Часть 1
26 марта 2023 г. в 16:22
Шан Цинхуа любил свой мир. Любил искренне, сентиментально, до дрожи на кончиках пальцев и замирающего от восторга сердца. Разве он мог иначе? Это ведь… Этот мир – его творение, его грандиозное дитя, в которое он вложил десятки бессонных ночей, пару диоптрий зрения и жизнь. В буквальном смысле жизнь – Самолет, Пронзающий Небеса, умер, едва успев закончить роман. Именно этот…
Нет, не так.
Тот самый роман, который на проверку оказался настоящим. В нем ночь сменяет день, еда насыщает, живые существа размножаются и убивают друг друга, светит солнце и льет дождь. В нем есть голод и смерть, войны и мирные, практически сказочные деньки. Мир из романа – эта планета – существует.
Естественно, осознав свое «посмертие», Самолет готов был бегать кругами и орать от восторга – чем он с полной самоотдачей и занимался, как только младенческое тело выросло достаточно, чтобы твердо стоять на ногах. Ну вы только подумайте! Это же так интересно – посмотреть, как устроен мир за пределами частокола иероглифов сюжета! Увидеть людей, которых ты никогда не придумывал, но они – вот они, живут и здравствуют; полюбоваться на пейзажи, мимо которых твои герои никогда не проезжали; услышать легенды, обрывки которых ты оставил в заметках на телефоне, даже не донеся до черновиков! Восхитительное ощущение, пьянящее куда надежнее алкоголя. И все вокруг казалось таким ярким, светлым, красочным, как картинка в интернете.
«Самый солнечный летний день», «Самый блестящий снег», «Самые яркие звезды».
…Надоело ему, конечно, быстро. Ну, мир и мир. Живой, разнообразный, свой-родной. Каждая пещера в лесу ощущается надежным домом, каждая дорога ложится под ноги не хуже, чем ровнехонький асфальт. Водопровода нет, интернета нет, удобной обуви нет, интересных событий – и тех нет. Какие события, если в том селе, где Шан Цинхуа – тогда еще, конечно, далеко не «Цин», но какая разница – удалось родиться, сбежавшую из загона курицу неделю обсуждают?!
Красиво, но безумно скучно – информационный голод давал о себе знать. Еще и работать приходилось – не интеллектуально, как Самолет привык, а ручками, ручками. Воду в колодце набрать и принести в дом, в огороде поковыряться, на поле помочь – да мало ли в селе работы? Хоть одежду зашить или скотину покормить, дело всегда найдется, даже ребенку. И все это счастье – без музыки, перерыва на «поиграть в телефончике», «почитать книжечку», «записать очень важную мысль». Работа, работа, работа. Монотонная, физическая, тяжелая. И даже без зарплаты.
Ночной кошмар рафинированного миллениала, привыкшего питаться растворимой лапшой и поглощать гигабайты информации за один присест, не всегда даже осознанно. Мир без контекстной рекламы, ярких вывесок и публичных библиотек давил на мозги гораздо больше, чем казалось в те времена, когда Самолет развлекал себя сюжетами о попаданчестве. Дофантазировался – и до попаданчества, и до Пути Гордого Бессмертного Демона.
Надо было писать техно-фэнтези, а не классических культиваторов-превозмогателей. Денег было бы примерно дырка от бублика, зато сейчас жилось бы легче. Наверное. По крайней мере, в техно-фэнтези обязан быть водопровод… И библиотеки.
Но если бы проблема была только в этом… Самолет бы потерпел. Нет, правда! Что такое информационный голод против возможности переписать свою собственную историю? Пусть большую часть сюжета ПГБД составляла порнуха (и не такая уж и низкопробная, как кое-кто трындел без остановки, вполне нормальная, разнообразная – постоянную копирку одних и тех же поз и сцен читатели бы не оценили в денежном эквиваленте! Пусть Огурец сам попробует написать такое количество порнухи и сохранить интерес аудитории!), кому, как не автору знать, что осталось за кадром? Рабство, предательство, недоразумения, смерти. Боль, страх, утраты. Все то, что добавляет истории пикантного привкуса отборного стекла, а реальности… А реальности – привкус отчаяния и беспомощности.
Ведь спасти своих детей у Шан Цинхуа, как оказалось, не получится при всем желании. Он хотел бы, и он мог бы – мало ли в его истории развилок? Вытащить Шэнь Цзю из рабства, не дать Су Сиянь умереть, рассказать Тяньлан-цзюню о ребенке, захватить власть и стать Императором вместо Бинхэ (можно же помечтать о совсем уж несбыточном?), вариантов так много… а возможностей – ни одной.
Система выступала против каждой его идеи по достижению всеобщего блага. «Шан Цинхуа» так себя вести не может и никакой сюжет знать не должен, пользователь, играйте по правилам. Штраф за ООС может превысить накопленные вами баллы и вы умрете. Теперь уже насовсем.
Какого вообще черта? В жанрах ПГБД никогда не стояло никакой литРПГ, по какому праву некое непонятно-что распоряжается в его, Самолета, мире и диктует, что он может делать, а что нет?!
А оно диктовало, и еще как. В детстве свободы было чуть-чуть побольше – Цинхуа мог и кругами по всему селу носиться, и глупости говорить. Но объективно он как раз в этот период сделать ничего и не мог – слабый человеческий ребенок из семьи с уровнем достатка чуть ниже среднего. М-м-м, здравствуй рабство и соседняя от Шэнь Цзю комнатушка в поместье Цю, и то при условии, что он до нужного города доберется. Спасибо, это именно то, о чем Цинхуа мечтал всю сознательную жизнь.
Потом он стал старше, вероятность попасть в рабство снизилась с бесконечности до «50 на 50», и неведомый гейм-литовский паразит радостно ввел такую обширную систему штрафов, что оставалось только лечь под кустик ядовитого папоротника и поплакать, получив по макушке ласковое похлопывание мясистыми листьями – единственную нежность, на которую он мог рассчитывать в этом не проклятом, но весьма жестоком мире.
Поступить на Цинцзин нельзя, место «Шан Цинхуа» – на пике Аньдин и только. Хотя какой из него, писателя до костей мозга, хозяйственник? Общаться с братьями и сестрами по Ордену можно только в рамках характера, а значит – пресмыкайся и думать забудь о дружбе, взаимовыручке и поддержке. Молчи под презрительными взглядами Лю-шисюна и Шэнь-шисюна, удивительно-единодушных в своей надменности перед нижестоящим, пусть и по разным причинам. Один видел в нем недостойного и бесполезного слабака, другой – слабака, который не желает со своей слабостью что-либо делать.
Не то чтобы Шан Цинхуа в действительности был гордым и знал, как этой гордостью пользоваться. Ну, то есть, теоретически, он, конечно, знал – хэй, это он сделал из недолюбленного сиротки, приемного сына прачки, Императора Трех Миров! – но одно дело прописывать на бумаге персонажей, а другое дело… самому им быть. Самолет, Пронзающий Небеса, себя не потерял. Он не умел быть гордым, тем более в том плане, которое подразумевал под собой Древний фантазийный Китай. Он даже по меркам современного Китая не очень гордый, обыкновенный гик-мизантроп, выходящий на улицу только в поисках вдохновения и ради смены обстановки. Он, блин, не может сказать бариста, что тот ошибся с заказом и недолил в кофе карамельного сиропа – ну какой из него гордый бессмертный Лорд Пика? Ладно, до Лорда еще далеко, но хотя бы главный ученик.
Цзю вон с ролью возвышенного аристократа справляется прекрасно – ну так он живет в этом мире с рождения, его сознание – чистый лист, на котором дорогой тушью прописаны основы бытия.
А Самолет слишком стар и прогрессивен для этого древнекитайского дерьма, тем более что оригинальному «Шан Цинхуа» предписывалось быть тыловой крысой и не слишком удачливым шпионом, убитым своим же «хозяином». Под пристальным взглядом вездесущей Системы и захочешь – не рыпнешься.
Но Шан Цинхуа все еще любит этот мир со всеми его недостатками. Как он может не любить? И единственный плюс всей этой ситуации в том, что мир отвечает ему взаимностью. Самолет знает – чувствует. Мир добр к нему, мир пытается поддержать его, насколько хватает сил и возможностей. В детстве у родителей хороший урожай всегда вырастал почти без усилий, а немногочисленная живность болела очень редко. В лесах Цинхуа – городской, вообще-то, житель – без проблем находил съедобные ягоды и полезные травы. В ледяных пустошах Северных Земель он почти не испытывает холода, практически без последствий перенося прогулку под снежными буранами и проживание в ледяном дворце своей личной Эльзы. Неразумная живность всегда ластится к его рукам – от невинной белочки до лунных носорогопитонов, никто и никогда не проявлял к нему агрессии или хотя бы недружелюбия. Если Мобэй-цзюнь был Эльзой, то в кровь Самолета, определенно, затесались гены Белоснежки… Цинхуа на полном серьезе иногда казалось, что спустись он в Бесконечную Бездну – и какая-нибудь пернатая каракатица притащит ему в клюве пресную питьевую воду и позволит себя оседлать, чтобы унести в закат на своей костлявой спине, как гиппогриф Гарри Поттера.
...с разумной и вроде бы как высокоинтеллектуальной живностью дела обстояли похуже. Все, у чего наличествовали хотя бы зачатки человеческого сознания, кажется, честно и откровенно презирало своего создателя. И даже не скрывалось, пинаясь, плюясь и отбрасывая ехидные шуточки про недостойность и бесполезность.
Цинхуа все равно любил и их, жестоких и надменных, своих почти детей, выросших в мире, который построил для них он. Любил и не мог помочь ничем – он создатель, но не бог. У него нет ни сил, ни свободы действий – и оставалось только мысленно кричать, споря с Системой за любой свой гребанный шаг. И на каждой упущенной сюжетной развилке сердце обливалось кровью.
Влиять на сюжет получалось лишь самую малость, почти ничтожную в сравнении с происходящими и грядущими событиями – и даже там, где под руку не лезла Система, вмешивалась воля случая, так же известная, как закон подлости, и все старания пропадали втуне.
Там обронить фразу, тут ввести более современный метод работы – такие мелочи, что даже стыдно. О личном совершенствовании даже речи не шло – «Шан Цинхуа» не должен быть ни талантливым, ни сильным, только безропотно полезным… Сюжету. И то условно. Но уж никак не людям и не миру.
Но Система не может запретить Самолету думать.
Не то, чтобы она не старалась.
Исчезновение Шэнь Цзю Шан Цинхуа заметил первым и, похоже, единственным. На первом же собрании Лордов, с первого же взгляда он увидел, что мужчина перед ним вовсе не Цзю. Хэй, Шан Цинхуа способен буквально по словам и интонациями предсказать реплики своих героев, и уж тем более он насквозь видит главного злодея! Этот самозванец – не Цинцю!
...Шан Цинхуа ненавидел Шэнь Юаня. Этот... Огурец пупырчатый получил то, что Самолету недоступно – возможность переписать историю. Какого черта? Это не его мир! Это Цинхуа должен быть тем, кто напишет текст с нуля! Поднимет все черновики, расскажет историю заново – лучше, полнее, счастливее!
Почему это право досталось Юаню?
Почему люди любят его?
Почему весь разумный мир вертится вокруг него?
Почему Шан Цинхуа вынужден с задних рядов смотреть, как этот доморощенный диванный критик, купивший доступ к каждой гребанной главе ПГБД, сеет хаос, строя из себя знатока мироздания и эксперта во всех областях культивационных наук?
Самолет, Пронзающий Небеса, ревновал. Смотрел на живого Лю Цингэ, хвостом увивающимся за Юанем, наблюдал за скалящим зубы Бинхэ. На всех-всех людей, которые ненавидели Цзю, презирали Цинхуа и теперь так искренне любят Юаня.
Цинхуа все еще любил этих лицемеров. Но конкретно Шэнь Юаня он ненавидел. Пока его носят на руках, Цинхуа пинают и бьют по голове – ну да, сам прописал, виноват. Но это же не повод так к нему относиться! Да ничто другое в этом мире не пытается навредить ему! Только разумные демоны и люди. Безмозглые люди почему-то тоже пытаются, в отличие от неразумных демонов. Странная тенденция.
Несправедливо.
Обидно.
Однажды Ша Хуалин стала свидетельницей, как Шан Цинхуа, бесполезный маленький человек-хомячок, к которому Мобэй-цзюнь испытывает какую-то нездоровую привязанность, обнимается с огненным деревом-людоедом, жалуясь ему на несправедливость жизни Горного Лорда. И она, молодая демоница в расцвете сил, здравого рассудка и трезвой памяти, могла поклясться, что дерево, вместо того чтобы проткнуть кусок беспечного мяса острыми ветками и запихать его себе в жаркие недра ствола, обнимает заклинателя в ответ. С тех пор Ша Хуалин очень осторожно относилась ко всем людям в принципе, а Шан Цинхуа предпочитала обходить по очень широкой дуге. Как и Шэнь Цинцю… просто на всякий случай.