~1~
— Тук-тук, – Нечаев врывается в кабинет слишком неожиданно, заставляя увлёкшегося Харитона нервно подпрыгнуть. Учёный совсем не был таким пугливым, как могло только что показаться, просто, обычно, никто не имеет привычку врываться в его кабинет просто так, памятуя о характере Захарова. В узких кругах его называли психом. Кто-то прозвал заучкой. Кто-то ошибочно думал, что является его другом, но если спросить самого Захарова, тот с трудом бы смог вспомнить имя говорившего. Кто-то слепо поклонялся, говоря о том, что именно таким должен быть настоящий товарищ. Особенно, если он "один из гениальных умов нашего века". Захарову было плевать, как и всегда в таких случаях. Он лишь незаметной тенью проходил мимо, ухмыляясь себе под нос - или фыркая, если разговор вновь заходил о том, какой же он невыносимый мизантроп. Никто не имел привычку так врываться. Никто и не врывался. Кроме Нечаева. И Харитон сам не заметил, как этот матёрый военный вообще вошёл в его жизнь. Честно сказать, на этот вопрос не мог ответить и сам Нечаев. Ему просто стало интересно узнать об этом учёном, что был так популярен в кругах комплекса, и не только - каждый в СССР знал его имя. Стало интересно узнать, правдивы ли те слухи, что ходили по комплексу. И он узнал. Правда, выводы сделать так и не смог. Да и не хотел, по правде говоря. Нечаеву просто нравилась его компания. Нравилось, как он задумчиво хмурился, когда его очередное исследование, способное продвинуть человечество на пару лет - веков - вперёд снова встало из-за ошибки. Нравилось, как этот учёный злился на тело, неспособное работать без перерывов, а потом сопел на диване ведь, "если ты не отдохнёшь, клянусь, я въебу по твоей умной башке так, что её не будет". Нравилось, как тот сгрызал очередную ручку, забываясь. А потом отплёвывался от чернил, заставляя Нечаева дико ржать: — Ты будто черники обожрался, блять, - орал майор так, что только глухой не слышал, что произошло, параллельно пытаясь заснять и увековечить "для потомков". — Вы как ребёнок, ей богу. И, наверное, сам не заметил, как его отношение от "ебанная душнила" перешло к "я въебу всем, кто назовёт его душнилой". Его походы к Захарову стали чаще, а тепло в груди всё больше, не забывая напоминать Нечаеву, из-за кого это всё происходит. А потом майор пропал. Сеченов отправил его на какое-то задание, и Алексеевич не появлялся в комплексе больше месяца. И вот, сейчас он тут. Стоит с широченной улыбкой и ждёт, пока Харитон отойдёт. — Ты не говорил, что приезжаешь сегодня, – наконец нашёлся со словами. В голове было много слов, но все они были заимствованы из лексикона майора, и учёный решил, что он слишком высок для такого. — А я и не должен был, – подмигнул майор, наконец, обходя учёного, и осматривая убранство кабинета, будто не видел его несколько лет. — Сеченов сказал, что моя помощь больше не требуется, – пожимает плечами так, будто это само собой разумеющееся, и босс постоянно так делает. Захаров ухмыляется и отходит обратно к столу, собираясь продолжить своё исследование. Он никому не скажет, но по майору скучал. Не хватало этих "ебучих пирогов" и шумного Сергея в его кабинете, норовившего схватить всё, что не припаянно. Таким поведением майор сильно напоминал ребёнка и иногда хотелось вдарить ему по рукам, чтобы не лез куда не просят. — Скучал по мне? – вопрос звучит слишком неожиданно для задумавшегося Харитона. В голове набатом бьёт предположение, что майор научился читать мысли, но он не даёт ему пройти дальше фантазии. Лишь поднимает глаза и улыбается так по-скотски, заставляя внизу живота Нечаева что-то приятно скрутиться. Этого ему не хватало. Не хватало такого Харитона. И он готов признаться в этом под дулом пистолета. И он признаётся, подходя ближе, и вставая прямо напротив. — Может быть, – наконец находится с ответом он. И, честно сказать, это единственное, что он смог из себя выдавить. С каждым словом майор подходил всё ближе и ближе, пока наконец не остановился в нескольких метрах от учёного, забыв про всякое личное пространство. — Может быть? – переспросил он, а у самого глаза горят так, будто туда вставили два мощных фонаря. Смотрит и наклоняется ниже. Ещё Ещё И ещё — Я скучал, Харитон, – тихо шепчет Сергей практически в губы, а Харитон умирает. Ему кажется, что сейчас его гениальный мозг накроется от перегрева. Нервно облизывает губы, которые вдруг стали слишком сухими. И, видит бог, он не специально, но заметив, как глаза майора стали светить ещё ярче - хотя куда больше - он готов сделать так снова. Смотрит в ответ, приближается ещё ближе. Заполняя собой всё пространство. Проникая в суть майора глубже. Их дыхание смешивается, образуя только им понятную мелодию. — Да, – отвечает так тихо, что Сергей бы точно не услышал, если бы не находился настолько близко. И видит улыбку в ответ. — Харитон Радеонович, я забыла сказать...ой, – дверь закрывается. На этот раз её стук слышен обоим персонам, и они, кажется, отмирают. — Блять...~2~
— Какая же ты сука, Харитон, ты даже не представляешь, - Нечаева редко можно было встретить таким разозлённым в стенах кабинета Захарова. Обычно он разве что не летал по кабинету, рассказывая очередную дребедень, которая неплохо отвлекала мозги уже заебавшегося учёного. Он никому не скажет, но ему даже нравилось это. Истории Сергея были интересны, особенно, когда он возвращался с очередного задания и жаловался на сучёныша Сеченова, который опять отправил его за три пизды. Захаров честно пытался спрятать улыбку, но выходило у него скверно. Рассказы про знаменитого Сеченова-суку оказывались до жути смешными. Но сейчас Нечаев был зол. На учёного, конечно. Он разве что не брызгал ядом, пытаясь что-то говорить, чем только злил Харитона. — Сука из нас тут только вы, товарищ майор, – прошипел он, отходя на безопасное расстояние от бешеного майора. Нет, он его не боялся, просто всегда нужно иметь тактическое отступление, которое, кажется, теперь тактически перекрыто. Ебучие пироги. — Повтори, – Захаров никогда не думал, что голос человека может быть настолько низким. Однако Нечаев удивлял его с каждым днём всё больше и больше, и сейчас не исключение. Он бы мог это закончить. Просто отойти от взбешённого майора и притвориться, что ничего такого не было. Мог бы. Да вот только гордость говорила идти напролом и до конца. Он так и сделал, поднимая голову и улыбаясь мерзко-мерзко. Такого Харитона боялись. Такого Харитона уважали и обходили стороной, лишь бы не смотрел. — Вы сука, Сергей Алексеевич, – да вот только Нечаев не боялся. Не боялся и лишь поднял бровь, ухмыляясь на такую реплику. Его, кажется, это только сильнее раззадорило и Харитон уже сто раз проклял зажравшуюся гордость, что решила покинуть сцену несколько минут назад. Нечаев подходит ближе, уже который раз на этой неделе наплевав на личное пространство. Пора устроить лекцию о важности этого феномена, ибо Захарову нравится это всё меньше и меньше. Все мысли уносятся после того, как майор наклоняется ниже. Опять Блять — Хорошо, Харитон, я был неправ, признаю, но ты...– дверь в кабинет отворяется, впуская такого же взвинченного Сеченова в помещение. Нечаев удивлённо взирает на начальника, не зная, что тот вообще способен на подобное состояние. Он всегда представал перед ним в собранном состоянии и сейчас, смотря на него, майору показалось, что кто-то умер. — Я помешал? – удивлённо спрашивает Сеченов, наконец, рассматривая представшую перед ним сцену. — Могу зайти позже, – и уже собирается уходить, как Захаров отмирает, отпрыгивая на безопасное от Нечаева расстояние. Он клянётся, что поставит пароль на дверь, чтобы майор вообще перестал ходить к нему в кабинет, во избежание этих... казусов. — Я знал, что ты признаешь это! – окликает его Захаров в дверях. Очередной их эксперимент закончился разногласием, которое они не смогли решить сразу. Оба учёных плевались ядом в друга друга, стремясь доказать другому свою правоту. Удивительно, что Сеченов вообще пришёл. Обычно, они оба отходили на другой день и снова обсуждали, принимая недочёты друг друга. — Мне жаль, – повторяет Сеченов, а извинения неприятно оседают на языке. Ему было нелегко признать свою вину, но когда этого требовали обстоятельства, он был готов это принять. — Я задел твои чувства, – они и правда наговорили много лишнего, переходя на личности. И злой Харитон сорвал свою злость на подошедшем Нечаеве. Он был уверен, что его подослал Сеченов и кофе в руках майора вдруг оказался у него в волосах. И на одежде. И на рядом проходящем Вовчике. — Меня это никак не задело, – фыркает Захаров. — Видел я, – ухмыляется подошедший к ним Нечаев, и тут же шипит, огребая от Харитона локтём.~3~
— Вы как ребёнок, товарищ майор, - весело ухмыляется Захаров, смотря на такого злого Нечаева перед ним. Да! Обычно всё бывает наоборот и Нечаев ржёт над ним, но сегодня сука-судьба, наконец, решила, что так нечестно, и отыгрывается на майоре по полной. Ровно как и Харитон, уже успевший достать аптечку из шкафа. — Пошёл ты, – шипит майор, когда учёный поливает зелёнкой его царапины. И Нечаев уверен, что эта сука делает так специально. Всё тело нещадно болит и зудит, а веселящийся Захаров ситуацию совсем не красит. Конечно, П-3 получал ранения и хуже, но все его раны всегда обратывались, когда он был без сознания, что заставило позабыть о том, какой неприятной бывает эта хуета. Учёный снова наносит зелёнку и агент не сдерживается, шипя уже в открытую и отодвигается подальше. Мысль огреть себя чем-нибудь по голове, чтобы ему всё обработали, пока его здесь нет, кажется всё привлекательнее. И он даже окидывает взглядом кабинет, стремясь найти то, что поможет ему, пока не чувствует холодный воздух на своей руке. Удивлённо взирает на Захарова, который дует на руку, чтобы уменьшить жжение от ебучей зелёнки. Нечаев думал, что потерял возможность краснеть в далёком прошлом, но она вновь вернулась, не давая о себе забыть. И он отводит взгляд, силясь не смотреть, как привлекательные губы складываются в трубочку и выдыхают. — Точно ребёнок, – улыбается учёный, даже не смотря на майора. Признаться, ему самому неловко, но красные щёки агента стоят того, чтобы повторять такие процедуры каждый день. А Нечаев пропадает. Пропадает в этой улыбке, что так редко появляется на лице учёного. Пропадает и понимает, что его никто не найдёт. Даже, если попытается. Он готов отдать всё, что у него есть, лишь бы продлить этот момент. Кажется, что время остановилось. Что стрелки часов замедлили свой шаг только для них. Что весь мир замер, пока они находятся здесь, смотря друг на друга и находя всё новые и новые черты, будто видели это лицо впервые. Будто до этого никогда не встречались в коридоре. Будто не было всех этих проведённых в лаборатории часов. Будто они вновь познакомились, забыв имена. — Харитон Радеонович, у нас всё готово, – Лариса вновь появляется неожиданно, напоминая учёному, что у них на носу испытание важного эксперимента, успех которого решит всю судьбу человечества. Так надеется Харитон. Так надеялся и Нечаев, но честно ему уже насрать. Он готов сам стать испытуемым, лишь бы их прекратили прерывать. — Я ненавижу твой кабинет, – стонет агент, опускаясь на плечо Захарова. И он, как никогда, солидарен с ним.~4~
— Привет Лунатикам, - дверь, в который раз за день, открывается, являя взору весёлого Нечаева, о чём-то спорящего с Петровым. Эти двое успели спеться за то время, пока оба ждали заработавшихся учёных в коридоре. Поначалу это каждый раз были драки, стоило им появиться в одном помещении. Да даже если они дышали одним воздухом это могло вызвать драку, разнимать которую приходилось всем комплексом. Петров не доверял Нечаеву, думая, что этот пёс ошивается здесь только ради получения информации. Что не стоит ждать ничего хорошего от "сеченовской шавки" и агента нужно срочно выгнать из комплекса, пока он всё тут не разрушил. Нечаев не доверял Петрову просто потому, что тот ему не нравился. Змей часто ошивался рядом с Захаровым и это неимоверно напрягало П-3, но он никому об этом не скажет. Никогда А потом они сдружились. Никто не понял, как и в какой момент времени это произошло, но жизнь в комплексе стала в разы лучше после этого. Они больше не стремились убить друг друга, завидев кого-то в конце коридора, через который собирались пройти. И вот сейчас эти двое стоят в химической лаборатории и Захаров готов покляться, что лучше бы они снова дрались. Этот дуэт оказался хуже того, что было раньше. Если раньше Нечаев просто заходил в лабораторию и сидел смирно, боясь что-то трогать после взрыва, который он устроил, то теперь он спокойно проходит вслед за Петровым, будто пришёл домой. Раздражает Петров и Нечаев Раздражают — Товарищ майор, – недовольно тянет Захаров, но тот его, кажется, и не слышит вовсе, продолжая стоять рядом с Петровым и смотреть, чего он там химичит. И Захаров честно пытается работать дальше, но не выходит. Из-за отсутствия привычного щебета над головой всё выпадает из рук, а нужные реактивы никак не находятся. Харитон хочет рявкнуть на них, чтобы они ушли. Хочет выставить Петрова за дверь, чтобы шёл работать к Ларисе, а его Нечаева оставил в покое. Хочет Но понимает, что эта лаборатория общая и он, каким бы нелюдимым не был, не может этого сделать. Даже, если очень хочется. — Товарищ майор, – вновь окликает Захаров и на этот раз агент слышит. Поднимает глаза, задавая немой вопрос, а учёному бы самому на него ответить. Не знает зачем окликнул. Не знает, почему ему надо, чтобы майор смотрел только на него. Не знает, но всё равно нервно сглатывает, безмолвно прося подойти ближе. И майор - вот умница - понимает. И подходит. Петров перестаёт его волновать, перемещаясь куда-то на задний план. Они снова одни. Одни на целом свете. Среди всех этих колбочек и пробирочек, содержимое которых Нечаев никогда не поймёт. А он и не хочет. П-3 хочет понять только Захарова. Его и никого больше. Они стоят, не замечая, что уже давно потеряли рамки привычной дистанции. Харитон, которого заебал Петров, нагло отобравший у него Нечаева. И Сергей, которому просто нравится смотреть в его необычные глаза. Их прерывает сука-Петров, который радостно вскрикивает, когда у него получается необходимая реакция, которую он пытался добиться уже около недели. И им остаётся только улыбнуться. Улыбнуться и неловко коснуться руками, пока Захаров подходит к Виктору, чтобы посмотреть, что получилось.~5~
— А у тебя тут уютненько, – тянет Нечаев, задумчиво оглядывая пристанище Захарова. Честно сказать, он ожидал большое количество всякого учёнского барахла, раскиданного по углам. Или головы врагов, которые неимоверно бесили его. Нечаев даже думал, что его голова была бы следующей. Но квартира была...обычной. Разве что немного пыльной, но это ожидаемо от хозяина, который предпочитал жить на работе и приходить сюда, чтобы принять нормальный душ. Хотя и душ он частенько принимал в комплексе. — А ты ждал чего-то другого? – усмехается Харитон, проходя в квартиру. Муся вертится под ногами, радостно виляя хвостом. Хозяин как-то подзабыл, что его кошке нужно было есть. Как и самому ему, но это выходило на второй план, ведь в первую очередь он человек науки. — Тебе честно сказать? - усмехается агент, проходя вглубь квартиры. — Это блять чё? - указывает на кошку, наконец, замечая, почему Харитон вообще сидит на коленях. Блять Он уже расслабился, что никаких голов не будет, и тут он видит вот это. У неё нет морды, или П-3 сошёл с ума после очередного задания от Сеченова? — Муся, – ласково тянет учёный, и Серёжа готов покляться, что ничего милее этого он в жизни не видел. Никогда Названная Мусей только сейчас замечает незнакомого человека в доме. Она тихо идёт к ногам майора, оглядывая - Серёжа готов покляться, что это было так - с ног до головы. И ластится к его ногам. — Ебучие пироги, – ругается агент, замечая усмешку на лице Харитона. Он всё также сидит на коленях ласково смотря на эту картину, и П-3 кажется, что у него остановится сердце, если он продолжит смотреть на такого Захарова. — Ты ей понравился, – усмехается он, впрочем, даже не пытаясь встать и забрать кошку назад. Ему нравится видеть эту картину. Нравится смотреть, как неловко майор наклоняется, чтобы погладить Мусю. Нравится, как она трётся об его руку, разрешая продолжить. Нравится. И он готов выбить это изображение на своей сетчатке, чтобы оно постоянно было перед глазами. — Смешно тебе блять? – бурчит майор, кошку однако не убирая. Она ему нравится. И хозяин её нравится. И Серёжа чётко видит в Мусе Харитона. Такого же неприступного, но как только узнаешь его получше, то сразу поймёшь, что жить без него не можешь. А даже если и можешь, то жизнь кажется такой неполноценной, что впору сдохнуть, чем пытаться. Так Нечаев думал всегда. Всегда, когда Сеченов отправлял его на очередное задание, и они не могли видеться по несколько месяцев. Всегда, когда покидал его кабинет и шёл домой. Всегда. Без этого ''всегда" он больше не видел себя. — Да, – честно отвечает учёный, даже не пытаясь скрыть своей улыбки, когда агент пытается неловко пройти к нему, что не получается из-за не сдвинувшейся ни на миллиметр кошки. — Пизда, – он всё же проходит, но в последний момент цепляется за Мусю, кубарем падая на хохотавшего от этого падения Харитона. Но становится не смешно. Не после того, как тот приземляется аккурат на Захарова, успев лишь подставить руки, чтобы не придавить учёного своей тушей. Не смешно, когда лицо майора оказывается слишком близко, что можно увидеть своё испуганное лицо в глазах напротив. Кошка куда-то пропала, сделав своё дело, а агент не собирался вставать. Его совсем ничего не смущало в таком положении. Ни красное лицо Харитона, ни такое же красное собственное. Способность краснеть снова вернулась оттуда, откуда её не ждали, напоминая о себе. — Серёж, может быть ты? – собственное имя окончательно срывает крышу майору. Сердце набатом грохочет где-то в горле, пока он сам наклоняется ниже. Ещё ниже. Так, чтобы можно было впитать каждую клеточку партнёра Так низко, чтобы слиться с человеком. Стать его частью. Понять его мотивы. Полюбить ещё больше, чем есть. Ниже Так, чтобы облизав собственные губы, случайно задев при этом чужие, прошептать. — Нет. И наконец прикоснуться к таким необходимым сейчас губам. Близко. Ещё ближе. Прикоснуться, ощущая на губах такой нужный ответ. Целуя будто в последний раз. Будто чужие губы такой необходимый кислород. Но Нечаев готов отказаться от него, лишь бы этот момент продолжался как можно дольше. Только бы они лежали так. На полу Захарова. В его квартире. Целуясь с Захаровым. Теперь их никто не прерывает, и они сполна наслаждаются друг другом. Так долго, как могут, пока потребность в дыхании всё-таки не пересиливает, и они не отстраняются. Недостаточно для того, чтобы их дыхание прекратило смешиваться, но всё ещё близко, чтобы глаза продолжали смотреть друг на друга. — Люблю, – шепчет майор, касаясь чужого носа. Рассматривая такие родные черты, словно в первый раз. И замечает улыбку. Повторный поцелуй стал ему ответом.