Гэвин нарывается

      Сказать по правде Гэвин нарывался ещё с самого утра. Когда проснулся, то почти мгновенно почувствовал раздражение. А когда услышал, как Коннор гремит на кухне посудой, то выругался «ёбаные жаворонки». Попытался накрыться подушкой, чтобы доспать свои законные пять минут.              Но неугомонный Хэнк распахнул настежь дверь комнаты, проорав: «Рид, подъём! Пять минут!»       Гэвин лишь прорычал что-то невнятное в ответ и запустил в сторону слишком бодрого голоса подушкой.       Ёбаные жаворонки.       Завтракать он тоже не хотел — слишком сильно было раздражение. Он в два глотка осушил чашку заботливо приготовленного Коннором кофе и погнал в участок на байке. Один. Сил слушать чересчур бодрую трескотню Андерсона и Эйтса с утра не было. Благо они уже привыкли к такому его поведению и ничего не спросили.       На работе он тоже периодически срывался: то на коллег, то на задержанных. Чтобы окончательно не выбесить капитана или не въебать кому-нибудь в участке, сам вызвался сгонять к спецам Киберлайф за отчётом и кое-какими сведениями по новому делу. Стояние в пробках, которые он пытался объехать на своём Харлее, настроения не подняло. Бесило всё и все, аж до чёрных мушек в глазах.       Неудивительно, что за ужином он сорвался на Конноре. Хэнка-то он цеплял постоянно, и Андерсон как будто привык и уже не реагировал. Но на Эйтсе Рид срывался крайне редко и уже доведенный до предела. Как и сейчас. Он физически ощущал зуд раздражения под кожей. Стискивал под столом кулаки. Сжимал челюсть. Ничего не помогало. Даже быстрая агрессивная дрочка в душе перед ужином. Он знал только один способ унять эту злобу внутри. Но просить Хэнка помочь — блядь, ни за что! Вот провоцировать — без проблем. Но старик, как на зло, не вёлся. Оставалось одно средство. Это было подло, Гэвин знал, но остановиться не смог. — Блядь, можно ещё громче греметь этой сраной посудой, Кон! — сорвался он на Эйтсе, намывающем посуду в раковине. Сегодня была очередь Коннора готовить и убирать. — Заебал! Скоро всю посуду перебьёшь, сук… — Довольно! — рявкнул Хэнк и ударил по столу своим кулачищем.       Внутренний саб Рида сжался, радостно взвизгнув. Но внешне Гэвин только оскалился с вызовом. — Давай ты ещё стол разломай, тупой медведь, — огрызнулся он.       Хэнк с удивительной скоростью, соскочил со стула, и в один шаг оказался возле Гэвина. Рида всегда удивляли лёгкость и грациозность в этом большом и уже не таком молодом теле. Хэнк за ворот футболки сдёрнул Гэвина со стула и прошептал в ухо: — А ну-ка давай поболтаем, пацан.       Уши Гэвина вмиг покраснели. Хэнк потащил несильно упирающегося Гэвина в кабинет.       Коннор лишь закатил глаза. Ему такие провокации от Гэвина были не в новинку. Но всё равно он не понимал: нафига таким способом добиваться внимания Хэнка. Андерсон закинул Гэвина в кабинет. Гэвин чуть не споткнулся и не растянулся на ковре. Но быстро собрался и развернулся к Хэнку, буравя его злобным взглядом. — Полегче, старик, — оскалился он. — Заткнись и раздевайся, пацан! — гаркнул в ответ Хэнк.       Гэвина аж пробрало от этого приказного тона. Плюс ещё его специальное имя для сцен — «пацан». Но Рид был бы не Рид, если бы беспрекословно слушался приказов. — С чего бы? — с вызовом уставился он на Андерсона.       Хэнк голодно улыбнулся. У Рида мурашки по спине пробежали от этой улыбки. — За каждую секунду промедления накину тебе ещё десять ударов.       Гэвин злобно уставился в ответ. — Один, — спокойно стал отсчитывать Андерсон.       Гэвин неверяще фыркнул. Ну бред же. Десять ударов за каждую секунду! Это ж пиздец как много. — Два.       Нее, он точно несерьёзно. Это нереально. Вот только улыбка у старика становилась опаснее с каждым отсчётом. — Три, — Хэнк направился к «их» шкафу, где висели различные стеки, плётки и розги. Блядь. — Четыре. — Да, блядь, снимаю, — прорычал Гэвин и стянул с себя футболку.       От домашних штанов и белья он тоже избавился с удивительной скоростью. Стоял теперь в центре кабинета совершенно голый перед Хэнком и красный от злости. — На четвереньки, — скомандовал Андерсон. — Сук, — проворчал Гэвин, становясь, как велено.       У него колени тряслись в предвкушении. Он внутренне уже скулил, представляя как будет гореть кожа под ударами. Но внешне же демонстрировал непокорность. Ничего не мог с этим поделать. — Ты целый день напрашивался, пацан, — спокойно говорил Хэнк. — Это потому, что ты жаждущая внимания сучка, да?       Он встал перед Гэвином. Рид взглядом упирался в его подкаченные волосатые икры и в мирно раскачивающийся у ног Хэнка средний кнут. Чёрный, кожаный. Из мелких переплетений. По спине Гэвина пробежала лёгкая дрожь. Он помнил, как он ощущается на коже. Поднимать взгляд и смотреть на Хэнка снизу вверх Гэвин не хотел. Много чести. — Что притих, пацан? Нечего сказать? — издевательски прозвучало сверху.       Хэнк с силой схватил его за волосы на макушке и заставил посмотреть на себя. — Повтори: «я жаждущая внимания сучка», — Хэнк над ним натурально глумился.       Возвышался над Гэвином такой мускулистой горой. Смотрел на Рида сверху вниз с ухмылкой. — Пошёл ты, — огрызнулся Гэвин. — Какая грязная у тебя пасть, пацан, — цокнул языком Хэнк. — Но я знаю, как это исправить. Я знаю, чего ты хочешь.       Он за волосы притянул упирающегося Гэвина лицом к своей мошонке и потёр им о свою приличную выпуклость в чёрных брифах. — Я знаю, что на самом деле хочет такая сучка, как ты, пацан, — прорычал он сверху, — Но получишь, если выдержишь всё, что я тебе приготовил. — Ублюдок, — невнятно прорычал Гэвин, которого насильно прижимали к чужой промежности.       Его собственный член предательски встал. Слишком хорошо оттренировал его Хэнк: тело уже отдельно от Рида реагировало на определённые действия Андерсона.       Наконец, Хэнк его отпустил, довольно хмыкнув. Обошёл Рида и стал сбоку. — Итак правила те же: дёрнешься, попытаешься увернуться — накину ещё десятку. Можешь скулить, орать — я даже за. Готов?       Не дожидаясь ответа, Хэнк замахнулся и огрел Рида. Первый удар болезненно обжог спину Гэвина. Он напряг всё тело, чтобы не дёрнуться. Сжал челюсть — орать он не будет, не дождётся. Место удара горело на коже. «Один», — отсчитал про себя Гэвин.       Особо не давая передохнуть, Хэнк стал наносить ещё удары. В комнате слышались только свестящие звуки разрезающего воздух кнута и шлепки грубой кожи о кожу Гэвина. Рид честно старался сдерживаться, как мог, но когда удары стали попадать на уже имеющиеся красные следы, не смог сдержать болезненного стона. Теперь он мычал на каждый прилетающий удар. Отсчитывать он прекратил где-то на одиннадцатом ударе, выплюнув злобно «Сука». — Давай, пацан, выпусти всё, — сквозь шум в ушах услышал он напряжённый голос Хэнка сзади.       И Рид выпустил: сначала он орал все ругательства в адрес Хэнка, которые мог вспомнить, потом просто орал, потом уже болезненно стонал, когда спина и ягодицы превратились в одну горящую пульсирующую точку.       Ударяя о тело, кнут ещё и загибался, проезжая по рёбрам. У Гэвина теперь ещё горели и они. В какой-то момент то ли он дернулся, то ли отклонился, но Хэнк наступил ему на загривок, прижав Гэвина лицом к ковру. Не сильно, но вполне жёстко. Прорычал: «Стой смирно».       А потом Рид провалился в глубокий транс: боль горячим наслаждением разлилась по телу, ритмичные удары ощущались почти ласковыми поглаживаниями. Он не заметил, как сам стал раскачиваться под свист кнута, не пытаясь уйти от ударов, а как будто поддаваясь им. Он весь взмок. На ковёр тёк пот, слюни изо рта, капали капли предсемени из болезненно стоящего члена. Возможно даже слёзы: лицо было мокрым — невозможно было разобрать от чего. Он даже не понял когда все прекратилось. Тело словно обволакивала тёплая нежная дымка.       Почувствовал, как Хэнк погладил его по щеке, присев перед Гэвином на корточки. — Как ты, пацан? — требовательно спросил Хэнк, поднимая лицо Гэвина за подбородок.       Гэвин с трудом разлепил веки и уставился на Хэнка затуманенным взглядом. Язык плохо слушался. Глубоко вздохнув, Гэвин выдохнул: — Зелёный, сэр…       Хэнк аккуратно вытер рукой его лицо. Смотрел так нежно своими синими глазами. Гэвин в них буквально тонул. Он улыбался Хэнку, как пьяный. — Молодец, пацан, — хрипло похвалил Андерсон. — Очень хорошо продержался. Горжусь тобой. Хочешь свою награду? — Да, сэр…       Гэвин хотел свою награду. Он хотел всё, что Хэнк ему даст. — Умница.       Андерсон за подбородок притянул к себе Гэвина и мокро поцеловал в его плохо слушающийся рот. — Хочу выебать тебя по слюне, пацан. Будет болезненно, но ты справишься, — прошептал ему в рот Хэнк.       Гэвин медленно кивнул. Возможно, что из всего он услышал только «хочу выебать тебя». Хэнк хотел его. Это очень хорошо. Гэвин тоже хотел Хэнка.       Андерсон, легко подталкивая, повалил Гэвина на его многострадальную спину. Мягкий ворс ковра неприятно ощущался на красной от порки коже, тысячами иголок впиваясь в спину и ягодицы. Но Хэнк уже проталкивал пальцы одной руки ему в рот, приказывая сосать. Второй рукой он стащил с себя трусы, устроившись между приглашающе разведённых ног Гэвина. И Гэвин сосал, облизывал толстые пальцы Хэнка. Слюны у Гэвина скопилось предостаточно.       Удостоверившись, что пальцы достаточно мокрые, Хэнк вытащил их изо рта Гэвина и приставил к сжатым мышцам. У них давно не было секса, так что хоть первый палец вошёл и легко, второй болезненно обжёг. Но Гэвин был максимально расслаблен. К тому же второй рукой Хэнк наглаживал его грудь, пощипывая и выкручивая соски. Так что достаточно быстро Гэвин уже сам насаживался на два его пальца, ёрзая по ковру. Боль от жёсткого ворса даже перекрыла боль от третьего пальца в его заднице. Гэвин лишь простонал, но его тут же заткнули жёстким поцелуем.       А потом Хэнк нащупал внутри заветную точку, и боль совсем исчезла, уступив место наслаждению. Гэвин упустил момент, когда пальцы в заднице заменил крупный член Хэнка. Услышал только протяжный стон в губы. — Блядь, пацан, ты такой узкий, — выдохнул ему в ухо Хэнк. — Хочу растрахать твою дырку, чтобы она потом сутки не смогла сжаться. Чтобы ты ходил и помнил, кому принадлежишь. Кому ты принадлежишь, пацан?       Гэвин что-то неразборчиво проскулил в плечо Хэнку, чувствуя первый аккуратный толчок. — Говори! — прорычал Хэнк, кусая его за шею и тут же зализывая. — Вам, сэр! — выкрикнул Рид на сильном толчке. — Да, ты мой, — прорычал Андерсон и стал бешено вколачиваться в задницу Рида.       Много ощущений: саднящая боль на спине и ягодицах, проезжающихся по ковру, распирающий член Хэнка в заднице, его укусы, которыми он щедро осыпал шею, плечи и грудь Рида. Член Гэвина, зажатый между их телами, уже мокро скользил то ли от пота, то ли от предэякулята. Слишком много ощущений.       Гэвин балансировал на грани. Но Хэнк не разрешал ему кончать. Без команды нельзя. Слишком дорого ему обошёлся в прошлый раз этот урок, когда Хэнк не позволял ему кончать почти два часа. Поэтому Гэвин как мог сдерживал себя. Но не был уверен, что его хватит надолго. — Хочешь кончить, пацан? — хрипло выдохнул ему в лицо Хэнк, грозно нависнув над ним. — Да, сэр, — простонал Гэвин, попытавшись насадиться на член Хэнка. — Проси, — оскалился Андерсон. — Пожалуйста, сэр, пожалуйста, — Гэвин так ненавидел просить, по жизни, но пиздец как обожал просить вот так, — можно мне кончить? — Конечно, пацан, — разрешил Хэнк и начал вбиваться в растраханный зад Гэвина с бешеным ритмом. Гэвин уже не просто стонал, он орал в совершенном забытье. А когда Хэнк взял в руку его член, то хватило одного лишь сжатия головки, чтобы Гэвин излился себе на живот. — Ум… ни… ца… — рвано пропыхтел Хэнк.       С каким-то звериным рыком он кончил внутрь Гэвина. Он устало лёг на Гэвина, практически придавив того своим весом. Под большим и тяжёлым Хэнком было так хорошо, так спокойно, так безопасно. Плевать уже было на ворс ковра, который все ещё впивался в красную спину и ягодицы. Плевать было на мокрую сперму на животе. Да на весь ёбаный мир было плевать. Был только Хэнк, пахнущей потом и сексом. Его Хэнк.       Рид слабо потянулся за поцелуем. Хэнк почти сразу ответил ему. Он нежно ласкал губы и язык Гэвина. Слишком нежно. Аж сердце щемило. — Спасибо, Хэнк, — выдохнул Рид, прижимая к себе Андерсона за мокрую спину. — Всегда пожалуйста, Гэвин, — мягко промычал Хэнк, целуя Рида в висок. — Люблю.       И не важно было, кто это сказал.