого пребывания в Калькутте: у любого действия — даже незначительного — могли быть значительные последствия.       Рэйтан рассказал ей о них, но, право, лучше бы он молчал! Лучше бы никогда не водил ее к мемориалу королевы Виктории и не смотрел на Амалу так, будто знал ее задолго до их первой встречи.       «Лучше бы не…»       Амала обернула себя полотенцем и вышла из ванной, оставив на полу дорожку из мокрых следов. Масала ей сегодня точно не поможет, а вот черный кофе с лимоном и кусочком сахара вполне может быть.       На подходе к кухне Амала поняла — что-то не так. Небрежно брошенный ею халат был аккуратно сложен и оставлен на спинке дивана, а по дому тем временем разлился свежий аромат жасмина, который перебил приторную сладость благовоний. От этого аромата не кружилась голова и не клонило в сон, но зато дрожали колени…       — Рэйтан?       «Махадева Рита-Шива», — мысленно поправила себя Амала и покрепче затянула полотенце на груди.       Он обернулся — спокойный и, на первый взгляд, несколько отстраненный, но Амала знала все его маски! При ней притворяться кем-то другим не имело смысла.       — Ты звала меня?       Ни тени сомнения или желания поставить ее в тупик — лишь легкая благожелательная улыбка. Ничего не значащая для многих, но значащая так много для нее.       — Вовсе нет.       Амала чувствовала себя неловко, стоя в одном полотенце, и это было странно. Он несколько раз видел ее не только без одежды, но и без нижнего белья. К тому же полотенце хоть и было коротким, но прикрывало все, что должно прикрывать.       «Я ждала! Знал бы ты, как я ждала!» — Амала не хотела говорить об этом, чтобы Рэйтан не считал себя виноватым или обязанным. Она не собиралась обременять его своими — такими низкими на самом деле! — желаниями. Не теперь. Не после того, что узнала.       — Быть может, ты звала меня в своих мыслях?       Подумать только!       «Интересно, если сесть на стул боком, полотенце сильно раскроется?»       — Это разве считается?       Рэйтан склонил голову набок.       Ее разум оставался единственным уголком, куда он не смог проникнуть за это время, потому что в сердце проник уже давно… Однако Амала верила, что в решающий момент будет руководствоваться именно разумом, а не сердцем. Даже если Рэйтан сам захочет подставиться, она не позволит.       Сегодня он облачился в хорошо знакомый ей шервани с перламутровыми пуговицами и серебристой вышивкой. Длинные волнистые волосы были аккуратно собраны. Он знал, что, явившись к ней именно так, пробудит нужные и приятные воспоминания, а неприятные ненавязчиво отодвинет в сторону. Амала поняла его замысел, но разве это хоть что-нибудь изменило? Вместо того, чтобы пойти и заварить себе кофе, она смотрела на него.       Не могла не смотреть.       И тогда Рэйтан — искусный манипулятор, — чтобы не смущать ее еще больше, пригубил приготовленный чай и слегка поморщился. В каждом его движении, даже самом простом, будничном, чувствовалось изящество. В том, как длинные пальцы обхватили тонкую ручку керамической чашки, в том, как он слегка подул на молочную пенку…       Иногда Амала не понимала, чем заслужила его внимание, не говоря уже о любви. Разве тот, кто был воплощением бога на земле, мог полюбить пусть и не самую простую, но все же смертную женщину?       — Если хочешь, сделаем вид, что не считается.       В этом был весь Рэйтан.       Он хотел, чтобы она даже здесь приняла решение самостоятельно, наверняка зная, как это непросто. Он сознательно вытаскивал наружу те ее качества, которые сама Амала предпочла бы лишний раз не проявлять. Однако в качестве новоявленной Басу проявить их будет необходимо, и Рэйтан, в отличие от нее, думал наперед.       — Я не готова тебя отпустить, — невпопад ответила Амала. Она не могла сказать нужные ему слова, ради которых он, скорее всего, и явился, но действовать ей ведь никто не запрещал. Да и что могут дать слова, когда она вольна прижаться к нему всем телом и заглянуть в глаза? Погрузиться в обманчиво спокойные темные омуты, заранее зная, что не достигнет дна…       Опасность хрипло дышала ей в спину, но Амала не могла отпустить и умчаться первым рейсом к себе домой.       «Домой ли?..»       Амала сомневалась, где теперь был ее дом. В Англии? Или в жаркой Калькутте, где запах цветов навсегда смешался с запахом крови?       Она не могла отпустить, хотя лучше других знала, что в этой жизни ничего нельзя удержать навсегда. Всех — даже любимую богами наследницу древнего рода Басу, тающую сейчас в объятиях Махадевы, — ждала сансара. Не раньше, так позже. И, наконец, она не могла отпустить зная, что Рэйтан сам этого не хочет. Он желал быть вместе с ней. Быть рядом настолько, насколько это возможно.       — Завтра я поеду к Дубеям, — начала Амала, но Рэйтан сжал ее лицо в своих мягких, прохладных ладонях, поцеловал в переносицу и, спускаясь к губам, прошептал:       — Завтра будет новый день. Не торопи его.       Амала затаила дыхание, когда Рэйтан раздвинул языком ее губы. Она ощутила сладкий привкус чая и пряностей, но сам поцелуй был куда слаще — глубокий, дразнящий, влажный…       Амала мысленно перенеслась в тот день, когда он впервые поцеловал ее так — это случилось в коридоре отеля, где остановились Лима и Киллиан. Потом ей вспомнилась сцена у водопада, когда Рэйтан усадил ее на широкий, плоский камень и развел ноги в стороны, заставив почувствовать себя одновременно пристыженной и желанной. Рэйтан умел растягивать удовольствие и пытался научить этому Амалу, но во всем, что касалось терпения, ученица из нее была так себе.       — Ты в одежде, а я нет. Это нечестно.       Возникло ощущение, будто они не шли, а плыли по комнате — Рэйтан удерживал ее за талию, но Амале хотелось быть ближе… Еще ближе к нему.       — Тогда попробуй не сопротивляться, а принять правила игры.       Он уложил ее на кровать, и Амала вдруг поняла, что они ни разу не занимались любовью спокойно, без спешки, не будучи застигнутыми врасплох внезапным желанием или подвернувшимся случаем.       Рэйтан медленно разделся. Глядя на нее сверху вниз, он улыбался. Знал, что Амала следила за каждым его движением. Не зря говорят, что любовь делает человека прекрасным в глазах любящего, но Рэйтан был прекрасен сам по себе. Нет, он был… совершенен. Раньше это пугало Амалу, теперь — нет. Ведь она заслужила это!.. Тем, что любила. Тем, что была готова идти до конца не только вместе с ним, но и ради него.       Рэйтан лег рядом и стал ласкать ее грудь и живот, не задерживаясь на каком-то одном месте. Движения были плавными, поглаживающими, неторопливыми, но они еще сильнее разжигали в ней жажду чего-то большего, с которой Амале — Рэйтан знал об этом, — было и без того нелегко совладать.       — Не дразни меня, — прошептала она. Рэйтан приглушенно рассмеялся. От низких вибрирующих ноток, которые улавливались в его смехе, жар ударил в голову и прокатился от плеч до самой поясницы. Амала знала, каким может быть Рэйтан, если ему вдруг захочется. От воспоминаний, помноженных на ощущения, низ живота приятно потянуло, и Амала невольно подогнула колени.       — Иногда на каждое твое «не» хочется поступать прямо противоположным образом.       Его ладонь скользнула между ее ног, но Рэйтан, в отличие от Амалы, не торопился. Он еще ничего не сделал — лишь коснулся внутренней стороны ее бедра, но Амала послушно развела ноги шире, раскрываясь для него, и часто-часто задышала. Казалось, Рэйтан знал о ее желаниях и о ее теле больше самой Амалы: знал, где и как надо было дотронуться, чтобы она начала краснеть, ерзать, выгибаться в пояснице и постанывать от одной только мысли… от предвкушения того, что еще не случилось, но уже полностью завладело ее воображением.       Его действия всегда опережали ее просьбы.       Разгоряченная, до неприличия мокрая, медленно плавящаяся на шелковых черных простынях Амала наконец почувствовала, как он проник в нее пальцами. Сразу тремя. И так глубоко… Она задрожала, поражаясь нахлынувшим ощущениям. Рэйтан не признавал полумер: либо не давал ничего, либо сразу все. Это было его любимой игрой. Жаль, что Амале пришлось учить правила в процессе. Ей нужно было замереть и наслаждаться, но… как бы не так. Амала запрокинула голову. Мир для нее вдруг сузился до крошечной пульсирующей точки, которая росла и росла, пока Амала бесстыдно двигала бедрами навстречу его умелым пальцам.       — Тише. — Рэйтан приподнялся на согнутом локте. Посмотреть на него было выше ее сил. Амала стыдилась себя. Подумать только, она была готова кончить от нескольких движений, словно все дни, пока они не виделись, только этого и ждала! — Не отворачивайся. Если тебе хочется, сделай это.       Амала едва не задохнулась. Только он мог говорить с ней так просто, но при этом до дрожи откровенно.       — Я ведь уже сказала… — Язык стал тяжелым и еле ворочался во рту. — Не хочу тебя отпускать. Не сейчас и не сегодня. Никогда.       Темно-карие, почти черные глаза Рэйтана блестели. За расширенными зрачками было почти не видно радужки.       Амала повернулась со спины на бок — к нему лицом — и поцеловала в подбородок. Возможно, ее действиям недоставало изящества, но обезоруживающая искренность и сознательно сдерживаемый внутренний огонь делали свое дело. Обвив ногой его бедро, Амала почувствовала, что Рэйтан возбужден не меньше ее. Ведя по коже кончиком носа, она повторила изгиб его шеи — от ключицы до уха. Рэйтан шумно сглотнул и уложил ее обратно на лопатки.       — Что ты со мной делаешь, Амала?       Она была готова сделать гораздо больше, только бы еще раз услышать, как ее имя дрожащим шепотом срывается с его губ…       — То же, что и ты со мной.        Рэйтан завел ее руки чуть выше головы, прижал к кровати и опустился сверху — стройный, гибкий, до безумия притягательный!       — Не медли, — попросила Амала, и он не стал — вошел в нее одним толчком, сорвав с губ шумный вдох, а потом еще и еще… Сильнее. Жестче. Воспламеняя не только ее тело, но и душу.       Он отпустил ее запястья, чтобы двумя руками удерживать за ноги. Амала вскрикнула. Глубинное пламя поднималось выше, выше и выше, пока не достигло точки их единения. Рэйтан подался вперед, сжал ее ягодицы… Амала дернулась и потянулась к нему, чтобы стать еще ближе, хотя ближе, казалось, было некуда. С губ Рэйтана сорвался тихий, шипящий стон. Амала сжала его руку, чувствуя, как жидкий огонь разливается внутри нее, и как приятно дрожит каждая клеточка тела…       Через пару мгновений они снова лежали рядом. Умиротворенные и счастливые. Когда Рэйтан погладил ее по лицу, Амала прижалась губами к костяшкам его пальцев. Даже сейчас… ей было мало. Хотелось обхватить Рэйтана за шею и сказать, чтобы он не уходил. Хотелось вырвать его из объятий вечности хотя бы на день! Хотя бы до утра.       Но Амала лишь прошептала:       — Хочешь, сварю нам кофе? Крепкий. В джезве. Ты такого еще не пробовал.       — С молоком и сахаром?       — Молоко закончилось, но сахар есть.       Амала посмотрела в его искрящиеся глаза, с которых еще не спала пелена желания. Она знала, что Рэйтан прекрасно мог обходиться без человеческой пищи и напитков, но раз он попробовал ее чай, вдруг и от кофе не откажется?       — Тогда хочу.       Он взял ее за подбородок и слегка прикоснулся к губам. Амала просияла. Ей хотелось обнять его не только руками, но и всем сердцем. Запечатлеть в памяти его прикосновения, улыбку и ямочку на левой щеке, но двадцать минут на кофе в их случае — это тоже весьма неплохо. Хотя кто знает… В мире Рэйтана — обители вечности — время наверняка текло по-другому, а может, его там и вовсе не существовало.