моя милая пустота

пахнет теплой колой, и отвратительно сильно першит в горле. хочется потянуться и вдоволь прокашляться, но нельзя — рядом спит дзёно и он будет злиться, если его прямо сейчас разбудят. тэтте бы возразил, что двенадцать часов дня — это уже почти обед и все нормальные люди в это время уже проснулись, но он, конечно же, не будет этого делать. дзёно морщится из-за слепящих ему в лицо лучей солнца и, кажется, хочет перевернуться к стене, но что-то его останавливает и он продолжает спать. ну или делать вид. что уж таить, выходит у него это откровенно плохо, особенно, когда тэтте замечает, как дрожат его ресницы. это их глупая детская игра — притворяться спящими, пока кому-нибудь не надоест. и тэтте готов проигрывать в неё каждое утро, лишь бы дзёно горделиво задирал нос, а потом тихо хихикал ему в макушку. поэтому тэтте подползает поближе и аккуратно обнимает дзёно, вслушиваясь в его сонное фырканье и неразборчивое ворчанье. — от тебя потом несёт. — от тебя тоже, не переживай. дзёно усмехнулся и подставил лоб для легкого утреннего поцелуя, который обычно предоставлялся победителю (дзёно так любил выигрывать, что тэтте считал это ещё одной причиной, чтобы проигрывать хотя бы по утрам). тэтте улыбается в поцелуй и треплет дзёно по затылку, вслушиваясь в его сбившееся после сна дыхание. где-то в углу звонит разряженный телефон, и дзёно очень, очень раздражён этим, так что отрывается от тэтте (он уверен, что суэхиро сейчас похож на взлохмаченного и брошенного щенка, и это, пожалуй, единственное, что не позволяет ему окончательно взорваться от злости) и кидает подушку куда-то к телефону. тэтте беззвучно усмехается дзёно в плечо. им лишь бы не забыть потом отнести её обратно на кровать, иначе они будут собачиться из-за оставшейся подушки потом всю ночь. тэтте бросает быстрый взгляд на часы (уже двенадцать сорок семь) и легонько берёт дзёно за руку. — пойдём завтракать? — нет... нет, давай поспим ещё, — дзёно глухо стонет и укутывается одеялом. тэтте улыбается и подхватывает дзёно вместе с одеялом на руки. — ай! — вскрикивает дзёно от неожиданности и на долю секунды раскрывает глаза. тэтте воодушевленно на него смотрит и, хихикая под крики дзёно, целует его в нос. — отпусти меня! — хочешь полететь с лестницы? — хочешь остаться без зубов? ах, точно. дзëно саигику — та ещё язва, и, если быть честными, тэтте совсем не против этого. это бессмысленная абсолютная любовь, при которой тэтте может закрыть глаза на ядовитое поведение дзëно. не всегда — о чём свидетельствуют шрамы от клинка на ногах и заднице дзëно, но это простое исключение из правил, тэтте же не может быть столь жестоким со своим женихом. дзëно радостно лепечет что-то про вчерашний мюзикл, который они слушали почти всю ночь, и тэтте чувствует себя до глупого счастливым. и, наверное, ничего больше ему и не нужно, кроме подобных дней, в которые дзëно ведёт себя удивительно сладко и влюблённо, а никто из них не мучается от боли гниющих тел. на столе копятся счета за электричество, их холодильник почти пуст, но тэтте это не волнует. его волнуют только слова дзëно, его тихое пение под какую-то слащавую песню, играющую по радио, его аккуратный в лучах солнца образ. — тэтте, давай уедем, — говорит дзëно и легко улыбается. тэтте переворачивает кривой блин. — а куда ты хочешь? — куда-нибудь за город, — дзëно показывает на потолок и в тот же момент разносится грохот. — в частный дом. тэтте усмехается. о, это и не обсуждается. он и сам был бы рад, сбеги они от городской суеты, где не нужно ложиться в больницу каждый месяц, лежать под капельницами и молчаливо друг другу сопереживать. но это было невозможно. — у нас будет кот, а лучше два, и каждый день мы будем просыпаться в обед, — дзëно облокачивается на стол и зевает. — и у нас будет сад с тюльпанами. — белыми? — какими только захочешь. — тогда пусть будут белые, — тэтте ставит перед ним тарелку. — мне не нужны будут сады и подъёмы в обед, если тебя, саигику, не будет рядом. дзëно театрально корчится. — как слащаво. — я тоже тебя люблю, не переживай, — тэтте хихикает и быстро убирает ноги из-под стола, чтобы не получить пару пинков от дзëно. — а ещё у нас будет виниловый проигрыватель. дзëно почти задыхается. — и всю стену в спальне украсим пластинками! — конечно, — тэтте улыбается и целует дзëно в лоб. — всë, что только пожелаешь. — всё-всё? — дзëно ухмыляется. — всё-всё. — тогда наполни мне ванну. — конечно, — тэтте аккуратно вытирает джем с щеки дзëно. не то, чтобы сам дзëно не мог сделать этого, просто--- ох, нет, тэтте не мог придумать себе оправдания, а "просто дзëно слишком очаровательный" звучало не очень честно, потому что дзëно всегда был очаровательным. — не морщись. — не будь таким глупым, — дзëно отворачивается. — таким глупым и влюблённым. — ха-а-а... — тэтте наклоняется, пытаясь разглядеть лицо дзëно, но это не представляется возможным. впрочем, это и не так важно — тэтте вполне отчётливо видит покрасневшие уши дзëно. — это невозможно, я просто не могу не любить тебя. тэтте улыбается. на радио включают что-то от адо, соседи продолжают шуметь, но, даже забив на это, дзëно любит тэтте так же сильно, как его любит тэтте.